Весна 91-го…
…А вообще, диван прямо в кабинете — это, конечно, просто сказка! Хочешь, лежа работай, хочешь, просто вздремни часок, пока начальник на совещании или просто отъехал. Главное, попросить Людмилу вовремя набрать и по селектору сообщить о том, что тихий час окончен. А то Артур Вениаминович такой — пару раз накосячишь, и всё, потом замучаешься терпеть укоризненные словечки в свой адрес. Артур Лапшин поднялся быстро и довольно успешно. Из небольшого офиса он в одночасье сумел сколотить, практически в одиночку, солидную фирму с красивым названием «Курс-Инвест». Вообще, всегда везло ловким и быстрым. Вот и Артур, вовремя почуяв ветер перемен, умудрился повернуться так, чтобы этот самый ветер стал для него попутным, и сейчас плыл себе по течению смутного времени относительно спокойно. Фирма процветала, вот, например, буквально неделю назад был завершён переезд в новое здание на Цветном бульваре — огромная постройка с аллейками и арками радовала глаз предпринимателя каждый раз, когда он выходил на улицу и подходил к своему автомобилю. Когда где-то убывало, где-то обязательно должно было прибыть. И Лапшину привалило, причем прилично. И он был невероятно горд своей компанией. Более того, он гордился своими работниками и знал, что это взаимно. …А вот диван всё же был спасением! В этом можно было с легкостью убедиться при очередном приступе, когда достаточно было просто встать из-за стола и упасть на мягкую кожу настоящего произведения мебельного искусства. Артур недолго сопротивлялся покупке и даже сам выбирал диван, тщательно следя за тем, чтобы он был уютным и удобным. Ну, и чтобы в кабинете оставалось место для стола и всего необходимого, конечно. — Людочка, чайку организуешь? — кнопка селектора вызвала милую спасительницу. — Конечно, пара минут. Кофе был под запретом. Нестрогим, но лучше уж слушать все предписания врачей — целее будешь. Да и чай у Люды получался лучше. Вообще, эта милая девчушка была просто ангелом, не больше и не меньше. Ну, какая ещё секретарша согласится не только задерживаться на рабочем месте до полуночи, но и при этом всегда улыбаться и быть крайне обходительной и внимательной? Даже график приёма лекарств был отдан на отслеживание именно ей, потому как уверенность была стопроцентной: Людочка не забудет ни об одной пилюле. Стук в дверь прервал поток размышлений, и та, о ком в данный момент думали, материализовалась в кабинете, бережно держа в руках чашку с чаем. — Вот, как обычно, зелёный. — Ты чудо, Людочка, спасибо. — Не за что, Елизавета Андреевна. — Я же тебя просила… сколько раз просила? Секретарша виновато взглянула исподлобья. — Артур Вениаминович в коридоре. — А, ну тогда ладно. Спасибо, иди. Дождавшись, пока Людмила покинет кабинет, девушка медленно встала с дивана и босиком прошла к окну. Обманчивое солнце светило так же ярко, как светило ровно три года назад. Странно, но только солнце-то и осталось прежним в жизни той, что стояла сейчас у окна и смотрела куда-то вдаль. — Юра! Глухой удар оказался столь сильным, что, казалось, выжить было просто невозможно. Почему-то последним воспоминанием был звук зажёванной в магнитоле кассетной плёнки… Она выжила. Выжила лишь благодаря ему — другу, который пожертвовал собой ради неё — об этом ей уже в последствии рассказали отец и его коллеги. А потом была реабилитация. Реабилитация, полная бессонных ночей и криков от боли, полная отчаянного нежелания жить, полная слепой жажды смерти. Казалось, что жизнь никогда не станет прежней, всё вдруг потеряло свой смысл. А потом был переезд в Горький. Там она жила до конца девяностого года. До того самого момента, пока однажды в квартиру её родственников не позвонили, и она не распахнула дверь. Тогда на пороге стоял он. Тот, который дал ей всё, что у неё было сейчас. Он выдернул её из состояния, граничившего с депрессией, встряхнул её и заставил взглянуть на жизнь под иным углом. Он дал ей цель, дал шанс вылезти из пучины, и она не прогадала, протянув однажды ему свою руку. Часто она думала, правда, и над тем, что, должно быть, зря их отношения, раньше бывшие просто доверительно-товарищескими, однажды перешли в разряд интимных, но старалась тут же гнать от себя подобные мысли. Не