Притянувшиеся противоположности

      Глава 17.       Мамору.       Несколько дней, которые мы с Усако провели на морском пляже, закончились как-то слишком быстро. После нашего возвращения, Усаги мужественно выдержала целых три часа, прежде чем начать массовый обзвон матери и подруг. Все они, конечно, уже были в курсе произошедшего во время нашего отдыха. Но их энтузиазма ничуть не умоляло то, что новость потеряла свою свежесть. Они наперебой готовы были посоветовать нам салон, где продается самое лучшее свадебное платье. Кондитерскую, где испекут просто потрясающий торт. И многое, многое другое.       Моя голова от обилия этих советов и поступающей информации просто разрывалась. Я хотел принимать участие в подготовке к свадьбе. Правда, хотел. Но обсуждения в компании целой своры разновозрастных женщин меня пугало. Лучшего слова и не подобрать — пугало. Потому что все они: мать Усаги, ее подруги и специально нанятая профессиональная устроительница свадебных торжеств, наперегонки и хором пытались убедить мою Усако — именно они знают, какой мы хотим видеть нашу свадьбу.       Мы почти перестали проводить время наедине. Приходя домой, чаще всего, я заставал Усаги все в той же обезумевшей компании. Слегка покачиваясь ото всех навалившихся дел, Усако целовала меня, наскоро кормила заранее приготовленным ужином и возвращалась к матери и девочкам, закопавшимся в различных журналах свадебной тематики.       А ведь и домашних заданий еще никто не отменял, но в этой компании об учебниках не вспоминала даже умница Ами. Я же чувствовал себя настоящим садистом, когда усаживал Усако за стол в гостиной, сам садился рядом и клал между нами учебник по биологии. Глаза от усталости слипались не только у Усако, но и у меня. Поэтому, нередко результатом наших совместных усилий становились какие-то дикие выводы.        - Зайчонок, ты — голубоглазая блондинка, я — синеглазый брюнет. Значит, скорее всего, у нас родится…? - борясь с зевотой, я водил обратным кончиком карандаша по схеме, нарисованной в учебнике.        - Девочка с красными глазами, - уже почти засыпая, Усаги опустилась щекой на сложенные руки.       - С розовыми волосами, - соглашался я и накрывал нас обоих мягким теплым пледом с дивана, чтобы устроиться рядом с ней.       Из-за того, что свадьба оказалась весьма затратным мероприятием, перейдя работать в больницу, я по-прежнему брал заказы в той фирме, с которой сотрудничал раньше. Благо, отношения с начальником у меня всегда были неплохие, да и сам он не хотел терять связь с исполнительным, ответственным работником, хоть теперь для него я и перешел в ряды фрилансеров.       Со всеми этими делами, я с трудом выкраивал себе часа четыре в сутки на сон. И это, если не нащупаю под одеялом Усаги. Потому что в этом случае организм подбирал какие-то внутренние резервы и рапортовал мозгу, что готов к активному времяпрепровождению еще в течении какого-то времени.       Так и жили. Я сократил время своей пробежки, чтобы иметь возможность поспать лишних четверть часа. Усаги стала без споров вставать вместе со мной, по первому же звонку будильника. К моему возвращению, на столе всегда стоит готовый завтрак, а рядом — два аккуратно завернутых свертка с обедом. Усаги очень переживает из-за того, что я буду плохо питаться. А ведь всего раз сказал, что мне не нравится рыба в больничном кафе.       Она приходит в душ следом за мной. Может, все происходит стремительно и недостаточно нежно, но мы вместе. Усталость и занятость не встали между нами.       Порой мне кажется, что мой день расписан не по минутам, практически — по секундам. Отвезти Усако в школу и за двадцать минут добраться до работы. Три минуты, чтобы припарковаться, дойти до отделения и спешно переодеться в темно-синюю форму и белый халат. А потом — бесчисленные минуты беспрерывной работы. Заботливо приготовленные Усаги бенто уничтожаются за чтением статьи в медицинском журнале или изучением карты очередной пациентки. Большинство моих подопечных либо уже беременны, либо проходят обследование перед запланированным зачатием.       Между делом, приходится отбиваться от навязчивого флирта молодых медсестер. Помогает в этом маленькая ложь — для всех своих новых коллег я уже женат. Сам для себя, давно считаю Усаги своей женой. Так что начать носить кольцо немного раньше времени для меня было достаточно просто. Только удивлялся: почему не пришел к этому решению раньше?       Кое-кто из коллег даже видел Усаги. Несколько недель назад, она забыла дома ключи и я выходил к ней в парк при больнице, чтобы отдать свой комплект. Разглядев издали мою Усаги, коллеги сразу разделились на два лагеря. Одни отстаивали наше право любить и быть вместе. Другие — упрекали меня в том, что слишком поспешным браком я отвлекаю очень юную Усако от получения достойного образования. И те, и другие замолкали, стоило мне появиться где-то поблизости. Годами отработанное «каменное лицо» все еще было при мне, хотя за прошедшие полтора года я и использовал его всего несколько раз. Когда поклонники красоты моей будущей жены окончательно теряли стыд и совесть и пытались пристать к Усако, игнорируя и кольцо на ее пальчике и явное нежелание зайки знакомиться.       Недели идут за неделями и складываются в прожитые месяцы, приближая выпускные экзамены в школе Усако, весну, пору цветения сакуры и нашу свадьбу.       