Думай про меня

      Коридор заканчивался зияющей дырой: окно было давно разбито. Ветер, воющий тоскливо, будто плача за всех тех, кто плакать уже не мог, нанёс на подоконник и пол снег, припорошив заодно и острые края остатков стекла в раме.        - Ушла во вьюгу, значит... - Андерс провёл пальцами по подоконнику, растапливая иней. Посмотрел на пальцы, мокрые и грязные, в пыли и воде растаявшего снега, никому не нужные пальцы. Протянул руку вперёд, позволяя кому-то из прошлого привычным жестом коснуться их, ласково проводя по тыльной стороне ладони, укоризненно смотря на опять обветренные руки и качая головой. Призрачное тепло забытой заботы пропало, рассыпаясь под особо резким порывом ветра, оставляя внутри противную пустоту.        - И дальше. И снова. И вперёд. Я так устал искать…       Он прислонился лбом к холодной стене, покрытой таким же инеем, как и подоконник. Металл, ледяной и бездушный, на мгновение выбил все мысли из головы, оставляя на их месте по-детски серьёзную обиду на стенку за то, что она недостаточно тёплая и вместе с тем противно жжётся. Где-то в другом конце коридора что-то упало, послышался вскрик, потом опять грохот и снова мертвая тишина, уютно обволакивающая своими острыми краями разум, но выламывающая пальцы в желании пробарабанить какую-нибудь мелодию, лишь бы разрушить её. Андерс даже не дёрнулся: он привык к постоянным гостям этого коридора, почему-то здесь, в больнице, где кроме него никого не было, постоянно шумели и ругались. Кто? Стены, загадочные серые росчерки, старые истлевшие вещи – следы того, что он единственный, кто появился здесь впервые за сотню лет.       Сколько он так простоял? Может, минуту, а может и день. Под слоем пыли на часах уже не видно было ни стрелок, ни цифр, а на улице всё ещё было светло. Проклятое солнце, прожигающее дыры в тучах, холодным безжалостным светом заливая всё, чего касался взор, не грело, лишь слепило глаза, отражаясь от снега и осколков. Но Андерс стоял и наслаждался этими лучами, наслаждался холодом и тихим шелестом листьев, потому что сзади, там, в глубине коридора, из которого он пришёл, не было окон. Не было ничего, кроме стен, ни холодных, ни тёплых, одинаково гладких и чёрных, без каких-либо изменений, лишь множество поворотов и развилок, невидимых в темноте даже привыкшим глазам. Не было звуков, цветов, запахов или ощущений; даже его шаги отдавались глухо, без эха, быстро затихая.       В глазах мгновенно потемнело, стоило только вспомнить о месте, откуда он пришёл, сбежал, спотыкаясь и уползая от собственных мыслей, всепожирающим полотнищем повисших на стенах, отбирающих последнюю надежду на спасение мерзким шёпотом о бессмысленности поиска выхода. Звенящий писк в ушах вместе с диким жаром подкосил ноги, и заставил медленно осесть на землю, с ужасом зажимая рот и уставившись широко раскрытыми глазами в зияющий чёрной дырой коридор. Он помнил, что когда-то, когда он шёл там, были звуки, что-то падало, громыхало, касалось пальцами ветра, но с того момента прошло столько несосчитанного времени, что он уже сомневался в своём существовании тогда, или же это были просто выдумки грезившего о жизни сознания.        - Когда в холодном отчужденьи молил скорей прийти я утро, спасла меня ты от паденья, придя, схватив и громко хлопнув, закрыв ту дверь, тьма шла откуда, и прогнала все листья мрака, чуть всхлипнув горько почему-то и больше не уйдя. Как странно.       