* * *
Джонни на миг останавливается, пытаясь понять, сколько времени у него осталось до урока. Убедившись, что в запасе есть около пяти минут, он продолжает учить стихотворение: тяжело выполнять домашнее задание, когда на тебя оставляют младших братьев. Джонни старается не отвлекаться на шум и беготню, но вскоре все-таки вынужден отложить учебник. - А что это за заброшенный дом на окраине? Этот голос Джонни ни с чем не перепутает: новенький Маккрей снова ищет приключения на свою голову. - Ты про особняк Райанов? – настороженно спрашивает Джеймс О’Брайен, мечтательный белокурый мальчик с лицом ангела, невесть как оказавшегося на бренной земле. - Наверное. Я бы хотел его обследовать сразу после уроков. Кто со мной? Джеймс и сидящие рядом Патрик Галлахер и щуплый постоянно щурящийся отличник Мартин Гленн переглядываются так, словно Колин предложил как минимум заночевать на старом кладбище. - Что? Что такого я сказал? – недоумевает Колин, усаживаясь на край парты Джеймса. - А ты не знаешь? Кажется, все трое очень удивлены такой неосведомленностью. Но тут же единогласно решают простить товарища – новичок, что с него возьмешь? Роль рассказчика достается Гленну, который садится рядом с Колином. Делая внушительные паузы в самых, как ему кажется, напряженных местах, иногда переспрашивая остальных, Гленн рассказывает жутковатую легенду о семействе Райанов. Рассказывают, что пятьдесят лет назад на окраине города начали происходить странные вещи. Сначала пропал восьмилетний Эдвин Райан, тело так и не нашли. А после его отец повесился во дворе дома на старом ясене. Его жена и остальные дети вскоре покинули город, а среди жителей закрепилось мнение, что психически нестабильный тиран-самодур Райан-старший во время очередного припадка убил сына и похоронил его в саду, а затем повесился сам, не выдержав мук совести. Тут же появились и те, кто, якобы, видели призраки обоих Райанов. Особняк моментально приобрел славу проклятого места и все обходили его стороной. - Два года назад парень из старшего класса пошел в тот дом на спор и не вернулся, - зловещим шепотом заканчивает Гленн, наблюдая за произведенным эффектом. Но он оказывается строго противоположным: вместо того, чтобы испугаться, Колин еще больше оживляется и начинает уговаривать ребят с утроенной силой. Этого Джонни стерпеть не в состоянии: - Хватит страдать ерундой, Маккрей, лучше пойдем учить. – Твердо произносит он, но не тут-то было. - Я не спрашивал пай-мальчиков, Гордон. Я знаю, что ты тоже хочешь с нами… - Мы никуда не пойдем! - …но ты просто сдрейфил. Джонни морщится. Да что этот выскочка о себе думает? Несколько секунд он колеблется, но уязвленное самолюбие все же берет верх над здравым смыслом: - Я не трус! - Докажи. Пойдешь со мной – и я поверю, что ты плевать хотел на местные предрассудки. - Я в деле, - неожиданно подает голос Галлахер. – В такую чушь верят только девчонки. После уроков, Маккрей? - Один есть! – радостно хлопает в ладоши Колин. – Остальные?* * *
- Поверить не могу, что дал себя уговорить! – сокрушенно качает головой Джонни. Сегодня он должен был помочь отцу во дворе, но вместо этого стоит по пояс в траве, сжимая покореженную ржавую решетку. - Прекрасно тебя понимаем, - мрачно отзывается стоящий слева Джеймс и случайно наступает на ногу Гленну. Над головами каркает ворон, заставляя Джонни и остальных, кроме инициатора похода, вздрогнуть. - Да бросьте! – самодовольно улыбается Колин и первым перемахивает через изгородь, полностью скрываясь в зарослях сорняка на другой стороне. Он выпрямляется и бесстрашно смотрит на серый, заросший плющом дом со слепыми провалами окон. – Ну, чего стоим? Мальчишки без особых препятствий – только Гленн цепляется штанами за острую пику и умудряется их порвать, - оказываются рядом с Маккреем. Кажется, что всю его невысокую фигуру распирает от энергии и