Благие намерения

«В Геликанском субсекторе расположена звезда, вокруг которой вращается планета Главия. Главия — единственный планетоид класса M в своей звёздной системе. Она считается второй из восьми планет системы, несмотря на то, что, из-за свой чрезвычайно эллиптической орбиты, её действительная позиция варьируется между первой и второй. У Главии есть один естественный спутник — небольшая луна, Галат, колонизированный Адептус Механикус, так же на нём находится металлургическая колония. Аванпост Адептус Механикус, расположенный на Галате, играет важную роль в формировании репутации Главии. Уже многие тысячи лет Главия поставляет Империуму лучших в галактике пилотов. Во время ритуала крещения юный пилот доказывает своё право на «серебро» — электронные биосхемы, вживлённые в кисти рук и улучшающие связь пилота с кораблём. И именно на Главии начнется моя история. Уточню: несмотря на место рождения и все предпосылки, полноценным пилотом я не стала, избрав совершенно иной путь, предложенный мне судьбой и Богом-Императором. Итак... Меня зовут Скралетт Дэя. Я родилась в семье потомственных пилотов, то есть, и мой отец, и мой дед, и даже моя прабабушка были пилотами, и пользовались уважением, до конца своих дней выводя яхты в воздушный простор нашей восхитительной планеты. Я стала последним ребенком из пяти, завершив парад сыновей, а потому прослыла отцовской любимицей и маминой куколкой. И я, не думая об ином уделе, забрасывала домашние дела и убегала следом за главой семьи, смотреть и учиться премудростям полета, мечтая, что однажды я точно так же, легко и изящно воспарю над поверхностью, имея власть над штурвалом в собственных руках... Главным событием теплого сезона в моем мире были ежегодные соревнования, гонки на главианских воздушных яхтах, в которых принимали участие и профессионалы, и горячая молодежь, склонная вырывать победу из крепких рук опытных пилотов, полагаясь на изменчивую руку удачи. Как бы то ни было, зрелище было захватывающим, собирая колоссальное количество зрителей. Гостям Главии потом было, о чем рассказать в своих мирах, уж это точно. Оглядываясь теперь на свою жизнь, полную самых разнообразных помыслов и свершений, я могу с полной уверенностью сказать: в четырнадцать лет я сотворила самую невероятную и опасную глупость, впрочем, ставшую судьбоносной. Отцовская яхта, конечно же, была чудом и заслуживала куда более твердой и уверенной руки, к тому же, я едва ли задумывалась над тем, каково моим родным было узнать, что любимое чадо несется сломя голову, рискуя жизнью и презрев здравый рассудок, — я так себе думала тогда, — к победе. Но не только полные переживания и страха глаза моего отца созерцали мой триумф, внезапный и неожиданный. Пока я получала нешуточную и первую на свой век серьезную трепку, шестеренки гигантского механизма судьбы пришли в движение. Размазывая обидные слезы по красному опухшему лицу, я выскочила из дома, чтобы более в него не вернуться — юношеский максимализм диктовал мне ультиматум, я обязана была доказать, что способна позаботиться о себе, совершенно не пытаясь представить, каким образом стоит подходить к вопросу. Гнев и обида только подстегнули окрыливший меня успех. Он нашел меня. Культ Омниссии процветал на спутнике планеты, но и сами главианцы не чурались соседства с непревзойденными мастерами-механикусами. Я с детства привыкла видеть укутанные в багряные с серебристым или золотым подбоем мантии фигуры, только напоминающие людей. Многим носители Шестеренки показались бы довольно отталкивающими, ведь некоторые из благословенных Богом-Машиной совершенно утрачивали человечность во плоти, отдаваясь желанным изменениям. Не буду скрывать, в сердцах я бросала в лицо родным угрозы уйти в культ и сделаться отъявленной железкой без сердца и сострадания... Я сидела на одном из длинных причальных воздушных пирсов, созерцая едва зарождающийся закат, смущенно окативший нежно-розовым далекую полоску горизонта. Серебристые силуэты яхт причаливали или, наоборот, взмывали в небо, фантастическими птицами и зрелище это заворожило меня настолько, что даже чужое присутствие я ощутила не сразу. А незнакомец тактично ждал, наблюдая за приоткрывшей рот девочкой, а может, даже следил за ее взволнованным взглядом, понимая это невероятное ощущение и желание полета... Он был высок и странен, хотя, вся странность исчезла, стоило ему стряхнуть капюшон. Я встрепенулась и едва не