Клеймо

(Шон)       Двое из секьюрити подступили к Стасу, весьма вежливо скручивая ему руки, откуда-то тут же вынырнул молодой человек, что встречал их на входе, а вокруг постепенно стала образовываться толпа. — У него нет приглашения, он не имеет права здесь находиться, — сообщил им Сергей, приобнимая Шона за плечи.       Тот лишь брезгливо поёжился, понимая, что не в силах на что-то повлиять, и попытался отступить в сторону. Но Сергей настойчиво притянул его к себе, не позволяя сделать и шагу и с язвительным удовольствием наблюдая за тем, как Стаса пытаются то ли обыскать, то ли выволочь куда-то за пределы галереи.       Кажется, тот наслаждался происходящим, потому как Шон точно знал, что эта едва уловимая улыбка появляется на устах, когда он весьма доволен собой. Лёгким движением руки Стас уложил одного из секьюрити, второму, державшему его за плечо, пришлось куда хуже — он заехал ему локтем прямо по лицу, сделав мастерскую подсечку. Весьма вовремя, потому как из толпы подоспело ещё несколько человек в стандартном дресс-коде.       Шон снова попытался вырваться, теперь уже спеша на помощь, но встретившись взглядом с Тедом, выступившим из толпы зрителей вместе со своим покровителем, вновь сделал шаг назад.       Стас тем временем уложил ещё парочку ребят из охраны. Подняв предусмотрительно руки и показывая всем, что он безоружен и не намерен больше сопротивляться. Его тут же обступили со всех сторон, заламывая руку назад и пытаясь прижать к полу. — Спокойно, — усмехнулся он, всё ещё твёрдо стоя на ногах. — Где вас учили манерам? На мне дорогой костюм, и я имею полное право здесь находиться. Приглашение во внутреннем кармане. Я бы достал, но руки немного заняты.       Сергей явно наслаждался зрелищем, пока один из охранников не достал у Стаса конверт и не отдал его молодому человеку, стоящему тут же рядом. — Пусти, идиот, — хмыкнул Стас, небрежно выкручиваясь и сбрасывая с плеча ладонь одного из охранников. — Не переживайте, я уже ухожу. Вот только заберу то, что принадлежит мне.       Наконец он повернулся к Шону, немного помедлив, будто искал что-то в его пристальном взгляде, а затем сделал шаг навстречу. Шон почувствовал, как тонкие пальцы в перчатке крепко сжали предплечье, невольно повернул голову и поглядел на побледневшего Сергея. Тот вздрогнул, когда Стас схватил его за ворот сапфирового пиджака, и они вдруг оказались лицом к лицу.       Секьюрити снова рванули к устроившему беспорядки, но не рискнули приближаться, лишь остановились в шаговой доступности. Гости вокруг довольно громко переговаривались, кто-то даже выкрикивая нечто одобряющее, ведь такие разборки посреди формального вечера их явно потешали.       Бросив быстрый взгляд на своего любовника, Стас вновь впился глазами в лицо Сергея и угрожающе рыкнул: — Убери от него свои руки.       Хватка ослабла, и пальцы тут же соскользнули с плеча, а Шон, почувствовав свободу, отступил на шаг в сторону, быстро перехватывая из рук Стаса протянутый пиджак.       Его покровитель довольно кивнул и чуть повысил голос, чтобы слышали все присутствующие, но всё так же доходчиво обращаясь к Сергею: — Запомни раз и навсегда: это — моё. Если ещё раз увижу рядом — попорчу мордашку. Так что плати за вечер и отваливай. — Но вечер не окончен, — возмутился Сергей, поморщившись в бесплодных попытках отцепить чужую руку от своего пиджака. — Окончен, — отрезал Станислав Сергеевич.       Шон вновь почувствовал на себе сотню заинтересованных пристальных взглядов, совершенно не зная, как на это реагировать: с иронией или тщеславием, дабы набить себе цену, или с гордостью за столь впечатляющее объявление прав собственности на свою задницу. — Это касается каждого, — добавил Стас, окидывая грозным взглядом собравшихся и задерживаясь на Теде. — Надеюсь, дважды повторять не придётся. Если кому-то надо, то я лично всё разъясню.       