Клеймо

(Тед)       Не сводя взгляда со своей добычи, он терпеливо выждал, пока за Никки закроется дверь. На этот раз холодная решимость и желание взяли вверх, он потерял контроль.       Тед ринулся к Шону, увернувшись от молниеносно взметнувшегося вверх кулака, и прижал к себе, обвивая его стан и избавляясь от необходимого для удара расстояния. Он чувствовал ярость и неуёмную дрожь в этом теле, по которому сейчас мог нагло блуждать руками, почти не встречая сопротивления. — Шлюхи не в моём вкусе! — Шон зло выплюнул ему в лицо это оскорбление, продолжая отбиваться и брыкаться в крепких объятиях.       Игнорируя все слова и угрозы, летящие в свой адрес, Тед ловко парировал ещё один неуклюжий удар и скрутил перебинтованную руку, заводя её хастлеру за спину. Тот вздрогнул, шипя что-то неразборчивое, и наконец застыл. Тонкие черты лица исказились, глаза были зажмурены скорее от боли, чем от нежелания видеть сейчас противника, но Тед не отпускал.       Он не знал, что случилось у Шона с рукой, выглядело всё так, будто это расплата от хозяина за вчерашнее развлечение и поимку с поличным, что бесило ещё больше, но этого было несомненным плюсом, ведь теперь хастлер не мог оказать достойного сопротивления. — Тед, мне больно, — напомнил ему Шон, прерывая мучительные раздумья, как же поступить со своей жертвой.       Тед вздрогнул. Это ледяное спокойствие пугало, будто ничего и не произошло и у них всего лишь милая беседа за кружечкой чая. Лицо хастлера вновь исказила гримаса боли, это немного привело Теда в чувство, заставляя ослабить хватку, но он больше не был в силах выпустить то, что ему не принадлежало и было получено с таким трудом.       Почувствовав минутную слабость, Шон тут же попытался вырваться, снова получая порцию боли, а Тед теперь уже без зазрения совести впился в желанные губы, опускаясь на подвернувшийся под руку стул и утягивая предмет вожделения к себе на коленки, ловя обе руки у него за спиной.       Как ни старался, в такой позиции Шон не мог ничего, кроме как протестующе ёрзать у него на коленках и материться, так что время от времени приходилось чуть сильнее выкручивать больную руку, чтобы тот заткнулся хоть на секунду. Сейчас Тед не мог дотянуться до его губ, особенно когда Шон так активно вертел головой. Зато в его распоряжении была шея и грудь, которую он обнажил, задирая футболку свободной рукой.       Всё, что не давало ему покоя уже столько времени, рвалось наружу, разрушая тонкую грань между фантазией и реальностью. Тед приник губами к горячей груди, едва ощутимо надавливая подушечками на ямку над ключицей, ведя носом вдоль проступающих рёбер и чуть прикусывая нежную кожу под ними. — Можешь даже не стараться, ты меня не возбуждаешь, — фыркнул хастлер, расправив плечи и бесстрашно выставляя свою грудь навстречу его поцелуям.       Это лишь раззадорило. Смяв пальцами один из сосков, Тед вонзился в другой зубами, гортанно рыча и уже чувствуя, как дёрнулся в его руках Шон.       Пусть он говорит, что хочет, но тело выдало его с потрохами. Тед рывком придвинул его ближе, с удовольствием ощущая, как твёрдая плоть прижимается к собственному животу, с жадностью ловя каждое слово, каждый выдох, ведь Шон, наконец, судорожно сглотнул и умолк.       Он показательно надавливает ладонью на его пах, довольно ухмыляясь и заглядывая хастлеру в глаза, получая в ответ лишь безмолвное презрение и плотно сжатые губы. Всё это действительно выглядит как согласие или Теду лишь кажется? Он быстро срывает петельки с пуговиц джинс, проникая ладонью внутрь, вновь с настойчивостью приникнув губами к шее. Кожа на ней такая тонкая и прозрачная, её можно оттянуть губами, на ней тут же остаётся едва различимый след, который быстро приобретает багровый оттенок. А его запах… Мускус и мята в купе с резкими мужскими духами, так ярко ощутимыми сегодня, а под всем этим скрывается тонкий шлейф пота с толикой ферамонов. Он сводит с ума. Тед прижимается носом чуть ниже кожаного ошейника, втягивая аромат, утопая в нём, впитывая и отпечатывая в памяти каждый момент этого вечера. — Я люблю тебя, Шон… — вырывается из губ против собственной воли.       