упала, стремясь загладить свою невнимательность уважительным приветствием, хотя так и не поняла, что могло потребоваться одному из мудрых механикумов от желторотой девчонки. Довольно криво и путано воспроизведя приветствие, я все же склонила голову — и, о чудо, незнакомец заговорил со мной почти человеческим голосом, не слишком приятно отдающим металлом. Он представился Рэмусом, инквизитором. Наверное, мне было страшно. Страшно и любопытно. Еще никогда в жизни я не видела, чтобы служители Омниссии вот так запросто могли общаться с людьми, даже с нами, близкими им главианцами, да и к тому же, я совершенно не осознавала, кто такие инквизиторы. Рэмуса рассмешило бы мое определение его местоположения в выдуманной иерархии хозяев Галата... А я ужасно гордилась пришедшей в голову мысли о высоком ранге, этом инквизиторском, который, наверняка, даже выше какого-нибудь высокомерного аколита или техножреца... Рэмус удивительно много говорил со мной, ненавязчиво сопровождая до дома, куда, конечно же, я не собиралась возвращаться. Мы шли медленно, в такт размеренным шагам сумерек. И как же просто мне было вести этот диалог! Разговор со сверстниками и даже друзьями так не захватывал меня, как монотонное звучание голоса этого механикуса. Когда мы добрались до обители моей семьи, меня уже встречали — и как: родители не устремились вновь ухватить меня за шкирку и даже не повторять обидные и справедливые упреки. Они со странной грустью приветствовали Рэмуса, а меня стремились обнять, прикоснуться, потрепать по волосам, сказать какую-то, совершенно лишенную смысла, мелочь... Отчасти я даже сожалела, что задумывалась о побеге. Помыслы мои были услышаны Владыкой Золотого Трона и исполнены так, как я никогда не задумывалась их претворить в жизнь. Рэмус оказался действительно могущественной личностью: вошедши под сень моего дома, он сделал отцу такое предложение, от которого главианец не смог отказаться, как бы ни было тяжело, и как бы не хотелось воспротивиться предрешенному. Мать отвела меня в комнату и вкратце изложила мне доступную информацию, повергшую в ужас маленькую упрямую девочку. Я была обязана покинуть родительскую заботу, забыть о семье и склонить голову перед великим долгом — служить защите Империума под руководством Священного Ордоса Инквизиции. «Долг», «защита», «Священная Инквизиция», «Империум» — для четырнадцатилетнего ребенка эти слова звучали зловеще и я умоляла мать вернуть все на свои места, прося прощения за выходку с яхтой и совершенно не понимая, что моя шалость была лишь поводом, а судьбу уже написали далеко отсюда и она рванула в поднебесье, подобно юркой серебристой главианской яхте. Рэмус был одновременно инквизитором и служителем культа Омниссии, презрев плоть, но прислушиваясь к движениям души. И я поступила в его свиту, впоследствии, став его единственной ученицей и преемницей. *** Последующие два года я узнавала множество таких вещей, о которых никогда не слышал и даже не знал ни один другой имперский обыватель. Мой господин и наставник служил Ордо Ксенос, охотясь за теми, кто был врагами человечества, были ли то древние и загадочные эльдар, их темные родичи, зеленокожие, не ведающие жалости орки или кажущиеся дипломатичными Тау. И страшнее всех были живые биологические орудия, твари, не ведающие милосердия, знающие лишь вечный голод и насыщающие ненасытные утробы, поглощая любую органику — тираниды. Рэмус был в высшей степени просвещенным ученым и вел долгие, подчас кажущиеся бессмысленными, расследования, выявляя в человеческих мирах культы генокрадов, ассимилирующихся среди людей и являющихся заразой, подлежащей уничтожению. Но твари были хитры, поколения их настолько внедрялись в общество имперцев, различить и выявить потомка, было сложнее, подчас, чем распознать надвигающуюся угрозу со стороны иных ксеносов. Пытливый ум и хорошая память позволяли мне помогать учителю, а иногда и добиваться его скупой, но всегда очень искренней похвалы. Я разбирала и систематизировала отчеты, показания очевидцев, даже вспышки непонятных эпидемий или участившихся исчезновений вполне оседлых обитателей того или иного людского анклава. Десяток лет, взрослея и не замечая этого, я перелетала из мира в мир, следуя едва заметному следу, спускаясь в самые скрытые закоулки нижних ярусов гигантских ульев или входя в такое общество, которое могло только сниться маленькой упрямой главианке... Рэмус твердо держался своих