За спиной

Это ведь нормально, стоять за спиной своего капитана, верно? Нормально, верно? Капитана, верно? Зоро идёт ровно на пол шага позади, чувствует жар - он распространяется вокруг Луффи, как вокруг Солнца. Идти за ним почти больно. Не идти - ещё больнее. Зоро замедляется, позволяет обогнать себя ещё на пару шагов, и его тело бросает в дрожь. Как в лихорадке. Как будто туманная вязкая дрянь облепляет со всех сторон. И издевательский смех Пероны в подсознании. Зоро помнит, каково это. Ещё жива память о двух годах разлуки, когда боль духовная сплавляется с телесной. И уже не поймёшь, а что болит-то: сердце или израненное тело. Но тело можно перебинтовать, мазями помазать и вылечить. А вот как лечить душу, Зоро не знает. Догадывается, правда. Но где-то глубоко внутри, не позволяя мыслям-догадкам на поверхность выплыть. Зоро топит их, чёрно-красные, искрящиеся молниями. Топит и не жалеет. Почти. Зоро догоняет капитана в несколько широких шагов, и тот смеётся, чуть поворачивает голову, смотрит лукаво чёрным своим глазом, и всей жизни не хватит, чтобы его, этот взгляд, расшифровать. В него падаешь, как в пропасть. Быстро и без возможности выжить. Потому что дна нет. Это полёт длиною в вечность, но кажется, что и её не хватит, чтобы понять, выцепить одну подсказку из сотни лишних мелочей. Что же в нём, в этом взгляде, в этой пропасти? Мясо, приключение или что-то манящее, густое? Что-то, что Зоро так старательно пробует в своём капитане отыскать. Жар вновь окутывает, прогоняет туманную гадость из души, и Зоро усмехается Луффи в ответ. Маленьким детям говорят, что нельзя трогать огонь и раскалённые сковородки - будет больно. У Зоро боль концентрируется в сердце и в кончиках пальцев. Нестерпимо хочется проверить, почему нельзя. Нестерпимо хочется обжечься, чтоб до мяса, чтоб на всю жизнь запечатать эти прикосновения в себе. Хочется не притронуться, а нырнуть в этот огонь, обхватить руками Солнце и не отпускать, никогда-никогда. Чтоб ни море, ни ветер, никакие силы не могли оторвать их друг от друга. Даже если тело Зоро превратится в горстку пепла, всё время до - истинное счастье. Луффи хватает его за рукав, тащит куда-то - к еде или просто вперёд, и Зоро скалится на его лопотание одновременно сыто и голодно. Жар опаляет, но недостаточно, и Зоро сжимает свободную руку на рукояти Вадо. Привычное ощущение холодит, но не отталкивает, помогает сфокусировать взгляд на чём-то ещё, кроме яркого, слепящего ореола вокруг фигуры капитана. Становится чуть-чуть спокойнее. Ан нет. Нет. У Луффи все пальцы в чём-то вязком, сладком, он утробно урчит, увлечённо слизывает (жидкая карамель?) и ловко подхватывает капли, убегающие от него вниз, к локтю. Он настолько увлечён этим занятием, что не обращает внимания на что-то бормочущего торговца, на шум, доносящийся с соседней улицы. Луффи облизывает губы, берёт яблоко на палочке в другую руку и проводит языком по пальцам. Зоро на секунду прикрывает правый глаз. Смотреть невыносимо. Слушать, собственно, тоже. А Луффи довольно причмокивает, урчит, лопочет о том, чума, какие вкусные штуки, и, вообще, Зоро, попробуй тоже. Он облизывает пальцы, втягивает их в рот и жмурится с удовольствием и бесхитростным счастьем на лице. А потом покупает ещё два печеных яблока в карамели и упрямо протягивает одно Зоро. - Вкусно, - авторитетно заявляет капитан, и Зоро ничего не остаётся, кроме как принять угощение. Луффи уносится вперёд, до него, наконец-то, долетают звуки драки. Как тут не вмешаться? Зоро ничего не кричит в след сбежавшему капитану, как любит делать Нами. Он-то видит Луффи всегда и в любой толпе. Неважно, насколько далеко он убежит, как далеко их пути разойдутся. Неважно, назад или вперёд. Главное, что сейчас они рядом. Зоро лениво сверлит взглядом чужой затылок и думает, что за спиной капитана гораздо спокойнее. Луффи думает, что думать вредно.