В Чикаго

В Чикаго пять часов утра. Я не спеша пью бренди в пабе " Морячка Шелли". И вроде все прекрасно, можно расслабиться, но... — I wanna be loved by you, just you, And nobody else but you... (*) На небольшую сцену выходишь ты, ради тебя, собственно я и здесь. Мы не знакомы, но твой голос сводит меня с ума, я полностью схожу с ума от тебя. Тебе далеко до высшего общества, ты безвкусна и проста. Но в тебе есть изюминка, которой нет в этих богатых, самовлюбленных гордячках Чикаго. Ты — живая. Тебе не нужно строить из себя некую "пай-девочку", не нужно ходить, задрав нос и фальшиво улыбаться в ресторанах, кладя ногу на ногу. Телесное, блестящее мини-платье с глубоким вырезом и открытой спиной, безусловно, тебе идет. У тебя длинные, стройные ноги, старомодные туфли на небольшом каблуке совершенно не портят общего впечатления. — I wanna be loved by you, alone! Boop-boop-be-doop! I wanna be kissed by you, just you, Nobody else but you, I wanna be kissed by you, alone! Я закуриваю сигару и не спеша подхожу к барной стойке. Бармен с интересом меня рассматривает, не часто в его заведении можно увидеть таких как я — элиту общества Чикаго. — Бренди, — устало произношу я, кладя на стол банкноту и не отрываясь, следя за тобой. Я до сих пор не знаю твоего имени, хоть и прихожу сюда довольно часто, но все же поешь ты превосходно, черт возьми! — Как зовут эту красотку? — Никто точно не знает, сэр. Но тут все зовут ее просто Люси. — I couldn't aspire, To anything higher, Than, to feel the desire, To make you my own! Ba-dum-ba-dum-ba Doodly-dum-boo. Мне ужасно хочется танцевать. Но я не вижу ни одной достойной девушки, кроме одной. Я вновь смотрю на тебя, Люси. Ты не видишь меня, смотришь куда-то между столиками, и мне почему-то обидно. — I wanna be loved by you, just you, Nobody else but you, I wanna be loved by you, ba-deedly-deedly-deedly-dum Ba-boop-bee-doop! Тут ты слегка поворачиваешь голову и встречаешься взглядом со мною. У тебя подведенные черным карандашом глаза, вызывающе-красные губы, знаешь, ты абсолютно не умеешь краситься, моя дорогая. Но мне плевать, я так устал от этих дорогих, пафосных кукол. Начинает играть новая джазовая музыка, я быстро пробираюсь между столиками, вновь закуривая, сегодня ты не должна уйти. Делано-безразлично подхожу к сцене и нахально хватаю тебя за руку, притягиваю к себе. Ты ахаешь, испуганно смотришь на меня. Да, милая, я сволочь. — Потанцуем, — это звучит как утверждение, а не вопрос. Мне совершенно не хочется тебя пугать, но ты должна знать кто здесь главный. За столиками слышатся перешептывания. Надо же, меня здесь кто-то узнал. — Это же Корки Темплин! Сын нефтяника Роджера Темплин. Мне смешно и я подавляю в себе желание расхохотаться. Теперь все газеты Чикаго будут блистать моими фотографиями с тобой. Вот скажи, ты рада? Мне так не кажется. Да и мне это не выгодно, помнишь, кто ты и кто я? Молодец, я тоже помню, но я хочу танцевать и поэтому мне плевать. Я заплачу каждому журналисту и наши фото никто, никогда не увидит. — Люси. — Ты хочешь что-то спросить, видимо что-то похожее, на "что вам от меня надо, сэр?", но я перебиваю тебя. Черт возьми, я просто хочу танцевать! Танцевать именно с тобой, именно сейчас, именно здесь. На данный момент ты принадлежишь мне, повезло, да? — Я без ума от тебя, Люси. Ты краснеешь и пытаешься вырваться, но я крепко, совсем не по-джентельменски сжимаю твое плечо. — Вы делаете из меня шлюху, сэр. Я усмехаюсь, смотрю поверх твоей головы. От твоих волос пахнет какими-то цветами, от этого запаха я тоже схожу с ума. Ты убиваешь меня, дорогая. — Вы у нас элита, из вас шлюхи не сделаешь, — я делаю акцент на слове "элита" и подняв бровь, добавляю, — а я просто хочу танцевать. — Вы не джентльмен, сэр, — так точно замечаешь ты. Хочется тебя заткнуть, сказать, чтобы замолкла и просто танцевала. Кстати, поешь ты лучше, чем танцуешь, и наверно совершенно не умеешь готовить. — А вы не леди, — холодно произношу я, и этот разговор мне что-то напоминает. — Не думаете, что я со всеми сплю. Я просто иногда пою в этом пабе вот и все, — оправдываешься, зачем? Думаешь, мне это интересно? — Разумеется, — с улыбкой отвечаю ей. — А вы придете сюда завтра? — Я вопросительно приподнимаю бровь, ты вновь отчаянно краснеешь. — Потанцевать? Я всматриваюсь в твои голубые глаза, ища подвох — не вижу. Неужели ты тоже умеешь так искусно скрывать эмоции, а может, говоришь совершенно честно? В последнее я не верю, прости. Ищешь выгоду? А я уже нашел. — Если только ты вновь споешь, — этого я хочу больше всего. Музыка заканчивается, ты киваешь и, не попрощавшись, уходишь. Я, окинув взглядом паб, выхожу на улицу. Наверно я счастлив, схожу с ума от ожидания завтрашнего дня. Наверно я смогу назвать тебя вновь "моей", смогу сделать так, чтобы ты сходила по мне с ума, как я от тебя, хотя нет, больше. *** В Чикаго пять часов утра. Я стою, прислонившись боком к стене, неспеша пью бренди. Я жду тебя. Простушку, которая так меня захватила. Но тебя нет. Я смотрю на часы, стрелки показывают десять минут. Бренди уже не кажется таким отменным, а паб таким уютным. Я подхожу к бармену, интересуюсь, где ты. — О, сэр. Боюсь, Люси не сможет выступать не сегодня, не в последующие дни. Она погибла, ее сбила машина, когда она возвращалась в общежитие. Горечь? Нет. Боль? Нет. Разочарование? Тоже нет. Вообще нет никаких эмоций. Просто не уютно и все. А может и хорошо, что все сложилось именно так? Я бросаю деньги на стол, на них ставлю пустой стакан. Нет, друг, сдачу оставь себе. Я выхожу из паба, иду к машине. Даю слово больше не приезжать сюда. Постараться забыть это место. Выезжая на главную улицу, понимаю, что да, хорошо, что все именно так. Ведь я — элита, а ты всего лишь певичка паба " Морячка Шелли", которая не умеет танцевать. У нас бы ничего не получилось. Ты не смогла бы жить со мною в моих условиях, в моем мире. Мы слишком разные. Нужно будет найти другой паб, ведь есть еще в Чикаго такие певички как ты. А я вновь хочу танцевать. __________________________________________________________ (*) Песня из к/ф "В джазе только девушки". Marilyn Monroe — I Wanna Be Loved By You.