Мы перенесли грипп Усако, мою ангину, отравление Луны. Не ссорились, но споры случались. Хоть и редко, но достаточно бурные. От этих споров было больно. А потом — мучительно сладко обнимать любимую и знать, что дорог и нужен ей не меньше, чем до этой перепалки.       До свадьбы оставалось чуть больше двух месяцев. Когда нашу квартиру оккупировали мать Усаги и ее подруги, находиться дома стало просто невыносимо. Мне казалось — Усаги и сама уже хочет сбежать как можно дальше от всей этой подготовки и просто втихаря пожениться. Уверен — единственная причина, по которой она этого не сделала — купленное платье, о котором моя зайка может говорить целыми днями. Но так его и не показала. Спрятала в родительском доме и ежедневно после занятий бегала его «навещать».       Нам нравится обсуждать свадьбу вдвоем. Когда выпадают свободные минуты, Усаги садится ко мне на колени, мы берем все эти журналы, каталоги и образцы и можем забыть обо всем на свете, занявшись выбором.       Но именно в этот момент разгорается большинство жарких споров. Когда Усако сказала, что братья Коу хотят исполнить песню на свадьбе, у меня просто крышу снесло от раздражения. Моя девочка просто сама не понимает, насколько меня бесит присутствие этого хвостатого звездунка рядом с ней. Я знаю, что Усаги воспринимает его как некое бесполое существо — не мальчик и не девочка, а друг. А вот этот мелкий писклявый засранец видит в моей невесте девушку. Очень красивую желанную девушку.       Скрепя сердце, я смог согласиться с тем, что эти недобитые тенорки будут на нашей свадьбе. Но позволить им выйти на сцену?! Дело даже не в том, что у нас с друзьями завянут и отвалятся уши. И не в том, что Кунсайт будет скрипеть зубами на весь ресторан, слушая, как Минако обдумывает — кого из красавчиков первым пригласить на танец? Просто мне очень просто представить, как Сейя вытаскивает мою Усако на сцену к себе, обнимает ее… Не сдержусь! Убью на месте и буду растерзан армией ополоумевших малолеток. Не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, прикасался к моей девочке, моей невесте, жене…        - Мамо-Тян, ты… ревнуешь? - Усаги вдруг на полуслове прервала нашу перепалку, в лучших традициях первых месяцев нашего знакомства, изумленно посмотрела на меня.        - Нет, Усако, - я вздохнул, сам не понимал до этого, как этот спор меня вымотал. Любая, даже самая призрачная угроза нашим отношениям изматывает меня, выбивает почву из-под ног, - Ревнуют те, кто не доверяет своим любимым. Я просто бешусь!        - Значит, обойдемся без песен, - Усаги подошла ко мне вплотную, обняла и потерлась щекой о мою грудь, - Ты только не бесись, - она весело улыбнулась, приподняв голову и встречаясь со мной взглядом, - а то, я вспомню про ту рыжую медсестру с твоей работы, которую мы на выходных встретили в супермаркете и взбешусь так, что никому мало не покажется! - она в шутку ткнула меня указательным пальцем в грудь.        - Мой любимый бешеный крольчонок! - наклонился и поцеловал ее в макушку, - А что, у нас есть рыжая медсестра? Интересно…        - Мамору! - Усаги гневно посмотрела мне в глаза и отстранилась, но я одним движением привлек ее на прежнее место.        - Интересно, почему я этого даже не заметил? Может — потому что у меня есть ты и на других девушек я не смотрю?       Обсуждать что-то, планировать детали свадьбы с одной Усаги легко, приятно и даже весело. Но чаще всего к процессу подключаются будущая теща и подруги Усако. А этих барышень я предпочитаю «любить» на расстоянии. Слишком уж много шума создают вокруг себя эти хрупкие феи, появляясь вместе в одном помещении. Поэтому я предпочитаю улизнуть и оставить их наедине с женскими разговорами. Потом, мне становится стыдно. Позже, я возвращаюсь с полным пакетом конфет, печенья, чипсов — всего того, что так любит мой зайчонок и что ей в последнее время запрещено матерью, которая внезапно испугалась — Усаги слишком располнеет к свадьбе. На мой взгляд (и не только взгляд), Усаги всегда остается примерно в одной поре. Очень привлекательной, эффектной, соблазнительной поре. Поэтому, не мучаясь угрызениями совести, балую своего зайчонка.       Тем вечером, я решил отправиться на внеочередную пробежку. Работа подкинула неожиданную задачу — при многоплодной беременности провести лечение для одного эмбриона, не навредив при этом второму. Думать я мог только об этом. А когда пришел домой, собираясь порыться в своих старых записях, меня уже ждала «засада» из Макото и миссис Цукино с образцами закусок. Вот уже третий день в нашей квартире шли ожесточенные бои между сторонниками запеченных по-итальянски перцев и креветочно-персикового салата. При этом, нас с Усаги никто не слушал.       Я хотел просто поужинать большой порцией приготовленной Усаги острой лапши, хоть и знаю, что она окажется скорее соленой, чем острой. Но все равно — вкусно и с душой. Но никто не интересовался тем, чего я хочу. Будущая теща усадила меня за стол перед двумя тарелками и встала над душой, уперев руки в бока. Создавалось полное впечатление, если сейчас же не приму ее сторону — нашу свадьбу отменят. Но мне совершенно не нравятся эти дурацкие персики — конкретно в таком исполнении. Как и эти перцы.       На выручку мне пришла Усаги. Скрывшись на минуту в спальне, она высунулась оттуда с самым озабоченным видом.        - Мамо-Тян, у тебя пропущенный с работы.       Спешно пройдя в комнату, взял в руки свой телефон, мигающий только уведомлением об обновлении аватарки Джеда в соц сети.        - И где пропущенный? - я обернулся к невесте, которая доставала из комода мою теплую толстовку. Погода к вечеру решила испортиться.        - Нигде. Зато теперь ты можешь просто сбежать от этих двоих, - Усако хихикнула, протягивая мне теплую одежду, - Беги, Мамо-Тян, я их задержу!       Прежде чем сбежать, я от всей души расцеловал свою девочку. Все же, я на редкость удачно выбрал для себя невесту. Пусть поначалу и не понимал, какое золото преподнесла мне судьба.       Я направлялся к парку в неспешном темпе. Мысли роились в голове, наскакивая друг на друга, сталкиваясь и смешиваясь. Встречные порывы ветра норовили сбросить с моей головы наброшенный капюшон и приходилось поправлять его. Один из порывов оказался проворнее меня и все же скинул с головы единственную защиту от холода для моих ушей.       Слуха достиг приглушенный стон боли, следом — невнятное, но очень злобное бормотание и несколько глухих ударов. В памяти тут же вспыхнуло воспоминание о другой ночи, правда не морозной зимней, а душной летней. Но это лишь незначительная деталь. Ноги сами понесли в ту сторону, откуда слышались звуки борьбы.       Глупо, но я узнал его по шарфу. Еще бы, я почти два месяца наблюдал за процессом его создания! Усаги долго думала, что подарить родным на Новый год. Готовиться начала еще в начале осени. Нашла в каком-то журнале схему вязания красивого шарфа с необычным орнаментом, долго тренировалась в его выполнении, потом купила мягкую пряжу и приступила к работе. Отцу связала белый. Брату — темно-синий. Матери — нежно-голубой. Мне достался черный. Это мой любимый цвет и зайчонку нравится, как он на мне выглядит.       Взгляд на развернувшуюся передо мной картину вывел из ставшего привычным состояния равновесия с миром. Наш район считается очень спокойным. Конечно, иногда приходится читать о случаях мелких карманных краж в одном из магазинчиков или о мошенничестве с кредитными картами, но это — все. И ничего из этого никогда не касалось знакомых мне людей.       Сейчас же, на моих глазах какой-то невысокий, но крепко сбитый парень методично избивал отца моей Усако.        - Эй! - сбросив с себя оцепенение, бросился к дерущимся. Выбросил перед собой руки, отталкивая нападавшего от Цукино.        - Иди своей дорогой, придурок, пока я тобой не занялся! - парень, не ожидавший нападения со стороны, не удержал равновесия, упал на слегка припорошенный снегом асфальт, но почти мгновенно снова оказался на ногах. Бросив яростный взгляд в сторону моего будущего тестя, он решил, что эта добыча никуда не денется и сосредоточился на мне.       Мне наверное следовало разразиться речью о недопустимости такого поведения, как какому-нибудь герою голливудского фильма. Но Халк всегда нравился мне больше, чем Капитан Америка. Поэтому я двинул ему в челюсть молча. От моего удара, его чуть развернуло. Обернувшись, он собирался ответить мне тем же. Но на моей стороне была долгая практика в драках с товарищами по детскому дому. Противник получил удар в живот. Следующий — ногой в коленную чашечку, от чего у него подкосились ноги.       Несколько раз, и он вполне ощутимо приложил меня. Откинул на растущие вдоль аллеи довольно колючие кусты. Я ощутил хлесткий удар веткой по лицу, шипы глубоко вошли в плоть, оставляя за собой саднящие разрывы. Почувствовал отрезвляющую боль, которая, вопреки ожиданиям, помогла сосредоточиться. О ней я забыл, едва различив металлическое поблескивание в районе правой руки нападавшего. Оценив меня, как противника, этот урод решил укрепить свои позиции балисонгом.       Резкий выпад, захват его запястья, рывок на себя, минутная борьба, подсечка… И вот, нож уже в моей руке. Прижат лезвием к его горлу.        - Проваливай! - я резко отпустил противника, одновременно с силой отталкивая от себя. Понимал, конечно, что дать ему уйти после всего совершенного — большая глупость. Но не мог одновременно удерживать его под своим контролем и осматривать отца Усако. А между тем, брошенный на него быстрый профессиональный взгляд говорил — Кенджи Цукино нуждался в срочной медицинской помощи.       Быстро позвонил на работу. Так проще вызвать машину, на которой приедут действительно толковые ребята. После преступил к собственному осмотру. Лицо тестя превратилось в опухшее кровавое месиво. Но это ничего. Когда смоют кровь, окажется, что это просто разбитые губы. Может — выбитые зубы. И синяки. Но ничего серьезного здесь нет. Через пару недель, максимум месяц и следа не останется.       А вот дальше все гораздо хуже. Левая рука вывернута под неестественным углом. Наощупь через куртку мне сложно установить тип перелома. Я не травматолог. От моих манипуляций с его рукой мистер Цукино едва не закричал и я оставил травмированную конечность в покое. Трогать ее пока опасался — через пару минут на месте будут наши ребята, вместе и разберемся. Стараясь воскресить в памяти все то, чему учили в университете, очень осторожно изучаю его живот. Морщится и снова почти кричит, когда касаюсь ребер. Когда перехожу к области желудка, громко, болезненно вскрикивает. Вот это уже плохо. Очень плохо. Вполне возможен разрыв селезенки и внутреннее кровотечение. Его срочно нужно везти в больницу.       