Песок на губах

Ноги утопали по щиколотку в мягком песке. Пальцами Кавендиш нащупывал круглые бока камней и обходил их, не желая терпеть острую боль от встречи с галькой – его пятки для такого не предназначены. Волны с шелестом заползали на территорию пляжа, обступали тех, кто подошёл слишком близко, и неохотно возвращались назад, пенясь и искрясь под яркими солнечными лучами. Кавендиш лениво пошевелил пальцами, пока их накрывала волна, а затем с наслаждением посмотрел на свои чистые, без песчинок, ноги – всю грязь поглотило море. Солнце стояло в зените и от его жара воздух вибрировал, возле самой воды плавилась граница между нею и ярко-синим, безоблачным небом. Любоваться горизонтом невозможно в принципе, и Кавендиш предпочёл наслаждаться лёгким ветерком, несущим прохладу, и относительной тишиной. С пляжа, разрушая блаженную идиллию острова, подобного Раю, доносились возбуждённые радостные крики, смех и аромат жарящегося мяса. В густой растительности мелькала зелёная голова мечника Мугивар, их же археолог – Нико Робин, кажется? – устроилась в тени самого большого дерева и читала, не обращая внимания на духоту и зной. Кавендиш ей немного завидовал, но покой и одиночество ему были милее, чем общество ненормальных людей. И загар появится, наконец! Купаться никто не захотел, так что у кромки моря Кавендиш бродил один, разглядывая ракушки и красивые кораллы. Остров выбирали наугад среди летних: повезло, что уж говорить. Везение Мугивары вообще не поддавалось логике и анализу. В небольшой бухте Кавендиш видел чудесный залив с тёплой, как парное молоко, водой и роскошными коралами, а ещё небольшой выступ над морем под воздействием воды, соли и ветра превратился в изумительное место для свидания или, если девушка против, просто любования пейзажем. Кавендиш был уверен, что вечером, когда закат выльет в море все оттенки красного, а на небе выступят звёзды, станет ещё лучше. Из-под полей шляпы Кавендиш исподволь наблюдал за резвящимися детьми. Кто-то додумался растянуть сетку (из рук?) и устроить турнир по пляжному волейболу. Откуда они достали мячик и узнали правила, сказать сложно, но участвовали решительно все, даже долговязый Бартоломео, возвышавшийся над своими любимцами эдакой громадой. Жара заставила всех раздеться, девушки радовали глаз бикини, парни ничем не радовали, а сам Кавендиш искренне считал, что посмотреть на его идеальное тело захотят многие, потому специально сменил штаны на шорты, а рубашку на лёгкую безрукавку. И всё равно он обливался потом и немного страдал без внимания, несмотря на вполне очевидный интерес к себе. К игре присоединиться он категорически отказался, но пару раз соизволил подать улетевший не туда мячик. — Эй, Пендиш, опять! — проорал Мугивара, махая обеими руками, чтобы привлечь внимание Кавендиша. — Кинь сюда! — Я принесу, Луффи-семпай! — Бартоломео сиял, как солнце, и ничуть не возражал против роли мальчика на побегушках. А прозвище Альфа-Ромео от брата Мугивары ему, кажется, даже нравилось. Кавендишу опротивело за несколько часов видеть бездумно-счастливую физиономию Бартоломео и он, сам от себя не ожидая такого раздражения, метко кинул мячик прямо в лицо Каннибалу. — Что за дела? — возмутился тот, вытирая прилипший к носу и щекам песок. — У тебя какие-то проблемы? — О, тебе интересно что-то, кроме Мугивары? — едко отозвался Кавендиш и зашагал обратно к морю, утопая босыми ногами в расползавшемся во все стороны песке. Он думал, что про его существование снова забудут до момента, когда нужен будет мячик, но ошибся. Прокричав что-то своим и кинув мяч, Бартоломео увязался следом. Возле самой воды Каннибал замешкался, однако скинул глупые шлёпки и осторожно поставил ногу на влажный песок. Подождал, когда море запенится вокруг неё, отбирая по крупицам силы так же, как уносит с собой в глубины грязь и песчинки. — Мне много чего интересно, дурак, — фыркнул Бартоломео, щуря глаза на невыносимо яркое солнце. Вскоре ему надоело стоять и он плюхнулся задницей на песок, не вынимая ног из воды. Кавендиш недоверчиво покосился на него, не понимая, почему фруктовик по своей воле полез туда, где ему грозит верная смерть. — А ты ведёшь себя как ревнивый ребёнок. Очень хотелось огреть наглеца по голове чем-нибудь тяжёлым, а после придушить и утопить, пока никто не смотрит в их сторону. Целую минуту Кавендиш лелеял мечты о жестоком