идей, которые необходимо осуществить прямо сейчас. - Эй, Гленн, это то самое дерево? – мальчик указывает на корявый ясень, стоящий неподалеку. Гленн щурится еще сильнее, вытягивает шею и, наконец, соглашается. Чуть помедлив, он уточняет, на какой именно ветке повесился старик Райан. Колин сразу ставит себе цель до нее дотронуться, с наслаждением наблюдая, с каким суеверным страхом смотрят на него Джонни, Гленн и Джеймс. Небо затягивает тучами; кривые, похожие на старые узловатые руки, ветви деревьев колышутся от начинающегося ветра, но пятеро мальчишек продолжают осторожно, вздрагивая от каждого шороха, продвигаться к дому. Колин первым ступает на растрескавшееся от времени крыльцо и без особой надежды дергает ручку двери. На этом он не останавливается и шутки ради стучит в дверь, громко спрашивая, есть ли кто живой. Джеймс замечает, что зря они сюда пришли, но Колин его не слышит: он обходит дом, попытавшись по пути сдвинуть с места деревянную тачку, и обнаруживает разбитое окно. Джонни ёжится от ветра и ничем не обоснованного страха. Совершенно не к месту вспоминается, как в детстве, когда он поздно возвращался домой, ему померещился белый силуэт человека. Вдалеке слышатся первые глухие раскаты грома. Грохот внутри дома возвещает, что Колин на месте, а через секунду в проем высовывается рыжая голова, призывающая следовать за ним. Мальчишки подсаживают Гленна и лезут следом. Парусиновые туфли Джонни скользят по стене, но он подтягивается и оказывается в темной пыльной комнате. Глаза различают затянутый паутиной стол, темные портреты, в углу и у стен – черные громады напольных часов и всевозможных шкафчиков. Колин, недолго думая, плюхается на ближайший грязный стул. - Здорово! Только представьте – пятеро смельчаков бросают вызов городской легенде! Да это будет круче, чем в «Библиотеке приключений»! - Маккрей, мы уже все осмотрели, может, теперь домой? – осторожно интересуется Джеймс, старающийся держаться поближе к Патрику. - Нет, ты что! Как можно уйти сейчас? Предлагаю осмотреть дом и начнем с этой замечательной столовой. Не откладывая слов от дела, Колин направляется к часам, стирает пыль с циферблата и старается разглядеть время. После он опускается на колени и зачем-то осматривает пол. Лучше бы Джеймс не спрашивал, зачем он это делает: Колин немедленно отвечает, что ищет здесь старые пятна крови. Они же должны быть, если Райана-младшего убили? Джонни не решается задать еще один вопрос: почему Маккрей так уверен, что убийство произошло именно здесь? Слушать тысячу и одну версию в исполнении Колина у него нет никакого желания, хочется побыстрее вернуться домой. Гленн осторожно подходит к буфету и достает тарелку, Патрик же почему-то присоединяется к Колину. Наблюдая такую картину - двое товарищей ползают по полу, как маленькие дети, а третий вдруг обнаруживает страсть к посуде, - Джеймс и Джонни решают, что только они здесь нормальные. В окно начинает лить дождь, мальчики слышат угрожающий гром, но такие мелочи не останавливают ни Колина, ни двух остальных «сумасшедших». Все происходит быстро: от грохота закладывает уши, комнату озаряет необычайно яркая вспышка, Гленн испуганно вскрикивает, слышится звон разбитой посуды, и вот уже мальчишки со всех ног бегут к изгороди, подгоняемые непонятно откуда взявшимся ужасом, отбиваясь от мокрой травы и спотыкаясь. В две секунды друзья переправляют Гленна на другую сторону, следом прыгает Джеймс, едва не падает ему на голову Патрик, Джонни перекидывает ногу через острые пики, как вдруг замечает: - Колин пропал! – кричит он, стараясь перекрыть шум дождя и грозу. – Нельзя его бросать! Прыжок в траву, сильная боль в колене. Небо расчерчивают молнии, дождь заливает глаза, Джонни теряется в серо-желтом болоте. Наконец, среди грохота различается стон: Колин лежит среди сорняков, обнимая руками ногу. - Что случилось? – громко спрашивает Джонни. Колин отвечает, что подвернул ногу. - Залезай. Шатаясь от тяжести, постоянно оскальзываясь, Джонни бежит к изгороди с Колином на плечах. С трудом Маккрей перелезает через решетку. Последним к друзьям присоединяется Джонни, вздохнувший с облегчением только тогда, когда его ноги коснулись земли. Обессиленные, молчаливые, мокрые с ног до головы, они идут домой. Гордон и Маккрей замыкают процессию. - Джонни, - негромко произносит Колин, смотря под ноги. – Спасибо тебе. И прости, что называл трусом.* * *
