Исповедь. То, что осталось за кадром.

      — Если бы ты был геем, то кого из своих друзей ты бы от пидарасим в первую очередь?       У Дани снова потемнело в глазах. Ну, что, если уж он взялся за это, то надо доделывать.       — Ох... Во-первых, меня невероятно достали бабы, которые считают охренительно смешным писать, что мы геи. «О, давай, типа, напишем историю про то, как они трахаются! Давай напишем им, что они геи! Давай, не знаю, давай убеждать их, что они геи, вдруг они станут геями?»       Даня уже плюнул на написанный сценарий, ёрничал и кривлялся. То, что чужие люди лезли в его личную жизнь — безумно злило парня.       — Хотя даже слово «отпидарасил» не могут правильно написать. Ублюдочные шлюхи. Да прежде чем писать про кого-либо такое — попробуйте написать о своих парнях. Не думаю, что вам и им это понравится. Хотя нет, вы не напишете. И не потому, что сильно любите своих парней, а потому что у вас их нет. Потому что вы страшные и жирные. И прыщавые. Суки. — Даня понимал, что не может остановиться. Он не может сокрыть самое дорогое, что у него есть — личную жизнь — от взглядов тысяч людей, и это его задевало. Ну, что он за человек такой? Почему то, что он не хотел бы делить ни с кем — стало достоянием широкой общественности? Никчемный мудак. — Да вам всем дорога в ад. Сдохните!       Парень чувствует, что Миша подходит к нему и обнимает.       — Тише, успокойся, — Кшиштовский крепко прижал парня к себе, успокаивающе поглаживал по спине. — Они только могут догадываться. Они не знают ничего.       Даня постепенно успокаивается. Да, никто ничего не знает. Это же только фантазии людей. Совершенно не важно, что они там думают. Главное — это то, что есть на самом деле. И Миша рядом. Это главное.       — Да, ты прав, — тихо говорит Поперечный. — Я опять паранойю и загоняюсь, — он улыбается и нехотя отстраняется. — Надо перезаписать.       Миша уходит из кадра. Чем быстрее они закончат запись — тем быстрее можно будет скрыться ото всех и побыть вместе. Дане это необходимо — он это даст.