преднамеренном убийстве, но было слишком жарко, шум волн расслабял, а слова Хохлатого не так уж сильно задели за живое. И ничего не как ребёнок! Ему просто скучно в компании малолеток, вот и всё. — Сам лучше, что ли? — буркнул Кавендиш и присел на песок, стараясь не приближаться к Бартоломео, чтобы вдруг не подумали, будто между ними есть что-то, кроме взаимной неприязни. — Гоняешься за мячиком, как преданный пёс. Бартоломео чуть повернул голову и ухмыльнулся — “Пошёл ты к чёрту!” — говорил его взгляд красноречивее любых слов. Оба взрослые люди и прекрасно могут обойтись без чужого мнения на счёт подобающего или нет поведения. Только почему-то Кавендиш злился и загребал пальцами ног песок, сооружая перед собой небольшую вспаханную крепость, изрядно продырявленную во многих местах. Волны слизывали хлипкие горки и работа начиналась по новой. Шляпа бросала тень на лицо Кавендиша и Бартоломео не мог видеть, или же не хотел, что он кусает губы и недовольно морщится. — Хэй! — Мугивара никогда не учитывал, когда кому-то нужно побыть наедине, то есть вдвоём. Кавендиш почти подобрал слова, чтобы выразить то, что скреблось у него на душе уже который час, как эти ужасные резиновые руки обхватили его за плечи и протянули по песку, столкнув лбами с Бартоломео в самом прямом смысле. Над ухом громко захихикали: Луффи был доволен своей выходкой. — Барто, подержишь мою шляпу? Мы с Траффи в лес пойдём, там куча жуков и птиц! Ты ж никуда не уйдёшь, да? Пендиш, проследи за ним! — Делать мне нечего! — огрызнулся Кавендиш, пытаясь оттолкнуть от себя Мугивару и Каннибала. Оба отталкивались с трудом и словно прилипли к нему, источая невероятный жар, будто солнце греет их изнутри. — Я не нянька, чтобы за ним бегать! — А бегать не надо, просто последи, — бесхитростно заявил Луффи, распутал руки и убежал обратно, подскакивая вверх, как тот самый резиновый мячик. Трафальгар Ло смотрел на него со знакомым Кавендишу выражением обречённости, но идти за жуками почему-то не отказался. Видно, он уже понял, что от Мугивар отделаться нереально. — Спасибо! — прокричал Луффи перед тем, как нырнуть в сочную зелень леса. — С чего он взял, что я буду слушаться? — пробормотал Кавендиш себе под нос и пихнул Бартоломео локтем в бок. — Руки убрал! И отодвинься, ты вторгся в моё личное пространство. Бартоломео послушно отодвинулся, но причина такой покладистости обнаружилась быстро и вызвала странное жжение в горле, словно туда насыпали целую пригоршню песка. Каннибал трепетно прижимал к груди потрёпанную соломенную шляпу, в его глазах стояли слёзы счастья, а улыбка на физиономии расплылась совершенно дурацкая. Кавендиш презрительно задрал нос, отвернулся и уставился на тёмно-синюю воду, кое-где прозрачную, видны были пучки водорослей и чистое дно, а кое-где тёмную, почти зелёную — там, наверное, и нырнуть получится. Продолжать дальше разговор Кавендиш не видел смысла: его не замечают и не слышат, сосредоточившись на сокровище ненаглядного Мугивары. До чего же бесит! Раздражённо стянув безрукавку и кинув её на песок, Кавендиш вскочил, потянулся и приподнял у корней волосы, завязывая их специальной заколкой. Шляпа легла сверху безрукавки, белея на фоне яично-жёлтого песка. Вода приняла Кавендиша ласково, как мать встречает родного сына, давно не приезжавшего домой: мягко окутала, обласкала, согрела. На дне лежали красивые ракушки и кусочки янтаря, небольшие монетки, бесполезные – за них уже ничего не купишь – но забавной формы. Чем дальше заплывал Кавендиш, тем тише становились звуки с пляжа, их наглухо закупоривал плеск волн и гул, поднимавшийся от столкновения воды с коралловыми остриями камней. Раздражение смылось подобно песку и грязи, на несколько минут Кавендиш расслабился и позволил себе безмятежно плыть, изредка ныряя с головой, чтобы рассмотреть поближе красивых юрких разноцветных рыбок. Розоватая медуза проплыла совсем рядом с рукой, медленно покачивая своими щупальцами. Краб-отшельник отполз подальше от пловца и, кажется, погрозил ему клешнёй. Под водой царило безмолвие. С поверхности пробивались слабые солнечные лучи, но они лишь подсвечивали очарование и таинственность кораллового рифа, загадочного и спокойного. Кавендиш любил такие места, потому вынырнул с ощущением если не умиротворения, то очищения точно. Фыркать на Бартоломео больше не хотелось. Дурак хохлатый, что