- Принес? – нетерпеливо спрашивает Колин, облизывая пересохшие губы. Джонни достает из кармана небольшой нож с костяной ручкой и садится на траву рядом с другом. Колин озабоченно трогает лезвие пальцем, комментирует, что можно было найти острее, но и так сойдет. Июльское солнце нещадно палит, они одни на изумрудно-зеленом поле клевера за городом. Джонни нервно обламывает края старой соломенной шляпы и грызет ноготь. - Кто первый? – тихо интересуется он, но почти сразу же решает. – Давай я. Джонни протягивает руку и Колин берет ее в свою. - Готов? Джонни немного бледнеет, но твердо кивает. Взмах, сверкает на солнце лезвие, Джонни зажимает рот рукой, чтобы не кричать. На ладони появляется алая полоса. - Ты молодец. Теперь я. Колин выдыхает, жмурится, секунда – и вот у него на руке точно такой же порез. - Это было совсем не больно, правда? – пытается рассмеяться он. - Нисколько, - через силу улыбается Джонни. Рукопожатие, боль отходит на второй план. Из-под соломенных полей на Колина смотрят ясные голубые глаза. - Я, Колин Маккрей, обещаю и клянусь во всем защищать Джона Гордона, и дружить с ним до своего последнего дня, - твердо и серьезно произносит Колин. Капля крови срывает с рук и падает на траву. - Я, Джон Гордон… Над полем клевера громко звучат слова наивной детской клятвы, в которую оба верят. Солнце печет Колину голову, ладони обоих пульсируют болью, но так ли это важно по сравнению с великим обещанием, которое они дали друг другу?* * *
Многое может измениться за два года, но то поле, на котором два мальчика клялись друг другу на крови в вечной и нерушимой дружбе, остается прежним. И, как два года назад, там снова сидят два мальчика. Колин лежит в траве и не может остановить слезы. Задиристый, неунывающий тринадцатилетний Колин Маккрей плачет, словно ребенок, которому не дали конфету. - И не говори мне про волю Божью, Гордон, оставь эти сопли ангелочку О’Брайену, - сипло и со злостью произносит он. Джонни и не собирается ничего говорить: потерять любимого старшего брата – это очень тяжело, и никакие разговоры о рае и воле Всевышнего тут не помогут. Поэтому все, что делает Джонни – иногда осторожно трогает рукой плечо друга. - Он отлично плавал… как так получилось? - этот вопрос Джонни слышит раз десятый за день. Колин не может сдержаться и слезы текут снова. Джонни смотрит на белый шрам на ладони и дает себе обещание: сделать все, чтобы друг переживал как можно меньше.* * *
Джонни игнорирует предложение Галлахера пойти погонять мяч во дворе. Во-первых, это занятие кажется ему слишком детским для пятнадцатилетнего юноши, а, во-вторых, он использует любые свободные минуты, чтобы писать. Собственные рассказы кажутся Джонни слишком наивными, поэтому неудивительно, что уцелело лишь четыре из двадцати двух. Не так давно он начал новый и теперь пишет на каждом уроке и в перерывах. - А ты чего остался? – к другу подходит Колин с мячом под мышкой. Теперь он мало напоминает того мальчика, который плакал, свернувшись калачиком среди клевера. – Только не говори мне, что это домашнее задание. Ты уже давно не тот святоша, к которому меня посадил старик О’Риордан. Джонни смущается, прикрывает тетрадь рукой, но в итоге решает все рассказать – Колин смеяться не станет. - Нет, это не задание. Это рассказ. - Так ты у нас писателем заделался? – изумленно тянет Колин и бросает мяч ребятам: игра подождет. Он забирает листы у друга, начинает читать. Джонни напряженно ожидает приговора: кажется, что все непременно будет плохо, и вообще, зачем он влез туда, где ему не место? Наконец, Колин поднимает глаза. - А, знаешь… это хорошо. Правда, у тебя получается просто замечательно. - Ты серьезно? - А ты сомневаешься? Пиши, Джонни, у тебя все получится. Не буду мешать, кто знает, может, ты сейчас пишешь великий роман? – улыбается Маккрей и уже бежит к товарищам. – Галлахер, О’Брайен, вы еще набираете команду? Я с вами!