Дыхание в басовом ключе

Бамц! Тыж! Бум! Бум! Бум! Бах! Паренёк в чёрной бандане с черепами картинно вскинул руки с барабанными палочками вверх и, закусив губу, зажмурился, всем своим видом буквально крича: «Всё! Это было вау! Я крут, да? Да?». Последние отзвуки только что сыгранной им партии замерли в воздухе, но никто из присутствующих не торопился нарушать наступившую тишину. Наконец, парень открыл глаза, обвёл комнату горящим взглядом и коротко бросил: — Ну? Как? — Что-то с чем-то, особенно вот это, — сидящий на подоконнике накачанный бритоголовый мужик лет тридцати вскинул руки над головой, подражая барабанщику. — Скажи, Шес? — Обязательно включу это, — подпирающий стенку рядом высоченный взъерошенный брюнет с щедро подведёнными чёрным нижними веками повторил жест, — в свою постоянную программу. Где-нибудь между прожектором в рожу и пивом. Парень в бандане недоумённо заморгал. — Это… Так как? Вас устраивает? Я, в принципе, могу начать прямо сейчас. Или, хотите, я ещё чего-нибудь?.. Брюнет в два шага пересёк комнату, буквально вырвал у ударника из рук палочки, придирчиво осмотрел их и, видимо удовлетворившись результатом, засунул в наколенный карман свободных штанов в военизированном стиле. — Вот это, — ткнул он пальцем в направлении большой тарелки, — крэш. Традиционно используется для акцентов. Я не ортодокс, я за новаторства. Но есть же традиции, которые не стоит нарушать: не надо заменять ей рабочий драм. А вон там, на полу, это томы — я так понимаю, вы не знакомы, да? А та бумажка, что ты скинул на левый том, это ноты. С ними ты тоже не знаком? — Ноты? — на парня было жалко смотреть. — Какие ноты? — Чёрные, — устало выдохнул брюнет. — Слушай, иди-ка ты домой, ну, потренируйся там, что ли… Бандана классная, кстати. Как только дверь за новоявленным Чадом Смитом* закрылась, Шес рванул к ударной установке и, несмотря на смешки со стороны бритоголового, начал осматривать каждый барабан. Он их трогал, гладил, вытирал, передвигал на пару сантиметров вправо-влево, пока все дефекты, видимые только ему, не были устранены. Только тогда он опустился на табурет и устало уткнулся лбом в сгиб левой руки, лежащей на навесном томе** прямо перед ним. — Ты теперь каждый раз будешь это делать? — Делать что? — Шес не поднял головы, а потому голос его глухо отзывался в барабане. — Этот танец с бубнами вокруг своих бубнов? — Тебе-то что? — Ты же понимаешь, что кто-то будет сидеть за ними? Ты не можешь каждый раз… — Без тебя знаю, — брюнет резко разогнулся и ударил правой рукой в гипсе по тарелке. Звонкий, шипящий звук наполнил комнату. — Седьмой, Хан, блин, это был седьмой! Легче было взять барабанщика из пионердружины! — Ага, заодно с горнистом. Нету уже пионеров! — Пионеров нету, а барабаны остались! Хан, я больше не могу. Честно. Посмотри на меня — я сейчас кого-нибудь порву к чертям собачьим. По-любому, это нереально — за три дня найти замену и натаскать его. Надо отменить в пятницу… — Я тебе #непечатно# сейчас так отменю, ты у меня #непечатно# будешь #непечатно# пальцами ног по #непечатно# барабанам #непечатно#! — вслед за воплем, ни по децибелам, ни по насыщенности образов не посрамившим бы портового грузчика в лучший его день, в комнату влетел невысокий худой рыжий паренёк. Редкая россыпь небольших веснушек постепенно растворялась на начинающем багроветь от злости лице. Кофе в картонном стаканчике в его правой руке норовил перелиться через край, не одобряя бешеную жестикуляцию своего хозяина. — Какая #непечатно# отмена, ты совсем #непечатно#?! — Дэн, ты #непечатно#, #непечатно#, я ж #непечатно# #непечатно# #непечатно# туда, а ты #непечатно# #непечатно# #совсем-совсем непечатно#!!! — Шес подключился с пол-оборота и добавил как ни в чём не бывало: — О, это мой кофе? — Да подавись, — рыжий сунул стакан в протянутую к нему ладонь. — Спаситель мой, что б я без тебя делал? — Научился бы сам бегать в