Сердце плавится

Реджина устала и хочет спать. Если честно, не хватает привычного крепкого кофе из Сторибрука, который остался позади туманными росчерками воспоминаний. Зелёный чай, сделанный послушными пугливыми служанками, не помогает взбодриться, и поэтому приходится подумывать о сдержанном роме из королевских запасов. Реджина не собирается заглушать боль выпивкой. Совсем. Просто у неё нет кофе. Остался позади весь Сторибрук, весь тот странный мир мегаполисов, быстрых автомобилей и научной техники, облегчающей жизнь. Именно ею была заменена всесильная магия. Именно она творила магические чудеса, помогала связываться людям на большом расстоянии, делала возможным полёт. Вот только одного наука так и не научилась вершить — скрывание боли остаётся несменным сокровищем избранных. Но зато есть ви́ски, он тоже прекрасно подходит для сломанного сердца. Реджина касается рукой, облачённой в кроваво-красную перчатку, левой стороны груди, пытается прочувствовать биение, говорящее, что у нёе всё ещё существует в грудной клети сердце. Сердце слабое, разъедающееся тёмными пятнами грехов, которые не вымыть и не заколдовать. Оно стучит; конечно же, стучит, она же всё ещё живая и не забыла природные законы о том, как правильно нужно жить. Сердце бьётся в привычном для него ритме. Но не танцует. Сердечные танцы для избранных. Реджина же — ещё один сломанный человек из сотни сломанных, у неё есть лишь немного особенности, которой всё равно недостаточно. Её сердце не танцует; её сердце плавится. И Реджина просто не в состоянии вырвать его со всеми этими больными проклятиями и собственными истинами, потому что детская надежда, переданная, точно проклятье, Белоснежкой, всё ещё живёт где-то внутри неё. Вера, что тот, кто дорог, придёт и прогонит все тёмные невзгоды, спасёт её будущее, покажет самый верных из всех верных путей, всё ещё останавливает руку, прижатую к груди, и не даёт сосредоточиться для заклинания. Реджина знает: боль останется. Просто она будет фантомной и далёкой. Было бы другое время, Реджина вырвала бы личное сердце без всяких колебаний, с твёрдой решимостью на лице. Но, как говорится, с кем поведёшься, от того и наберёшься, и теперь она даже не может облегчить себе жизнь, потому что даже для заклинания забытого прошлого требуется специальное разрешение одиннадцатилетнего мальчика из её головы, говорящего, что она добра. Реджине хотелось верить, что она — герой. Реджине хотелось говорить каждому, кому она когда-то причинила боль, что она уже не Злая Королева, что она только была ею в далёком прошлом. Вся правда таится в том, что греховную печать не смоешь даже сильными словами-надеждами. Она такой была, она такой и осталась. Не нужно придумывать дополнительные проблемы. Ей говорили: ты изменишься. Ей верили, ей рассказывали о других дорогах и средствах, ей обещали какое-то светлое будущее и счастливый конец её личной сказки. Вот только благими намерениями вымощена дорога в ад. И Реджина — в аду. А сердце всё так и продолжает плавится ядовитой свечой, чей кислотный воск отравляет кровь. Ведьм в некоторых мирах сжигают на кострах. Ведьм в некоторых мирах почитают и делают божествами. Ведьм в некоторых мирах попросту не существует. И Реджина даже не знает, куда ей больше всего хочется отправиться, потому что она и так горит, потому что она и так божество, повелевающее страхом, а её несуществование попросту невозможно. А забывать такую драгоценную магию не хочется совсем — слишком много она за неё заплатила. Реджина слышит биение собственного прогнившего сердца, представляет эти гематомы-пятна, способные раскрыть всех её секреты, и думает, что действительно скучает по кофе. Но чудесного напитка нет, поэтому она возьмёт ром. Как говорится, за Спасительницу. Как говорится, не всех можно спасти. И Реджина относится, увы, к ним. У нёе есть своя печать под названием «Счастья не будет». Она о ней забыла, когда растила приёмного сына, а потом он вдруг принялся говорить о каких-то сказках, где она — Злая Королева, у которой нет сердца. Мальчик, который ей дорог больше всего, напоминал ей хлёсткими кнутами-словами о том, кто она есть на самом деле, и от всего этого поворота судьбы Реджине хотелось выть. А затем — всё по накатанной, по привычной протоптанной тропе. Потому что Белоснежка отнимает у неё всё. Потому что она смогла с помощью брошенной ею же дочери отнять у Реджины самое дорогое какими-то благими словами «Я — родная мать Генри». Лучше бы ты умерла, родная мать Генри. И от этого желания тебя спасает только он сам. Генри, улыбаясь уголками губ, говорит свою веру: «Я верю в тебя, мама». За спиной Реджины стоит воинственная Эмма, которая всех обязательно спасёт, и ведьме отчётливо кажется, что Генри говорит это не ей. Потому что двух матерей не бывает. Потому что он — внук Белоснежки, он принадлежит к этому роду избранных, которые всё отнимают у неё, и Реджина впервые верит в проклятья-печати. Генри своей верой в её доброе сердце забирает право Реджины вырвать это сердце из груди во имя спасения от убивающей боли. И Реджине кажется, что она не выдержит. Всегда милая Белоснежка подкидывает для её костра сухие дрова: «Боль уйдёт, но не сразу». Реджине хочется показать весь свой колкий сарказм и на одном выдохе произнести: «Кончай меня проклинать». Реджина идёт через ад. Это её жизнь; в общем, не сбежать, как ни крути. Реджина говорит себе: «Не добро». Рассказывать себе о самой себе — это странно и безумно, но Реджина не может похвастаться здравым рассудком. Потому что здравый рассудок не для сильных ведьм. Она не добро, потому что грехи — это не вина. Грехи — это что-то более худшее, они похожи на самую крепкую цепь. И Реджина прикована к своим ошибкам намертво. Грех-печать заставляет её желать об избавлении кровоточащего сердца. Грех-печать вторит каким-то божественным истинам, что помогать нужно ближнему своему без всяких корыстных целей. Грех-печать смеётся над её безуспешными попытками жить так, как заведено было маленьким Генри, рождённым в семье избранных. Спасительница спасла всех, но не Реджину. Она её просто сломала напополам, как злейшее из зол. И «как» убирается за ненадобностью. Но Реджина не отчаивается по пустякам. Потому что выгорела.