Шон уже успел позабыть о том, из-за чего начался весь декаданс, но вновь увидев в толпе проститута, впал в ступор. Он не успел опомниться, как Стас схватил его за руку и насильно поволок к выходу, явно не желая более оставаться в этом обществе. Шон покорно плёлся следом, мыслями витая где-то за пределами вселенной и всё ещё обдумывая своё положение и позицию касаемо только что случившегося.       Как только Шон захлопнул дверь машины, тошнота подступила к горлу. То ли подействовал выпитый алкоголь на голодный желудок, то ли такую реакцию вызвал кофейный ароматизатор в машине. Стас не сводил с него своего проницательного взгляда, от чего стало лишь хуже.       Судорожно вздохнув, чтобы успокоиться, Шон отвернулся к окну, встретившись в отражении с хмурым взглядом. — Иди, — прозвучал тихий голос.       Он повернулся и поглядел с недоумением на Стаса, но тот лишь покачал головой и открыл ему дверь: — Я же знаю: хочешь сбежать, всё как обычно. Иди. Отсюда довольно далеко. Если понадобиться подкинуть — звони. Я буду ждать тебя дома.       Быстро кивнув, Шон выскочил из машины, вздохнув с облегчением, и, плотнее запахнув пиджак, двинулся в противоположную от галереи и машины сторону. — Пожалуйста, будь осторожен, — послышалось вслед, а затем новенький Мерседес пронёсся мимо.       Он бесцельно бродил по городу, мотая одни и те же мысли по кругу, пока в голове не стало пусто, а ноги не начали гудеть. Прошло несколько часов, возможно, близился рассвет, ибо город почти опустел, что было редкостью в ночные часы для столицы. Сев на лавку, чтобы немного отдохнуть в каком-то старом парке, он снова нарвался на неприятности: два патрульных полицейских вынырнули из-за кустов и попросили документы. С собой, естественно, у него ничего не оказалось. Стоило бы позвонить Стасу, чтобы забрал его отсюда. Но один из полисменов пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что не может человек в такой приличной одежде быть бездомным, да и на гастарбайтера он не очень похож. Записав данные и номер телефона (естественно чужие), они, наконец, убрались восвояси.       На краю города занимался рассвет, о чём оповещало светлое небо и тёплый оранжево-красный оттенок над самыми крышами. На траве выступила утренняя роса, но, к счастью, вместо привычных кедов на ногах красовались туфли. Ветер безжалостно продувал со всех сторон, даже злосчастный пиджак не спасал, а в ногах появилась неприятная тяжесть. Но сидеть уже не хотелось, ведь Шон скорее машинально, чем по чистой случайности снова оказался в районе борделя. Вот издалека даже показалась потухшая кроваво-неоновая вывеска, и он тут же свернул с аллеи на небольшую улицу, откуда доносился приятный аромат свежевыпеченного хлеба и пряных булочек.       Все заведения дальше по улице были закрыты, но одинокие прохожие уже сновали туда-сюда, явно спеша и не обращая внимания на запах. Шон остановился у небольшого магазинчика-пекарни, возле которого, кутаясь в дырявую куртёшку с картонным объявлением и баночкой у ног, сидел оборванец. Подёргав за ручку двери, Шон недовольно фыркнул, ведь пекарня оказалась закрыта, хоть никакой вывески или таблички не было. — Они откроются совсем скоро. Судя по запаху, булочки с корицей уже готовы, а вот слойки сегодня немного сгорели.       Услышав тихий, едва различимый мальчишеский голос, Шон огляделся по сторонам и с сомнением уставился на того, кого он сначала принял за алкаша и бомжа. Это был щупленький рыжий парнишка с синяками и ссадинами на лице. Он кутался в заплатанную куртку, которая была больше на два-три размера, и явно подрагивал, пряча глаза под козырьком. Тонкие пальцы держали табличку с надписью: «Добро всегда возвращается». Рядом с таким же важным видом сидел рыжий кот из породы обычных Васек, а под ним лежала другая картонка с надписью: «Погладил кота, купи ему сосиску».       