Как заканчиваются красивые сказки

Стены, инкрустированные декоративными ветвями, навесные проходы, замысловатые, путанные коридоры и светильники, словно парящие в воздухе, — этот необычный дворец напоминал живой лес, закрученный, сплетенный между собой страшным ураганом. В былые времена Арвен Ундомиэль, привыкшая к строгой изящности Ривенделла, нашла бы это место несколько… хмурым, но сейчас она не испытывала сильных эмоций; только облегчение от того, что дворец Лесных Эльфов так не похож на Гондор. После смерти Арагорна все вокруг стало казаться тусклым, лишенным жизни. Стены замка, хранившие в себе воспоминания их любви, давили, душили ее… Не было ни единого уголка, где бы несчастная вдова смогла утешиться, хоть на краткий миг забыв о годах, прожитых в мире и согласии. По крупицам собирая остатки мужества и самообладания, Арвен пыталась поддержать своих дочерей и помочь Эльдариону укрепиться на троне, но общество детей стало тяготить бывшую королеву; ведь каждый из них — это частичка Арагорна. Она находила его в блеске их глаз, в перенятых от отца жестах и запахе волос, щедро раскрашенном собственными нотками, но так похожим на его… Вечера, когда вся семья собиралась за ужином, превратились в настоящую пытку: Эльдарион, теперь сидевший во главе стола, невольно подчеркивал абсурдность и неполноценность данного действия. У Арвен создавалось впечатление, будто что-то сломалось в этом мире, злой волшебник произнес слова проклятия, и привычный уклад начал медленно, но неотвратимо рассыпаться. Эта атмосфера проникала в нее, подобно отраве питая скорбь, не позволяя смириться с утратой и думать о чем-либо, кроме прошлого. Разбитая, бывшая королева возвращалась в свою спальню, где на нее обрушивались пустота и всепоглощающее одиночество. Она ложилась на кровать, вновь и вновь воскрешая в мыслях те времена, когда по ночам ждала прихода любимого, занятого делами. Когда, сквозь пелену сна, Арвен ощущала, как, шурша, прогибается перина и ее щеки касаются теплые губы, а мягкую кожу так приятно колет жесткая щетина мужа. Но он больше не придет. Не согреет их остывшее ложе и не прижмет к себе истосковавшуюся супругу, которой оставалось лишь глотать слезы и прислушиваться к тихим шагам в коридоре. Они звучали особо отчетливо, потому что Арвен стала бояться запирать двери, оставляя их приоткрытыми. Замкнутые пространства теперь напоминали ей саркофаг, из которого нет выхода, нет спасения. Ища избавления для духа, мучимого внутренними демонами, бывшая королева покинула Гондор, направившись в Ривенделл, но и там не встретила утешения: после отбытия Владыки Элронда в Валинор, Имладрис пришел в запустение. Там не осталось ничего, кроме воспоминаний, коими пропитались эти, ранее живые и процветающие земли. Поэтому Арвен, не раздумывая, приняла приглашение Владыки Трандуила посетить Лихолесье. Она надеялась, что чужой дом и незнакомое место помогут унять тот могильный холод, что окутал ее сердце. Бывшая королева действительно испытывала некоторую долю облегчения в обществе Лесных Эльфов, но бессонница, мучавшая ее с момента утраты супруга, так и не отступила. Сейчас, как некогда и в Гондоре, она бродила по спящему дворцу, пытаясь вобрать в себя его покой и отрешиться от беды. Вернувшись в свои покои, Арвен по привычке оставила дверь приоткрытой. Скинув легкий плащ, она небрежно отбросила его в сторону и обвела взглядом просторную спальню. Ей не хотелось зажигать свечи. Это и не требовалось, учитывая два огромных окна, сквозь которые сюда проникали серебряные лучи ночного светила. Они кротко озаряли овальный стол прямо напротив двери, на котором стояли вазочки и подносы с фруктами, уложенными в причудливые пирамиды. Левее располагалась широкая кровать, холодная, пустая… Арвен съежилась при одной мысли о том, что ей предстоит лечь на нее. Поведя плечами, бывшая королева не спеша подошла к столу и опустилась на стул, вглядываясь в черные, неровные силуэты ночного леса за окном. За ее спиной, в коридоре, послышались неторопливые шаги, но Ундомиэль не обратила на них внимания и обернулась лишь