Свободной от хватки рукой Шон залепляет пощёчину, быстро отрезвляя, и буквально рычит ему в лицо: — Заткнись! Я не хочу это слышать. Из уст шлюхи это звучит лживо. Всегда.       Тед лишь хмурится, ведя носом вверх по шее, но не смеет проронить больше ни слова. В противовес всей этой нежности пальцы грубо с нажимом скользят по возбуждённой плоти, давно уже вытянув её наружу и освободив от плена узких джинс, не позволяя опомниться ни на секунду, чуть сдавливая у основания и иногда задевая коротко стриженными ноготками.       Руки Шона, выпутавшись из хватки, обвивают шею, а пальцы изредка вцепляются в волосы, порою безуспешно пытаясь оттянуть от себя. Это возбуждает как никогда, а в паху уже свербит от невыносимой боли сдавленное штанами и ущемлённое достоинство.       Тед рывком подхватывает хастлера под бёдра, перемещая на кровать и стягивая с него мешающую футболку. Это чувство, что растекается по венам вместе с возбуждением, заставляет дрожать от вскипающих в крови желаний и сгорать от необходимости сдерживаться. Но недолго…       Он вжимает Шона корпусом в кровать, нетерпеливо сдирая джинсы, царапая ногтями крепкие бёдра в предвкушении. Сухие губы поцелуями скользят вдоль ошейника, заставляя запрокинуть голову назад, язык ложится на выступивший кадык, но этого мало. Дрожащими пальцами Тед расстёгивает этот знак принадлежности кому-то кроме него, ловя недовольный угрожающий взгляд любовника, в очередной раз за сегодня затыкая негодование поцелуем. В это трудно поверить, но с ним это работает.       Расстёгнутый ошейник оказывается на прикроватной тумбочке, о чём оба тут же забывают. Бессмысленное, но всё же слабое сопротивление означает лишь одно: Тед переворачивает Шона на живот и заламывает больную руку за спину, поставив на четвереньки, вжимаясь пахом в его зад. — Не трогай мою руку, мне, блять, больно! — выдыхает Шон, вздрагивая, но всё же нетерпеливо потираясь задом о его пах.       Привычка ли или действительно желание? От этого что-то щёлкает внутри. Тишину рассекает надсадное дыхание и звон расстёгивающегося ремня, весьма кстати под руку попадается какой-то лубрикант.       Тед пускает его тонкой вязкой струйкой меж ягодиц, а затем размазывает пару капель по собственному члену, подхватывает Шона под живот, и почти рывком насаживает на обхваченный ладонью ствол. Шон стонет, как первоклассная шлюшка, выгибаясь и ластясь под нежными прикосновениями из-за чего хочется выть от злости, впиваясь ногтями в упругие ягодицы.       Разморенный, сладкий и томный, вздрагивающий от каждого прикосновения, остро реагирующий как на ласку, так и на боль, причиняемую в моменты, когда совсем трудно сдерживаться, Тед трахает его без зазрения совести поддавшись порыву, словно он вещь, словно не заслуживает тепла и нежности, но без злобы. Всё ещё держа за запястье, всё ещё вбиваясь в податливое тело, иногда отстраняясь, чтобы увидеть, как входит член, как обхватывает его колечко мышц, плотно сжимаясь.       Впервые за столь долгое время он чувствует себя мужчиной. А Шон стонет в простыни, мечется под ним, прогибается в спине, отвечая на каждое движение своей страстью и своим телом.       От столь великолепного зрелища окончательно снесло крышу.       