Вверх

Аркадий давно не просыпался таким бодрым и счастливым. Даже привычная легкая грусть не портила настроения: слишком ярким было солнце, слишком глубоким небо. Аркадий закрыл глаза и представил Одинцову: ее красивый профиль, стройный стан и холодный взгляд. Она как картинка – ею хотелось любоваться, не отрываясь. Дом Базаровых был беден, но Аркадий во всем чувствовал атмосферу уюта и покоя: то ли любовь и доброта родителей Базарова распространилась на их жилище, то ли место было хорошее. Юноша вышел из своего предбанника и вдохнул свежий утренний воздух. День будет жарким, но вокруг много тени: можно и гулять, и отдыхать, предаваясь легким мечтам... Аркадий пришел к завтраку, когда все уже сидели: родители Базарова шутливо сетовали на то, что редко видят сына, а сам он лениво потягивал кофе. Аркадий сел, и они понимающе переглянулись: юноша находил милыми все разговоры стариков, а Базаров снисходительно прощал им осторожное желание заботиться о себе. Арина Власьевна порывалась то подвинуть к Евгению блюдо с кренделями, то разгладить скатерть. Василий Иванович одергивал ее, боясь гнева сына и осуждения гостя, но Аркадий лишь улыбался, глядя на добродушное лицо Арины Власьевны. Когда они с Евгением вышли из-за стола и направились в сторону леса, Аркадий не смог удержаться: – И все-таки, твои родители очень любят тебя. Базаров посмотрел на него долгим взглядом. – Повторяешься. Аркадия удивляло, как без необходимых приборов Базаров умудрялся продолжать исследования. Он не мог резать лягушек – изучал их с внешней стороны, не мог смотреть в микроскоп – обходился подручными средствами. Аркадий не участвовал в деятельности Базарова – лишь наблюдал, но ему никогда не было скучно. Длинные жесткие пальцы скользили по предметным стеклам ловко и уверенно, завораживая наблюдателя. Время от времени Аркадий переводил взгляд на лицо друга – сосредоточенное и увлеченное. В такие моменты они не разговаривали: Базаров предпочитал, чтобы его не отвлекали. Базарову тоже не было скучно, хоть он и не признавался себе в этом. Его институтские товарищи надоедали ему почти сразу: пустые, глупые разговоры навевали тоску и уныние. Учителя не могли заинтересовать надолго, и как только Базаров вступал в спор, злились или опускали руки. Аркадий поначалу тоже начал играть в эту игру – попробуй развлечь Базарова – но быстро осознал бесполезность своей затеи. Базарова привлекали крестьяне: наивность и простота настраивали и его на откровения, вот почему дети привязывались к нему. Им не нужно давать понять свое превосходство, они с первых слов уступали. Базаров отчетливо видел и в Аркадии эти черты, недосягаемые для него, но такие желанные – детскую невинность и чистоту. Этим юноша был похож на крестьянского ребенка, хотя даже не мог этого вообразить. И Базарову не было скучно: он снисходительно, с оттенком покровительства смотрел на этого мальчишку, позволяя обожать себя. После обеда отец ненавязчиво попытался вытянуть из Базарова рассказ о его жизни за три года, что они не виделись. Арина Власьевна сидела рядом, надеясь на успех супруга. На каждую незначительную деталь Василий Иванович набрасывался, словно голодающий на крошки хлеба, как мог вытягивал Базарова на разговор. – И что же тот крестьянин? – На следующий день уже был на ногах, чуть жену не побил. Василий Иванович засмеялся, Базаров даже не улыбнулся. – Такой народ – чуть прихватило, уже умирать собираются, – продолжал он. – Образование – это конечно хорошо, – вдруг начала Арина Власьевна, – но пора и о семье подумать. Василий Иванович затаил дыхание и осторожно взглянул на сына. – Мне зарабатывать надо, а о бабах пусть барчонки думают, – с раздражением проговорил Базаров. Он старался не вспоминать об Одинцовой, но все усилия оказались тщетны: пара неосторожных слов воскресили ее стан перед его глазами. – Ну, зачем ты так, господин Кирсанов замечательный, и дружба ваша нам на радость. – Здесь Василий Иванович преувеличил: ему самому действительно нравился Аркадий, но Арина Власьевна с