кофейню. Это несложно, ножками так топ-топ-топ. Ты мне зубы не заговаривай, что там с ударником? — Со мной всё в порядке, спасибо за заботу. — Ага. А с нормальным ударником? Шес нехорошо сощурился и елейным голосом поинтересовался: — Ты намекаешь, что я не нормальный? — Боже нас упаси, намекать что-либо подобное, — подал голос Хан, соскакивая с подоконника и выразительно строя глаза Дэну. — Мы все прекрасно понимаем, что… — Что намёками от тебя нихера не добьёшься! — перебил рыжий скандалист. — И поэтому я тебя прямым текстом спрашиваю: ты, придурок #непечатно#, нашёл нам ударника с двумя функционирующими руками, растущими не из жопы? — О-о-о-о! — Хан закатил глаза и отвернулся к окну, делая вид, что внезапно заинтересовался шикарным видом на заводскую стену и парковку. — Да идите вы оба… О, Гудвин приехал. Сейчас будет весело, да. — Ты находишь происходящее смешным? — Дэн удивлённо приподнял левую бровь. — Я нахожу происходящее до неприличия пакостным, тупым и несвоевременным, но должен же я словить от него хоть какой-то кайф? — он подошёл к Шесу, легко ткнул того кулаком в плечо и неожиданно мягко добавил: — Да не психуй ты так. Прорвёмся, брат. Ещё этот твой приятель должен подъехать, и Лёва обещал проверить, да и знаешь что? На самый крайняк — не разоримся, если и выплатим неустойку. Ты Дэна не слушай, он просто нервничает, понимаешь? А надо будет — хрен с ней, с неустойкой. Ты только с Чешко сейчас полегче, понял? Шес нахмурился, но согласно кивнул. Понял, не дурак. И ежу ясно, что в данный конкретный момент он был далеко не самым любимым человеком у их менеджера. В конце концов, ударник со сломанной рукой во время уже оплаченного тура — это ещё тот геморрой. И хотя, с одной стороны, они, конечно, за то и платили Чешко весьма и весьма солидный гонорар, чтобы разруливать подобные перекрёстки, но, с другой стороны, ожидать, что тебе спасибо за такую свинью скажут, было бы по меньшей мере глупо. И это только он сам. А ведь есть ещё Ал… Нет, Чешко его точно порешит сейчас, тельце хладное прикопает где-нибудь в лесочке, а шкуру повесит на стене в московской студии в назидание всем остальным. И прав будет, наверное. Спокойно, Шес, спокойно, расслабься и получай удовольствие. Из коридора донёсся глухой голос, сопровождаемый быстрой дробью шагов: —…таким легковерным, Пашка? Сколько ты за эти глупости заплатил? Сколько?! Ну и кто идиот после этого? — энергичный ухоженный мужчина лет сорока появился на пороге комнаты. Одна рука его была занята большим кожаным кейсом, другая — парой офисных папок, из подмышки торчал ноутбук, а левое плечо прижимало к уху телефон. При этом он ещё и умудрился изобразить жест, говорящий «достал — сил нет», в то время как легко и непринуждённо смеялся кому-то в трубку. — А-ха-ха, ну ты даёшь! Фуфло твой источник! Ну конечно Ал появится в пятницу! Ну, а я тебе о чём? Требуй бабки свои назад, да. Всё, давай, до связи. Новоприбывший прошагал до журнального столика в дальнем от двери конце комнаты, сложил на него свою ношу и, отняв, наконец, телефон от плеча, набрал номер. Ответили почти сразу, и он сообщил неожиданно холодным, лишённым всякого намёка на недавнюю весёлость голосом: — В пятницу всё в силе. Павел из «Вестника» только что звонил. Ему уже доложили, а значит, и остальные вскорости узнают. Нет, пока только про тебя. Ал, да какая разница? Ты, главное, появись там. Да, всё, на связи. И только тогда повернулся к присутствующим, обвёл их тяжёлым взглядом, особое внимание уделяя брюнету, и полуплюнул-полупрорычал: — Придурки! — Что значит «придурки», мы-то тут при чём?! — Дэн буквально взвился. — Вот тебе Шес, его и пили, мы тут просто мимо проходили… — «Мимо проходили»? «Мимо проходили»?! — менеджер быстро и уверенно закипал, сразу видно, не впервой. — Да вы просто… Блин! Боже, где ж я так нагрешил, что ты меня ими покарал?! Почему всё не может быть обыденно и стандартно, как