Oh how wrong can you be? Oh to fall in love was my very first mistake How was I to know I was far too much in love to see? Oh jealousy look at me now Jealousy you got me somehow You gave me no warning Took me by surprise Jealousy you led me on You couldn't lose you couldn't fail You had suspicion on my trail How how how all my jealousy I wasn't man enough to let you hurt my pride Now I'm only left with my own jealousy
Queen, "Jealousy"
Когда это произошло в первый раз, Джон думал, что мир сейчас рухнет. Он часто дышал, пытаясь ухватиться за последние, как ему казалось, остатки воздуха в комнате. Потом он опустился прямо на пол и в течение часа просто сидел так, покачиваясь в такт своим мыслям. Шерлок оставил свой ноутбук открытым, и Джон без труда смог прочитать его переписку с неким мужчиной, с которым Шерлок вот уже неделю встречался в номере гостиницы Holiday Inn. Встречи носили весьма определенный характер. Из контекста переписки Джон без труда понял, что именно между ними происходило. Во второй раз сердце Джона замедлило ритм и стало нехорошо ныть. Он положил под язык таблетку нитроглицерина, хотя, как врач, понимал, можно было бы обойтись обыкновенным леденцом. Шерлок сказал ему, что задержится в Бартсе, чтобы провести кое-какие эксперименты, но Джон случайно увидел его на улице с некой девушкой. Любопытство взяло верх, и он проследил за ними. Снова тот же отель. Ему было не трудно догадаться, с какой целью Шерлок отправился туда, ведя под руку молодую особу весьма привлекательной внешности. В третий раз Джон горько усмехнулся. Пройдя на кухню, он достал из верхнего шкафчика литровую бутылку виски Black Label, вернулся в гостиную, передвинул кресло так, что теперь, сидя в нем, он смотрел прямо на входную дверь, налил обжигающую жидкость в стакан и стал планомерно напиваться. Он весь день ничего не ел, и поэтому сейчас так отчетливо ощущал, как миллилитры виски проникали по пищеводу в желудок, оставляя выжженную спиртовым огнем дорожку. Через пятнадцать минут половина бутылки была выпита. Джон сидел по-солдатски ровно и напряженно так, что со стороны было не понятно, пьян он или трезв, и только расфокусированные зрачки выдавали его истинное состояние. На этот раз он подслушал разговор Шерлока по телефону. Тот назначал встречу на сегодня, в том же отеле. Он говорил по сотовому тихо, так, чтобы его не было слышно. Но Джон был натренирован службой в войсках ее Величества и слышал все, а еще мог читать по губам. В конце разговора, губы Шерлока произнесли: «Я хочу трахнуть тебя через час. Поторопись». *** Он был пьян. Тягучие мысли, точно корабли, выстраивались у него в голове вереницей сомнений, упреков, претензий и обид. А еще они были четкими и ясными, как никогда. Точнее, как однажды в Афганистане, когда темной ночью везде гремели выстрелы, боевики окружали их лагерь, а ему нужно было успеть зашить молодого паренька девятнадцати лет от роду практически без анестезии. Он никогда не забудет тот страшный момент. Паренек, кажется Билли, смотрел на него широченными от ужаса и боли глазами. - Док, сделай все как надо. А то, ведь, меня ждет моя Лизи. Джон внимательно посмотрел на него. Затем перевел взгляд на кровавое месиво в том месте, где когда-то у парня была правая нога. И стал выполнять свой чертов врачебный долг, не особо понимая, соответствуют ли сейчас его манипуляции клятве: «Не навреди». Услышав звук открывающейся на первом этаже двери, Джон слегка побледнел, сжал кулаки и сделал последний глоток, осушив бутылку до последней капли. Он продолжал сидеть так на кресле, не вставая, просто глядя немигающим взглядом на дверной проем. В комнате было темно. Ночь окутала город покрывалом из страхов и признаний, боли и наслаждения, стонов и криков, смертей и рождений. Джон знал, что ночью потаенные призраки прошлого выбираются наружу, вцепляясь мертвой хваткой в горло, не отпуская до самого утра, пока рассветная дымка не проберется внутрь спасительным лучом и не растопит липкие путы нервного напряжения. Шерлок появился в дверях ровно через двадцать одну секунду. Он был бледен. Рубашка была почти полностью расстегнута, пиджак, точно убитый