до конца же жизни в монахинях ходить теперь? — Лиз, — голос заставил её вздрогнуть и обернуться. Мысли и воспоминания, опутавшие её, сейчас развеивались, словно туман, — посмотри, тут данные по последней поставке. — Я же их уже смотрела. Артур взглянул на девушку и развел руками. — Поставщики требуют пересчёта. Мать их. — Думают, что мы наворовали? — пренебрежительная усмешка сорвалась с накрашенных губ. — Это же чурки, чего ты хотела? Пришлось со вздохом забрать протянутую папку и закинуть её в стол. Чурки подождут, у неё чай уже почти остыл. — Дима! — Артур уже вышел из кабинета главного бухгалтера и вовсю кричал на своего водителя. — Где машина, твою-то мать? Я тебе говорил, к одиннадцати? Говорил?! Девушка усмехнулась и отхлебнула чай. Так и есть, остыл. А вообще, Артур был хорошим. Он мог орать, кричать, ругаться, но делал это почему-то так смешно, что невозможно было сдержать предательской улыбки. А когда он повысил на неё голос за не сданный вовремя отчёт о поставке, она и вовсе зашлась таким громким смехом, что даже Людочка заглянула в кабинет, поинтересовавшись, всё ли в порядке. Работать здесь Елизавете нравилось, и сейчас она корила себя только лишь за то, что тогда, полгода назад, не сразу согласилась на предложение Артура. Взгляд упал на чёрно-белую фотографию в рамке, что стояла на письменном столе. Снимок был сделан лет эдак пять назад, она тогда ещё училась в школе. Вдвоём стояли они у парапета на Воробьёвых горах и смеялись так задорно, что, казалось, тогда весь мир вдруг перестал для них существовать, и была лишь та шутка, которую рассказал фотограф. Сегодня была годовщина. Уже третья… Лиза вздохнула, и, отведя взгляд от фотографии, нахмурилась. Именно он сделал её такой, именно он однажды подтолкнул и забыл вовремя удержать. Но разве можно было таить обиду на него? Он умер, чтобы она жила. И она жила. Разве могла она подумать о том, что однажды Юрка Соболев из Горького подставит свою половину машины под удар грузовика?.. Браслет громко звякнул, когда она протянула руку к кружке с остатками чая. Хмурый взгляд упал на золотую побрякушку и стал ещё более тяжёлым. Она так и не нашла в себе сил снять его. Почему? Ответа не находилось. Она просто не хотела расставаться с браслетом. Не из-за того, что он был золотым и просто красивым, нет… причина была куда более глубокой. С тех пор она видела его лишь раз. Тогда он приехал в Горький, хотел поговорить, наверное, объясниться… но она прогнала его, не пожелав даже выслушать. Всё пережитое вылилось в такой стресс и такое помутнение рассудка, что тогда она, должно быть, и не понимала, что делала. А потом, когда пелена спала и пришло понимание, она твёрдо убедила саму себя в том, что всё сделала правильно. В конце концов, он уже однажды позволил себе ударить её, значит, смог бы сделать это и вновь. Он убил всю её веру одним ударом. А вот сумел ли убить любовь?.. Об этом думать не хотелось. Прошло три года, и она научилась жить иначе, по-другому, перевернуть страницу и навесить на воспоминания большой амбарный замок. Внезапно стало так скучно и одиноко, что хоть на стену лезь. Лиза влезла в чёрные лакированные туфли, встала из-за стола и, закинув руки за спину, походила туда-сюда по кабинету, словно измеряя его шагами. Подавленность никуда не делась, поэтому… — Люд, — девушка выглянула из кабинета и взглянула на скучавшую за стойкой секретаршу, — ушёл Артур? — Да, минут десять назад уехал в банк. Лизавета подошла к стойке и постучала аккуратно подпиленными ноготками по полированной деревянной поверхности. — Поговори со мной, а? Болтовню Артур никогда не приветствовал, но грех было не воспользоваться его отсутствием. Порой, в минуты грусти, девушка ловила себя на мыслях о том, что, несмотря на свою любовь к работе и фирме Лапшина, она чувствовала себя, словно птица в клетке. Да, она была нужна фирме, да, она зарабатывала кругленькие суммы и практически полностью содержала семью. Алла Дмитриевна после всего случившегося с дочерью заработала инфаркт и по настоянию Андрея Степановича вышла на пенсию по состоянию здоровья раньше положенного. Интересно, как одна авария смогла перевернуть всё, что было столь привычно и обыденно… Разговор вышел