у остальных: секс, наркотики, рок-н-ролл? — Гудвин, это что, компания «открой наркоте своё сердце»? — попытался разрядить обстановку Хан. — Да лучше б вы ширялись, гады! — менеджера понесло, и он начал метаться меж музыкантов, поочерёдно тыча то в одного, то в другого. — Один, — подлетел он к Хану, — женится, да так, что фанатки узнают об этом раньше меня. А потом приходит: «Ой, Гудвин, великий и могучий, ты же всё можешь, сделай так, чтоб эти милые девочки не порезали мою Юлечку на ремни от радости!». Второй не в состоянии пропустить ни одной юбки. Где этот Ромео современного пошиба, кстати? Я уже задолбался выгонять баб из его номера по утрам. Дэн хрюкнул, чем привлёк внимание к своей персоне, и тут же получил причитающееся. — От третьего выгонять приходится мужиков! Вот скажи, где ты их только с таким маниакальным постоянством находишь? Что? Ах, места знать надо… Мне, дорогой, достаточно знать место, куда ты попадёшь, если, не приведи Господи, о твоих похождениях станет известно в массах. Просветить? В реанимацию! И, наконец, бриллиант нашей коллекции, — палец уткнулся Шесу прямо в нос, заставив того свести глаза к переносице. — Я могу пережить хотя бы одну неделю без твоей рожи в прессе? — Можешь, — пообещал тот, с трудом заставляя себя оторваться от наставленного на него пальца и посмотреть Гудвину в глаза. — Возьми отпуск и отмени подписку на газеты. — Твою мать! Юморист хренов! Ладно, значит, так: про Алека уже пронюхали, значит, в любой момент доберутся и до тебя, поэтому давай быстренько рассказывай мне, что вы с ним не поделили. Ну? — Наркодиллера. Шес тут же понял, что ляпнул глупость, но было поздно. Серые глаза расширились, но буквально через секунду Гудвин совладал с собой, поджал губы и не допускающим возражения сухим голосом потребовал: — Покажи руки. — Да я пошутил, Толик, ты чего?.. — Руки! — Да ты охрен… — Руки, я сказал, покажи! — Да подавись! — выщерился Шес, вытягивая вперёд левую руку ладонью кверху и давая возможность исследовать свои вены. — Гипс снимать, или на слово поверишь? Четыре года, Гудвин, #непечатно#, четыре грёбаных года, а ты всё равно каждый раз!.. — Ну, прости, — Гудвин меж тем продолжал дотошно рассматривать голубые канаты вен, чётко проступавшие на фоне бледной кожи. — Просто Ал сказал то же самое… — Ему ты тоже вены проверял? — Надо будет — проверю! Блин, как вы меня достали со своими идиотскими шутками! — удовлетворившись результатами осмотра, он оттолкнул от себя руку ударника и раздражённо повторил: — Так что такого вы не поделили с Алом, что ради этого надо было конечности друг другу ломать? И не вздумай заливать насчёт падения — эту сказку мне уже он рассказал. Придумай что-нибудь новое. — Если скажу, что из-за байка, поверишь? — буркнул Шес. — Байк? Нет, не поверю. — Да? А из-за денег? — Нет. Банально, скучно, ты можешь лучше. — Баба? — Баба? Да, баба уже правдоподобнее… — Я говорю, там баба! — он ткнул пальцем в направлении двери. Четыре пары глаз уставились на молодую высокую девушку, выглядывающую из-за плеча только что вошедшего в студию парня, у которого Шес и уточнил: — Романыч, мы по недосмотру заняли помещение вашего местного дома свиданий? Мы, вообще-то, на репетиции своих баб не водим, не то что твоих. — Закрой пасть, — беззлобно огрызнулся названный Романычем, — здесь дама, — и, выпихнув девушку вперёд, добавил: — Знакомься, кстати, это Витёк. Я тебе про неё рассказывал. — Витёк? — Шес как-то растерялся. — Витёк?! Это который друган твой? Который ударник? — Аха, — Романыч самодовольно улыбнулся и подпихнул девушку ещё ближе к обалдевшему Шесу. — Ударник, дорогой. — Я сейчас вернусь, — прошептал брюнет и спокойно вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь. — Вот видишь… — повернулся Романыч к девушке, когда его прервал дикий вопль из коридора, прекрасно слышимый, несмотря на наглухо закрытую дверь: — Да вашу ж мать!