на охоте зверь, как трофей, был перевешен через его плечо, волосы были растрепаны. А на шее, Джон даже в этой колющей темноте мог разглядеть вишневого цвета след, будь он проклят. Ах, как бы ему хотелось сейчас сжать это тонкое горло, приложиться губами к этой дьявольской отметине и перекрыть ее своей, более глубокой, яркой и болезненной! Увидев Джона, Шерлок замер. Он неожиданно резко втянул воздух, потом чуть приоткрыл рот, будто бы хотел что-то сказать, но так и продолжал стоять, просто глядя в пустоту. - Ты, - сиплым голосом прошептал Джон и закашлялся. Язык отказывался ворочаться во рту, и он почувствовал подступающую к горлу тошноту. - Джон… - голос Шерлока звучал тихо и безэмоционально. - Ты, разумеется, знаешь, что я в курсе, – поборов собственную слабость, выдавил из себя Джон. Шерлок испытующе посмотрел на него. Глаза потихоньку привыкали к темноте. Он сразу заметил пустую бутылку виски и висящую в воздухе тяжелым, напряженным облаком ревность цвета воронова крыла. - Перед тем, как я уйду, - голос Джона чуть дрогнул, но он тут же кашлянул, делая вид, что это просто першение в горле, а не слезы, рвущиеся наружу, - ты мне ответишь только на один вопрос. - Джон… - Шерлок все также ровно повторял его имя. - Вопрос такой, - Джон продолжал говорить, будто не слыша Шерлока. - Почему?!! Повисло тягучее молчание. Шерлок очень медленно подошел к Джону, не отводя взгляд, опустился перед ним на колени и, протянув к нему руки, уткнулся лицом в его живот. Джон поджал губы. Его дыхание стало частым и неровным. Он снова почувствовал, как сердце предательски сжалось. Шерлок был слишком близко, он был таким родным и одновременно таким далеким сейчас. Черные локоны Шерлока казались Джону маленькими змейками, готовыми ужалить его, если он проведет по ним пальцами, привычным жестом перебирая пряди. - Джон… - в третий раз повторил его имя Шерлок, и звуки утонули где-то в складках одежды Джона, в том месте, куда утыкались сейчас горячие губы Шерлока. Он сделал глубокий вдох, точно собирался нырнуть и снова повторил: - Почему? Только сейчас его вопрос звучал не так резко. Скорее теперь интонации были просто сгустком боли, пронзающей сердце. Шерлок поднял голову и встретился с ним взглядом. - Это просто я. Такой, какой есть. И я предупреждал тебя. Я проклят, – он говорил очень быстро, а когда произносил последнее предложение, чуть вздернул подборок и его глаза блеснули каким-то странным огоньком. - Да. Конечно. Проклят тем, чтобы вечно скучать. И как я мог забыть. Джон вдруг ощутил сильную усталость. Он понял, что зря вообще затеял этот разговор. Надо сейчас встать и уйти. А потом просто прислать сестру за вещами. Он попытался поднять руки, но они не слушались его, став ватными и тяжелыми. - Ты пьян, Джон, – Шерлок чуть отстранился, но продолжал сидеть на полу. - Да. - Тебе надо в душ. - Мне надо уйти из этого дома. - Нет. Тебе надо прийти в себя. - Мне следует уйти прямо сейчас, пока я не совершил ошибку. - Какую? Джон прикусил нижнюю губу. - О… - Шерлок опустил глаза. – Ты хочешь этого? Сейчас? После того, что я сделал? Джон знал, что будет хотеть этого всегда. Он всегда будет желать это тело. Что бы ни происходило. Он был рабом своего желания. Шерлок понимающе кивнул. И стал расстегивать ширинку на джинсах Джона. Это было так странно. Так неправильно. Убого. Низко. Джон застонал не от наслаждения, а от собственной слабости, которая была ему омерзительна. Ему надо было прекратить это сейчас же, пока все не зашло дальше. Но он не мог. И внутри набатом звучало только одно: «Я хочу тебя, чертов ублюдок!». Шерлок действовал по заданной схеме, повторяя хорошо знакомую последовательность действий. Джон смотрел на него и не мог поверить, что этот мужчина, который когда-то признавался ему в любви самыми пронзительными словами, что этот мужчина, ради которого он убил человека и был готов расстрелять всех и каждого, кто бы посмел навредить ему, что этот мужчина, которого он боготворил и любил, сейчас собирается сделать ему минет, без каких-либо эмоций, сухо и технично. А до этого, этот самый близкий ему человек, имел неизвестно кого в гостиничном номере… Он