Подлый стул

По комнате разносится запах розмарина и иланг-иланга. Старенькая аромалампа немного чадит, но старательно выпускает в воздух успокаивающее облачко пара. По всей комнате то и дело натыкаешься взглядом на что-нибудь для рукоделия. Вот вышивка, которую осталось оформить в рамку. За диваном пакет со смётанным платьем, его нужно только прострочить на машинке - и готово. Где-то прячется альбом с местами несмелыми и по-детски наивными набросками. Лежит незаконченная открытка, вокруг которой россыпью пристроились цветы и ленты. Посреди комнаты стоит стул. Чертыхнувшись, Алла хватается одной рукой за бедро, второй оперевшись о спинку виновника очередного синяка. Она злится. Конечно, уже пятый раз за неделю этот стул не дает ей спокойно дойти до дивана. Как он каждый раз оказывается у нее на пути, девушка никак не может понять. Живет-то она одна, двигать мебель некому. Нет, её навещает мама, пара верных подруг. Она их выгнала полгода назад. Всех. Она и себя чуть не выгнала из этой жизни, но стало страшно. Да и вообще, от проблем бегут только трусы. Умереть страшно, но легко - одно неверное движение обеспечит тебе point of no return, точку невозврата, когда даже передумать уже нельзя. А попробуй, несмотря ни на что, жить дальше. Попробуй перестать ненавидеть себя и жалость когда-то близких людей, которую они старательно прячут. Их выдает голос. Алла никогда не думала, что сможет различать столько оттенков эмоций в одном предложении. Тем более на слух. Но как иначе узнать, что человек улыбается, если ты больше его не видишь? Вообще не видишь. Казалось, ослепнуть - это золотые искры, это белые полосы и красные пятна. Это черный фон для разноцветных рисунков хитросплетений мозга, пляшущих на внутренней стороне век. Все оказалось страшнее. Легко представить себя вне этого мира, после смерти. Как в самом худшем случае без рая ты плывешь где-то в пустоте искоркой сознания или становишься частью ноосферы. А если попробовать хоть на миг отбросить свой эгоцентризм и представить мир, в котором нет тебя? Просто нет. Он живет дальше, а ты не видишь, не слышишь, не чувствуешь, даже не думаешь. Тебя нет. Словно никогда и не было. Тебя стерло смертью. И некого просить вернуться. Словно навсегда удаленный из корзины файл. Именно умершей она чувствовала себя первый месяц. Её словно не стало. Ещё бы: после таких аварий не все выживают. Собственно, в той аварии не все и выжили. Её, хрипевшую разорванным легким, с переломанными ногами, ребрами и внутренним кровотечением сутки вытаскивали с того света. Потом неделю таскали по операционным, собирая по кускам и закрепляя бездушным металлом раздробленные кости. И только две недели спустя поняли, что она не видит. Не расплывчатость близорукости, не мутность катаракты, не отслоение сетчатки - просто выключили мир. Тогда все воспринялось на удивление спокойно, ведь девушка никак не могла поверить, что она будет жить. Это потом были и крики отчаяния, и ночные кошмары, в которых зрение возвращалось, чтобы исказить реальность и вызвать желание ослепнуть еще и во сне, и депрессия, сопровождавшаяся апатией, и то самое несостоявшееся самоубийство. Мать не могла смотреть на страдания дочери и довольно легко согласилась оставить Аллу одну в ее маленькой квартирке. Но прошло четыре месяца, прежде чем она убедилась, что девушка не собирается больше делать глупостей. Она хотела все бросить и жить только ради своей маленькой крохи, но под грузом страха, ответственности и все той же жалости быстро убедила себя, что ей нужно зарабатывать на лечение. Алла больше не обижалась на мать. Как бы та ни старалась, теперь они были по разные стороны этого мира. Да и рядом с дочерью она постоянно начинала плакать, когда она часами ни на что не реагировала, сидя с открытыми невидящими глазами. Все кончилось как-то резко. Однажды утром её разбудило тепло на щеке - светило солнце. Да и снилось что-то хорошее, светлое, и словно напевающее колыбельные, которыми мама успокаивала её, боявшуюся спать без света одной. Девушка больше не видела, но теперь могла почувствовать свет, услышать шелест листьев, вдохнуть запах. И стало немного легче. Она наконец приняла тот факт, что теперь она иная. Что этого никому не объяснить. Что проще шутить в ответ на дурацкие вопросы, чем пытаться втолковать истину. Что её могут только пожалеть, но не понять. Она даже свыклась с тем, что дальше киоска с хлебом у самого подъезда ей не уйти. Есть, где жить, есть, что слушать, мама покупает эфирные масла для лампы... И все бы ничего в её маленьком мирке из четырёх стен, если бы не злополучный стул... ...А ангел-хранитель упорно продолжал из последних сил вытаскивать слабыми ручками стул на середину комнаты, приговаривая: "Милая, не сдавайся. Нужно идти дальше! Главное - живи!"