Тед отпустил несчастную руку и схватил его за шею, заставляя запрокинуть голову, вновь вбиваясь в желанное тело, и очнулся лишь тогда, когда кончил.       На мгновение он даже пожалел, что не продлил близость хотя бы на пару секунд, ведь Шон оказался лучше всего, о чём он фантазировал. Тед вынул член из разгорячённого тела, собирая пальцами вытекающую консистенцию, не позволяя ей капать на кровать. Даже в такой момент он умудрился об этом позаботиться, нашёл пачку салфеток и лишь затем безжизненно рухнул обратно на кровать.       Когда он вновь открыл глаза, то оказался лицом к лицу с Шоном, который с наслаждением потягивал сигарету. — Здесь нельзя курить, — прохрипел Тед, подпирая голову рукой. — Не знал, что ты куришь такие же, как и я, — Шон откровенно проигнорировал его замечание.       Фраза заставила Теда смущённо прикрыть глаза, ведь он специально покупал точно такие же сигареты, чтобы оживить в памяти этот горьковатый запах, именно этот привкус, стать чуточку ближе, но и этого было мало, а признаваться не хотелось. Он повернулся на спину и уставился в потолок, витая мыслями где-то довольно далеко отсюда.       Рука Шона осторожно поднесла к его губам сигарету, а несколько глубоких затяжек не принесли особого облегчения. — Знаешь, я думал, когда трахну тебя, мне немного полегчает, — медленно протянул Тед. — И как? — Не помогло. — Сожалею, — хмыкнул Шон, вновь выпустив в воздух пару колечек дыма и вальяжно потягиваясь.       В ответ на это Тед огорчённо фыркнул и повернулся на другой бок, не желая более заводить этот глупый и ни к чему не приводящий разговор. — Прости, ты же и сам всё понимаешь, — Шон тронул его за плечо, приободряя. — Что ты хочешь от меня услышать? Что нравишься мне? Что я помогу облегчить твои страдания? Что буду приходить к тебе по четвергам? Это смешно. Чертовски смешно. — Прекращай, Шон. Хватит, — дёрнул плечом Тед, приняв сидячее положение и развернувшись к нему корпусом. — Что ты со мной делаешь? Я не могу себя контролировать, разве ты не понимаешь этого?! Я не могу… Я больше не могу! — Ты должен, — в его взгляде читалась абсолютная непреклонность. — Как бы ни было сложно, ты справишься. Это часть игры. — Игры? Для тебя всё это лишь игра? Тогда сыграем в любовь? — Ты проиграешь. Ты уже проиграл, — Шон снова откинулся назад, задумчиво выпустив струю дыма. — Как ты себя выносишь? — А как ты себя? — вопросом на вопрос огрызнулся хастлер. — Я в тебе сильно заблужда… — Тед не успел закончить даже слово, когда Шон рывком притянул к себе и больно прикусил нижнюю губу в каком-то сумбурном поцелуе. — Ну как? Нравится, когда так затыкают?       Отпрянув, Тед прикрыл тыльной стороной ладони рот и нахмурился. Очередной спектакль, который призван показать отвратительную сущность хастлера, дабы больше не испытывать чувств к какому-то нарисованному в голове образу идеала. — Пообещай мне бросить всё это, — попросил Тед, глядя на него с нескрываемым сочувствием и нежностью. — Что? — Я не дурак, Шон. Я всё понимаю. — Живи дальше, Тед. Я скоро уйду, я обещаю. Ещё один урок, и всё закончится, — он потушил сигарету, пальцами растирая остатки табака.       Тед снова опустил голову на подушку, не отрывая взгляда от этого красивого лица, выражающего лишь холодное безразличие к происходящему. В груди всё ещё щемило от обиды, но вдруг стало чуточку легче. — Небо за окошком хмурое, тёмно серое, как твои глаза, — заметил он с лёгкой улыбкой, ловя на себе ледяной металлический взгляд. — Ты слишком часто обращаешь внимание на мелочи, — хмыкнул хастлер в ответ. — Дурная привычка. — Ты — дурная привычка. — Да, но не твоя. Найди себе другого, кому бы смог подарить свою жалость. Я в этом не нуждаюсь. — Кто это был? — Тед с интересом подпёр щёку кулаком. — Тот человек, что разбил тебе сердце? Парень явно не промах. — Женщина, — как бы невзначай поправил его Шон. — Что? — Это была женщина. Ещё одно слово, и я не погнушаюсь разбить тебе лицо.       