Скрипка

Нет ничего скучнее для довольно молодого и достаточно состоятельного человека, как очутиться в ресторане провинциального городка. Мистер Баррингтон (назовем так нашего героя) ковыряет вилкой мясо по-французски с привкусом пережаренной старой подошвы и никак не решается сделать первый глоток из бокала, наполненного бордовой жидкостью. Опыт и чутье подсказывают ему, что в бокале вовсе не вино, как уверяет барная карта, а самый что ни на есть уксус, по сравнению с которым самогон мексиканских индейцев покажется напитком богов. В этот ранний час в ресторане, кроме самого мистера Баррингтона, лишь две ничем не примечательные женщины среднего возраста, видимо, приятельницы, и антикварного вида седовласый старик, примостившийся у окна. У старика поразительное лицо, гость готов поклясться, что сейчас таких не встретишь нигде в мире, а уж тем более в Америке. Кого он напоминает? Ах да, Шарля де Солье, сьера де Моретт, французского посла при дворе англичанина Генриха VIII. Портрет кисти Гольбейна. Младшего, разумеется. Мистер Баррингтон очень устал от людского невежества. Во всей Америке вряд ли сыщешь два десятка человек, которые знают, что на свете было два Гольбейна. Судя по всему, старик сидит за своим столиком уже больше часа и вряд ли заказал за это время что-то еще, кроме бутылки того же бордового уксуса и блюда, которое в меню наверняка значится в разделе мясных, хотя на поверку это просто овощи с очень сомнительной порцией говядины. Скромная трапеза, но судя по выцветшему, поношенному костюму, который едва ли не старше своего владельца, «Шарль» (так окрестил его про себя мистер Баррингтон) расценивает ее как настоящий пир. Интересно, что заставило его так раскошелиться? Рядом с ним лежит что-то, что старик иногда любовно оглаживает. Со своего места мистеру Баррингтону никак не удается разглядеть этот предмет. — Хотите что-нибудь еще? Это к старику подошел официант. Вопрос звучит сухо и даже неприязненно. Всем видом официант показывает: либо дополнительный заказ, либо плати и убирайся. — Ах нет, простите! — поспешно и виновато отвечает старик, чуть не вскакивая перед тощим парнем в синей фирменной куртке. — Простите, я задумался... Воспоминания, знаете ли. Сегодня ведь годовщина... Он умолкает, ему трудно продолжать, трудно вот так раскрыться перед нагловатым юнцом, уверенным, что все знает о жизни. — Я и вино поэтому взял, — продолжает он с извиняющейся улыбкой, — хотя вообще-то не пью даже пиво. Официант нетерпеливо переступает с ноги на ногу. — Я задерживаю вас своими стариковскими воспоминаниями, — грустно подытоживает старик. — Ну да не сердитесь. Принесите счет. Официант уходит и через минуту возвращается с листком, вырванным из допотопного разлинованного блокнота. Старик изучает счет, одобрительно кивает, лезет во внутренний карман пиджака и — замирает. На его лице изображается недоумение, потом тревога, нарастающая в ритме крещендо. Старик хлопает себя по груди, лезет в карманы брюк, чуть не выворачивает пиджак наизнанку. Ценой невероятных усилий ему удается материализовать двадцатку. Увы! Мистер Баррингтон, даже не видя счета, знает, что обед «Шарля» стоит дороже, хотя, по чести, не тянет и на эту двадцатку. — Боже милостивый! Куда они делись? — растерянно спрашивает «Шарль» у напрягшегося официанта. — Я отлично помню, что перед тем, как выйти из дома, положил бумажник вот сюда! Он тычет пальцем за отворот пиджака. Потом повторяет: — Отлично помню... На этот раз старик говорит уже менее уверенно и сокрушенно качает головой. Он вынужден признаться самому себе, что мог забыть бумажник. Да, старость — не радость. — А знаете, — осеняет старика, — я мог бы сходить к знакомому, он на соседней улице живет, за углом, я займу у него и мигом вернусь. Он заискивающе смотрит на официанта. — Это хозяин пусть решает, — еще более неприязненно, чем раньше, отзывается официант и кричит ломающимся пубертатным голосом: — Мистер Джойс! Хозяин заведения появляется так быстро, будто все это время только ждал отмашки своего работника. — Какие-то проблемы? — деловито осведомляется он. — Не хочет платить, — официант показывает на старика. — Это неправда! — негодующе говорит старик и торопливо объясняет ситуацию. — Если вы подозреваете мошенничество, — с чувством оскорбленного достоинства произносит «Шарль», — пошлите со мной вашего человека, или... возьмите в залог мое единственное достояние. Он приподнимает футляр, и тут мистер Баррингтон понимает, что все это время рядом со стариком лежала скрипка. — Видите ли, сэр... — внушительным голосом начинает хозяин, но тут его прерывают. — Возьмите у него залог, — громко говорит мистер Баррингтон. — А если он не вернется через сорок минут, так и быть, я заплачу. — О, спасибо, сэр, — на глаза старика наворачиваются слезы. — Не стоит благодарить! — добродушно отзывается мистер Баррингтон. — В рождественские дни хочется сделать что-то хорошее. Удивлен, что в вашем городе не следуют этой традиции. — У нас славный город, сэр, и славные традиции! — хозяин ресторанчика уязвлен. — Будем считать, что я пригласил вас на обед, мистер... — Абрахам, — услужливо подсказывает старик. — ...Мистер Абрахам. Просто сыграйте нам что-нибудь. — Да! Пожалуйста! — оживляются дамы за столиком. — Живая скрипка! О! Это так прелестно! Старик грустнеет. — Боюсь, не могу. Много лет назад, после одного трагического случая в моей жизни, я дал зарок никогда в этот день не играть на моей скрипочке. Лучше отведите меня в полицейский участок! Теперь хозяин напрягается не меньше официанта. Он слишком часто слышал о разного рода мошенничествах. Ему явно не нравится эта история с неплатежеспособным и неиграющим скрипачом. — Вы позволите? — вдруг раздается тот же голос. Мистер Баррингтон поднимается из-за столика и подходит к старику. — Доверите мне свою скрипку? Старик непонимающе смотрит на него, потом дрожащими руками берет футляр и вручает молодому человеку. Мистер Баррингтон осторожно вынимает скрипку из ее кожаного саркофага, легко вскидывает к узкому, отшлифованному бритвой подбородку и легко проводит смычком по струнам. Страстные, напоенные огнем и ветром звуки вырываются из нутра скрипки, проливаются весенним дождем, рассыпаются летними звездами, плачут багряными листьями осени, кружат зимней вьюгой. Музыка обещает, обольщает, исповедуется и лжет, держит на краю и сталкивает в пропасть. Слушатели околдованы. Даже глупый официант не знает, на каком свете сейчас находится. — Брависсимо! — через силу шепчет одна из подруг и вдруг почти визжит от восторга: — Брависсимо! — Полагаю, инцидент исчерпан, — невозмутимо говорит мистер Баррингтон, укладывая скрипку и возвращая ее мистеру Абрахаму. — Мне надо на вокзал. Вас подкинуть до дома? — обращается он к старику. — О, сэр! — от избытка чувств словоохотливый старик лишается дара речи. *** — Хорошо придумал. Но кто научил тебя играть? — спрашивает Один, захлопывая дверцу машины. — Сам научился, — Локи дает ход. — В былые времена верили, что скрипку изобрел дьявол. И он же играет на ней лучше всех. — А что, — хмыкнул Один. — Похоже на то.