пустым и бессмысленным — косметика, тряпки, зарплата (это и вовсе обсуждалось шепотом), да ещё несколько мелочей, о которых обычно трепались женщины в отсутствии сильного пола. Болтовню прервали громкие шаги, и буквально через пару мгновений в коридор вошёл… — О, Пётр, — Лиза повернулась лицом к мужчине средних лет и навесила на лицо дежурную улыбку. — Артура нет, в банк уехал. Мужчина взглянул на бухгалтера и прищурился, отчего его шрам, уродовавший правую половину лица, стал ещё более безобразным. Пётр «сотрудничал» с Артуром, а попросту говоря, был одним из членов крыши «Курс-Инвеста». А крыша была знатная — сам Комитет Госбезопасности. На кривой козе к фирме не подъедешь ни за что. — И когда будет? Лиза безразлично дёрнула плечом. — Без понятия. Позвонил бы заранее, не промотался бы вхолостую. Передать что? — Нет, я завтра заеду. Скажи ему, что я приезжал, лады? — Хорошо, — девушка не удержалась и зевнула, вызвав у Петра улыбку. К Лизавете — девушка знала это наверняка — он относился благосклонно и даже с некоторым намёком на опеку. — Не спи, принцесса, замёрзнешь. — Да ладно, буду Спящей красавицей. Пётр улыбнулся и, махнув девушкам рукой, вальяжно покинул коридор, скрывшись в дверях. Когда Лизавета впервые встретила этого мужчину, она по-настоящему испугалась. Сейчас же ситуация, равно как и отношение к Петру, поменялась. Крышующий оказался неплохим таким мужиком. Особенно учитывая нынешнее время и положение вещей. — А, Люд, кстати, — дождавшись, пока мимолетный гость покинет приёмную, Лиза повернулась к секретарше и опёрлась руками о лакированную поверхность стойки, — накладные вчера пришли, поставим тебе компьютер. — Правда? — в глазах девушки заплескалась искренняя радость. — Спасибо… — Да не парься, — Лиза отмахнулась и потянулась. Отчего-то хотелось спать. — Интересно, отпустят ли нас сегодня пораньше?..***
Съёмная квартира встретила привычной тишиной и пустынностью. Скромная однушка, которую она снимала с самого своего возвращения в столицу, за короткий срок успела стать родной, несмотря на довольно казённое убранство и отсутствие излишеств, которые, по мнению самой Лизаветы, только мешали. Скинув пальто и сапожки, девушка босыми ногами прошлёпала на кухню. Порой она напоминала самой себе холостяка, который использовал своё жилище только для сна и редких перекусов. Чашка с горячим чаем была принесена в комнату, а старенький телевизор заработал исключительно в качестве фона. Лиза не выносила тишину и потому заглушала её, как могла. Альбом, полный фотографий, был извлечён из недр стенки и перенесён на диван. Ведь сегодня три года… Ещё живя в Горьком, она лишь раз с момента похорон съездила на кладбище. Юру было решено похоронить в родном городе, и теперь между друзьями детства была не только вечность, но и почти полтысячи километров. …Снимки мелькали перед глазами, хотя она почти не видела изображений — бездумно тасуя фотографии, девушка больше вспоминала, чем рассматривала. Лишь одно фото сумело привлечь внимание Лизы, и не просто вызвать интерес, а заставить вздрогнуть. Она и не знала, что снимок до сих пор сохранился — так хорошо он смешался с остальными. На той фотографии они были вдвоем. Она сидела на его коленях, а он обнимал её за талию и поправлял прядь её непослушных волос. Она помнила, как была сделана эта фотография, и воспоминания окутывали, словно вязкий туман. — У меня волосы даже не завязаны, наверняка ерунда получится… — Перестань, — он поправил торчавшую пушистую прядь и коротко поцеловал подругу в щеку. Раздался щелчок, и довольный собой Фил поспешил отрапортовать: — Всё. — Уже? — Лиза даже расстроилась — столь быстрой съёмки она никак не ожидала. — Мы же даже не сели нормально. — Ничего, живые снимки лучше всего, — со знанием дела отбрил Валера. — Сделай нам пару копий потом, — попросил Витя, чуть перегнувшись через Лизавету и взглянув на друга. Тот кивнул, высунув кончик языка и пытаясь разобраться с затвором камеры. Аппарат был дорогой, японский, его удалось выпросить всего на день, и сломать машинку было равносильно смерти. — Зачем тебе копии? — деловито осведомилась девушка, взглянув на парня, и тот улыбнулся. — Дома одну поставлю, на стенку. А вторую тебе.