тогда, когда услышала тихие, сдавленные всхлипы. Желая узнать, что происходит, вдова спешно пересекла комнату и выглянула за дверь. Чуть дальше по коридору она увидела тоненькую фигурку, мягко плывущую в полумраке, который, однако, не скрывал характерно подрагивающие плечи эллет. Светильники над головой играли бликами на копне рыжих волос с таким красивым медным отливом, и Арвен тут же узнала начальника стражи — Тауриэль. Да, это и впрямь была она. Мучимая тем же недугом, воительница решила немного прогуляться, надеясь, что это поможет ей забыться сном. Но старые воспоминания и горечь, так некстати вырвавшиеся наружу, заставили ее остановиться. Эллет, полностью отдавшись во власть печали, не заметила чужого присутствия. Поэтому тихий, вкрадчивый голос, мягко разогнавший тишину, заставил ее содрогнуться всем телом. — Что так опечалило тебя, Дочь Леса? Арвен стояла совсем близко, и стражница непроизвольно отшатнулась, вскинув на бывшую королеву Гондора удивленные влажные глаза с припухшими веками. Рассеянно поклонившись, она опустила заплаканное лицо, взывая к самообладанию. — Расскажи, быть может, я смогу помочь? — настаивала вдова. Тауриэль была не в силах ответить, чувствуя, что еще не обрела утерянный дар речи. Она лишь покачала головой, испытывая сильную потребность убежать, скрыться от внимательного взгляда светлых глаз. Но Ундомиэль не собиралась отпускать ее. Совсем юная эллет пробудила в ней почти материнский трепет, и искренне желание помочь. Протянув руку, она осторожно коснулась влажной от слез щеки воительницы, и ласково улыбнулась. — Неужели, так плохо? — Нет, нет… — хрипло ответила стражница, смущенная поведением гостьи своего Владыки, — дело в том… Она осеклась, мысленно рассуждая, как лучше выйти из сложившейся ситуации. Ведь нельзя же рассказывать Арвен о том, что это она, сама того не желая, явилась причиной нынешнего состояния Тауриэль. Разумеется, не сыскать во всем Средиземье того, кто бы не знал историю дочери Элронда и Арагорна. О ней складывали песни и оды, о такой любви мечтали девы всех народов, не исключая и воспитанницу Орофериона. Но стоило вдове прибыть в Лихолесье, она в полной мере осознала, как заканчиваются подобные сказки… Бывшая королева Гондора скоро начнет угасать и погибнет, словно простая эдайн. Она все еще была свежа и прекрасна, держалась гордо, с достоинством, присущим ее положению. Но не нужно было обладать прозорливостью, чтобы увидеть, насколько раздавлена и безутешна Арвен. Нечто внутри нее погасло, и Вечерняя Звезда, словно Владыка Трандуил, превратилась в фарфоровую статуэтку — красивую, но не живую. Подобное творилось и с самой Тауриэль. Когда Кили умер, он словно отнял, вырвал часть ее души, чтобы забрать с собой. Эта огромная внутренняя рана болела невероятно сильно, и эллет боялась, что она может убить ее физически… С тех пор прошло почти два века. От былой любви не осталось и следа, но воительница никак не могла заполнить ту пустоту, что зияла внутри. Она мучила ее, не позволяла забыться или обратить внимание на кого-то другого, неизменно возвращая мысли к образу погибшего возлюбленного. Иногда стражнице казалось, что она постарела на тысячи лет, но так ничего и не увидела, ничего не познала в жизни… Лишь Эру ведает, как сильно она жаждала любви, мужского тепла. Как ей хотелось создать очаг и родить детей. Но когда ее общение с эльфами должно было, из простого любопытства и благосклонности, перерасти в нечто большее, эллет прислушивалась к своему сердцу, но не находила в нем ничего, кроме холода и отчуждения. Неосознанно, но она искала в мужчинах черты Кили: его грубоватые руки и манеры, неопрятность, кажущуюся такой мужественной, и улыбку, ради которой не жаль расстаться с вечной жизнью. Но гном, как и любое другое существо, был уникален; второго такого нет и не будет… Гоня прочь зов Валинора, так рано пришедший за ней, стражница немного привыкла к подобной жизни, но появление Арвен, снедаемой тем же ледяным пламенем, всколыхнуло в ее душе все печали и сожаления, заставив расплакаться прямо в коридоре. Бывшая королева