принципов, полагая, что нужно защитить Империум от любой угрозы со стороны иных рас, творя свой необходимый труд, но не рискуя нарушать тот уклад, который должен был изменить лишь Император, когда придет время. Я поддерживала эту мысль, впрочем, я верю в это и сейчас, каким бы скептическим не стало бы мое теперешнее восприятие реальности. Владыка Человечества вернется к нам рано или поздно — и все мы встанем перед ним на справедливом суде. Как и любой победитель гонки на Главии, я все-таки получила свое «серебро», и мои руки украшали чудесные биосхемы. Однако, наставник решил сделать мне подарок и от себя, неожиданный, надо сказать... Но этот день я запомнила навегда, как и любой, кому было даровано прикоснуться к чуду пусть и не слишком явного, но единения с Богом-Машиной. К своему тридцатилетию я получила сразу несколько имплантов, в том числе — устройство мыслесвязи, имеющее разъем в позвоночнике, и дополнительный — в запястьи. Это великолепное изобретение механикусов позволило мне напрямую общаться с духами машин и получать и обрабатывать самую разнообразную информацию, к тому же, импланты улучшали мои навыки пилотирования более крупных, нежели главианские яхты, кораблей, а так же позволяли мне использовать некоторые виды оружия. Рэмус, казалось, испытывал радость не меньше моей, находя для объяснения и время и слова. Он обучил меня обращениям к духам машин, подчас капризным и несговорчивым, но склонным воспринимать доводы или лесть, как и благоговение. Мое тело чуть позже восприняло комплекс авгуров, а когда мои глаза стали слабеть, Рэмус обратился к благословенным имплантам, — и я увидела мир иначе, но гораздо лучше. Надо заметить, мой наставник, наделяя меня возможностями, превышающими человеческие, стремился эту самую человечность во мне сохранить. Так, несмотря на аугментацию, внешне я оставалась довольно привлекательной женщиной, разве что взгляд вводил моих собеседников в заблуждение, хотя, подозреваю, немногие из них определили подлинность неорганического происхождения моей радужки. Во многом эти благословенные изменения стали доступны мне благодаря связям и репутации моего наставника. Мы посещали миры, полностью покоренные и посвященные Богу-Машине, мне представились невероятные возможности оказаться ближе любого смертного к загадочной жизни механикусов — и не остаться равнодушной. Однако, мне бывало одиноко. В свите Рэмуса не было ни единой живой души, кроме меня; наставник предпочитал бездушных сервиторов и парящие сервочерепа существам из плоти и крови, слишком обремененных собственными страстями и заботами. Очевидно, я оставалась единственным мостиком между ним и остальным миром, с которым, с годами, Рэмус общался все неохотнее, отправляя меня на встречи и оставляя на меня ведение расследований, сопряженных с общением с людьми, а сам погружался в только ему ведомые дебри данных, документов и сводок. Мы путешествовали на гигантском корабле, и с самого детства я прислушивалась к духу, бывшему и разумом, и сердцем бороздящего космос колосса. Я постигала и привыкала к специфическому уюту пустых палуб и отсеков, наблюдала за снующими туда-сюда сервиторами и техножрецами — и почти забывала, что сама принадлежу к миру людей в большей степени. *** Мой путь аколита закончился, и я стала интерогатором инквизитора, утвердившись в своем выборе. Минуло много лет, я не видела больше своей семьи и не стремилась к общению с ней, довольствуясь сухими фактами и вехами жизненного пути своих внучатых и правнучатых племянников, получаемыми из отчетов и ответов на мои скромные запросы. Рэмус не вмешивался и не осуждал. Он день ото дня становился все более молчаливым, а его апатичная погруженность в базы данных лишь изредка сменялась такой невероятной бурной деятельностью, что я подумывала о сумасшествии. Рэмус инициировал меня, сделав полноправным инквизитором, и этот день по праву я сочту самым великим в моей изменившейся жизни. Могло ли дитя Главии мечтать о свершениях и трудах, доступных вершителям судеб в той мере, в которой они творились инквизиторами? В тот день я навсегда лишилась даже крошечных сожалений, крепко сжав символ своих полномочий, инсигнию Ордоса, в холодеющих от волнения и гордости пальцах. Счастье моего служения было омрачено единственным днем. Спустя год после инициации, — а я продолжала помогать своему наставнику, — Рэмус исчез, уводя свой корабль в неизвестность из доков Трациан Примарис. Я