Клеймо

(Шон)       Шон медленно разлепил глаза и сладко потянулся в кровати, поворачиваясь на другой бок и нехотя скользя сонным взглядом по комнате, а затем вновь сомкнул веки, погружаясь в приятную полудрёму. Показалось ли?       Выждав несколько секунд, он всё же распахнул глаза, уставившись прямо на Стаса, который вальяжно расположился в своём любимом кресле. Судя по нахмуренным бровям и поджатым губам, он был не в самом подходящем расположении духа, а причиной тому стало… — Вот чёрт… — опомнился Шон, прикрыв глаза рукой. — Да, именно.       Сон тут же как рукой сняло, но он продолжать лежать в постели, обдумывая свои слова и дальнейшие действия. Стоило подыскать подходящее оправдание. Шон приподнялся на локтях и поглядел на мужчину, пытаясь донести всю искренность своих слов: — Стас, я не… Это не то, что ты подумал. — Само собой. — Он — проститут в борделе, только и всего, — Шон пожал плечами, приняв сидячее положение, и поёжился, натягивая на себя одеяло и пытаясь скрыться от грозного взгляда любовника, пронзающего, казалось, насквозь.       Но Стас лишь усмехнулся: — Не знал, что проститутки спят друг с другом. И кто же из вас кому заплатил? — Ничего не было! — стал объяснять Шон. — Мы напились, а затем отсосали друг другу. Он остался ночевать. Если бы я знал, что ты придёшь… — То не попался бы, — закончил за него Стас. — Шонни, дорогой мой, я понимаю и ни слова не говорю, когда ты ездишь к своим клиентам на дом или в отель, но тащить их в нашу квартиру… В мою квартиру — это уже слишком. Всему есть предел.       Он замолчал, а Шон попытался было что-то возразить, но тут же умолк, вновь поёжившись от грозного взгляда, из-за которого он теперь чувствовал себя крайне неуютно и даже виновато. Быстрее хотелось сбежать, спрятаться, вот только пути отступления были перекрыты. Шон зло фыркнул на Стаса и тихо, но твёрдо поинтересовался: — Мне собирать свои шмотки?       Ответа на этот вопрос знать не хотелось, как и смотреть любовнику в глаза. Это был один из тех моментов, которых за свою карьеру он научился избегать. Однако теперь он снова попался по неосмотрительности, из-за того, что позволил себе чуть больше, чем обычно. Шона впервые мучила совесть, о наличие которой до сих пор он даже не подозревал. — Нет, ты можешь остаться, — таков был вердикт, но этот приговор означал лишь одно… — Что я должен сделать? — напрямую спросил Шон. — Я накажу тебя. Ты давно заслуживаешь наказания, но для начала надень это, — Стас слегка подался вперёд, достал из внутреннего кармана пиджака и кинул на кровать кожаный ошейник с шипами.       Шон недовольно покосился на него, хмыкнув, но всё же брезгливо ухватил предмет двумя пальцами, поднимая на уровень глаз. Украшение было не из дешёвых, выглядело безупречно, да и подобранно как раз на его вкус. Стас умел дарить роскошные вещи, но какой ценой… — Красивый… — Только натуральная кожа и металл. Всё, как ты любишь, детка. — Не беси меня, — тихо рыкнул Шон себе под нос так, что Стас вряд ли услышал.       Он ведь прекрасно знает, как Шона бесят эти омерзительные «детка», «малыш», «солнышко», «зайка». День за днём на работе одно и тоже, но сейчас это было сказано специально, чтобы позлить, потому что он провинился и не вправе теперь перечить. — Ну же, надень его, — требовательно отозвался Стас. — Натуральная кожа будет смотреться прекрасно на твоей шее.       Он поднялся с кресла, стянув с себя пиджак и педантично повесив его на спинку, а затем присел на край кровати, пододвигаясь ближе и обхватывая тонкие пальцы Шона своими. Тот вздрогнул. Его руки сейчас казались такими холодными, даже ледянее, чем взгляд. Стас вытянул из пальцев ошейник и застегнул его на шее, затягивая его достаточно плотно. К удивлению Шона, вещь оказалась весьма удобной и не давила, но стоило коснуться её пальцами и чуть оттянуть, дыхание тут же перехватывало. Очень предусмотрительно, если он хочет, чтобы украшение оставалось на месте всегда. — Не смей его снимать, — предупредил Стас, чуть подаваясь вперёд и касаясь губами нежной кожи чуть выше ошейника. — Теперь ты принадлежишь мне. — Но я не могу, ты знаешь. Клиенты не любят… — Ты будешь его носить, если хочешь остаться. Терпеть не могу, когда на твоей шее чужие засосы, — хмыкнул он, надавливая пальцами на заживающие ранки и синяки.       