Шон усмехнулся, достав из внутреннего кармана пиджака конверт с печатью, и стал отсчитывать деньги. Плюнув на всё, он вынул всю стопку, свернул и засунул в алюминиевую кружку, где было немного мелочи, а затем потрепал кота за ушком. Не то чтобы ему понравилась надпись, просто стало жалко парня и кота, а ещё захотелось избавиться от этих денег. Тяжело вздохнув, он двинулся дальше по улице. — Простите! — снова послышался за спиной высокий голосок. — Я не могу принять эти деньги. Простите! Вы не могли бы… Мужчина?.. Молодой человек…       Шон остановился и вернулся назад, нахмурившись и вырывая из протянутой руки толстую пачку денег, а затем вдруг замер. На него из-под кепки глядели ярко-голубые глаза, подёрнутые дымкой. Точнее, взгляд этих пронзительных глаз был направлен куда-то сквозь него, будто смотрел в душу. — Извините, это слишком много, — юноша покачал головой. — Возьми, это коту на сосиски за то, что я его гладил, — Шон снова впихнул стопку в маленькую худую ручонку. — Всё-таки, молодой человек, — кивнул, как бы удостоверившись в этом парень, протягивая ему обратно деньги. — Вы не могли бы сказать мне, сколько время? — Я… — Шон опомнился и достал из кармана телефон и нажал кнопу; замигал красный индикатор, а на экране показалась красная пустая батарейка. — Нет, прости, у меня сел… А, точно!       Он хлопнул себя по лбу и показал парнишке часы, которые достались ему от Сергея, но тот поглядел сначала мимо них, а потом куда-то вдаль, кажется, принюхиваясь к запаху из пекарни. — Уже не нужно. Ровно шесть.       К стеклянной двери подошла массивная женщина в поварском колпаке, повернула ключ и распахнула дверь, добродушно улыбнувшись. — А, опять ты. Никак проголодался? — Нет, мэм. Просто зашёл с Леонидом пожелать вам доброго утра, — парнишка повернул голову в сторону полной дамы, уставившись отсутствующим взглядом на её ноги, и засветился улыбкой. — Слепой, значит… — вдруг понял Шон, более внимательно рассматривая подростка.       От мыслей его отвлекала женщина, добродушно пробубнив: — Вы что-то хотели? — Да. Хотел. С десяток ванильных круассанов, по две слойки со всеми начинками, несколько булочек с мясом и картошкой, а ещё сосиски в тесте, как минимум пять, если есть, — кивнул Шон, достав из кармана оставшиеся пару купюр.       Поднявшись со своего места, он протянул женщине тысячу и снова опустился рядом с парнем, бодро взъерошивая волосы на затылке. Лёгкая передышка была весьма кстати, но на коленках снова оказался злосчастный конверт с деньгами. — Как тебя зовут? — поинтересовался Шон у парня, почёсывая за ухом у сидящего рядом кота. — Меня Ванька, кота — Леонид. А тебя? — Шон. — Красивое имя. — Ты и правда ничего не видишь? И как давно? — С детства. Я родился таким, зато у меня прекрасно развиты другие чувства: слух, обоняние, осязание, инстинкты и интуиция. — И откуда вы оба? — улыбнулся Шон, когда рыжик, наконец, обратил на него внимание, поворачивая морду и ластясь под руку. — Я из детского приюта, а Лео с улицы. Его завела одна молодая пара, а когда они расстались, и у хозяина появилась новая пассия, его выставили за дверь. Так мы и подружились. — Одних меняют на других, следующих на третьих. Сейчас не разбивают сердце, в него просто никого никто не пускает, и идёт постоянный круговорот любовников в природе. — Такого, как я, никто никогда не полюбит. Люди сторонятся калек и инвалидов больше, чем просто чудаков. — Прости, — искренне извинился Шон, понимая, что задел и себя, и его за живое. — Возьми эти деньги, я, правда, от чистого сердца.       Он снова вложил конверт парню в руки и крепко сжал их своими, не позволяя вновь вернуть то, что ему было так ненавистно. — Ты очень добрый, Шон. В тебе больше доброты, чем в тысячах проходящих каждый день мимо людей. — Это не так… Я не добрый. Даже, скорее, наоборот. Я испорчен. — Значит, так ты пытаешься откупиться? — Ваня удивлённо вскинул бровь, разворачиваясь к нему корпусом и расставляя плечи. — Пытаешься вымолить прощение за свои грехи? Тогда, так уж и быть, я возьму это. Возьму за твою исповедь.       Тяжело вздохнув, Шон чертыхнулся про себя и покачал головой. Этого ещё не хватало — рассказывать первому встречному о своих проблемах.       Из заведения снова выплыла повариха и протянула два пухленьких бумажных пакета, благоухающих свежей выпечкой: — Ваши пирожки и сдача.       