трудом могла вспомнить его лицо – она толком и не взглянула на него ни разу. Она не могла налюбоваться своим сыном, разглядывая и запоминая каждую черту. Она словно собирала в копилку памяти его образ, чтобы в час разлуки с ним утешиться воспоминаниями. Базаров усмехнулся про себя: еще бы, ему не нравился Кирсанов. После их вчерашнего разговора, который он случайно услышал, выходя из предбанника, отец должен буквально боготворить Аркадия. Удивленный Базаров не мог сдвинуться с места, чтобы выйти из неловкого положения, – настолько непривычно было слышать тон друга и отца, обсуждавших его самого. В голосе первого звучал такой восторг, какого не было, даже когда Кирсанов говорил об Одинцовой. Отец же, сдерживая себя как можно при сыне, выплеснул все Аркадию. Базаров едва не засмеялся и не выдал себя, когда они в один голос начали пророчить ему великое будущее. Когда-нибудь приятель спросит, откуда в Евгении такая самоуверенность, и лекарь рассмеется ему в лицо. Базаров и Аркадий шли по лесной тропинке. Лекарь срывал цветы, показывая их товарищу, и спрашивал название. Аркадию давно надоела эта игра: если он и отвечал, то случайно. В конце концов надоело и Базарову, и он принялся молча разглядывать землю под ногами. – Интересно получается: я давлю этих букашек, и они хрустят. Что, если бы мы были букашками, и на нас кто-то бы наступал? – наконец сказал он. – Философствуешь? – засмеялся Аркадий. – Да нет; просто мы воображаем себя властелинами, а на самом-то деле, мы букашки и есть, только в другом плане. Мы хрустим под обстоятельствами, когда кажется, что они невыносимы. Аркадий задумчиво посмотрел на Базарова. – В конце концов, не ты один страдаешь. – А кто говорит, что я страдаю? Черт с ней, перебешусь. Несколько минут они шли в тишине. – Ты с ней хоть время проводил, со мной она вообще не разговаривала, – начал опять Аркадий. – Еще бы, – вырвалось у Базарова, – она бы умерла от скуки с тобой. Аркадий удивленно взглянул на него. – И испортила бы, – добавил Евгений после паузы. – Это еще почему? – Ты неженка, размазня; она от скуки принялась бы лепить из тебя, что вздумается. Аркадий остановился на мгновение, а потом ускорил шаг. Он ничего не ответил, и Базаров равнодушно взглянул в его сторону. – Пойдем назад, – сказал Аркадий. Базаров в одиночестве лежал под стогом сена, слушая крики петухов и пение птиц где-то вверху. Он старался ни о чем не думать, но сквозь пелену солнца, застилающую глаза, просвечивался красивый силуэт. Женщина то смотрела в зеркало, то перебирала цветы в венке, то переплетала волосы. Образ Одинцовой Базаров видел перед глазами так часто, что его начинало тошнить. Евгений безмолвно предложил ей игру – она согласилась. Каждый был намерен победить, хоть и не совсем понимал, что именно нужно для победы. Базаров рассмотрел ее и понял насквозь: холодной, как рыбе, женщине нужно развлечение. И он развлек ее, остался тайной, которую Одинцова раз за разом не могла разгадать. Базаров уже понял, что ему не выиграть: он не разбудит в ней чувства, потому что она не умеет любить. Все, что оставалось – напустить туман, не дать ей почувствовать себя победителем. Возможно, тогда она сдастся первой. Одинцова была болезнью, отвратительной опухолью, которую Базаров пытался вырезать. Он страстно желал лекарства, которое излечило бы его от этой больной любви. Что-то заслонило солнце, и Базаров открыл глаза – перед ним стоял Аркадий, приглядывая место для отдыха. Он опустился рядом и забормотал чепуху о чудесной погоде. Бормотание отвлекало Базарова от мрачных мыслей, и он начал разговор с другом. Базаров холодно попрощался с родителями, и Аркадий с укором смотрел на него. Впрочем, юноша вскоре забыл об этом: он увлеченно смотрел на дорогу впереди. На перекрестке Аркадий приказал кучеру ехать налево, к Анне Сергеевне. Он заметил задорную искорку в глазах Базарова, которая тут же потухла, вернув лекаря в уже привычное состояние угрюмости. Встреча с Одинцовой принесла обоим лишь разочарование: Аркадий любовался ею, но как