осталась в одиночестве, подготовленная к нему — и все же, совершенно ратсерянная. Единственным, кто воспринял мой новый путь, оказался Рэд, Багряный Гвардеец. Почти напрочь лишенный человечности и аугментированный до мозга костей, он был призван защищать меня — иного приказа Рэмус не озвучил. Внушительные достижения мои, конечно, сыграли свою роль. Я была почти не ограничена в ресурсах — были бы, как говорится, устремления. И, памятуя о долге, я избрала своим уделом изучение, выслеживание и истребление ксеносов любых рас и разновидностей, боролась ли я с ними хитростью, обращаясь к науке, или же прибегала к силе и пламени, опираясь на верных Императору людей. Путь мой лежал к сектору Каликсида, Сегментум Обскурус. Место, пользующееся по праву дурной славой, изобиловала врагами Человечества и нуждалось в очищении. Увы, я не была воином в том виде, в котором восхищалась своими коллегами, способными выйти в открытый бой, собственноручно поражая врагов. Но знаний и навыков моих бывало более, чем достаточно для выявления угрозы и исчерпывающих данных для минимализации потерь. Рэмус оделил меня большим количеством информации и личных архивов, наработанной базой, оставив мне необходимые крепкие связи с коллегами и техножрецами, способными оказать мне посильную помощь. Я была исполнена благодарностью и печалью. Несмотря на отсутствие человеческих уз, наставник был мне и дорог, став для главианки родным и единственным близким существом в огромной галактике. *** Изыскания мои и цепочка громких, принесших мне определенную славу, расследований, строили мою репутацию, я обретала доброжелателей и завистников. С особой радостью я осознала, что такая далекая теперь протекция моего наставника, сыграла для меня хорошую роль — техножрецы некоторых миров-кузниц и миров Латэ принимали меня с определенным пиететом, а я, будучи обученной и достаточно просвещенной, в глазах адептов Омниссии прослыла достойной. Единственное, что я решительно изменила — так это единоличное ведение всех своих дел, особенно тех, что требуют от меня противостояния или касаются тех сфер деятельности, в которых я не сильна, как исследователь. Мне потребовалась свита, и, питая некоторую неприязнь к безмолвным и бездушным слугам, я занялась поиском достойных соратников, каковых находила, прикладывая усилия — или же, волею провидения. Первой стала Ноэль, санкционированный имперский псайкер, специализирующийся на телепатии и тактильном восприятии информации с предметов и сознания людей. Я не питала предубеждений насчет носителей этого дара, как и мой наставник, воспринимая его, как данность, так же угодную Императору, как и иные таланты, служащие благу Империума. Тактичную и немногословную, эту леди я забрала с Трациан Примарис, пребывая в подавленном состоянии после исчезновения Рэмуса. Довольно долгое время Ноэль была моей единственной компаньонкой. Добравшись до миров Латэ, я не преминула побывать у одного из коллег Рэмуса, и с удивлением получила более чем щедрый дар — юную, но, по словам техножрецов, весьма одаренную, гениальную девушку. Я лишь искала себе достаточно сведущего компаньона, и за тем обратилась к адептам Омниссии, пользуясь протекцией и положением, — сама легкость, с которой служители Бога-Машины расстались с этой адепткой, вызывала у меня закономерные подозрения и смутные сомнения в чистоте дела. Как оказалось, Нова, едва достигшая девятнадцати лет, была спасена моим запросом от участи быть переработанной в сервитора — а все сводилось к неуемной жажде творения и улучшения, что, выходя за рамки, среди механикусов считалось едва ли не ересью. Раскаяние, прочтенное на виноватой мордахе этого юного дарования, смягчило мой праведный гнев, и я оставила Нову в свите, полагая, что со временем смогу привить девочке достойные качества и понимание разумных действий. Будучи в пределах сектора Каликсида, я посетила и мир-улей Сцинтилла, где наняла корабль и присовокупила к свите генетора Лазаря, механикуса-исследователя, некогда сопровождавшего контингент имперской гвардии, да так и осевшего в секторе на достойный срок. Прослышав о прибытии инквизитора Ордо Ксенос, он, будучи протеже губернаторского исследовательского института, получил аудиенцию и изложил мне свою просьбу: включить его в состав свиты для продолжения работы по изучению, классификации и средствам борьбы с ксено-ересью. В Санктуме Диалогус на Соломоне к уже оформившейся миссии в крепость