Слова сами сорвались с языка, не дав Андерсу даже осознать прочитанное. Стихотворение? Здесь? Выцарапанные, практически выдолбленные в стене, линии букв тянулись так глубоко, что невозможно было предположить, сколько времени провёл тут пишущий, прочерчивая каждую полоску сотни раз, пока она намертво не въедалась в бетон. Действительно, странно. Хотя больница сама по себе самое странное место. По большей части потому, что он мог поклясться, что никаких строчек, или букв, или стихов, или линий, или точек, здесь не было. Стена была чиста. И-де-аль-но.       Откуда-то сверху мелким порошком посыпался снег, оседая на руках и, по-видимому, не собираясь таять, так и лежа на плечах и коленках небольшими сугробиками. Передёрнувшись и недовольно поморщившись, Андерс небрежно, даже не посмотрев, смахнул снежинки на пол, где они и остались. Мысли снова возвращались к стихотворению: оно казалось подозрительно знакомым и вызывало какое-то смутное тепло внутри при прочтении, словно было когда-то чем-то очень важным. Он прочёл его ещё раз, про себя. Потом ещё, уже шёпотом, нахмурившись и склонившись к строчкам. И ещё один раз, громко, позволяя голосу быть ведомым буквами, затихая и возвращаясь к прежней громкости, делая паузы, долгие, гораздо дольше, чем делал бы он сам, если бы зачитывал текст кому-то. И снова где-то в памяти почудилась счастливая улыбка, которую он не смог рассмотреть, словно она была закрыта завесой тумана. Но всё же Андерс прикрыл глаза в надежде увидеть, запомнить ту, что никак не хотела уходить из памяти. И снова чьи-то фантомные пальцы нежно сжали его ладони, пытаясь передать эту улыбку, объяснить её, а чей-то голос восторженно прошептал где-то совсем рядом: "Спасибо... Мне ещё никогда не дарили стихотворений, а особенно таких..." Последнее слово потонуло в пучине мыслей и несвязных вопросов, заполонивших голову и совершенно сейчас ненужных.       - Каких?! - Андерс распахнул глаза, - скажи мне, каких?! Ощущение кого-то рядом стремительно растворялось в воздухе, таяло под натиском эмоций, плавясь и сгорая на глазах.       - Нет, нет, нет, не уходи, побудь ещё немного здесь! Задержись, прошу, тебе же ничего не мешает это сделать, постой совсем чуть-чуть!       Он кинулся вперёд, пытаясь схватить, удержать призрака, голос, воспоминание, прикосновение, Господи, хоть что-нибудь, лишь бы удержать это здесь! Что-то, что может помочь ему найти кусочек прошлого, столь важного, но исчезнувшего из головы напрочь, оставив белый шум и чёрную дыру с наверняка поддельными воспоминаниями.       Но поздно: пальцы лишь больно оцарапали соседнюю стену, чуть смягчив падение, но не поймали ничего, кроме нескольких снежинок. Какая-то часть сознания усмехнулась: конечно, нашёл где выделывать акробатические трюки: в коридоре шириной метра два, а то и меньше. Андерс бы и сам рассмеялся, не будь он так занят, замеревшим взглядом уставившись в стихи и вцепившись руками в волосы, исступлённо шепча строчку за строчкой в надежде повторить видение.       - Вернись… Прошу, кто бы ты ни была, вернись. Я… Пожалуйста… Найдись… Вернись. Я не могу здесь больше быть. О…Один. Голос дрогнул на последнем слове, и сам Андерс тоже задрожал, мелко, почти незаметно, словно от лёгкого прохладного ветерка. Темнота рядом теперь казалась особенно чёрной и страшной, а сам коридор словно бы придвинулся ещё ближе.       Желая спрятаться, укрыться и снова увидеть её образ, блуждающий по подсознанию, он зажмурился и уткнулся лицом в ладони. Снег продолжал падать, принося жгучий холод, впивающийся острыми концами снежинок.       Так близко и так далеко. Кто это был? Почему она знает стихи? Почему он знает её? Откуда она появилась здесь? Кто он такой? Кто она такая? Почему? Вопросы крутились в голове сумасшедшим хороводом, шепча и крича на разные лады, заставляя виски трещать от боли, сбивая при этом с действительно важных мыслей. Ощущения были точно такими же, как когда он вышел сюда: что-то витало совсем рядом, какая-то истина, которую он не мог разглядеть за множеством крохотных и ненужных деталей, описывающих происходящее.       "Правильные вопросы дают правильные ответы", - гласила ещё одна надпись, грубо нацарапанная на стене. "А правильные ответы дают путь к выходу," - вторил ей шёпот на границе сознания.       "Вопросы... Ответы... Выход... Что здесь происходит? Откуда появляются надписи и что есть правильные вопросы и ответы? Выход откуда, а главное, куда? Чертовщина какая-то..." - запутанные в дикий клубок мысли постепенно распутывались, оставляя одну, ясную и чёткую: надо продолжать искать. Надо встать и продолжать поиски, неважно чего или кого: выхода или девушки, главное встать. Осознание этого пришло внезапно, мгновенно ударяя по телу волной энергии.       Мир взорвался кучей всполохов, мельтешащих перед глазами, когда Андерс, схватившись за подоконник, подтянулся на руках и кое-как встал на ноги. В ушах пронзительно звенело, а тело грозилось снова упасть на пол, но он цеплялся за стены, за буквы, за всё, до чего дотягивались пальцы, лишь бы только удержаться здесь, наверху, где у него был хоть какой-то шанс разобраться в происходившем.       - Выход, выход, выход, где он может быть? Вокруг лишь стены, и я сам, и пустота, а дорога где-то в темноте, где не осталось ничего, кроме безнадежности. Как бы хотелось всё спалить здесь, залить бензином и поджечь, а самому выйти в небо! Как бы я хотел! Хотел... Надо найти. Надо искать. Искать везде и срочно! Я не могу стоять и ждать!       Мир смазался в одно серое грязное пятно, предметы которого нельзя было отличить или хотя бы разделить. Цели были точными, понятными и на удивление короткими: каждое дело не представляло собой особой тяжести или, того хуже, возвращения в тёмную часть коридора. Казалось, он сделал всё буквально за мгновение. Шагнуть до одной стены, до другой, понять, что нет ни бензина, ни спичек, крутануться на месте на пятках, на секунду остановиться, задуматься, где они могут быть.. Бросить быстрый взгляд на чёрный проём, покачать головой в знак отрицания, снова шагнуть вперёд-назад, развернуться лицом к окну, подойти к нему, раскинув руки, чуть касаясь пальцами стен, задумчиво посмотреть на осколки, обернуться, не смотря на поступающую темноту подойти по максимуму близко к границе между коридором и бездной, встать, оперевшись спиной на стену и горестно вздохнуть, подняв взгляд наверх.       - Куда идти, зачем брести, ежели вокруг пусто и нет никого, кто руку бы подал помощи, нашёл бы меня или нашёлся бы сам... Что я вообще тут делаю, в месте, где мир виден только через окно... окно… Окно! Точно, окно, это же дыра в стене!       Андерс прямо-таки подпрыгнул на месте от радости: окно это та же дверь, только меньше в разы и всё! Здесь, всё это время совсем рядом, буквально под его пальцами с первых секунд его прихода сюда, как глупо, как нелепо, что он не заметил этого сразу, и так радостно от того, что, да, сейчас он уйдёт отсюда в небо, на улицу, куда-нибудь в мир, но уйдёт, выберется и больше никогда не будет затянут страшной бездной! Он оттолкнулся от стены, резко шагая вперёд, топая ногой по луже растаявшего снега, тут же разлетевшейся мелкими каплями воды и грязи. Мысль, какая мысль, взять и выйти в окно, тем более, что там наверняка вечер и снег не будет так слепить глаза, а значит, он спокойно спустится.       