From Eden

Тени шебутных солнечных зайцев танцуют у самого порога, по стенам подбираясь к подоконнику и открытому из-за жары окну. Вечер ещё застенчиво и неловко полувыглядывает из-за горизонта, удлиняющимися тенями, однако, уже примериваясь к будущим владениям. Суховатый плотный дёрн греет ступни накопленным за день теплом, и Дерек щурится, с удовольствием обводя босой ногой в закатанных почти до колен джинсах полуокружность, приминая на мгновение густозелёную августовскую траву. Под ним – приятное шершавое дерево ступеней знакомого до последней трещины крыльца, перед ним – вид на сонный спальный район его родного города, над ним – иссиня-синее небо. Лора бы посмеялась и сказала, что нет такого слова, но Дерек готов отстаивать его до последнего – иссиня-синее. Только под таким небом (и, разумеется, под крышей своего дома) может жить и функционировать неугомонный ребёнок Стайлз Стилински: он дышит, ходит, двигает вещи и гремит ими за приватностью тонкой закрытой двери, и Дерек встал бы в позу гончей, но он уже давно намного спокойнее, чем был раньше. Он слушает, прикрывая глаза и разъезжаясь углами губ в улыбке, поглаживая запыленное дерево под пальцами, вдыхая тяжёлый запах вечереющего лета. Прислушивается, легко ведя носом, когда там, внутри, Стайлз выясняет для себя что-то новое или неожиданное, изменяя одну тысячную ноту своего естественного аромата. Проводит так целый солнцеворот – от одного росистого и прохладного рассвета до другого, чуть более росистого и прохладного, сопровождает Стайлза на его пути к осени и выпускному классу старшей школы Бейкон-Хиллз. Безмолвный, никем не замеченный… - Хэй, парень!.. Дерек вздрагивает, выныривая из своей чуткой волчьей полудрёмы (на этот раз высмеяла бы Кора, но Кора об этом не узнает, так что ничего не было). - Всё в порядке? Стайлз смотрит прямо на него, сосредоточенно и сдержанно, пытаясь, согласно заветам отца-шерифа, определить наличие и степень возможной угрозы, потенциально исходящей от ошивающегося на его пороге незнакомца. Дерек жмёт плечами и мычит что-то неопределённое, пытаясь собраться с мыслями, собраться с силами, чтобы подняться и уйти подальше от пригревшего его дома. Он так и делает – руки в глубоких карманах, чтобы не показать ненароком сжатые в досаде кулаки, и сутулые плечи, чтобы укрыть внутреннего волка от настороженного взгляда. Стайлз мажет своим тёплым карие по гладкому, без морщин и хмуро-упрямых складок лбу под прядью тёмной чёлки и сильнее сжимает медную ручку, едва заметно качнувшись в неосознанном ещё полностью порыве шире открыть дверь. - Нужно кому-нибудь позвонить? Зайдёшь? – выстреливает привычным сбивчивым речитативом и приглашающе отступает внутрь: – У меня есть кола и, э-э-э, содовая. Только учти, что мой отец – шериф, так что если ты хочешь что-то стащить или ещё что-нибудь, то не надо. Просто, – уже настойчиво тянет за собой, – нет. Дерек встряхивает головой от потока слов и совершенно по-щенячьи щерится, чувствуя на загривке тёплую ласковую ладонь, немного мозолистую и приятно тяжёлую (Питер не отстанет от него за это целую вечность, а Питер всегда узнаёт). Внутри всё неожиданно по-другому: комнаты укрыты тенями разных оттенков, приглушённо скрипят под шагами половицы и в пороховом привкусе глотков-вдохов медленно остывающего воздуха нет ничего странного или неприятного – так и должно пахнуть в доме шерифа. Они болтают в воздухе ногами, хотя оба слишком высоки для высоких барных стульев, и пьют колу в жестяных банках прямо из холодильника, и Стайлз разговаривается за них обоих. И Дерек смотрит. Там, куда он смотрит, родинки на щеках и шее, немного нервные пальцы, там мягкий хлопок в красную клетку и такой же мягкий румянец в тон, там широкий рот весь в словах и открытый взгляд навстречу. Дерек смотрит – и не может никак насмотреться. - Спасибо, – говорит наконец он, прислушиваясь к своим внутренним часам. Снаружи, снова снаружи, он проходит весь щекотно неподстриженный газон, останавливаясь на черте между зеленью и асфальтом, чтобы оглянуться и ещё раз посмотреть на дом. Внутри Стайлз скоро зажжёт свет, Дереку хотелось бы задержаться хотя бы до этого момента. На спину между лопатками ложится и поглаживает знакомая рука. - Пора, милый, – тихо говорят ему в ухо. - Я такой дурак, ма, – приглушённо-сорванно шепчет Дерек. – Я должен был его дождаться. Фигуры растворяются в последних странно зеленоватых лучах заката. Небо над ними было – иссиня-синее.