* * *
Колин стоит за воротами школы и провожает взглядом хорошенькую гимназистку с двумя толстыми рыжими косами за плечами. Он лишь с четвертой попытки смог услышать Джонни: - Рыбалка? Я не… - бормочет он. - Да я вижу, - хохочет Джонни и хлопает друга по плечу. – Чем пялиться, как баран, на свою Джулию, подошел бы уже и познакомился. - Я не могу, - растерянно отвечает Колин. - Что я слышу? Один из самых популярных парней и первый задира в Комбере боится всего лишь заговорить с девушкой? Колин тщетно просит Гордона замолчать: становится лишь хуже. Всю дорогу до дома он обречен выслушивать издевки и шуточки в свой адрес.* * *
Они сидят на бревнах за старым сараем, сжимая в руках бутылки с дешевым вином. Городок уже погрузился в апрельские сумерки, лишь на горизонте еще алеет полоска заката. Повсюду опилки, кое-где попадаются серые островки не до конца растаявшего снега и мутные лужицы все с теми же опилками. Пахнет сыростью и свежеспиленным деревом. Говорить нечего, да и не хочется. Они наблюдают, как закатная полоса постепенно становится все тоньше и тоньше, как на небе зажигаются первые звезды; слушают, как с крыши капает вода. - В детстве я представлял, что, когда мне исполнится восемнадцать, я буду сильным и суровым мужчиной, - рассказывает Джонни, ковыряя носком ботинка горку подтаявшего снега. - Ну ты замахнулся, друг, - со смешком в голосе отвечает Колин. – Хотя талантливый юный писатель – тоже очень хорошо. Джонни морщится, словно от боли, и качает головой. - Ты же знаешь, это… - «Несерьезно, и этим занимаются только британские бездельники-аристократы», - закончил за друга Колин голосом Гордона-старшего. – Наплюй. Твои книги увидят свет, я тебе обещаю. Они откупоривают бутылки, тихий звон стекла. - С днем рождения, Джонни. Вино обжигает горло, но в мыслях появляется необычайная легкость. Все – чушь и суета, слова родителей неважны, он обязательно всего добьется. А Колин, как всегда, будет рядом.* * *
Весть о том, что Германия объявила войну, разносится по городку за считанные часы. Гленн, Джонни, Колин, Джеймс и Патрик собираются у реки с намерением обсудить, что делать дальше. - Не знаю, как вы, а я завтра же пойду записываться добровольцем, - говорит восседающий на поросшем мхом валуне Патрик. Рубашка так плотно облегает его мощный торс, что, кажется, она вот-вот треснет. Джонни думает, что, если в армии будет много таких Патриков, война закончится минимум через пару месяцев. Не один Галлахер рвется на фронт. Друзья горячо поддерживают его намерение, не отстает даже Гленн, который из щуплого угловатого вечно щурящегося мальчишки превратился в невысокого тощего юношу с шапкой пшеничных волос. - Вообще, ребята, я считаю, что война эта ненадолго, - убежденно заявляет Джеймс, беззаботно болтая ногами в воде. – Повоюем несколько месяцев - и домой. - Согласен, - невнятно отвечает Колин. Он лежит в траве, закинув руки за голову и подставляя солнцу сонное веснушчатое лицо. – А потом мы вернемся, и все девушки будут мои. И даже Джулия подойдет поговорить, но я буду непреклонен. - Ну, кому чего, - отмахивается Джонни. – Я напишу роман о войне и, вот увидите, это будет шедевр. - А как вам такое: герой войны становится самым молодым мэром? – предлагает Гленн. - Не знаю, Гленн, но я тебя не увижу – останусь в армии, мне нравится все это. - Солдафон, - бросает Патрику Джеймс и брызгает в него водой. – А я женюсь! Патрик настолько удивлен, что едва не падает со своего валуна. Остальные ребята шокированы не меньше. - Ты? Серьезно? А твоя Рози об этом знает? - Она уже согласилась, - Джеймс радостно улыбается и вылезает-таки из воды. – Вот вернусь – и сразу поженимся. Гленн, ты будешь шафером? - Звездный час Гленна – застесняться до такой степени, что не суметь прочесть речь. Так оно и будет, голову даю на отсечение, - заходится в хохоте Колин; к нему присоединяются остальные, включая красного от смущения Гленна.* * *
Паровоз оглушительно гудит, на перроне не протолкнуться. Добровольцы прощаются с родителями и девушками. Ребята оставляют Джеймса - их с Рози не оторвать друг от друга, не стоит даже и пробовать, - и направляются к Гленну, скромно стоящему в стороне. - Не переживай, Мартин. Может, это и хорошо, что тебя не взяли, - ободряюще говорит Патрик. - Они сказали, что я не отличу своих от чужих. – Убито произносит Гленн, не глядя на друзей. - Мы будем тебе писать… - …каждый день, - заканчивает Джонни. – Не унывай, в тылу тоже нужны люди. Требовательный пронзительный гудок паровоза, друзья наскоро обнимают родителей, спешно жмут руку Гленну и почти на ходу запрыгивают в вагон. Джеймс прорывается к окну и, высунувшись почти по пояс, продолжает махать стоящей на перроне Рози…* * *
Колин утирает пот со лба и оттаскивает крест в сторону; затем, потянувшись, принимается за следующий. - Вот еще один. Нашли не сразу, лежал в воронке. - К Колину подходит рядовой О'Коннор с телом на руках. Светлая голова безжизненно болтается из стороны в сторону, лицо в крови и грязи. - Бедняга, - добавляет О'Коннор, бережно опуская тело на землю. - Может, передохнешь? Колин качает головой и продолжает работу. Быстрый взгляд на убитого - и Колин замирает. Перед ним, в темной на груди от крови солдатской куртке лежит Джеймс О'Брайен. Рука беспокойно скользит по доске, Колин не замечает боли, когда в палец впивается заноза. Оставив крест, он становится перед Джеймсом на колени, вглядываясь в искаженное судорогой лицо. Последние лучи сентябрьского солнца касаются щеки мертвого товарища, в широко распахнутых глазах отражается закатное небо. - И ты. - Тихо говорит Колин, закрывая Джеймсу глаза. - Теперь Гленну не стоит писать речь шафера. Внутри у Колина все сжимается при мысли, что Джонни, находящийся неизвестно где, может точно так же лежать на изрытом воронками поле, устремив в небо остановившийся взгляд. Колин берется за лопату и принимается с остервенением копать. С каждым комом земли он все больше опускается вниз, по лицу струится пот. Дети Ирландии, вчерашние мальчишки, чьи винтовки тяжелы и неудобны - многие из них мечтали о лучшей жизни. Но все они лежат здесь, в Вердене, во Фландрии, в безвестных селениях. Покинутые, с лицами, обезображенными газом, истекшие кровью, а некоторые совсем не похожие на людей. Дети Ирландии, которые никогда не вернутся на родину. Они не увидят с детства знакомых улиц и зеленых полей, не пригласят понравившуюся девушку на танцах, не услышат шума моря, бьющегося о скалы. Они обречены вечно видеть кромешную тьму и раз за разом слышать грохот снарядов. Дети Ирландии, как много вы не сделали! Ваши мечты, надежды, любовь и окопное братство похоронены на маковых полях и в кратерах взрывов. Еще не так давно Джеймс, лежа на берегу реки и улыбаясь, мечтал о скорой свадьбе. Теперь он здесь, под этим крестом, как и многие его товарищи. Рози не суждено его дождаться, а Гленн уже не будет его шафером. Будущее Ирландии погребено здесь. - Отдохни, - повторяет О’Коннор. Колин распрямляется, потягивается и смотрит в заросшее щетиной, с кривым шрамом на щеке лицо. - Война идет больше двух лет, - бесцветным тоном говорит он. – Я думал, что видел многое, и