последний раз попытался встать и прекратить этот театр абсурда. Но Шерлок уже взял его член в рот и его мягкие губы скользили вдоль ствола ритмично, прекрасно зная, где сжать сильнее, а где провести языком, делая умопомрачительные спиралевидные движения, возносящие Джона к небесам. Джон тонул в этом омуте. Ненавидя себя за это. Проклиная себя. Получая наслаждение, перемешанное с алкогольным опьянением и горьким вкусом ревности на губах. Или это была кровь? Он долго не мог кончить. Шерлок часто дышал. Ему уже было трудно и больно, и тяжело, но он с каким-то остервенением посасывал, лизал, вбирал в себя член Джона, одновременно сжимая его в руках. Он то зажмуривал глаза, то открывал их и пристально смотрел на него. А Джон сразу отворачивался, не в силах выдержать этот взгляд. Потому что это было слишком. Красиво. Трепетно. Грустно. Эротично. Тяжело. Ненавистно. Прекрасно. Все смешалось у него в голове: распухшие губы Шерлока, весь сегодняшний вечер, наполненный ожиданием, их совместная жизнь, которая тянулась пестрой лентой надежды через все два с половиной года их союза, и обрывалась сейчас одной глубокой раной измены. Джон ощутил, что кончить ему не удастся. Он был слишком пьян и слишком потерян. Тогда он слегка оттолкнул Шерлока, который в ответ совершенно непонимающе уставился на него, вытирая рот манжетой рубашки. Он встал, переступил через него и, махнув рукой, будто бы говоря: «Все бесполезно», вышел из комнаты. Шерлок остался сидеть на полу. Он подтянул к себе ноги и скрестил их по-турецки, провел рукой по своим волосам, потом по шее, обвел пальцами место, где недавно в него впивались чьи-то чужие губы. Чужие. Не губы Джона. С каким-то остервенением он стал тереть кожу, пытаясь удалить следы своей слабости. *** Утром Джон встал с удивительно ясной головой. Он даже засомневался в реальности произошедшего, подумав, что все, случившееся ночью ему приснилось. Приняв душ, он побрился и стал собирать вещи. Через тридцать минут небольшая спортивная сумка была собрана. Он вышел в гостиную и обнаружил, что Шерлок спит, свернувшись калачиком на полу. Сердце Джона сжалось, но он не позволил своим эмоциям в очередной раз взять верх. Уже внизу, у двери, когда он доставал из кармана ключи, чтобы оставить их на столике, в дверях появился Шерлок. Джон поднял голову, и они встретились взглядом. - Джон… - все с той же интонацией, что и вчера, прошептал Шерлок. Его голос был осипшим и от этого еще более низким, даже бархатистым. Сердце Джона сжалось во второй раз - этот мягкий баритон проникал в самые глубины его души. Он знал, что если сейчас Шерлок позовет его, то он не устоит, не сможет, и пойдет за ним, к нему, как делал всегда. И как он мог вообще стоять здесь с этой странной сумкой, намереваясь уйти, чтобы не вернуться, а если и вернуться когда-нибудь снова, то только в том случае, если он будет уверен, что его действительно будут ждать. - Я оставляю ключи. Не думаю, что они мне понадобятся, – он старался говорить сухо. В ноге появилось давно забытое чувство покалывания, а легкий тремор руки говорил о том, как он на самом деле напряжен и взволнован. - Уверен? – спросил Шерлок, продолжая стоять наверху, держа руки в карманах, глядя на него с неимоверной тоской в глазах. «Но не с раскаянием», - подумал Джон про себя. Он ничего не ответил, просто скривил губы в каком-то подобии улыбки. - Я… - Шерлок прокашлялся, - я… только хотел… - Не надо, Шерлок. Не надо. Хватит, – Джон перекинул сумку на другое плечо, положил ключи на стол и глубоко вздохнул. - Джон… - снова это странное, ровное, совершенно неэмоциональное обращение. Сердце Джона сжалось в третий раз. Он увидел во взгляде этого мужчины то, чего так хотел и одновременно так боялся. Этот взгляд… Эти глаза… Этот человек... Неожиданно для самого себя он вспомнил, как Шерлок первый раз признался ему в любви. Они тогда завершили одно совершенно унылое дело. Была зима, дул промозглый северный ветер, Джон заболел и слег на неделю. Будучи врачом, он цинично отвергал предложенные Шерлоком методы лечения, и хотел просто напичкать себя антибиотиками, чтобы поскорее прийти в чувство. Но Шерлок с упорством маньяка