также почувствовала исходящую от эллет тоску, ставшую обеим почти родной, и грустно усмехнулась. — Следуй за мной, — велела она, разворачиваясь, — поведаешь свою историю. От этих слов воительница на миг замешкалась и даже немного испугалась — так ей не хотелось продолжать разговор. Но, не посмев ослушаться, Тауриэль покорно пошла вслед за вдовой, украдкой разглядывая ее дремучие, черные волосы, ниспадающие до талии, и складки серебристого платья, шлейф которого с тихим шелестом скользил по полу. Немного помедлив в нерешительности, Дочь Леса все же переступила порог и осторожно прикрыла дверь. Ундомиэль этого не заметила: она плавно подошла к столу и разлила по двум высоким бокалам вино, казавшееся почти черным при таком скудном освещении. Взглядом пригласив гостью присеть, Арвен подхватила один из бокалов и проследовала к противоположному краю стола. При этом ткань ее легкого платья искрилась мягким, шелковым светом, словно была соткана из лунных лучей. Невольно залюбовавшись этой холодной красотой, эллет подошла и опустилась на изящный стул с резными ножками. Она была напряжена и скованна, ведь почти не знала бывшую королеву, но спокойствие этих роскошных покоев и изысканный напиток с пряным послевкусием позволили ей немного расслабиться. Стражница и сама не поняла, как поведала вдове историю своей любви. О том, как внезапно и ярко она вспыхнула, перевернув ее душу, изменив привычную суть окружения и обесценив все то, что имело значение ранее. Ундомиэль сидела неподвижно и лишь сосредоточенный взгляд выдавал то, как внимательно она слушает признания гостьи, по всей видимости, слишком долго томящиеся в глубине ее естества. Брюнетка сдерживалась, но ей неотвратимо хотелось улыбнуться искренности и наивности своей собеседницы. Как более старшая и опытная, она чувствовала себя обязанной подсказать, дать совет, но боялась отвратить воительницу, подобрав неверные слова. — Тауриэль, подумай сама, — осторожно начала она, — тебе ведь почти нечего оплакивать… — Я знаю, — шепнула эллет, опуская глаза, — но я не могу отпустить его. Хочу, но не могу. Иногда кажется, будто Кили разжег огонь в моем сердце, но ушел, не затушив его… И это пламя сожгло меня, не оставив после себя ничего. Угли остыли, и новая искра уже не появится никогда… В последней фразе явно слышались надрывные нотки, и стражница совсем не женственно запрокинула голову, осушая бокал. — Она и впрямь не появится, если будешь закрываться ото всех. Ты сама признаешь, что больше не испытываешь былой страсти к своему гному, а значит, проблема не здесь, — Арвен прижала изящную ладонь к сердцу, —, а здесь, — длинные пальчики коснулись виска. — Тебе не хочется вновь испытывать боль. Но больно будет, Тауриэль, если не от любви, то от одиночества. Да, последнее может дать умиротворение… Только вот разве это жизнь? В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь размеренными звуками ночного леса. Бывшая королева вертела в руках бокал, задумчиво рассматривая мерцающую жидкость на дне, словно пытаясь отыскать в ней что-то. Кусая губы, рыжеволосая эллет глубоко задумалась над словами Ундомиэль, признавая, что в них есть изрядная доля правды. — Что же мне делать? — тихонько спросила она. — Попробуй дать своему следующему ухажеру больше времени, — чуть помедлив, ответила вдова, — не отвергай его и не обижай холодностью. — А вы жалеете? — неожиданно выпалила Тауриэль, словно этот вопрос уже давно вертелся у нее на языке. Но бывшая королева непонимающе вскинула на собеседницу глаза, и той пришлось пояснить, уже более смущенным тоном. — Вы жалеете, что не отплыли в Валинор тогда? .. — У меня есть дети. Я люблю их больше жизни, даже больше, чем когда-либо любила Арагорна. Они стоят тех страданий, что выпали мне. — Но тогда почему вы не с ними? Воительница тут же пожалела о сказанном, заметив, как дрогнули скулы вдовы. Она хотела извиниться за этот вопрос, но побоялась нарушить молчание. Ундомиэль не собиралась отвечать, да и не знала, как… как объяснить этой эллет, почему она не может смотреть на родных детей, так похожих на