Не вслух

      На каждый треск секундной стрелки часов сердце Алены проваливается куда-то вниз. От безумия в этой тишине спасает только тихое, теплое дыхание ее мужа и внимательный, прямой, требовательный и одновременно по-матерински ласковый взгляд Пречистой с иконы в красном углу. Вот только царапающий страх все равно скребется в глубине души, что бы ни утверждал всесильный разум. Алена зажимает уши ладонями, кутается в шерстяное одеяло, закрывает глаза. Но ни щекочущая шерсть, ни обнимающая приятная темнота летней деревенской ночи не успокаивали.       Шорох раздался совсем близко. Быстрые, мелкие шаги, перерастающие в бег. Полувздох-полувсхлип откуда-то слева. И черная волна страха – неужели снова она, Алена, балансирует на грани сновидения и реальности, прямо на краю безумия? Алене жутко до кровоточащих полумесяцев на ладошках от ногтей. Она слишком сильно боится сойти с ума.       Шелест занавески кажется громким, как выстрел. Алена обнимает себя за плечи и старается не расплакаться, чтобы не разбудить мужа. В памяти девушки еще слишком ярки картины тех, семнадцатилетних ночей, когда смерть казалась лучшим избавлением. Еще не забыты горсти седативных и антидепрессантов.       Снова шаги, мелькает тень в дверном проеме. Алена чувствует, как в кожу впиваются миллиарды шипов, девушке кажется, что она с головой ныряет в ледяную воду. Алена не выдерживает и, поворачиваясь к мужу и обнимая его за плечи, со слезами в голосе шепчет: - Миша…       Алене муж кажется сильным, самым надежным, способным защитить. Возможно, сказывается разница в девять лет: в свои двадцать Алена порой ведет себя как ребенок. Но еще более вероятно, что Михаил сам по себе человек с железной волей, рассудительный и мудрый. Однако сейчас мужчина, не поворачиваясь к жене, отмахивается от нее: - Господи, Аль, дай поспать. - Мишенька… - Алена не просит – умоляет. Жалобно, почти навзрыд. По щекам уже катятся крупные, соленые слезы. Михаил резко садится в кровати и берет жену за плечи. Она раньше никогда не называла его так. Он обнимает девушку, гладит по коротким волосам. А Алена уже не может остановиться и плачет, сбивчиво пытаясь объяснить все мужу: - Миша, мне страшно… Эти шаги, шорохи… Господи, как тогда… Как тогда, Миша! Я не хочу…       Михаил еще крепче прижимает жену к себе, целует в виски, стирает с ее лица теплыми ладонями слезы. Он все помнит: больницы, врачи, тень помутнения рассудка. И острый, мучительный страх лишиться разума. Тот период был самым страшным в их жизни. В тот период они были слишком далеки друг от друга, хоть и чувствовали необходимость быть рядом. Но даже встречаясь не чаще раза в месяц Михаил ощущал тогда боль Алены как свою.       Сейчас ему тоже страшно: за жену. Да, они не любили друг друга в общепринятом смысле этого слова. Не было накрывающей волной страсти, поцелуев, прогулок, букетов цветов и подарков. До свадьбы они и не встречались, а впервые поцеловались только на венчании. Этот брак с самого начала всем казался странным, но был правильным в своей основе. В этом союзе супруги смотрели не друг на друга, а в одну сторону. Поэтому совсем скоро стали одним, единым. И видя страдания Алены, Михаил страдал сам. Он ничего не слышал седыми ночами.       Внезапно тишина прервалась грохотом, слишком громким для безлюдной деревенской ночи, больше похожим на гром.       Звон разбитого стекла. Тихий вскрик Алены. Михаил встает с кровати и идет на кухню, где все еще звенит в воздухе звук. На пороге комнаты он оглядывается: его жена сидит, обняв себя за плечи. И создается ощущение, что вся фигура девушки утопает в лунном свете, делавшем черты ее, в общем-то, некрасивого лица неуловимо-призрачными и удивительно прекрасными. В черноте деревенской ночи, лишенной электрически-печальных рыжих фонарей, глаза Алены кажутся совсем синими. Пару мгновений Михаил не может отвести взгляда от жены, а потом все же уходит. - Алена! – голос Михаила, раздавшегося буквально через несколько секунд, переливается золотым смехом, - Иди сюда, смотри на своего призрака.       Алена нерешительно спрыгивает на пол с непривычно высокой кровати, босыми ногами идет по холодному полу. По всей кухне разбросаны осколки вазы, что стояла на подоконнике. А на столе сидит Михаил, на коленях у которого лежит огромный пушистый черный кот. Мужчина гладит животное, а оно, в свою очередь, зажмурилось от тягучего удовольствия.       Алена смеется и подходит к Михаилу, становится рядом, кладет руки ему на плечи. Муж обнимает ее за талию, а кот с интересом смотрит на девушку сверкающими зелеными глазищами.       Страх отступает. Его сменяет медово-теплое чувство уюта и счастья. И чего-то еще, пронзительного, звучащего тонкой струной. Странное, всепоглощающее, всеобъемлющее чувство. Но ни Алена, ни Михаил пока не называют вслух его имени.