Предвкушение свободы захватило его: он уже стоял на подоконнике, готовый перелететь через остатки стекла и спрыгнуть, когда неожиданно в голову пришла мысль о том, что, наверное, было бы неплохо проверить, не слишком ли тут высоко. Отбив кусок стекла и швырнув его вниз, он проследил за падением осколка на землю. Точнее, на то место, где должна была быть земля, и где не было ничего. Равно как и не было ничего до горизонта. Точно так же, как и не было самого горизонта – один сплошной белый лист, откуда мело снегом, падающим с окна внутрь здания.       Андерс не поверил своим глазам: счастье ведь было так близко... Он почти выбрался наружу, почти обманул вселенную, почти сбежал… О, какая безжалостная ошибка, какая несравненная глупость и наивность! Он никогда отсюда не выберется. Андерс понял это ещё когда шёл по темноте коридора, но сейчас эта мысль заполнила пространство в голове, считаемая единственной истиной. Все его попытки, дни, дела: всё в одно мгновение оказалось бесполезным, ненужным и тщетным. Андерс был возмущён, но вместе с тем опустошён целиком и полностью. Хотелось... Ничего. Ничего не хотелось, ни кричать, ни плакать, ни ругаться. Даже падать на пол и жалеть себя не хотелось. Внутри медленно растягивалась противная пустота и апатия. Бездумный взгляд скользнул по стеклу и задержался на осколках. Что, если... Всё равно выхода другого нет. И помощь вряд ли придёт... Да и жизнь его не слишком-то и важна здесь, раз он не может даже вспомнить, что было до. Право дело, это будет быстро и решит кучу проблем. Рука медленно потянулась к самому острому из них, сжала в пальцах так, что по ладоням, запястьям, тоненькими струйками потекла кровь, разветвляясь по рукам, и закапала на кристально чистый пол, собравшись на локтях. Андерс с неким восхищением рассматривал кожу, разукрашенную яркими красными переплетающимися узорами.       «Почему бы и нет» - подумал он, замахиваясь рукой с осколком.       - Передавай ей привет! - обратился уже вслух неизвестно к кому, - и передай ей, я любил её! Может, забыл, но любил!       На секунду Андерс представил, как выглядит со стороны и рассмеялся: получилось весьма комично. Растрёпанные волосы, кровь, капающая с рук, интеллигентного вида лицо, дикая белая одежда и осколок стекла, сжатый в руке. Мда, ни к селу, ни к городу, ни к небу.       Рука дёрнулась к запястью, отвечая готовности уйти навсегда, когда раздался громкий хлопок, а запястье обожгло болью. Стекло, выпущенное из пальцев, ударилось об пол, дребезжа в тишине удивления. Через несколько секунд судьбу запястья повторило лицо, заалев от звонкой пощёчины, прилетевшей из ниоткуда. По краю стены медленно поползла трещина, раздирая коридор на куски и крася воздух бетонной пылью. Андерс понимал, что должен был закашляться, но пыль не касалась его, останавливаясь и клубясь вокруг на расстоянии ладони. Ещё одна пощёчина, на этот раз точно из пустоты, как раз оттуда, куда он смотрел, громкая, обидная, вместе с которой трещина в бетоне неожиданно расширилась, открывая щель, где дико завывала вьюга. Точно так же, как тогда, когда он ушёл откуда-то. Или куда-то. Стена, не выдержав напора снега, разлетелась в пыль, снося ошарашенного данным событием Андерса ледяной волной в чёрную пустоту. Ветер, бьющий в лицо до слёз на глазах, не давал вздохнуть, а жгучий холод стиснул грудную клетку так, что невозможно было даже выдохнуть. Он мысленно взвыл: воздуха катастрофически не хватало, лёгкие раздирало, а любая попытка вдохнуть заканчивалась неудачей.       - Что, вселенная, недовольна обманом? Я сбежал оттуда, и больше меня туда никто не затащит, слышишь? Никто и никогда, никто и ничто, пока я сам не уйду в вечность. Я понял, где я. Кто я. Кто она, - просипел он, тратя остатки дыхания на последние слова, готовый к чему угодно, даже к смерти, ведь уже нечего было терять: всё пропало ещё там, возле окна, когда он не вспомнил ничего о своём же стихотворении.       