Шон не проронил ни звука, лишь поморщился и отстранился, желая, чтобы всё это закончилось как можно скорее и безо всяких сюрпризов, но, кажется, у Стаса были свои планы на этот счёт. Когда он развязал галстук и снял часы, Шон нахмурился, забрался обратно под одеяло и без особого энтузиазма поинтересовался: — Разве тебе не нужно на работу? — Не переживай, я уже всё отменил, пока смотрел, как ты блаженно дрыхнешь в объятиях этого парня. Теперь не отвертишься. — Ну Ста-а-ас, — протянул жалобно Шон, прекрасно понимая, что это всё равно не подействует (никогда не действует), а затем сдался и обвил его шею руками, потянув назад и повалив мужчину, а сам проворно оседлал его бёдра: — Я могу как-то загладить свою вину? — Конечно, Шон, но не так быстро, — Стас улыбнулся, сексуально и немного нахально, кончиками губ, так, как умеет только он, и перехватил руку парня, проворно скользящую по животу вниз. — Ты ведь по мне даже соскучиться не успел… Я же знаю. Думал, раз мы провели достаточно времени вместе, то я ещё не скоро объявлюсь? — Ага. Примерно так и думал, поэтому сегодня пригласил толпу горячих, накачанных мужиков на оргию. Может, хотя бы кому-нибудь из этого десятка удастся удовлетворить мою похоть, страсть и то, как сильно я по тебе скучаю.       Шон склонился к нему, глядя в глубину зелёных глаз, и почувствовал, что тонет, снова попав в омут очарования. Он даже не отстранился, почувствовав горячий выдох, в котором читалось лишь одно слово, не самое приятное, но предназначавшееся ему одному: «Шлюха». — Всё верно, Стас. Твоя шлюха. — Ненасытная и стервозная, но у меня есть то, что усмирит твой нрав. То, что сделает тебя послушным…       Спихнув с себя хастлера, он поднялся и стал что-то искать в прикроватной тумбе, а Шон закатил глаза. Это означало лишь одно: Стас достаёт свои любимые игрушки. — Знаешь, этот парень… Тед. Его так зовут. Точнее, это псевдоним. Кажется, он ко мне небезразличен, — попытался отвлечь его хастлер. — А ты к нему? — Любовь — такая сука… — Ещё большая сука, чем ты? — усмехнулся Стас, в его руках появились джутовая верёвка приличной длины. — О, что-то новенькое…       Шон приподнялся на локтях, заинтересованно разглядывая предметы в его руках, а Стас рывком сдёрнул с него одеяло. — Тебя раньше кто-нибудь связывал? — поинтересовался мужчина, опускаясь рядом с ним на кровать и подзывая парня к себе. — Типа шибари? Нет, только руки, иногда фиксаторы для ног, кляп во рту и завязанные глаза. Стандартная практика для тех, кто не знает, что делать с человеком, который не притворяется бревном.       Усмехнувшись, Шон подобрался чуть ближе и вытянул руки вперёд, показывая, что на этот раз он покорно позволит себя связать. Ведь в прошлый раз ничем хорошим его сопротивление не закончилось. — Нет. За спиной.       Стас подождал, пока он повернётся и скрестит руки на пояснице, а затем стал опутывать их мягкой тонкой верёвкой. К удивлению Шона, она была приятной на ощупь и ложилась на кожу, словно шёлковая лента, не считая небольших узелков, которые ощутимо впивались в особо чувствительные точки. — Тебе так нравится играть в твои игрушки? — промурлыкал Шон, ощущая тёплое дыхание на своей шее, и подался назад, откинув голову на плечо любовнику и блаженно прикрывая глаза.       Верёвка тут же опутала торс, поднимаясь вверх и оплетая по кругу соски, массивный узел пришёлся прямо на солнечное сплетение. Затем властная рука легла на затылок, вновь заставляя отстраниться, подставить спину под горячие губы и мягкие путы, которые врезались в кожу, придавливая крупными узелками особо чувствительные точки на плечах. — Потерпи немного, — предупредил Стас.       Кожаный ошейник сдавил горло, дыхание перехватило, а в глазах потемнело. Шон попытался что-то возразить, но из уст вырвался лишь хрип. Он замер, пытаясь не шевелиться и сконцентрироваться на том, чтобы задержать дыхание как можно на дольше. Когда Стас приказывал, любое непослушание каралось само собой. Как только в его руках появлялись любимые вещи из арсенала, то все напутствия были скорее советами, как облегчить себе страдания. Наконец, Шон почувствовал, что кожаный жгут больше не передавливает трахею, и с наслаждением втянул воздух. — Умница, — промурлыкал Стас ему на ушко, опутав плечи и пустив верёвку вниз, переплетая с другими. — Ты ведь не любишь быть связанным? — Да. Я давно покончил с клиентами, которые практикуют CМ. Ты особенный, — Шон попытался пожать плечами, но поморщился, ведь даже из-за столь незначительного движения крупные сплетения больно впились в ямочки под ключицами. — Не льсти, я не люблю это, ты знаешь. — По-моему, как раз наоборот. — Это ты от Кирилла набрался? Раньше ты меньше болтал и больше стонал. — Ну я могу и постонать, если хочешь, — хмыкнул Шон, нагловато усмехнувшись и слишком наигранно начав: — Ах… Стас, о да! Давай ещё! Свяжи меня как можно сильнее! Ох… Да! Ну что? Так лучше?       