бы со стороны. Когда она вошла в комнату, в груди его ничего не дрогнуло. Аркадий с грустью и сожалением наблюдал за изменениями внутри себя и почти не говорил. Катя, его милый друг, обрадовала своим видом намного сильнее. Базаров же сыпал желчью и сарказмом, но не с целью показаться остроумным. Внутри него был яд. Он избавлялся от него, маленькими порциями выплескивая его то на Одинцову, то на Аркадия. Первая отворачивалась, но не обижалась, а второй уныло смотрел на друга, словно не понимая, о чем он говорит. Раздраженное настроение Одинцовой передалось и Базарову. Он прощался с ней, проклиная Аркадия за то, что они вообще свернули с дороги. Радости Николая Петровича не было предела: он сиял изнутри каким-то спокойным, теплым, а не обжигающим огнем. Павел Петрович был другого мнения. Базаров видел скрытую угрозу в его глазах, предостережение. Это доставляло удовольствие – чувство собственного превосходства. Время шло, и Аркадий все больше уделял внимание отцу. Он расспрашивал его о бумагах, делах поместья и крестьянах, пытался вести счета. Видя эту существенную перемену в сыне, Николай Петрович испытывал гордость. О Базарове на время все забыли, и он от скуки бродил среди крестьянских детишек, играющих вокруг него. Он пытался заняться науками, но не мог сосредоточиться. Мысли ускользали куда-то, и, очнувшись, Базаров с отвращением понимал, что размышления его все более напоминают "художество", которое он так ненавидел. Был один из тех редких теперь вечеров, когда Аркадий и Базаров проводили время за ленивыми разговорами, развалившись в креслах. Аркадию было тоскливо, и он время от времени поднимал тему, которая должна была заинтересовать друга, но он всегда лишь закатывал глаза. Аркадий зевнул. – Съездить бы в Никольское... – Боюсь, если еще раз приедем, она нас просто не впустит. Оба со стыдом вспомнили последний визит. – А может, мы не к ней! – оживился Аркадий. – К тетке? Она не в моем вкусе. – Княгиня тоже от тебя не в восторге. Я Катю хочу видеть. Базаров оторвался от созерцания потолка и пристально взглянул на Аркадия. – Да, материал хороший. Аркадий судорожно вздохнул. – Вот как так можно? Она Моцарта любит, играет прекрасно, – ему вдруг отчаянно захотелось доказать человеческую сторону Кати, открыть глаза другу на то, чего он не видит. – И природу любит, и... – он замолчал, поймав насмешливый взгляд Базарова. В юноше вдруг поднялась волна гнева. – Почему ты всегда все осмеиваешь, даже очевидное?! Ты будто смотришь в трубу, и кроме этого кружка света для тебя ничего не существует – а вокруг целый мир того, что ты отказываешься видеть. Базаров молчал. Аркадий почувствовал, как кровь подступает к лицу. Он словно стоял перед стеной, которую невозможно ни сломать, ни перелезть. Отчаяние и чувство беспомощности охватили его. – Уж теперь-то, после Одинцовой, ты должен понять... – Аркадий мог бы и не смотреть на Базарова, чтобы понять, что он сказал лишнее. Из равнодушного взгляд превратился в угрюмо-угрожающий. Аркадий не должен был задевать эту струну в Базарове, и он знал это. Открылась дверь, и юноша вздрогнул – так он был напряжен. Дуняша взглянула на Базарова, и тень испуга мелькнула на ее лице. Она робко передала желание Николая Петровича видеть сына у себя. Аркадий почти бегом вышел из комнаты; он еще никогда так не обожал отца. Павел Петрович знал, что Базаров – его враг. Он не давал себе объяснений, не пытался объяснить, за что не любит этого лекаря, он просто чувствовал, что его долг – защитить семью. Базаров был комком липкой грязи, которая, только прикоснувшись, пачкает и портит все вокруг. Павел Петрович должен если не уничтожить, то хотя бы оградить близких от губительного воздействия. Сидя за завтраком, мужчина готовился принять бой: прокручивал в голове возможные диалоги и выбирал наиболее меткие ответы. Он должен отыграться за прошлый раз, когда он так позорно растерялся. Услышав шаги, братья Кирсановы подняли головы: один принял как можно более непринужденный вид, а другой смотрел с простым