Тед умолк. Страшна была не столько угроза, сколько смысл сказанного, а Шон лишь с неохотой придвинулся ближе, прижимаясь к его груди и прикрывая с наслаждением глаза. Его тело после недавней близости уже успело остыть, а руки и вовсе были ледяными. — Расскажи мне про свой первый раз, — пробормотал он весьма настойчиво, уткнувшись лицом ему в грудь. — Про первого клиента? — переспросил Тед, но ответа так и не дождался, пришлось рассказывать о том, что первым пришло на ум: — Когда меня вызвали первый раз, я чертовски боялся. Я знал, что я должен сделать, но страх подмывал изнутри, подташнивало. А когда я впервые вошел в комнату для клиентов, то увидел высокого раскрасневшегося до ужаса паренька, скорей всего студента, который долго ломался, прежде чем попросить, чтобы я отсосал у него. Он заплатил за час, так что я не особо торопился в надежде оттянуть момент, изо всех сил скрывая своё отвращение и неприязнь, но когда почти довёл его до финала, мальчишка попросил вставить ему. Не знаю, чья это была прихоть, но первые несколько раз я был сверху, и мне даже понравилось. Никки в этом плане повезло меньше. — Кажется, кто-то о тебе явно побеспокоился, — как бы намекнул ему Шон, чуть поднимая голову и с лёгким прищуром глядя в глаза. — И всё же. Каково это было в первый раз оказаться под кем-то? — Странно. Он был симпатичным, насколько я помню, даже очень. Весьма опрятный, статный и деликатный, одетый с иголочки, подтянутый и с такой идеальной осанкой. Знаешь, как у военного. Будто он только что дембельнулся. Это сейчас я понимаю, насколько он был хорош и аккуратен. Лишь одно не идёт из головы: с такой внешностью он мог бы пойти в ближайший клуб и закадрить себе на ночь любого парня.       Скользнув ладонью по шее, Тед чуть сжал пальцами кончики волос у Шона на затылке и со всей нежностью коснулся уголка его губ, зажмуриваясь, ожидая не лучшей реакции. В ответ хастлер лишь усмехнулся в его губы, но деликатно промолчал. — Почему Господин прикасается к тебе? Ну, Сергей в смысле, — поинтересовался Тед, нехотя выпуская Шона из своих объятий. — Говорят, что он приказывал убить любого, кто касался его кожи.       Поднявшись с кровати, Шон стал собирать свою одежду по комнате, натягивая на себя вещь за вещью: — Байка. Сергей тот ещё брюзга, травма детства. Но он пока ещё из-за этого никого не убивал. А я… Я просто совсем за гранью запретного. За месяц ко мне прикасается столько мужчин… Я просто апогей мерзости, совокупность всей грязи. Это настолько отвратительно, что становится притягательным для него. Понимаешь? — Нет, — покачал головой Тед, приподнимаясь на кровати и глядя на одевающегося с недоумением. — В общем, во мне клиенты видят то, что по ту сторону дозволенного. Им этого чертовски хочется, но нельзя, а со мной — можно. Только и всего. Я — запретный плод, мечта, фантазия; они готовы за это платить, а ты? — У меня ничего нет, — Тед схватил его за руку в попытке остановить столь скорый уход. — У тебя есть ты. Вспомни об этом, когда в следующий раз что-то захочешь.       Шон почти ласково похлопал его по щеке и склонился для прощального поцелуя, а затем высвободил свою руку и скрылся за дверью. Тед рухнул обратно в постель, закрывая лицо руками и бормоча проклятия. Полежав так довольно продолжительное время, он наконец поднялся и схватился за пачку сигарет, закуривая прямо в комнате. Когда с метаниями из стороны в сторону было закончено, а лёгкие заполнил едкий дым, то взгляд упал на кожаный ошейник с шипами, забытый или оставленный поневоле.