Коллеги не подкачали. Меньше чем через четверть часа тестя уже со всеми предосторожностями везли на осмотр для определения степени тяжести повреждений. Хотя я бы сразу вез в операционную. Но то я… Тяжело привалился к стене у закрывшейся двери, прижимая к щеке повязку, наложенную в скорой.       Ко мне подбежал запыхавшийся Зойсайт. Последние несколько месяцев он стажируется в нашей клинике. Собирается стать пластическим хирургом.        - Что случилось? Главная всех на уши ставит — говорит, твоего отца привезли после серьезной аварии. Но твой отец ведь… - Зойсайт оборвал себя на полу слове, не желая бередить старые раны.        - Не моего, а отца Усаги. Какой-то урод избивал его в нашем парке. Пришлось отбить, - бросил взгляд на часы над стойкой регистрации в противоположной стороне широкого разветвления больничного холла. Прошло уже больше десяти минут. Что же они там медлят-то? А ведь еще нужно позвонить Усако и рассказать о случившемся.        - Что у тебя здесь? - Зой, игнорируя мои возражения, отнял повязку от лица и присвистнул, - Тебя самого обрабатывать надо, чтобы шрамов в пол-лица не осталось. Усаги меня на лоскуты порвет, если узнает, что я видел эту «красоту» и ничего не сделал. А из лоскутов потом сделает обложку для вашего свадебного альбома!        - Усако на такое не способна, - отмахнулся, следуя за другом в одну из свободных смотровых.        - За тебя-то? Да она меня на атомы расщепит и по ветру распустит. Просто чтобы душу отвести.       Только отмахнулся от его слов. Да, иногда Усаги выглядит настроенной очень воинственно, но это все только напускное. На самом деле она очень миролюбива, и любой конфликт с кем бы то ни было, сильно расстраивает мою девочку.       Устроившись на кушетке, набрал ее номер в ожидании момента, когда Зой закончит готовить все необходимое для обработки моего «боевого ранения». Организм в целях самозащиты до сих пор отказывается воспринимать все случившееся как реально произошедшие со мной события. Мозг работает в штатном режиме, и это отлично.       Усако взяла трубку после третьего гудка.        - Мамо-Тян, ты скоро вернешься домой? Знаешь, мы решили пересмотреть меню. Теперь у нас на закуску будет цикорий с рыбным муссом. Мама и Мако наперебой уверяют, что это очень вкусно. А еще мама хочет подать копченого лосося на овощных лепешках. Что ты думаешь? - ее голос… такой счастливый, радостный, беззаботный. А я сам должен сломать это состояние счастливой безмятежности. Через несколько секунд я заставлю Усако волноваться, чувствовать страх и бессилие. И самое поганое — что ничего не могу с этим сделать. Ей придется пройти через это. Все что могу — только быть рядом.        - Усако, пожалуйста, только не волнуйся! - придурок! Именно после этих слов люди и начинают дико паниковать.        - Мамору, ты в порядке? Где ты? - голос моей девочки напряженно задрожал, в нем сразу послышались слезы.        - В порядке, - сказав, со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы — Зойсайт прижал ватный тампон, смоченный хирургическим антисептиком к моей исцарапанной щеке, - Мне пришлось поехать в больницу вместе с твоим отцом.       Стараясь как можно осторожнее подбирать слова, я рассказал Усаги о случившемся. С каждым моим словом, Усаги все больше пугалась и волновалась. А ведь я еще не дошел до того, что меня самого волновало больше всего. Какие слова подобрать, чтобы рассказать о том, что произошло? И как объяснить, что сам, добровольно, отдавая себе отчет в своих действиях, отпустил того, кто так жестоко обошелся с ее отцом?       Все же, смог рассказать обо всем. Признал даже, что сам подозреваю у тестя повреждение селезенки. К счастью, Усако не стала спрашивать, к чему может привести такая травма. Произнести слова «возможен летальный исход» я бы точно не смог. Она только уточнила, что я привез ее отца именно в свою больницу и пообещала приехать вместе с матерью.       Зойсайт закончил возиться с моим лицом, прилепил пластырем новую марлевую повязку и стал убирать использованные материалы. Мне нужно было идти к соседней смотровой, чтобы узнать о состоянии мистера Цукино. Но я медлил. Будто, если что-то случится с этим мужчиной, все закончится и для меня. Я боялся: если он умрет, Усако никогда мне этого не простит.       Вышел из смотровой, привалился спиной к стене и закрыл глаза, уверяя себя, что простою так всего минуту. Но из оцепенения меня вывел лишь оклик любимого голоса.        - Мамору! - зайчонок с мокрым от слез лицом буквально наскочила на меня, крепко обняла, вглядываясь в мое лицо, - Что это? - она подняла руку к моей повязке и замерла в нескольких миллиметрах от нее, - Тебе очень больно?        - Все уже хорошо. Со мной все в порядке, родная, - перехватил ее ручку, чуть сжал и, не удержавшись, поднес к губам,- Вы уже говорили с врачами?        - Мама говорит, - она все изучала мою повязку, - Это все или есть еще что-то, - моя девочка принялась обеспокоенно ощупывать меня, чтобы найти другие повреждения.        - Пара синяков, ничего серьезного, - я погладил ее по голове, надеясь успокоить.        - Если бы и с тобой что-то случилось… - Усаги не договорила — не смогла сдержать слез, расплакалась и спрятала лицо у меня на груди.       