любопытством. В комнату вошел сонный Аркадий. Это было удивительно, потому что обычно к завтраку спускались двое. – А где наш гость? – машинально спросил Николай Петрович. – Я что ему, нянька? – с раздражением и досадой вырвалось у Аркадия. Ему тут же стало стыдно за грубость, но он сделал вид, что ничего не случилось. Базаров долго не мог заснуть этой ночью и под утро ушел на прогулку. От недосыпа болела голова, и свежий воздух не помогал. Он собирался уехать, но передумал. Что-то привлекало его в этом доме: здесь и работалось лучше, чем в любом другом месте, и еда была вкусна. Даже присутствие Павла Петровича не смущало: Базаров не считал его своим врагом. Прогуливаясь по лесу, он встретил парочку крестьянских мальчишек. Они увязались за ним, несмотря на его хмурый вид, и, не переставая, задавали вопросы. Базаров отвечал сначала нехотя, все больше и больше заинтересовываясь. Их любопытство и наивность отвлекали от тоскливых мыслей и веселили. Он вдруг решил, что устал от бессонной ночи, но это чувство тот час растаяло: очередной вопрос заставил задуматься, как бы объяснить необразованным детям подоходчивее. На обратной дороге Базаров совсем повеселел: мальчишки вручили ему горсть малины и убежали по своим делам. Подходя к дому, он размышлял о предстоящих опытах. Энергия переполняла его, и ему не терпелось приступить к работе. Базаров услышал какие-то голоса, подходя к своей комнате. Он отворил дверь и остановился в проходе. Аркадий и Фенечка стояли спиной к нему, лицом к инструментам и колбам и смеялись. – А если это перелить сюда, то кое-что произойдет. Попробуйте! – Аркадий Николаевич... – Фенечка смущалась, когда он обращался к ней на "вы", – а что будет? – Ну, смотрите же. Базаров видел, как Аркадий добавил в колбу с бесцветной жидкостью каплю из другой склянки, и раствор стал ярко-малиновым. По восхищенному смеху можно было догадаться, что Фенечка в восторге. Аркадий с нежностью взглянул на нее. – Ну вот. Скоро можно и из тебя химика делать. И людей лечить будешь не хуже каких-нибудь врачей. Базаров вздрогнул. Он направился к столу, и они, обернувшись, заметили его. – Евгений, ты что-то рано сегодня... – Федосья Николаевна, простите, мне работать надо. – Базаров строго смотрел на нее. Фенечка опустила взгляд и покраснела. – Конечно, извините, – она быстро выбежала из комнаты. – Ты опять не в духе? – возмущенно спросил Аркадий. – Когда я разрешал тратить впустую запасы? Кто мне деньги на них даст, ты? – Базаров говорил спокойно, но кулаки его сжимались от злости, – лучше бы папаше своему помогал. Аркадий тяжело вздохнул. – Я понимаю, тебе тяжело, но... – Больше не смей таскать посторонних к моим вещам и в мою комнату. Разочарованно пожав плечами, Аркадий вышел. В то утро Базаров ни разу не вспомнил об Одинцовой. – Долго еще нигилист гостить будет? – Дядя, ты последнее время только о нем и говоришь, – засмеялся Аркадий. – Да потому что вижу его постоянно. Как ни сядешь за книгу, он мимо проходит с таким видом, будто он знает какую-то тайну мироздания и гордится этим. – Выражение лица Павла Петровича стало таким презрительным, будто Базаров был рядом. Аркадий с дядей сидели на крыльце, разглядывая вечернее небо. Юноша то мечтательно улыбался, то становился грустным. Павел Петрович, напротив, хмурился и злился: ни розоватое небо, ни крики ласточек не могли отвлечь его. Он вспоминал Фенечку, и сердце его сжималось; он вспоминал Базарова, и сжимались кулаки. – Просто в голове не укладывается, – никак не мог успокоиться Павел Петрович. Аркадий потянулся и вздохнул. – А знаешь, – вдруг начал он, – вы с ним очень похожи. Павел Петрович приподнялся, раскрыл рот, видимо, желая высказать гневную тираду, но не мог найти слов от гнева. – Да, – с улыбкой глядя на дядю, продолжал Аркадий, – как бы тяжело это не было тебе и ему признать. Павел Петрович посмотрел на улыбающегося племянника и опустился в кресле. – Что за ребячество... Если думаешь помирить меня с ним, этого не случится. Или это еще одна мода? – Что значит еще одна? – Ну