Дивно

      - Эльфийска разведка по кустам больше не пройдёт! - гордо заявил Глен и поправил бляшку ремня.       - Хм? - Суровый вояка с почти прямоугольной харей приподнял кустистую бровь и с интересом посмотрел на лучшего бойца своего отряда.       - Заминировано! - не менее гордо пояснил тот, скрестив руки на груди.       Кэп заржал и, поднявшись с сухого, поваленного когда-то бурей дерева, хлопнул его по плечу, затем поправил разгрузку и машинальным движением провёл по автомату, висящему на перевязи.       Это была очень дивная война. Это было очень дивное задание. Это было всё, чёрт возьми, дивно. Настолько дивно, насколько вообще могло было быть. Потому что, чёрт побери, это была война с эльфами. Дивными, наглухо припизднутыми эльфами, которые шли с луками против пулемётов, пели унылые песни, от которых вяли уши у солдатни, не сдавались в плен живыми. Эльфами, геройствующими направо и налево, превознемогающими и высокоморальными любителями деревьев, травок-муравок и природы в целом.       Нафига с ними воевать - это отдельный вопрос, который стоило бы задать месяца три назад, когда хуманы и объявили войну йольфам. То ли там кто-то кого-то оскорбил, то ли, наоборот, не оскорбил... Короче, одним словом, дивно.       И вот за три месяца, точнее даже за два с половиной, эльфийская армия разбита, государство их разрушено, а остатки остроухих ополченцев ушли в леса партизанить. Собственно, именно такие партизанские отряды и отлавливали сейчас отряды хуманов, в каком состоял Глен. Ничего толкового в этом отлавливании не было, это скорее напоминало приятный отпуск с шашлыком у костра, строго-настрого запрещённым в армейке бухлом, которое, естественно, протаскивали с собой куда угодно.       Тут даже мошкары не было - тишь да гладь!       Вот и мыкались они от одной поляны к другой, по сути без дела, потому что искать эльфов в лесу - всё равно, что... искать эльфов в лесу. Короче, носить вилами решето с водой, чтобы полить стог сена с иголкой. Дивно, вот.       Поэтому вояки и извращались как могли. Глен вот лагерь их, который они вопреки инструкциям не снимали уже неделю, по периметру старательно минировал, ну, или метил, смотря с какой стороны на это смотреть. Но эльфийская разведка точно не пройдёт - застремается, потому что мины у Глена получались качественными: густыми и зело вонючими.       Шон, вон, вообще ловчих ям понакопал с кольями на дне, устроил полосу препятствий из брёвен, а особенно гордился растяжками, которые, по его словам, были вообще не находимы.       Кэп на это всё смотрел сквозь пальцы и лишь посмеивался: мол, чем бы дитё не тешилось, лишь бы не стрелялось.       Так и проходили погожие деньки в дивном лесу. Ежу понятно было, что никого они не поймают, да и шуму они производили столько, что от них и дикое зверьё стало сторониться, не то что обладающие чутким слухом длинноухие.       Правда, Глен втихую от начальства делал вылазки в глубь леса по ночам на поиски ну хоть какого-нибудь захудалого эльфёнка: уж больно хотелось ему посмотреть на "враждебную расу" вживую. Ведь кроме как на голограммах агитброшюр он их и не видел. На первый взгляд, тот же хуман, только черты лица чуть более вытянутые. И уши - тоже вытянутые.       Кто-то из его прошлого отряда шептал по большому секрету, что эльфы могут чего-то там магичить, а особенно в лесу. Что, мол, никогда их в этих зарослях не найти, их лес укрывает. А ещё в лесу водятся совсем уже страшные твари: те, во что их старейшие длинноухие превращаются. Будто там совсем кровавый и жестокий ритуал проводится, и их старпер превращается во что-то вроде ходячего дерева. Ну или как-то так. И вот гигант этот деревянный, хотя бы и один, если не получит от эльфиков жертвы, способен перебить не только их самих, но и всех, кто в этом лесу находится, сверкая в ярости глазами, издавая совсем уж непотребные звуки и заставляя обычные деревья себе подчиняться. От такого не скрыться и не отстреляться из хотя бы миномёта. И даже лес не сжечь - гореть не станет. Оттуда только бежать, а ещё лучше - воздушная эвакуация.       Но Глен считал это пустой брехнёй: им бы сказали о такой пиздопоеботине и вооружили бы соответственно. А так - россказни. И хорошо, что тот отряд расформировали: тут и ребята веселее, и атмосфера дружелюбнее.       И всё равно, по уже сложившейся привычке, он пошёл с закатов с лес, крадучись и старательно избегая шоновых ловушек и собственных "мин".       