Раздражённо фыркнув, Стас наконец стянул с него боксёрки, развернул парня к себе и окинул с ног до головы довольным взором. Шон лишь смутился, отведя взгляд, ведь не так уж трудно было заметить его возбуждение. Какого-то чёрта ему это действительно нравилось. Стас всегда был довольно опытен в обращении со своими любовниками, тщательно изучая каждого и подбирая нужный подход и методы воздействия. На этот раз Шону показалось, что он подобрался слишком близко, затронув не столько его самолюбие, сколько чувства, которые он так умело скрывал даже от самого себя. — Бандаж — это искусство, тайны которого открываются далеко не всем. Меня научила этому одна дама из знатного борделя, показала, как и что лучше делать, какие верёвки использовать, — пояснил Стас, придерживая за затылок и опуская парня спиной на кровать. — Везде есть чувствительные точки, будь то ноги, руки, грудь, а небольшие узелки, закреплённые в нужных местах, помогут мне стимулировать их. Всё зависит от того, хочу ли я наказать тебя или доставить удовольствие. — И что? Ты мне даже не вставишь? — Мне и не придётся. — А вот я бы тебе вставил. Хочешь? — ухмыльнулся Шон, и тут же за это поплатился. — Надоел, — процедил сквозь зубы Стас, запихивая ему в рот его же боксёрки. — Придётся тебя заткнуть на время, иначе испортишь мне всё удовольствие.       Промычав что-то крайне недовольное и возможно даже ругательное, Шон бросил на него грозный уничтожающий взгляд, буквально приказывая всем своим видом освободить его или хотя бы помочь вновь обрести дар речи, но Стас был непреклонен. Он вновь занялся делом, опутывая его, словно паук свою жертву. Джутовая верёвка тут же опоясала Шона, врезаясь в низ живота, проходя по бёдрам и проникая в ложбинку меж ягодиц, а затем несколько плотных узелков собрались в паховой области. Точно также, как верёвки опутывали его тело, внутри разрастался липкий страх, вытесняя здравый смысл из сознания. — Знаешь, я долго практиковался на Романе. Конечно же, не всё получалось с первого раза, но сейчас я в этом преуспел и многих фатальных ошибок нам с тобой удастся избежать. Я покажу тебе кое-что.       Холодные кончики пальцев прошлись по внутренней части бедра, заставляя выгнуться; джутовая верёвка тут же свободно заскользила по обнажённому торсу, приводя в движение череду узелков, приятно стимулирующих нервные окончания, вызывая мурашки, током пробегающие по всему телу. Шон застонал, извиваясь и приводя в движение всё новые и новые путы сообщающиеся друг с другом, горло вновь сдавил ошейник, не позволяя дышать. Когда сладкая истома достигла паха, а сознание помутнело от нехватки кислорода, он обмяк и расслабился, тяжело дыша и жадно втягивая ноздрями воздух. — Вот видишь, ты умный мальчик, сам всё понял, — наконец продолжил Стас. — Чем больше двигаешься, тем сложнее удержаться, верно? Но гораздо труднее, когда выбор встаёт между удовольствием и дыханием, приходится балансировать на грани между тем и тем. Итак… На твоём теле есть три вида точек: одни причиняют боль…       Скользнув рукой вверх, он надавил большим пальцем чуть выше тазовой кости, тело тут же пронзила острая разрывающая боль. Шон вскрикнул, заёрзав на кровати, снова извиваясь под ним и проклиная всё на свете. — Прости, — хмыкнул Стас немного безразлично, прижимая его к кровати и успокаивающе оглаживая низ живота. — Другие точки помогают расслабиться и получить немало удовольствия.       Шон зажмурился, в ожидании чего-то крайне неприятного, но лишь почувствовал, как что-то влажное заскользило вверх по шее, а затем шероховатый кончик языка надавил, ввинчиваясь в ямку под ухом и вызывая каскад мурашек, что позволил снова разомлеть. — И наконец, точки, стимулирующие эрекцию, — Стас вновь спустился вниз, обхватывая рукой лодыжку и вдавливая большой палец над выпирающей косточкой.       