как же, – Павел Петрович вдруг ухмыльнулся, – в нигилизм поиграли, нужно что-нибудь новенькое. Лицо Аркадия стало серьезным . – Дядя. Я не тот человек, что играет убеждениями. – А ну-ка, напомни мне, в чем смысл нигилизма? – Не признавать авторитетов, – чуть помедлив, сказал Аркадий. – Какой же ты нигилист, если нарушаешь главное правило? Аркадий еще несколько секунд смотрел на дядю, а потом перевел взгляд на небо. Павел Петрович долго смотрел в зеркало, отряхивая костюм и поправляя волосы. Когда ему казалось, что все идеально, он отходил от зеркала и начинал рассматривать ногти. Через несколько минут он возвращался к своему отражению и находил новые изъяны. Сегодня Павлу Петровичу хотелось выглядеть идеально, чтобы явно ощущать свое превосходство. Почему-то у Павла Петровича не возникало неудобство перед предстоящим. Он чувствовал, что прав, а значит, не должен ощущать вину. Мужчина глубоко вздохнул и вышел из комнаты. Он был спокоен, когда подходил к комнате Базарова и стучался в дверь. Павел Петрович выбрал время с учетом того, что утром Базаров отправляется за лягушками и возвращается усталый и грязный. Он надеялся, что гость не захочет спорить. – Войдите. Павел Петрович отворил дверь и увидел Базарова, как и рассчитывал, только что вернувшимся из леса. Он обернулся, и его лицо из сосредоточенного стало удивленным. – Не буду начинать с приветствий и любезностей, – торжественно проговорил Павел Петрович. Базаров молча смотрел на него. – Вы умный человек и понимаете, что вам здесь не место, – что-то мелькнуло в глазах Базарова, и Павел Петрович на секунду забыл заготовленную речь, – так лучше и для Аркадия, и для моего брата... – Вашего брата? – прервал Базаров, – чем же плохо вашему брату? – Мой долг, – опешил Павел Петрович, – защитить его и его семью от вас. Базаров, непричесанный и уставший, презрительно, сверху вниз смотрел на Павла Петровича, который не ощущал своего превосходства, несмотря на красоту ногтей. – По-моему, их от вас защищать надо. – Да как вы смеете?! – Вы думаете, вы так умны, что никто не догадался? Вы не сильны в актерском мастерстве. Павел Петрович открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить ни слова. – Ах да, я гость Аркадия, а не ваш. – Вы же в ссоре с ним, разве нет? – ухватился за эти слова Павел Петрович. Базаров взглянул как-то странно, и мужчина с удивлением заметил то ли сожаление, то ли разочарование. – Мы тратим время впустую. Вам-то привычно, а мне работать надо. Базаров вернулся к столу, и Павлу Петровичу пришлось уйти. Базаров стоял, опираясь на стол, и не мог успокоиться. Кровь приливала к его лицу. Он не мог понять, откуда в нем взялось это рвение остаться. Приехав сюда в первый раз, Базаров думал, что остановился проездом, по пути к родителям. Еще тогда что-то заставило его остаться на несколько недель. Теперь же Базаров не мог оторваться от этого места, он чувствовал себя отдохнувшим и обновленным, словно после прохлады реки в жаркий летний день. Он видел в себе новое чувство: спокойствие, будто он близок к нахождению чего-то, что давно искал. Образ Одинцовой мелькнул в его голове и тут же потух, словно чистая вода вымыла из него всю грязь страстных мечтаний о ней. Боль, нанесенная в ее доме, утихала. Базаров уныло признал, что даже в ссорах с Аркадием больше духовного здоровья, чем в мирных разговорах с Одинцовой. Слишком ядовитой оказалась эта красавица. Аркадий... Когда они познакомились, Базаров считал его пустышкой, слепо следующим за очередным идолом. Теперь он видел совсем другого человека: цельного, настоящего, гораздо более искреннего, чем сам Базаров. Теперь все было наоборот: он хватался за дом Аркадия, как за лекарство, тянулся к нему самому, как к единственному спасению от холодных глаз Одинцовой. Разница между ними была так велика, как разница между лживым взрослым и невинным ребенком. Он спустился, когда пришло время чая, и невозмутимо отвечал на редкие вопросы Николая Петровича и игнорировал ненавидящие взгляды Павла Петровича. Аркадий