с него взять? Каждый сходит с ума по своему, осуждать его за это слишком наивно и глупо. Он подплыл ближе к берегу, раздвигая воду ладонями, тряхнул головой, стряхивая солёные капли с кончиков волос и лица, огляделся. На пляже всё ещё играли в волейбол, Нико Робин всё ещё читала, а над джунглями кроме жаркого марева поднимались стайки цветастых птиц, напуганных одним неугомонным мальчишкой. Его шляпа лежала на песке, ветер играл с полями и тонкими верёвочками. Кавендиш нахмурился, пытаясь понять, чего же не хватает? Почему прежде насыщенно-яркий мир теперь лишился чего-то важного, необходимого? Безмолвие со дна впилось в ноги Кавендиша и потекло по крови прямо в мозг, на мучительно-долгую секунду отрезая, как мечом, все запахи, ощущения и звуки. Бартоломео не было рядом со шляпой Мугивары. Нечёткие следы вели к морю — не от него. Неужели он?.. Кавендиш нелепо затрепыхался в воде, забарахтался, хотя великолепно плавал с самого детства. Ноги не доставали до дна, вслепую загребая мягкий податливый песок. Из леса прилетел большой попугай с глупым красно-жёлтым хохолком на голове. Сел рядом со шляпой Кавендиша и принялся деловито чистить пёрышки. Дыхание спёрло то ли от жары, то ли от липкого ужаса — солнце потускнело и больше не слепило глаза. Кавендишу показалось, что его кто-то выключил, настолько страшно неправильным выглядел мир с этими смутными следами и попугаем. — Кыш! — крикнул он, выпрыгивая из воды и замахиваясь на птицу рукой. Попугай обиженно крикнул ему: «Дурак!» и взлетел, теряя изумрудно-зелёные перья. Кавендиш тяжело дышал, обтекал морской водой, и смотрел на перья, словно видел их впервые в жизни. «А ведь и правда — дурак». Сердце бухало в груди, разноголосый смех доносился будто через толщу воды, Кавендиш снова оказался у самого дна рядом с медузами и рыбами, смотрел снизу вверх и любовался косыми лучами, пронзающими его тело, как копья. Только когда его кто-то сильно тряхнул за плечо, он вздрогнул и вернулся в мир сухопутный — душный, плавящийся, обжигающе-горячий. Зелёный-зелёный. — Ты чего, на солнце перегрелся? — удивлённо спросил Бартоломео, проявляя небывалую заботу: потрогал мокрый лоб Кавендиша и заключил: — Ну точно, солнечный удар схлопотал, а перед этим ещё и наплавался. И не смотри на меня так, будто призрака увидел! Кавендиш хотел рявкнуть, что он сам виноват: исчез непонятно куда, шляпу оставил, следы эти и вообще!.. Открыл рот, вдохнул пылающий воздух, готовясь к долгой тираде, и получил вдруг подлый удар прямо в зубы — кусок подтаявшего сладкого льда опалил язык и примёрз к щекам, тут же заполняя рот холодом и кусочками каких-то фруктов. — Я мороженое принёс, — сказал Бартоломео невозмутимым тоном и лизнул свой лёд на палочке. — А то от жары откинуть коньки можно… Эй! Кавендиш выдернул мороженое изо рта, стремительно нагнулся, зачерпнул горсть песка и швырнул в Бартоломео — не в лицо, больше на рот и шею попал. Песчинки мгновенно прилипли к вспотевшей коже, осели на губах эдакой золотой пудрой. Мугивара наверняка решил бы, что это съедобно и попытался слизать лакомство. Чем Кавендиш хуже Мугивары? Бартоломео просто не успел возмутиться и дать сдачи. Кавендиш поцеловал его в губы легко, практически невесомо и тут же отстранился, недовольно кривя лицо. Находясь в состоянии шока, Каннибал не чувствовал, как сладкий лёд тает от жары и заливает ему пальцы. — Фу, теперь песок на зубах скрипит, — поморщился Кавендиш и лизнул своё мороженое, чтобы заглушить противный вкус. Или всё-таки приятный, если говорить не о песке. — Какие-то проблемы? — Ты псих, — честно ответил Бартоломео, понятия не имея, как на такое реагировать. — Что, просто сказать не мог, а? — О чём? — невинно поинтересовался Кавендиш, подняв на Бартоломео прозрачно-голубые глаза. — Если тебе нечем заняться, возьми мои вещи. Я хочу искупаться в той бухте. И шляпу понесёшь, — добавил он, отряхнул свою роскошную шляпу с пером от песка и надел её на голову Бартоломео. — Ну, тебе дважды повторить, чтобы ты понял? Как Мугиваре потакать, так ты с радостью, а как… — Всё, успокойся. Иди сюда, — мороженое было безнадёжно испорчено, но волноваться о мелочах так глупо... Новое попросит у Санджи-семпая. А целовать Кавендиша, солёного, как море, и сладкого, как лёд, безумно приятно, несмотря на колкие песчинки, что остались на губах после этого и следующих поцелуев.