Сначала Шон не почувствовал ровным счётом ничего, с сомнением глянув на своего любовника, но в глазах тут же потемнело. От малейшего движения мышцы ног стали сокращаться, вибрируя, чувственные импульсы волнами поднимались вверх по бёдрам, превращаясь в разгорающееся внутри возбуждение, превосходящее грань возможного. Шон вновь застонал, извиваясь всем телом, приводя в движение все узелки, каждый из которых вызывал новую порцию импульсов, почти рывками приближая накатывающий оргазм. Ещё чуть-чуть, и он уже готов был провалиться в бездну, выплёскивая последние остатки сил и энергии, как вдруг на основание члена накинули жгут, крепко затягивая его и не позволяя получить разрядку.       Он вскинул голову, остервенело мотая ей из стороны в сторону и что-то громко мыча, но и это не помогло. Его мошонка уже готова была разорваться. Все чувства вдруг обострились, создав иллюзию полного единства тела и мыслей, на какой-то миг Шону даже показалось, что он может контролировать, уцепиться за грань между стыдом, болью и наслаждением. Он никогда и никому не позволял так себя опускать, и на этот раз не позволит. Это всего лишь игра, пусть и не такая безобидная как раньше.       Шон перевернулся на бок, подтягивая коленки к животу и замер, подняв ненавистный взгляд и уставившись в объектив откуда-то взявшейся камеры. — Ты сильней, чем я думал. Гораздо выносливей всех, кого я когда-либо встречал, — покачал головой Стас, глядя на распростёртое перед ним тело через призму фотоаппарата. — Однако это не отменяет того, что ты чувствительный, не только внутри, но и снаружи. И ощущаешь ты всё в несколько раз острей и ярче, чем все они.       Стас вновь опустился рядом, поддевая пальцами одну из верёвок, путы снова пришли в движение, заставляя стонать и биться в агонии, разрываясь изнутри на мелкие частицы. Впитав пот верёвки стали скользкими, словно тысячи змей, обвивающих тело, а кукловод продолжал дергать за ниточки, иногда прерываясь и подстёгивая лаской согревшихся рук к новым попыткам освободиться.       Щелчки фотоаппарата раздавались один за другим, превращаясь в настырный треск, бьющий по перепонкам; пульсация в паху достигла предела, превращаясь в мучительную нестерпимую боль. Шон поднял голову и умоляюще посмотрел на своего мучителя. Тот сразу всё понял, откладывая фотоаппарат в сторону, вытащил изо рта промокшую от слюны тряпку и ослабил впившийся в испещрённую ранками кожу ошейник. — Стас… — сдавленный хрип был настолько тихим и лишь отдалённо напоминал до боли любимое имя. — Да, малыш? — Я больше не могу… Оно давит там, внизу, у основания. — Да, я знаю. — Распутай, пожалуйста, — фраза прозвучала к их общему удивлению так ровно и спокойно, словно приказ. — Я не могу, малыш. — Стас, умоляю. Я сейчас взорвусь, — всё же позволил себе малейшее снисхождение Шон, прикрывая глаза и вновь нетерпеливо ёрзая по постели. — Тебе нравится? — Нет! Мне это не нравится! Я просто хочу кончить! — огрызнулся хастлер. — Ты сводишь меня с ума, Шон, — зашептал горячо мужчина, лаская красиво тело руками, снова задевая пальцами струны удовольствия. — Почему ты всегда делаешь именно то, что мне нравится? То, что я хочу увидеть и услышать… Почему сопротивляешься? Почему не поддаёшься, держишься до самого конца? Всё, как я хочу… Но с каждым разом заходя всё дальше, я теряю контроль… У нас никогда не было «стоп слова», я ведь прекрасно чувствуя тебя, но в последнее время мне всё сложнее остановиться. Пожалуйста, Шон, помоги мне…       Его слова обжигали вместе с дыханием, огонь внутри разгорелся с новой силой, не позволяя больше играть в эти игры, путы у основания члена ослабли, и тогда он сдался. — Стас, прости! Прошу… Ты его больше не увидишь, клянусь. Я никогда больше… Стас! Я сделаю всё, что ты хочешь! Я больше никогда в жизни не приведу никого сюда. Умоляю!       Ладонь вновь легла на пах, настойчиво лаская, согревая и разгоняя кровь по жилам, верёвки натянулись до предела, врезаясь в кожу, а мягкие подушечки пальцев стали ввинчиваться под мошонку, окончательно сводя с ума, заставляя поддаться порыву. Звуки, вырывающиеся из груди, перестали быть похожи на слова. Ярчайший всплеск эмоций и утерянный контроль. Крики, всхлипы, стоны — всё смешалось в одно, вскипая внутри и выплёскиваясь наружу с отчаянием, страхом, счастьем, вырывая душу из тела и швыряя её в поток вихря, уносящего куда-то на небеса. А затем обречённо швыряя в пучину ада.       Демонам там самое место.       Приятная тьма. Тишина. И покой.