говорил немного и вяло. Каждый раз, когда к нему обращались, он удивленно поднимал голову, словно разбуженный от прекрасного сна. Вскоре чаепитие было окончено, и Аркадий по привычке направился за Базаровым. Заметив его насмешливый взгляд, он нахмурился, но не пошел в другую сторону, видимо, боясь показаться смешным. Они дошли до входной двери, и Аркадий выбежал наружу, оставив Базарова стоять, чуть повернув голову в сторону распахнутой двери. Крестьянские мальчишки бегали по двору, вдалеке виднелась Фенечка с ребенком на руках. Базаров остановил было взгляд на ней, но вдруг его привлекло другое зрелище. Аркадий, который всегда стеснялся показать свою робость или восторг, он играл с собакой, сдерживая смех. Его быстрые ловкие движения удивили Базарова, не ожидавшего такой резвости от друга. Евгений стоял, затаив дыхание: ему казалось, что если его заметит кто-нибудь из детей или сам Аркадий, или даже эта собака, лучи, пронизывающие двор перестанут быть настолько искренними, какими они были сейчас. Базаров чувствовал себя наблюдателем, который вот-вот поймет какой-то сложный, неразгаданный биологический процесс; и вся тайна будет решена, все тяжелейшие опыты оплатятся в сотни раз. Пара шагов отделяла Базарова от того, чтобы присоединиться к происходящему, но он знал: миллионы километров разделяют их. Но Базаров с ужасом понимал, что желает присоединиться к этому лучезарному празднику. Нахмурившись, он быстро пошел к себе и провел вечер один. Павел Петрович смотрел на лучи заходящего солнца, и тихая грусть закрадывалась в его сердце. «Вот и я так же. Мой век почти вышел», – такие мысли приходили ему в голову. Он не был романтиком, но возраст давал о себе знать: седина в волосах становилась все заметнее, морщинки покрывали лицо. С усталым раздражением Павел Петрович вспомнил о Базарове. Как бы ни был он неправ, но на его стороне молодость. «Если такие, как он, приходят на смену нам, что же будет с Россией?» – этот вопрос заставлял содрогаться. Павел Петрович утешался тем, что здравый смысл в молодых людях все же возьмет верх, и они не последуют за разрушителями, подобными ненавистному нигилисту. Эта мысль не была такой уж невероятной: Павел Петрович не раз замечал Аркадия, прислушивающегося к звукам виолончели. «Глупость выветрится из его головы», – подумал Павел Петрович. Размышления прервал тихий смех. Николай Петрович и Фенечка стояли в нескольких шагах от беседки, где сидел Павел Петрович, но они не могли его видеть из-за зарослей. – И все-таки, вы слишком много заботитесь обо всем. Ваш брат - взрослый человек, – голос Фенечки был звонким и спокойным. – Он так мучается. И я не могу ему помочь. Если бы я знал, если бы был умнее... – Павел Петрович, затаив дыхание, слушал встревоженный голос брата. Фенечка сначала не отвечала, а потом быстро-быстро заговорила о цветах, мимо которых они проходили. Павел Петрович смотрел, как лицо брата постепенно светлеет, смотрел, как нежное лицо девушки розовеет от быстрой речи. Когда они прошли, он вспомнил свою умершую княгиню и их рваные отношения. Что принесла она ему? Боль и терзания. Совсем не такими были отношения Николая Петровича и Фенечки: сквозь неловкость и смущение ощущалось такая теплота, такая нежность, и трепетное чувство, как при первой влюбленности, витало в воздухе вокруг них. Представляя их лица, Павел Петрович не заметил, как на его лице появилась улыбка. Если бы кто-то, кто хорошо знает мужчину, увидел бы его сейчас, он бы удивился и не поверил своим глазам. Павел Петрович и сам бы удивился, если бы перед ним возникло зеркало, и усмехнулся бы, точно так же, как сделал бы Базаров. Слишком эта улыбка не подходила образу холодного аристократа. Павел Петрович вскоре почувствовал ночной холод, и отправился к дому. Аркадий постучался и вошел в комнату. Базаров сидел на диване, уставившись в одну точку, и вздрогнул, когда увидел его. – Можно? – Ты уже вошел. Аркадий оглядел комнату и Базарова, подвинул к себе стул, и сел. Он несколько минут рассматривал неподвижную фигуру