своего отца? .. Материнское сердце, и без того истощенное горечью, дрогнуло; коралловые губы Арвен искривились и она спрятала лицо в ладонях, не желая обнажать свои слезы. Стражница, проклиная себя за то, что довела собеседницу до такого состояния, вскочила с места и подбежала к ней. Но та вдруг отняла руки, уже успокоившись, и торопливо встала словно не желая быть ниже рыжеволосой воительницы. Внезапно Тауриэль, разомлевшая от вина, которое так редко пила, крепко обняла вдову, щекоча ее лицо своими волосами. Бывшая королева на миг опешила от такой вольности, но отстраняться не стала и осторожно ответила на эти объятия. По телам обеих разлилось внезапное блаженство от ощущения кого-то живого, теплого рядом. Того, кто понимает, пусть и не до конца… Не сговариваясь, эллет сильнее прижались друг к другу, дав волю беззвучным слезам, оросившим их лица. Как же упоительно было чувствовать поддержку, пусть и выражающуюся в таких бесхитростных действиях. Ни одна из них даже не подозревала, как сильно нуждается в помощи… Ведь у Дочери Леса не было близких, которые бы подставили плечо под ее горькие слезы. Ундомиэль же сама лишила себя права на плач, подавая пример мужественности и стойкости детям. Трудно сказать, сколько они так стояли. Кажется, целую вечность, по окончании которой вдова мягко разорвала объятия. Она заглянула в красивое, искреннее лицо своей гостьи и заботливо провела ладонью по ее щеке. Ненамеренно большой палец скользнул по приоткрытым губам, и вдова с удивлением отметила, что ей приятно ощущать под своей кожей их мягкость. Мысли, разумение вдруг покинули свою госпожу, и она неосознанно подалась вперед, прильнув к устам Тауриэль в совсем не целомудренном поцелуе… В первую секунду Арвен испугалась своего внезапного порыва, хотела отпрянуть, но такие приятные, робкие попытки ответить не позволили ей этого сделать. Обвив руки вокруг тонкой талии воительницы, она плотнее прижала ее к себе и поцеловала уже увереннее, сминая мягкие губки и кротко поддразнивая их влажным язычком. Стражница никак не могла подстроиться под ритм бывшей королевы, она отвечала слишком страстно и неумело, что вызвало у той упоительную улыбку. Ундомиэль скользнула руками ниже, желая скорее изведать, нежели доставить или получить удовольствие. Накрыв ладонями круглые твердые ягодицы, она несильно сжала их, но ткань одежд начальника стражи была слишком плотной, чтобы что-то понять. Ундомиэль никогда не замечала в себе подобных влечений и даже сейчас признавала, что ей было бы куда приятнее находиться в объятиях мужчины. Но эти… Новые, дикие и даже в чем-то противоестественные действия вдруг заставили ее ощутить себя живой. Впервые за долгие месяцы она вспомнила, что еще молода, что у нее еще есть годы, отпущенные эдайн. Юная эллет стала глотком свежего воздуха, но где-то на задворках сознания вдова понимала, что все это не верно… Она была готова остановиться на этом, остановилась бы, но в решающий момент горячие, жаждущие губы Тауриэль прикоснулись к озябшей коже на шее. Смелые, торопливые поцелуи опустились на плечо, с которого проворные пальчики стянули ткань. В отличие от бывшей королевы, стражница совсем растворилась в происходящем. Из-за своей невинности она… не то чтобы не понимала… скорее, не до конца осознавала, что есть правильно, а что порочно. Воительница просто наслаждалась сдержанными, но страстными ласками, мягкой кожей, источающей цветочный аромат, и тихими вздохами, вырывающимися из груди Арвен, когда, помимо губ, она прикасалась к ней и языком. Эти бархатные, ласкающие слух звуки заставили остывшие угли, что Тауриэль носила в себе, вдруг потеплеть, излучать сильный жар, собирающийся внизу живота. Ундомиэль была изрядно удивлена реакции своего тела. Гостья училась быстро, заставляя ее ощущать импульсы, весьма далекие от первоначальных. Сжав ее в тесных объятиях, ощутив, как податливо трепещущее тело, как отзывчиво на ласки, вдова положила ладони на небольшую грудь, ласково оглаживая упругие холмики. Рыжеволосая эллет тихо простонала, вновь найдя пухлые губы брюнетки, и