Через пару минут к нам подошла ее мать, погладила все еще всхлипывающую Усаги по плечу.        - Врачи уже готовят Кенджи к операции, - устало, почти безжизненно произнесла она, - Подтвердилось внутреннее кровотечение, предполагают разрыв капсулы селезенки. Переломы ребер и левой руки. Но меня уверили, что прогнозы очень обнадеживающие. Все будет хорошо, детка. Я пойду, позвоню Шинго. Вряд ли вернусь сегодня домой, а мой телефон остался у вас, - она озадаченно оглядела больничный холл и, увидев на противоположном его конце несколько телефонов-автоматов, направилась к ним.       Усако проводила мать взглядом, и, отняв от меня одну руку, вытерла глаза.        - Мне кажется, - ее прервал собственный всхлип. Усаги до сих пор полностью не успокоилась, - Кажется, что она до сих пор любит папу. Не смотря на все то, что он сделал, не смотря на его отношения с этой лупоглазой куклой. Как думаешь? Это может быть так? - блестящие от слез глаза встретились взглядом с моими.        - Не знаю, - я правда не знал, что ей ответить. Никогда не пытался проникнуть в чувства других людей.        - Я никогда не смогу от тебя отказаться, - тихо призналась она, - Не смогу.        - Тебе и не придется, Усако, - я не рассыпал пустых обещаний. Не надеюсь, не верю — ЗНАЮ, что Усаги — та самая, одна-единственная, с кем я хочу разделить свою жизнь. До самого конца.       Пользуясь служебным положением, я несколько раз узнавал о ходе операции и мог хоть немного успокоить Усако, ее мать и примчавшегося в больницу Шинго.       Операция была долгой, но проходила без каких-либо осложнений и неприятных сюрпризов. Моему тестю в очередной раз повезло.       Мы провели в холле у дверей операционной несколько часов. Усаги доверчиво прижалась ко мне, отпустив от себя только один раз, чтобы мог поговорить с приехавшими полицейскими. Миссис Цукино и на редкость притихший Шинго заняли скамейку напротив нас и будто загипнотизированные смотрели на горящую над дверью операционной лампу.       Нам сообщили о завершении операции за несколько минут до наступления утра. К счастью, все прошло успешно. Хирургам даже удалось сохранить селезенку моего тестя, хотя теперь этот орган и будет требовать к себе особого отношения и пристального внимания.       Через пять часов мне нужно было приступить к работе. В других обстоятельствах, отправил бы Усако домой вместе с матерью и братом, но сегодня не мог оставить ее без своего внимания и заботы. Написал заявление, чтобы начать работу на несколько часов позже, обычно — у нас такое не приветствуется, но, учитывая обстоятельства, мне пошли на встречу.       Через час после окончания операции, мы с Усаги были дома. Когда я в спальне снял толстовку и футболку, взгляду открылись несколько довольно крупных синяков, которые вскоре порадуют меня переливами всей сине-желто-зеленой гаммы. Усаги очень осторожно провела между ними самыми кончиками пальцев. Потом — бережно коснулась каждого губами.        - Когда ты рассказал о том, что случилось… - она замолчала, собираясь с духом, прежде чем признаться, - … за тебя, я испугалась больше, чем за отца. Не могу тебя потерять!        - Не потеряешь, - пообещал, обнимая худенькие плечики. Она такая маленькая, хрупкая, что иногда просто боюсь сломать ее, сжав слишком сильно. Но при этом, у Усаги уникальный, просто не человеческий внутренний стержень, который позволяет ей всегда, чтобы ни случилось, оставаться верной себе, своему оптимизму и жизнелюбию. Вот и сейчас, выступившие на ее глазах слезы быстро высохли.        - Конечно нет. У нас ведь еще должна родиться наша красноглазая малышка, - усмехнулась Усако, снова крепко обнимая меня.        - Усаги, я ведь много раз объяснял тебе… - она не дала мне договорить, прижав пальчики к моим губам.        - Ты ведь специалист по генетике. Придумай что-нибудь. А если нет — одной девочкой ты от меня не отделаешься. Будем заводить двадцать сыновей, - она улыбнулась, обхватив мою шею руками.       Усаги.       Мамору разрешил мне поехать к отцу в больницу только через три дня. Хотел, чтобы вначале утряслось его состояние и папа вначале дал показание полиции и только потом встретился со мной. Мамо-Тян опасался, что вид отца еще хотя бы не начавшего приходить в норму после проведенной операции может меня сильно шокировать, испугать. Я соглашалась, скрипя зубами от обиды — он снова относится ко мне, как к ребенку, даже пару раз, приводя свои доводы, назвал Оданго. Но в глубине души я была с ним согласна.       Разговор отца с полицией, при котором, по настоянию папы, присутствовал Мамору стал потрясением для всех нас. Отец знал напавшего на него парня. Тот раньше встречался с Мимет и несколько раз прежде угрожал папе. Но он никогда не принимал этих угроз всерьез. Думал — парень просто «играет в крутого», чтобы привлечь к себе внимание бывшей и вернуть ее. Но Мимет как кровососущее насекомое вцепилась в нашего отца по какой-то, ей одной понятной, причине.       Я не верю, что причиной этой была любовь или хотя бы симпатия. Если бы папа для нее что-то значил, она приехала бы в больницу, как только Шинго сообщил ей обо всем. Он один из нас всех может спокойно терпеть присутствие Мими или разговаривать с ней, хотя и брату ее общество не доставляет никакого удовольствия. Но эта красавица лишь хмыкнула в ответ и бросила, что «зайдет, когда будет нечего делать». Такой ее реакции почему-то не удивилась ни я, ни мама, ни Мамору. Да и сам Шинго, кажется, так и не понял, зачем ей звонил.       