и вздохнул. – Евгений. Базаров не поднял глаза, и Аркадию пришлось продолжить. – Я понимаю, ты мучаешься, но послушай, ты сам говорил: на ней свет клином не сошелся. Базаров непонимающе уставился на Аркадия, и тот растерялся. – Я отправлюсь завтра в Никольское. Поедешь со мной? – Зачем тебе туда? На что ты все надеешься? – с раздражением сказал Базаров. Аркадий по-своему понял эту злобу. – Я Катю хочу повидать. Не Одинцову. Базаров поморщился, услышав это имя, и Аркадий смотрел на него с удивлением. – Катю? Зачем? – Мы давно не виделись с ней. Базаров как-то горько усмехнулся. – От одной сестры к другой? Молодец, время зря не теряешь. Повисла тишина, так что слышен был стук часов где-то в другой комнате. – Евгений, мы с Катериной Сергеевной друзья. Базаров встал и подошел к окну. Он почти слышал стук своего сердца, и боялся, что услышит и Аркадий. Он боялся и своего лица, эмоции на котором он не мог сдержать. Уткнувшись лбом в холодное стекло, он прислушался к себе. – Евгений. Базаров обернулся на голос, уже не стараясь скрыть свое волнение. – Если тебе так тяжело... – Да все равно, – раздраженно прервал Базаров. Аркадий непонимающе смотрел на него. – Ты имеешь в виду... – Да, именно, – снова перебил Базаров. Почему-то ему неприятно было говорить о ней, словно он боялся запачкать что-то в своей душе, что-то совсем новое, и потому неокрепшее, но светлое и очищающее. Базаров не шевелился, разглядывая Аркадия. Аркадий хотел продолжить, задать много вопросов, но, увидев почти умоляющий взгляд Базарова, догадался. Базаров почти ничего не видел перед собой: взгляд его был обращен куда-то внутрь. Он ни о чем не думал: сомнения, так тревожащие его, сейчас казались до смешного простыми и ненужными. И как он мог столько времени провести, растрачивая свои нервы? Базаров боялся, что Аркадий заговорит, и слова разрушат его почти эфемерное состояние, но тот молчал. Совсем не так чувствовал себя Базаров, когда объяснялся с Одинцовой: он выдавливал из себя слова признания, пока она непонимающе смотрела пустыми глазами, даже не пытаясь ему помочь. Он смотрел на нее с обожанием, но читал в ней лишь испуг и чуть ли не брезгливость. Он был охвачен страстным безумием, а она упивалась своим успехом. Теперь Базаров был похож на ребенка, шарящего руками в темноте в поисках подарка. Ребенок не верит своему счастью: знает, что подарка не должно быть здесь, что он не достоин такого счастья, но интуитивно чувствует его присутствие, а оттого не может сдержать радостную, до слез улыбку. Аркадий видел, что с Базаровым происходит что-то очень важное, и ждал. В нем самом поднимались противоречивые чувства: то радость учащала сердцебиение, то волна страха перед неизвестностью ослепляла на мгновение, и снова радость брала верх. В какой-то момент оба оторвались от созерцания своих чувств и подняли глаза друг на друга. Аркадий встал со стула, и Базаров тот час отреагировал, быстрыми шагами сократив расстояние между ними. Он резким движением наклонился к губам Аркадия и отшатнулся, испугавшись себя, испугавшись, что все уничтожил, как в тот холодный день в комнате Одинцовой. Но Аркадий и не думал бояться: он сделал шаг вперед, и Базаров почувствовал его горячее дыхание. В это же время Николай Петрович зевнул, глядя на темнеющие верхушки деревьев. Он наслаждался теплом летней ночи и сонно прислушивался к бормотанию Фенечки, склонившейся над ребенком. Девушка засмеялась, и Николай Петрович глубоко вдохнул. Теперь ему будет спокойно: часть хозяйства возьмет на себя Аркадий, если захочет, и Павлу Петровичу будет не так тяжело общаться с крестьянами. Николай Петрович с радостью подумал, что страхи первых дней пребывания сына в доме не оправдались: хоть Аркадий и был где-то далеко впереди отца, но не бросал и не отвергал родителя. Пусть вечера за модными книгами не помогли влиться в общество молодых, но и не важно: им было о чем поговорить и без этого. Николай Петрович улыбнулся. Эта разница между отцом и сыном была естественной, а значит, хорошей и правильной.