беззастенчиво юркнула язычком к ней в рот, при этом перебирая руками тяжелые, волнистые пряди. Она с трудом дышала, ощущая, как нежные руки ритмично ласкают груди, прихватывая сквозь одежду напрягшиеся соски. Вдова путалась в пуговицах и крючках на одежде партнерши — ее желание нарастало с каждой секундой, и руки мелко дрожали. Резко прервав горячий поцелуй, она чуть отстранилась и сосредоточилась на этом занятии, спешно избавляя Тауриэль от слишком плотного, мешающего костюма. Ее дыхание было частым и поверхностным, оно ласкало лицо воительницы, которая несмело накрыла руками вздрагивающие бедра Арвен. С удовольствием огладив их, ласковые пальцы поднялись выше, скользнули на спину и нашли тоненькие завязки платья. Торопливо распутав их, стражница замешкалась. Она аккуратно потянула платье вниз, жадно рассматривая изгибы оголившихся плеч, с идеальной, матовой кожей. Но тут Ундомиэль скинула с себя ее руки, чтобы снять тяжелый камзол, с глухим шорохом упавший к ногам. Эллет осталась лишь в нижней рубашке, широкой, но настолько легкой, что от взгляда бывшей королевы не скрылась ни одна черточка ее фигуры, испускающей едва заметный хвойный аромат. На округлой, высокой груди явно проступали две напрягшиеся горошины, так соблазнительно натянувшие ткань, и вдова, не раздумывая, прикоснулась к ним, ощущая, как плоть становится еще тверже, а дыхание партнерши — глубже. Вожделение обеих нарастало, обе желали немедленно окунуться в эту запретную страсть, разведать всю ее глубину и крайности. Арвен настойчиво подтолкнула Тауриэль к кровати, сжимая, сминая ее упругую грудь, вынуждая воительницу томно вздыхать. Когда ноги запнулись о кровать, брюнетка надавила ей на плечи, вынуждая сесть. Возвышаясь над стражницей, она стянула с нее рубашку, рассматривая оголившийся девичий стан. После опустилась на колени и нежно погладила руками щечки эллет, прошлась по шее, хрупким плечам, после чего коснулась груди. От одного взгляда на Ундомиэль, на ее красные губы, ярко горевшие на белой, почти алебастровой коже, сияющие, огромные глаза, точеные плечи и такую соблазнительную ложбинку на груди, чуть ниже которой, сквозь одежду, угадывались напряженные соски, у Дочери Леса закружилась голова, а в животе потянуло. Она не смогла сдержать откровенного стона, когда горячий рот вдовы взял в плен коричневую, ноющую плоть, начиная ласкать ее, пытать… Бывшая королева прижималась к воительнице все сильнее и сильнее, желая ее всю и целиком. Ей нравились стыдливые стоны рыжеволосой эллет, она хотела заставить ее кричать от поцелуев… не в губы… Не прерывая томящие ласки, Арвен развязала веревочки на штанах Тауриэль, и торопливо, даже немного грубо стянула их. Она опрокинула свою гостью на кровать и любовно развела ее ноги. Стражница свободно раскинулась на покрывале, с упоением ощущая, как шелковистые, прохладные волосы скользнули по чувствительной коже на внутренней стороне бедра, после чего осторожные губы коснулись ее в самом интимном месте, заставив вздрогнуть. Ундомиэль не торопилась, давая партнерше возможность привыкнуть. Она покрывала легкими поцелуями влажные складочки, затем коснулась их кончиком языка, постепенно проникая глубже, пока не нашла ту заветную точку, которая приносит столько блаженства. Ласки вдовы, вначале такие робкие и бережливые, постепенно становились все более дерзкими и резкими. Она наращивала темп, ни на миг не останавливаясь и не прекращая чарующих движений, вынуждавших Тауриэль тяжело дышать и громко вскрикивать. Воительница выгибалась, двигала бедрами и дергалась, окончательно утратив власть над разумом, забыв, где она, что происходит и зачем. Кровь в венах словно испарилась, а на смену пришел жидкий огонь, стекающийся к животу, затем ниже… Жар все нарастал и нарастал, рыжеволосая эллет кричала громче, метаясь на кровати, путая волосы и сминая простыни. Накал усиливался, копился внутри, пока не разорвался миллиардами острых вспышек, что скопом пронеслись по телу. Волна была такой неожиданной и мощной, что комната померкла перед глазами Тауриэль. Она выгнулась, ощущая, что сотрясается