Шон принял деньги и пакеты из её рук, протянув один Ване, а из второго вынул пирожок с сосиской и положив перед удивлённо принюхивающимся котярой. Ещё один пирожок он взял себе и отставил пакет в сторону. — Я никогда не исповедовался, — начал он, с улыбкой наблюдая, как парнишка с удовольствием уплетает круассаны один за другим. — Ты уже заплатил. Я слушаю, — Ванька был довольно настойчив. — Кажется, я согрешил. Вроде так начинаются все исповеди, — Шон пожал плечами. — Я плохой человек, я занимаюсь отвратительными вещами, но не могу остановиться. — Как те парни из заведения через дорогу?       Шон чуть не подавился пирожком, удивлённо глядя на Ваню. — Откуда?.. — Ты не пользуешься духами, но на тебе сейчас как минимум три запаха. И один весьма стойкий. Я знаю, как пахнут те ребята и чем таким они там занимаются, — хмыкнул Ванька. — Так ты оттуда? — Нет. Я занимаюсь тем же, но никакого отношения к тому заведению не имею. — Тогда зачем ты этим занимаешься? — Я ничего больше не умею. — Хорошая отмазка. Ты даже не желаешь научиться, — пробубнил с набитым ртом Ванька. — Когда-то мне это нравилось. Сейчас я чувствую к себе отвращение и пытаюсь понести хоть какое-то наказание. — Бог тебя накажет. Самому этим заниматься нет никакого смысла. — У тебя всё так просто. Что же тогда твой бог не подарил тебе зрение? — Он подарил мне нечто другое. Твой конвертик с деньгами, например. — Шутник, — усмехнулся Шон, вздрогнув, когда Лео довольно умостился у него на коленках, заглядывая прямо в глаза и довольно облизываясь. — Достойная плата за содеянное. Я отпускаю тебе грехи, Шон. Иди и начни свою жизнь заново. — Эм… А можно ты мне отпустишь их как-нибудь попозже? А то мне нужно ещё пару грехов успеть совершить. — Конечно. Приходи в любое время, — кивнул Ванька. — Только с булочками. Без булочек я тебе грехи не отпущу. — Хорошо.       Шон взял себе из пакета одну слойку и протянул его Ваньке, а затем аккуратно ссадил Лео со своих колен. Поднявшись, он чуть отряхнулся и даже сладко потянулся. Появившееся из-за зданий солнце быстро согрело своими хрупкими утренним лучами, а на душе вдруг стало совсем легко. — Не спускай все деньги сразу. Шлюхи и выпивка нынче дорого стоят, — хохотнул Шон, потрепав парнишку по волосам. — Удачи, — улыбнулся Ванька, также ластясь от прикосновений, словно перенял эту привычку у своего кота. — Приходи, когда посчитаешь, что готов отбросить старое и начать новую жизнь. — Обязательно.       Ещё раз окинув взглядом странную парочку, он засунул руки в карманы пиджака и побрёл по улочке, что-то напевая себе под нос. Тяжёлая ноша прошлого дня свалилась с плеч, теперь можно было их гордо расправить и улыбнуться новому дню. После восхода солнца над крышами домов резко перехотелось спать, дышалось легко, на улице уже стали появляться первые рабочие. Идти дальше уже не было сил, поймав ближайшее такси, Шон попросил как можно скорее отвезти его домой.       Отдав последние деньги за проезд, он еле заставил себя добрести до нужного этажа и чуть не рухнул на пороге. Ноги дрожали от непривычной нагрузки и неудобной обуви, которую он тут же с облегчением сбросил. Быстро раздевшись прямо на входе, Шон прошествовал в сторону душа и удивлённо задержался в дверях. Поперёк кровати раскинув руки в стороны лежал Стас в полном обмундирование: в костюме и в очках, с лежащим возле руки телефоном. Грудь его медленно вздымалась и опускалась, он явно задремал, дожидаясь звонка. Это заставило Шона улыбнуться.       Прокравшись в комнату на цыпочках, он осторожно отложил телефон на тумбу и прилёг рядом, наблюдая за хмурым спокойствием на лице любовника. Стас время от времени вертел головой и что-то тихо бормотал себе под нос, но спал довольно крепко, потому как не реагировал на прикосновения. Шон навис над ним, задумчиво касаясь подушечками пальцев острых скул, скользя пальцами под дужки очков и снимая их. Также осторожно он с трудом стянул со Стаса галстук и часы, расстегнул рубашку и понял, что всё это в принципе бесполезно. Он слишком устал и был не в состоянии делать что-то ещё, поэтому просто положил голову любовнику на плечо, закинул руку к себе на талию и прикрыл глаза, тут же проваливаясь в сон.