И вдруг всё пропало. Исчезла темнота, вакуум и холод вокруг. Словно кто-то взял и щёлкнул кнопкой, включая лампочку, батарею и впуская столь желанный воздух. Он вдохнул, судорожно, много, закашлялся от резкого вдоха, потянулся закрыть рот ладонью и неожиданно понял, что он больше не там. Чьи-то руки крепко вцепились в его плечи, не давая даже пошевелиться, и кто-то повис сзади, оттягивая от распахнутого настежь и выбитого окна, крича и матерясь, сердито пиная в попытках сдвинуть высокого Андерса с места. Кто-то, кто вернул его обратно в реальность. Мариан Хоук, единственный друг, любовь и его спаситель.        - Всё, Мариан, я снова тут. Не беспокойся.       Сзади послышался вздох облегчения и в его спину упёрлись лбом, так и не отцепившись от плеч. Он аккуратно, но твёрдо разжал пальцы девушки, быстро разворачиваясь лицом, чтобы удостовериться в том, что он точно дома, а рядом именно Хоук. Она смерила его напряжённым серьёзным взглядом, нахмурившись и сердито закусив губу, и порывисто обняла, крепко прижав к себе и зажмурившись. Андерс лишь вздохнул ещё раз и легко коснулся её плеч, дрожащими руками обнимая в ответ.        - Я беспокоилась.        - Знаю.        - Где ты был?        - Психбольница. Опять. Такая же, как в прошлый раз. И… стихи. Помнишь, те, которые я написал на первый праздник. Они меня и вытащили.        - Правда? – Он не видел её лица, но мог поклясться, что она улыбается: Мариан не умела скрывать радость, всё было слышно в её голосе. – Я читала их тебе: надеялась, что ты услышишь.       Он тихо усмехнулся. О да, услышал он их очень хорошо, так, что уже вряд ли забудет когда-либо.        - А ведь знаешь, не всё было так же, как в прежних уходах, - Он сделал паузу, ожидая, что Мариан что-то спросит, но нет, та внимательно слушала, что он говорил, всё ещё цепляясь руками в потаённом даже для себя страхе, что он снова пропадёт в пучине сознания.        - Там, ещё когда ты не забрала меня, меня пожирала темнота. Полностью и навсегда. А теперь я искал, сам не знал почему и кого, но искал, искал, в трещинах стен, под проклятым подоконником, среди снега и пыли, в каждую секунду нахождения там искал… Искал тебя, Мариан. И нашёл. Хоть и в весьма странном месте, и в странном воплощении, но нашёл. И вернулся. Не отпускай меня туда больше.        - Не отпущу, – девушка мотнула головой и подняла взгляд на Андерса, посмотрев ему в глаза, - сама уйду, но не отпущу. Обещаю.        Он лишь слабо кивнул головой, делая пошатывающийся шаг вглубь комнаты, понимая, что ещё чуть-чуть, и он свалится от усталости, а падать на осколки, ещё и с повисшей на нём Хоук, было слишком эгоистично. Мариан, мгновенно догадавшись о его мыслях, потащила его ближе к небольшому дивану, аккуратно придерживая за бок. Андерс же, лишь тихо и неразборчиво промычав что-то, похожее на «спасибо», упал на подушку, заснув ещё даже не коснувшись её: сражение с собственным подсознанием забрало у него все силы. Но Хоук поняла и ласково улыбнулась, ложась рядом и обвивая его руками, тихо радуясь про себя его возвращению и стараясь не думать о возможном дне, когда сознание решит не выпускать его из своей паутины. Она лишь коснулась его пальцев, смотря, не сдвинулась ли перевязка и не надо ли её поменять, но всё было в порядке. С окном они разберутся завтра, благо, зима ещё не вступила в свои права и на улице ещё не так холодно, а пока, всё, что нужно было обоим – спокойный сон, без переживаний и беспокойств, самый обычный сон рядом друг с другом, с уверенностью, что никто из них никуда не пропадёт.