Хотя на этот раз он словно по тропинке шёл: ни тебе веток в лицо, ни корней спотыкательных, которые нет-нет, да и попадались, несмотря на крутой обвес и прибор ночного видения. Шёл и шёл. Даже забылся - начал под нос себе мурлыкать песенку, детскую правда, но других не знал: не до культурного развития ему было как-то.       Так и не заметил, как заглохла его рация, постепенно вышли из строя все приборы, даже пеленг, считывающий его местоположение, и тот сдох, печально пискнув напоследок и мигнув красным диодом.       Глен шёл, будто завороженный. Пока не оказался на относительно притоптанной лесной полянке. Пустой, вроде бы.       Тогда с него спал морок - он словно очнулся ото сна, муторного и не приносящего отдыха, каким забывается измученный человек на несколько минут.       Он шумно выдохнул и начал оглядываться - ничего. Словно ведьмы на шабаш прилетали, не иначе.       Хотя... У дальнего края круглой, как суповая тарелка, полянки было что-то странное. От него веяло болью и безысходностью, солдат почувствовал это, дёрнул уголком губ, когда по спине пробежали мурашки.       И только он сделал шаг, как всё переменилось. Его схватили. И не понять кто, что, где, как. Мгновение - и он висит вверх тормашками, пытаясь стрелять непонятно по чему и одновременно, еле справляясь с отдачей автомата, вызвать хоть кого-то по рации.       И ничего.       Дивно.       Ещё дивнее стало, когда он поднял глаза вверх, чтобы понять, что же его схватило.       Отдаленно это напоминало хумана. Распятого, нагого и изуродованного. И да. Он будто врос в дерево. Его оплели лианы, его длиннющие, абсолютно белые волосы словно живые шевелились, к концам будто слипаясь и напоминая какие-то щупальца или те же лианы.       Но самое страшным было лицо этого существа. Горящие потусторонним зеленоватым светом глазницы, будто и без глаз вовсе, звериный оскал, обнажающий острые клинки зубов, и ярость, которой было пропитано всё вокруг. Глен, стыдно сказать, обмочился от такого зрелища. Тёплая жидкость потекла под одеждой, добавляя к происходящему нотку стыда и отвращения к самому себе. Ну и обречённости, наверное.       А потом с него начали срывать одежду, царапая кожу сучьями, пережимая и нанося порезы по рукам и ногам кусками ткани, которая, по идее, вообще рваться не должна, но рвалась с видимой лёгкостью.       Хуман так и не заметил, как его (в разорванной и до конца не снятой одежде) ветви поднесли к тому уродцу со светящимися глазами. Из его рта высунулся длинный и гибкий язык, пахнущий хвоей и прелой листвой. Он скользнул между губ Глена, несмотря на то, что тот пытался вырываться и вертел головой как мог. Язык этот - отвратительный, сухой отросток - проник бедняге в самое горло, и того начало тошнить. Он начал захлёбываться собственной рвотой, вырываться ещё сильнее... Но вскоре этот кошмар, казалось, прекратился. Как думал Глен. Но нет, после началось совсем страшное. Гибкие ветви, которые его держали, вновь пришли в движение. Они оплели его тело ещё сильнее, а после и вовсе перевернули, не давая отключиться от прилива крови к голове.       Долгожданный вздох и пронзительный крик. Теперь хуже уже не будет.       Это почти дерево совершило, сделало то, что окончательно сломало хумана.       У него оказался гипертрофированным не только язык, но и половой член. Да и чёрт знает что ещё.       И это шершавое, длинное, противно и отвратительно подрагивающее начало тыкаться между гленовых ягодиц, настойчиво ища вход. А как только Это его нашло...       Глен не орал так сильно и громко никогда. Но от ужаса он не мог заставить себя пошевелиться. Вообще никак. Он словно оцепенел, дыхание перехватило от боли, и крик его прервался. А Это всё глубже и глубже проникало внутрь, причиняя обжигающую боль, от которой мутнел рассудок. Ещё немного - и он начал смеяться, истерично, захлебываясь горькими от рвоты слюнями, соплями и слезами, текшими из глаз. От боли он снова обмочился, но даже не заметил этого.       Это был конец.       Сколько это продолжалось, никто не мог бы точно сказать. Но когда едва забрезжил рассвет, всё закончилось.       Свихнувшийся от всего произошедшего Глен сидел посреди поляны в собственном дерьме и раскачивался из стороны в сторону, обнимая себя руками, царапая обломанными ногтями лопатки. А вокруг него с восторженными улыбками стояли эльфы - остроухие, высокие, статные.       Тот монстр, получив свою жертву, ушёл, неслышно ступая по замшелой земле.       Что эльфам автоматы и гранатомёты, если сам Лесной Царь, получив сегодня ночью жертву, встал на их защиту?..       Воистину, дивно!