от крупной дрожи, в то время как зной постепенно исчезает, уступая место упоительной истоме. Пока это сладкое, освежающее блаженство вступало в свои права, стражница прикрыла глаза. Голова кружилась, она словно проваливалась куда-то, летела… Воительница, вероятнее всего, уснула бы, если бы сквозь призму не услышала легкий шорох и возню — Арвен, закончив покрывать живот и ножки гостьи нежными, успокаивающими поцелуями, легла рядом, вглядываясь в расслабленное, обессилившее лицо. Ее томление и жажда достигли апогея, но Ундомиэль терпеливо ожидала, когда эллет придет в себя и сама захочет продолжить. Она ненавязчиво прижалась губами к розовой щечке, затем легко прикусила ушко, неспешно обводя контур заостренного хрящика. Дыхание бывшей королевы, частое и неровное, опаляло кожу Тауриэль. Она тихонько рассмеялась низким, грудным смехом и осторожно приподнялась, опрокидывая брюнетку на спину. Прижившись к ее губам в неторопливом, глубоком поцелуе, стражница вжала партнершу в матрас, чувствуя, как острые соски, даже сквозь ткань, колют обнаженную грудь. Еще раз посмеявшись чему-то своему, эллет прочертила влажную дорожку к шее Ундомиэль, которая запрокинула голову, предоставляя ей больший доступ, и протяжно застонала, когда твердый язычок обвел контур выступающих ключиц и впадинки между ними. Руки, невесомо порхавшие по телу, подцепили край выреза и освободили белоснежную грудь, несколько большую по размеру и не такую упругую, как у воительницы, но от этого не менее восхитительную и приятную. Тауриэль чувственно сжала один холмик и покрылась мурашками от прикосновения к твердой и холодной вершине. Желая согреть ее, Дочь Леса жадно вобрала в рот неровную плоть, от чего Арвен резко втянула воздух, принимаясь с силой оглаживать плечо партнерши, оставляя на нем едва заметные розовые дорожки. Продолжая эту дразнящую игру, стражница принялась поднимать шелестящую юбку, лаская открывающиеся ножки. Коротко прикоснувшись к оголившемуся бедру, она неспешно, словно глумясь, направила горячую ладонь к центру удовольствия. Бывшая королева дернулась, когда, наконец, ощутила прикосновение в месте, что более прочих их жаждало. Шире разведя ноги, она практически вцепилась в рыжие волосы, моля эллет не останавливаться, неосознанно причиняя ей легкую боль. Но Тауриэль не обратила на это внимания. Она самозабвенно водила пальцами по мягким складкам, стараясь повторить движения языка вдовы. Но вскоре она оставила эти попытки, начала прислушиваться к партнерше, следя за ее реакцией и подстраиваясь под нее. Горячие губы не замирали ни на миг, желая доставить как можно больше удовольствия; эллет с азартом вслушивалась в звонкие крики, самозабвенно пытаясь сделать все возможное, чтобы они стали еще громче. Захваченная этим занятием, она даже немного расстроилась, когда метания Ундомиэль окончились, и она резко отстранила ласкающую руку, перед этим коротко прокричав что-то не разборчивое. Улыбаясь, стражница отстранилась, оглядывая распластанную на кровати бывшую королеву с опущенными подрагивающими ресницами и плавно вздымающейся грудью. Все еще разведенные ноги выглядели отнюдь не пошло, скорее, естественно, словно Арвен неосознанно приняла эту позу во сне. Серебряные холодные лучи мягко освещали каждый соблазнительный изгиб, делая ее похожей на богиню или ангела. Думы самой брюнетки были весьма схожи с мыслями Тауриэль. Воительница сидела на кровати и выглядела при этом так расслабленно и безмятежно, словно прекрасный цветок, выросший не в саду, а в диких, неизведанных просторах, где обитают лесные феи и сказочные существа. Обе еще долго не могли заснуть. Они лежали в обнимку, небрежно прикрывшись теплым, мягким одеялом. Рыжеволосая эллет задумчиво перебирала рассыпавшиеся по простыням пряди, смешивая, сплетая между собой уголь и пламя, при этом не слишком усердно пытаясь понять свое отношение к произошедшему. Вдова, только недавно обнаружившая, что дверь в спальню плотно закрыта, вглядывалась в поблескивающую круглую ручку, с удовольствием отмечая, что закрытое помещение больше не пугает ее.