ежедневно делал ему какие-то компрессы, заваривал ромашковые настои, делал чай с лимоном и медом по десять раз на дню, так что Джон ощущал себя каким-то водоплавающим (он много потел и часто ходил в туалет). В результате всех этих манипуляций, уже на третий день его температура нормализовалась, а на четвертый он был готов снова выслеживать самых изощренных лондонских преступников. Так вот, где-то в середине этого целительского марафона, Джон, находясь в весьма странном состоянии, скорее напоминающем бред, спросил склонившегося над ним Шерлока, который в тот момент, нахмурив лоб, оценивал показания градусника: - Чего ты так носишься со мной? Шерлок удивленно посмотрел на него, выгнув дугой бровь. - У тебя жар. - Нет. Почему ты так за мной ухаживаешь? Шерлок распрямился, встряхнул градусник и, делая вид, что не собирается удостаивать Джона ответом, отошел от постели к столику, на котором были разложены все его баночки с настоями и лекарствами. - Шерлок, - Джон тогда чувствовал, что если не получит ответ на свой вопрос, то просто пристрелит этого чертового эгоиста. - Ну, что, Джон? – вдруг резко спросил детектив, смешно выпятив нижнюю губу. - Я спрашиваю, как так получилось, что ты вдруг стал таким… - он закашлялся, потом, придя в себя, продолжил, - заботливым? Шерлок закатил глаза, словно весь этот разговор был очень скучен и даже ему неприятен. - Ответь. Я, в конце концов, болен и могу… - О, ты не умрешь, - Шерлок подошел к нему и присел на краешек кровати, - от гриппа еще никто не умирал. - Умирали. - Ну, да… - нехотя согласился Шерлок, - ты прав, но не сейчас и не ты, потому, что ты не можешь умереть, - он вздохнул и, пристально глядя на него, прошептал, - я не допущу этого. Потому что я тебя люблю, Джон. От этого воспоминания у него вдруг защипало в глазах, а все тело Джона начало ныть. Он понял, что надо уходить. Немедленно. Убегать. Уносить ноги. Невыносимо было больше стоять здесь, смотреть на Шерлока, вдыхать воздух их квартиры. Надо было бежать, как можно быстрее, чтобы этот воздух вообще растворился в пространстве улиц, чтобы все то, что связывало его и Шерлока слетело с него, как шелуха, под напором ветра. Ему необходимо было вынести свою любовь из этого помещения, спрятать ее, как самый дорогой бриллиант, сохранить, пока она не начала обугливаться сперва по краям, а потом все ближе и ближе к центру. Ему показалось, что если он поступит так, то останется шанс, совсем крохотный, но останется, что в один день, когда он наберется мужества и сможет посмотреть на свою любовь вновь, то она, как раньше, засверкает яркими гранями бриллиантовой огранки, и тогда он сможет снова вернуть ее туда, откуда хотел сейчас забрать. Шерлок спустился на одну ступеньку вниз. Джон сразу сделал шаг назад. Шерлок вынул руки из карманов и напряг плечи, точно готовясь к чему-то. Джон сделал еще один шаг назад, нащупывая дверную ручку за спиной. Шерлок спустился на две ступеньки и… Джон открыл дверь и одним четким, широким шагом перешагнул через порог, ощущая, как его сердце разрывается ровно на две половинки. Когда он оказался на улице, на него обрушилась оглушительная тишина. Ветер подстегивал его, заставляя двигаться вперед. Он, совершенно беспомощный, шел по дороге, и даже не обернулся, когда услышал, как Шерлок окликнул его в последний раз. В голове было пусто, как будто ветер выдул из него все: эмоции, планы на будущее, воспоминания о прошлом, оставив только боль. Джон быстро шел, чуть наклонив голову и нахмурив брови. Одна единственная мысль все-таки смогла прорваться через всепоглощающее безмолвие его внутреннего мира: все было так же, как и несколько лет назад. Одна сумка на плече. Хромота в ноге. Он снова был один и шел в никуда. А его сердце… Сердце Джона Ватсона рвалось и горело. Оно стучало теперь в странном ритме, напоминающем сигнал азбуки Морзе. Три коротких удара, три длинных и снова три коротких. Но Джон не обращал на это внимания. Он был доктором и понимал, такое случается. Он был солдатом и знал, что бывает и хуже. А еще он был простым человеком, и ему было прекрасно известно, что людские сердца разбиваются каждый день. Такова жизнь.