Стала свободней

      Осмотревшись по сторонам и тяжело вздохнув, девушка стащила с головы капюшон темно-бордовой накидки и, заправив за ухо золотистый непослушный локон, присела на скамейку стоящую у стены. Тёмная каюта корабля навивала страшные воспоминания о том времени, когда её рабыней везли в Стамбул. Воспоминания были тяжёлые и девушка, на секунду прикрыв глаза, попыталась сосредоточиться на том, что сейчас было более важным: она сбежала из дворца, сбежала вместе с Лукой.       Нет, она сбежала не потому, что вспыхнули старые чувства к художнику, не поэтому. Во всём был виноват Сулейман с его изменами, она терпела и терпела долго, но всему есть предел, даже её терпению. Она закрыла глаза на измену с Садыкой, попыталась забыть ради их любви, ради детей, но он вновь изменил. Она надеялась, что он не примет эту наложницу, присланную в подарок, верила до последнего, но напрасно.       Он вырвал её сердце и растоптал его, он не сберёг их любви, да и любил ли? Хюррем не понимала и не желала понимать мужчину, который с утра говорит о любви, клянётся в верности, а вечером принимает других женщин. Она знала, что его воспитали так, что таковы были традиции и это был его гарем, но как с этим мириться? Она не понимала, к чему же тогда была эта ложь про любовь, зачем говорить и бросать слова на ветер?       Она определённо его любила, сама не знала, почему влюбилась в человека, которого считала врагом. Ведь ещё на корабле решила, что отомстит за всех кого потеряла, но не смогла.       Постепенно шаг за шагом, когда она думала, что приближалась к своей цели, она, наоборот, влюблялась в османа. Циничность, жестокость, испорченность, она видела в нём всё плохое, но не могла противостоять чувству, нахлынувшему на неё.       От ненависти до любви — один шаг…       Девушка закинула голову назад, не давая возможности слезам течь из глаз, ей нельзя плакать, нельзя показывать чувств Луке, который согласился ей помочь. Хюррем не знала, что будет делать, когда покинет Стамбул, но знала одно: Луку она не будет обманывать. Она сразу предупредила, что рассчитывать на что-то ему бесполезно. Просто она бы уже не смогла, несмотря на всю боль и ненависть к осману, быть с кем-то другим. Произнести три заветных слова она бы смогла, только смотря в серо-голубые глаза османа.       Она покинет город, в котором обрела счастье и в котором потеряла всё. Было жаль покидать детей, сердце кричало о том, что так нельзя, что дети должны быть с матерью, но, к сожалению, у неё непростые дети, а будущие правители, часть Династии. Хотя для неё Мехмед, Михримах и Селим, были просто детьми, которых она любила, которых зачала в любви и родила от любимого мужчины.       Хюррем почувствовала, что если Лука, который ушёл, чтобы переговорить с капитаном, сейчас не появится и они тут же не отплывут, то она сорвётся и вернётся в Топкапы. Услышав за спиной шаги, Хюррем обернулась: — Лука, ну где ты… Ты?       Девушка почувствовала, как внутри всё заледенело, а из горла пытается вырваться жуткий крик, но вместо него получаются лишь жалкие хрипы. Она знала, что её будут искать, знала, но верила, что успеет сбежать, успеет хотя бы покинуть Стамбул.       А тем временем пока она пыталась хоть что-нибудь сообразить, что продлит ей жизнь хотя бы на минуту, мужчина, окинув рыжую холодным безразличным взглядом, прошёлся по каюте и наконец подошёл к ней. — Это я, Хюррем, — слишком спокойно произнёс мужчина, словно ему было всё равно, но девушка знала, что под маской ледяного спокойствия скрывается яростная буря. — Может, ты надеялась увидеть здесь кого-то другого, душа моя? — Нннет, — заикаясь, выдавила из себя Хюррем, моля про себя Аллаха, чтобы Лука, которого она втянула во всё это, остался жив.       Мужчина хмыкнул, и с изяществом, присущим только ему одному, присел рядом с ней, хватая её за подбородок и разворачивая к себе: — Ты же знаешь, что я не люблю, когда мне лгут, — мужчина говорил медленно, растягивая слова, словно наслаждался страхом, который застыл в глазах девушки. — А ещё я не люблю, когда, то, что принадлежит мне, пытаются у меня отобрать. — Сулейман, он не виноват, — Хюррем схватила османа за плечи, — это я, всё я, только я! — Нет, любовь моя, — мужчина коснулся щеки девушки, провёл пальцами по скуле и неожиданно схватил за шею, — это художник похитил тебя. Ты пыталась вырваться, сбежать, но не могла, а я нашёл тебя. И теперь этот безумец, который решился на такое преступление, будет казнён, я лично сверну ему шею. А ты…       Хюррем чувствовала, что ещё мгновение, и она задохнётся, солёные слёзы попадали в открытый рот, которым она судорожно ловила воздух, попадали на руку османа, который душил её. Она уже готова была отдать душу Аллаху, но неожиданно мужчина отпустил её, и, схватив за плечи, не дал соскользнуть с лавки. — Убей меня, Сулейман, — просипела девушка, стараясь откашляться. — Убить тебя? Нет, ты вернёшься во дворец, где сгниёшь от одиночества у моих ног. Ты всю жизнь будешь молить меня о прощении, и я обещаю, подумать о твоём помиловании. Запомни: ты моя, только моя, ты принадлежишь мне. Ты никуда от меня не денешься, я найду тебя везде, я достану тебя из-под земли, но ты всегда будешь рядом!       Резко схватив девушку за волосы, осман притянул её к себе, и буквально вгрызаясь, впился в губы. Хюррем попробовала оттолкнуть мужчину, но тут же очутилась у того на коленях, заключённая в стальное кольцо объятий османа. — Ненавижу…