Когда Мамору наконец сказал, что я могу навестить отца, я не знала, как себя занять в первой половине дня. Выходной день, в университет мне не нужно, а Мамору уехал в больницу к началу рабочего дня. Мне же нужно было дождаться окончания времени, когда врач папы закончит осмотр и последующую консультацию.       Свадебные журналы давно уже были изучены вдоль и поперек, Луна плотно подкрепилась и развалилась «завязывать жирок» на кухонном подоконнике, подставляя лоснящийся бок бледному зимнему солнцу. По телевизору сплошным потоком шли мультфильмы для малышей или же аналитические передачи, которые нагоняют на меня тоску одним звуком своих заставок.       Для «равзвлечения» оставались домашние дела. Запустила цветную стирку и принялась мыть полы. Три дня уже откладываю. А Мамору очень любит порядок. Не хочется его нервировать еще и этим, у него и на работе хватает тем для невеселых размышлений.       Мамору позвонил, когда я уже заканчивала мыть полы в коридоре.       - Усако, за тобой через полчаса приедет Нефрит, чтобы подвезти до больницы. У него дела в этой части города. Будь готова, чтобы не заставлять его ждать, хорошо? - Мамору произносил очень общие, сухие по своей сути фразы. Но голос его был таким ласковым и теплым, что я не смогла сдержать улыбки.       Иногда, при посторонних, он старается быть более отстраненным со мной. Когда он только ухаживал за мной, все было немного иначе. Но я не могу сказать, что меня не устраивает его теперешнее отношение. Прежде, мы могли устроить перепалку в холле кинотеатра, целоваться у всех на виду в мебельном салоне или делать еще что-то подобное. Теперь, если такое и происходит, то очень редко. Не потому что страсть ушла. Это совсем не так, скорее уж наоборот — она растет с каждым днем. Просто теперь, начав жить вместе, мы начали гораздо больше ценить в своих отношениях уединенность, интимность. Принадлежность только друг-другу.       Когда мы идем по улице, Мамо-Тян, как и прежде, не отпускает мою руку. И я очень не хочу, чтобы отпускал. Нам даже больше, чем раньше, нужны ласка и тепло друг-друга. Его забота… иногда, она немного грубоватая. Когда пытается уберечь, защитить меня от чего-то или кого-то. Иногда, заставляющая чувствовать себя очень неловко, как когда проверяет мои уроки. Но всегда очень приятная. Когда он останавливает меня на улице, чтобы плотнее укутать мою шею теплым шарфом. Когда возвращаясь с работы покупает для меня кулек любимых пирожков. Когда я плохо себя чувствую, и он варит для меня куриный суп по взятому у моей мамы рецепту. Так вкусно как у него даже у мамы не получается. Или как сегодня — он позаботился о том, чтобы мне не пришлось одной ехать через весь город, толкаться в общественном транспорте. Рядом мы или далеко друг от друга, Мамо-Тян не оставляет меня без своих внимания и заботы.       Он редко говорит, что любит меня. Настолько редко, что порой у меня заканчивается терпение, и я всеми доступными способами «вырываю» у него это признание. Но я всегда чувствую его любовь. Его нежное и трепетное, но одновременно жгуче-страстное отношение ко мне.        - Усако, ты меня слушаешь? - все это время, Мамору старался добиться от меня хоть какого-нибудь ответа, а я задумалась и совсем не реагировала.        - Слушаю, задумалась просто, - я улыбнулась. Раз он зовет меня в больницу, значит папе стало лучше.        - Усако, - когда он так произносит мое имя, в его голосе столько любви и нежности, - Одевайся теплее, сегодня очень холодно, - еще одно проявление его заботы, прежде чем разговор закончился.       Мамору встретил меня у ворот клиники. Нефрит, не выходя из машины, пожал его руку и уехал. Мамо-Тян привычно обнял меня одной рукой и неспешно повел к главному входу.        - У твоего отца есть повреждения на лице. Выглядит он совсем не хорошо, но по экспертному заключению вмешательства не потребуется, - тихо рассказывал он, пока мы шли.        - Это ведь хорошо, да?        - Конечно хорошо. Сейчас гораздо важнее, чтобы удачно прошло восстановление после операции на селезенке. Пока все показатели внушают оптимизм. Но ни в чем нельзя быть уверенными до конца. Про его лицо я рассказал тебе, чтобы ты не испугалась.        - Я не испугаюсь. Это же папа. Что-нибудь стало известно про того типа, который на него напал? - в силу того, что после случившегося отец стал в разы больше доверять Мамору, все новости о расследовании он теперь узнает первым.        - Вчера поздно вечером его арестовали. По чистой случайности. Дорожные полицейские остановили его за превышение скорости и узнали по ориентировке.       Войдя в здание больницы, мы поднялись в хирургическое отделение и Мамору повел меня к нужной палате. Не дойдя до нее нескольких метров, я услышала знакомый, слишком громкий и визгливый голос.        - … должен отозвать свое заявление против Джо-Джо! - кричала Мимет, ничуть не заботясь о том, что вокруг находят больные, которым положено в тишине и покое двигаться к своему выздоровлению. Об этом ей попытался напомнить мужчина, занимавший вторую кровать в папиной палате.        - Не могли бы Вы вести себя хотя бы немного тише, пожалуйста? - буквально взмолился пожилой мужчина.        - Потише?! - с новой силой разверещалась Мимет, снова обращаясь к моему отцу, - Я останусь здесь и буду кричать еще громче, пока ты не отзовешь свое заявление. Джо-Джо не сделал ничего плохого!        - Ничего? - возмутился папа и тут же охнул. В его состоянии нервы — это очень нехорошо.        Привычным жестом Мамору поправил медицинский халат и вошел в палату, где бушевала эта фурия.        - Я буду вынужден попросить Вас удалиться и не нарушать своими писклявыми воплями покой пациентов этой больницы, - Мимет никогда не относилась к числу людей, с которыми Мамору считает нужным быть любезным.        - Я уже сказала, что никуда не уйду, пока этот, - она ткнула пальцем в сторону моего отца, которого всего пару дней назад иначе как «папочка» не называла, - не признает, что сам виноват во всем, что произошло. А Джо-Джо из-за его эгоизма теперь несправедливо страдает в полицейском участке.        - Несправедливо, значит? - Мамору очень недобро усмехнулся, взял в руки папину карту и вслух зачитал все зафиксированные врачами повреждения, - Учитывая все это, - провел ладонью вдоль листа карты, еще раз подчеркивая произошедшее, - конечно, «Джо-Джо» не сделал ничего плохого. Добряк, милейший человек. Шли бы Вы отсюда. Маникюр, укладка… какие у Вас еще могут быть дела? Ваше присутствие в больнице только вредит находящимся здесь людям. При чем не только больным, но и здоровым. Уши закладывает, - подойдя к стене, он снял трубку висящего там телефона и нажатием нескольких кнопок вызвал в палату охранника.        - Мимет, - я впервые слышала, как отец обращается к своей подружке ее полным именем, - К моей выписке — съедь из квартиры. Ключи оставишь у домоправителя.       Кажется, произнесенные отцом слова стали для Мимет огромной неожиданностью. Неужели, она считала, что после всего сказанного ею сейчас отец будет пытаться сохранить эти «отношения»?!        - Ты! Ты! - от возмущения и злости Мимет не могла произнести ничего внятного. Лишь открывала и закрывала рот, из которого время от времени вырывались невнятные, несвязные звуки. Поняв, что достойно ответить на это моему отцу не сможет, Мимет просто бросилась к кровати на которой он лежал, явно намереваясь вцепиться в заплывшее синяками, опухшее лицо.       Мамору перехватил истеричку, схватив со спины за оба локтя и удерживал до появления в палате охранника.       Через несколько дней, снова придя навестить папу, я застала у него маму. Она стояла спиной к приоткрытой двери и родители не могли заметить меня, притаившуюся в холле у палаты. Судя по всему, мама пришла незадолго передо мной. Я не хотела мешать их разговору. А еще — очень не хотела присутствовать в комнате, когда наконец прозвучит это страшное слово - «развод». Что родители будут разговаривать именно об этом я не сомневалась. Мы все понимали — эта ситуация зашла слишком далеко. В конце-концов, отец почти два года жил с другой, не отпуская маму только ради своей драгоценной карьеры. В ночь операции я подумала — что если мама до сих пор любит папу? Но была уверена, что она не сможет переступить через обиду, нанесенную ей и ее гордости.       Родители молчали, просто глядя друг на друга. Мама не выдержала первой.        - Зачем ты меня звал? - она нервно поправила на плече ремень сумки, держа спину как никогда ровно, прямо.        - Поговорить, - отец попытался принять более удобную позу, но у него это не получилось. Мама тихо хмыкнула.        - Говори.        - Икуко, я понимаю, что очень обидел тебя и детей, - за этими его словами последовала еще одна нервная усмешка мамы, но папа, не обращая на это внимания, продолжил, - Понимаю, что мне очень трудно будет оправдаться и заслужить прощение, но я снова хочу жить одной семьей, быть твоим мужем не только формально и снова стать достойным отцом для наших детей.        - А чего еще ты хочешь? - мама задала вопрос с каким-то нажимом, - Все это время, ты не переставал быть отцом наших детей. Но кажется совсем забыл об этом. Вместо того, чтобы порадоваться за нашу дочь, которая не смотря на свой очень молодой возраст нашла того человека, с которым хочет провести жизнь, ты начал мешать им, пытаться разлучить. Называл настоящие, глубокие, искренние чувства Усаги и Мамору, которых только слепой не увидит, не больше чем похотью, игрой гормонов, обычным увлечением. Вместо того, чтобы увидеть, как изменилась рядом с этим парнем наша дочь, как она счастлива с ним, ты продолжал давить на одно — у него нет семьи. Да Мамору один к своим годам добился большего, чем все сыновья твоих друзей добьются за свою жизнь. Потому что он никому не обязан. Ни под кого не прогибается, не лебезит, а сам заслуживает того, чего хочет. Сам стремится к тем целям, которые намечает. И я горжусь тем, что этот человек станет нашим зятем. Несмотря на все твои слова и поступки, которыми ты надеялся помешать их чувствам, - папа оставил эти слова мамы без ответа и она продолжила, - Думаешь, с Шинго ты обошелся лучше? Ты всегда был для сына идеалом, примером во всем. Единственное, к чему стремится мой мальчик — твое одобрение. Но все это время ты предпочитал почти не замечать сына. Брал его к себе на выходные, но почти не проводил с ним времени, предпочитая общество этой твоей «Мими». А сын из кожи вон лез ради твоего внимания. Лучший ученик своей параллели по всем предметам, лучший футбольный нападающий, готовится к поступлению на факультет журналистики, хотя ему самому всегда нравилась химия. Но тебе ведь все это не интересно? Гораздо занимательнее разглядывать ноги девчонки, которая чуть старше твоей дочки. И заметь, я сильно смягчила. Ты хоть знаешь, что у нашего сына есть девушка? Заметил, что он перевелся в другую школу? Или с тех пор, как он провалился в «Мюген» Шинго совсем перестал тебя интересовать? Лишь как источник информации о делах Усаги и Мамору. Но ведь и это он делал не со зла или желания подгадить старшей сестре, а лишь затем, чтобы быть тебе нужным.        - Мне жаль, что я не замечал всего этого, - голосом, в котором ясно слышалось осознание вины, произнес отец.        - А кто тебе мешал замечать, знать все это о наших детях? - мама снова усмехнулась, но за этим она прятала другое — скрывала желание расплакаться, - Теперь последнее. Я не уверена, что ты на самом деле хочешь снова жить со мной, как со своей женой. Ты просто не умеешь быть один. Не можешь элементарно о себе позаботиться. И сейчас, расставшись со своей дорогой Мими, ты понял, что впервые в жизни на самом деле остался один, без посторонней заботы. Ты всегда был сильным и решительным мужчиной, хоть и на редкость твердолобым. Но в быту ты абсолютный ноль. Даже рубашку сам себе погладить не можешь. Вспомни, раньше мы шутили, что у нас только двое детей, потому что тебя невозможно оставить одного на те несколько дней, что я нахожусь в родильном отделении. Вот почему ты хочешь вернуться ко мне — за вкусными ужинами, чистой и выглаженной одеждой, уютным и убранным домом. А мне надоело выполнять роль приложения к бытовой технике. Не хочу быть только бесплатной рабочей силой, направленной на улучшение твоей жизни.        - Но это не так, Икуко!- папа попытался что-то возразить, но мама не стала его слушать.        - Не так? Тогда докажи! Докажи мне, что я нужна тебе не как бесплатная домработница, а как жена, живой человек рядом.        - Как? Я сделаю все, что захочешь! - горячо заверил ее отец.        - Посмотрим, - мама скрестила руки на груди и смотрела куда-то мимо отца, - Год. Я хочу, чтобы ты после реабилитационного периода ровно год жил один и сам о себе заботился. Научись этому. Обслуживай себя сам — стирай, убирай, готовь. Докажи, что рядом с тобой, я могу быть не только симбиозом стиральной машины и плиты, но и просто женщиной. Мне не трудно заботиться о своей семье, но провести еще много лет своей жизни рядом с человеком, который глядя на меня видит чистую рубашку и вкусный обед — не хочу. В таком случае лучше провести остаток своей жизни одной.       Отец ответил что-то совсем тихо. Я не расслышала его ответа, но мне очень хотелось верить, что он согласился на все мамины условия. Я очень хотела верить, что для мамы и папы еще есть возможность на общее и, главное, счастливое будущее.       Я решила не заходить к отцу. Дать ему время осмыслить все произошедшее, их с мамой разговор. Вместо этого визита, направилась к отделению, где работает Мамору. Утром он не смог дождаться, когда я закончу готовить для него обед и собираясь в больницу я взяла с собой его бенто.       Мамо-Тян сидел в комнате отдыха для врачей. Вот только назвать его занятие отдыхом можно было разве что с огромной натяжкой. Разложив на низком столике какие-то свои записи и медицинские справочники, он сверял что-то с картой своего пациента. Время от времени отвлекаясь от текстов, он начинал что-то печатать с сумасшедшей скоростью на клавиатуре ноутбука, стоящего рядом с ним на диване, беззвучно шевеля губами, что-то диктуя самому себе.       В последнее время, он очень много работает. Не так давно, я заметила, что ложась вечером в постель вместе со мной, он дожидается, когда я усну после близости и уходит на кухню, прихватив с собой ноутбук и свои многочисленные блокноты. Работает часов до трех-четырех, оставляя себе на сон два, в лучшем случае три часа. Сделав это открытие, я начала по вечерам прикидываться смертельно уставшей. Не отвлекаясь на меня, Мамо-Тян заканчивает работу гораздо быстрее и по крайней мере пять часов проводит в постели. А вместе мы можем побыть и утром. Хоть и слишком быстро, зато так мучительно-приятно.       Подошла к Мамору и поставила рядом с ним принесенную коробочку с обедом, который теперь по времени больше похож на ужин. Обняла широкие плечи жениха и его рука тут же взметнулась от клавиатуры вверх, накрывая мою ладонь. Я уперлась подбородком в его плечо, заглядывая в текстовый документ на мониторе и силясь хоть что-то понять в хитросплетении медицинских терминов.        - Ты уже была у отца? - он чуть повернул голову и ласково поцеловал меня в висок.        - Нет, не пойду сегодня. У него была мама. Они разговаривали о своем будущем. Пусть теперь подумает, есть о чем, - пояснила я, наслаждаясь ощущением того, что он рядом.        - У меня сегодня отменились три вечерние консультации. И, учитывая все мои сверхурочные часы, главный предложил сегодня уйти пораньше. Хочешь, сходим в кино или еще куда-нибудь?        - Хочу, - крепче сжала объятия, - А потом погуляем? Мы с тобой так давно не гуляли.        - Конечно, - коротко, но очень ласково ответил Мамору, прежде чем сохранить документ и выключить компьютер.       В этот вечер, я не притворялась уставшей, а он не покидал нашу постель, чтобы снова работать.