Эриох по ту сторону варп-портала, я запросила и получила обаятельную и трогательно верующую Бланш, сестру ордена Диалогус. Бланш представляла интересы ордена и была заинтересована путешествовать с инквизитором. Мне же нужен был специалист для работы с текстами и посредник для общения с мирами. Корабль, «Истинное намерение», перевозивший меня из сектора Каликсида, достиг варп-врат и мы вышли из них в Иерихонском проливе, следуя рекомендательным документам и направлению Ордоса. Я же вела свою игру, которая, волею Императора, совпадала с указаниями руководства. В пути астропаты приняли сообщение, закодированное и предназначенное для меня. Увлекательная работа по раскручиванию цепочки работы целой банды, сбывающей и добывающей ксеноартефакты, принесла мне удовлетворение, несмотря на то, что вызвала закономерную задержку в пути. Сговорчивый владелец «Намерения» согласился дать мне время, и был щедро вознагражден, как и я, впрочем, за свое терпение: спустя несколько месяцев планов и выработанной четкой схемы ловушек передо мной на борту корабля оказался некто Себастьян Ингрем, ловкий малый, представившийся немного торговцем, немного капером, немного дипломатом. Он, конечно же, был самым настоящим преступником и купил мгновения жизни и собственную шкуру своевременным «раскаянием», явившись к инквизитору. Банда, промышлявшая проклятыми вещицами ксеносов и контрабандным антиквариатом, была истреблена ячейкой наемников инквизитора Тобиаса Лефорта, моего старшего коллеги, а Себастьян, разыграв весьма убедительную драму, испросил искупления. Но, что более правдоподобно, просил Ингрем не столько за себя, сколько за малолетнюю диковатую и невоспитанную сестру, пребывавшую в том же избыточном на эмоции возрасте, что и я когда то на Главии. Раэнн так же поступила на службу, и к ее обучению я подошла едва ли не серьезней, чем к присмотру за Новой. Видит Император, я сочла подобный односторонний альянс Его даром — Ингрем оказался куда более полезен мне живьем, предложив свой корабль и весьма неплохую коллекцию не увидевших новых хозяев артефактов, спрятанных в схронах. Менее комфортабельный, но куда более быстрый, рейдер Ингрема, «Неугомонный», доставил меня и мою разросшуюся свиту к Менискусу, дикому миру, колонизаторы которого совместно с имперкой гвардией боролись за жизнь и власть над землей с местной флорой и дикими обитателями. Дабы не возбуждать ненужных вопросов, пока Себастьян обчищал очередное хранилище своей уничтоженной банды, я посетила расположение полков гвардии и была немало удивлена, столкнувшись с довольно одиозными востроянцами. Мне был знаком их мир, я изучала данные, позволившие вспомнить о Техтриархии Вострои. Жители планеты были тесно связаны с Адептус Механикус, на мануфакториях которых трудились, изготавливая оружие и снаряжение. Мое появление было воспринято благосклонно, а сопровождавшие меня Рэд и Лазарь внушили командованию закономерное уважение, хотя и мое собственное положение было достаточным для отсутствия лишних разговоров. В гвардейском лазарете я обнаружила уже не молодую, но крепкую женщину, представившуюся Лорэйн. Медик произвела на меня самое положительное впечатление и я, впервые воспользовавшись авторитетом и властью, подала прошение отрядить востроянку под мое руководство. Возможно, мои коллеги делали это без лишних расшаркиваний, но я сочла должным поинтересоваться у самой Лорэйн — и получила ее согласие куда раньше бюрократических подтверждений. И все же сюрпризы Менискуса на этом не исчерпались. Почти перед самым отлетом с планеты в апартаменты, выделенные мне и моей свите, явилась еще одна достойная дщерь Вострои. Юнна была молодой и крепкой, хмурой и весьма неразговорчивой. Ей было сложно избежать прямолинейности, привычной для гвардии — и изложить мне, не скрывая, собственное желание покинуть ряды своих соотечественников. Конфликт с полковым комиссаром давний и раздражающе затяжной, грозил закончиться расстрелом или убийством, что одинаково не устраивало штаб. Я выслушала Юнну и вновь почтила своим присутствием командующего, дабы услышать иное мнение. Востроянка говорила чистую правду, как, впрочем, и комиссар Ларжин. Но я удовлетворила просьбу девушки, и она навсегда покинула и дикий мир, и привычную жизнь солдата. В итоге, отягощенная заботами о новоиспеченных помощниках, количество которых значительно превысило то, что было указано в документах, я достигла крепости Эриох...»