надеялся, что моих школьных друзей ничего не коснется. Война показала другое. - Это тяжело, - соглашается рядовой. – Но, кто знает, может, завтра мы тоже будем убиты? Нам просто повезло. А им повезло меньше. Просто смирись, Маккрей. - Накануне войны, - неуверенно начинает Колин, - я мечтал, что вернусь героем и все девушки будут мои. Сейчас я не могу поверить, что мне такое пришло в голову. - А мне это незачем, - доверительно сообщает О’Коннор и протягивает Колину сигарету. – Меня ждет жена. Я женился, а на следующий день ушел добровольцем. Вернусь – наверстаю, что тогда не успел, - с усмешкой добавляет он, затягиваясь. – А тебя кто-нибудь ждет? - Только семья. С девушкой я расстался незадолго до войны – она предпочла мне богатенького придурка. – Отрывисто бросает Колин, выпуская дым и стряхивая пепел. О’Коннор бросает окурок на землю. - Пойдем отсюда, Маккрей. Как гляну на эти кресты – с души воротит. Кстати, наши ребята достали неплохого гуся, ты с нами?* * *
Один из редких вечеров, когда не слышно канонады. Они сидят, привалившись спинами к земляной стенке окопа. Джонни смотрит на голубое, едва подернутое розовым, закатное небо. В памяти воскресает тихий звон бутылок, запах опилок и дешевого алкоголя, подтаявший снег и дощатый сарай. Снова звучит фраза: "С днем рождения, Джонни". Словно прочитав его мысли, рядовой Макдермотт отхлебывает из фляжки, утирает губы и произносит: - Хорошо, а? Будто и войны нет. - Точно, - к ним подсаживается болезненно худой с грязной повязкой на рукаве рядовой Мартин, - кажется, что скоро мир. Молчание. Макдермотт трясет фляжку и разочарованно откладывает ее в сторону. - Послушайте, а что вы станете делать, когда наступит мир? - спрашивает Мартин. Джонни возвращается к реальности и саркастически усмехается: - Мир? А что это? - Гордон, перестань. Вот представь: война закончилась, нет нужды сидеть в окопах по уши в дерьме. Вот что ты будешь делать? - За три года я так привык сидеть по уши в дерьме, что не представляю, как бывает по-другому. - Неуверенно говорит Джонни, видя перед собой пухлую потрепанную тетрадь и большой, поросший мхом, валун у реки. - До войны я хотел быть писателем, - добавляет он. Мартин вытягивается на сваленных в кучу шинелях, закидывает руки за голову. - После войны я буду спать! - блаженно улыбается он. - Спать? - недоверчиво переспрашивают товарищи. Мартин радостно кивает и говорит, что проспит как минимум месяц. - А я, - подхватывает Макдермотт, - в первый же бордель... на неделю... Раздается смех и одобрение. - Тебе плохо не станет? - интересуется Мартин. - Никогда! Вновь молчание. Макдермотт закуривает и делится сигаретой с Джонни. В памяти снова не вовремя всплывает летний вечер, печальный Колин, разваливающаяся в руках самокрутка и крошки табака, прилипшие к пальцам. - Петь хочется, - делится Джонни, с усилием отгоняя картины прошлого. - Так пой! - слышится голос Мартина с шинелей. - "Сны о доме" можешь? - спрашивает Макдермотт, выплевывая окурок. Джонни кивает. Перед глазами возникает изумрудное поле клевера; слышится шум реки и вновь чувствуется запах дыма из печных труб и домашних пирогов по воскресеньям. День клонится к закату, все на удивление тихо: ни газа, ни выстрелов, ни стонов. Только слышен над траншеями нестройный хор солдатских голосов, в каждом из которых чувствуется тоска по дому и каждый вкладывает в песню все свои чувства.* * *
Колин медленно бредет по дороге, поднимая клубы пыли. Кажется невероятным, что он жив, что он может просто идти и, самое главное – возвращается домой. Справа вдалеке виднеется погнутая ржавая изгородь особняка Райанов. Сколько им тогда было? Десять, одиннадцать? Он до сих пор помнит, как лежал в траве под ливнем, корчась от боли. Он слышит детские голоса, доносящиеся со стороны особняка. Время идет, ничего не меняется. Ничего, кроме них самих. Вот еще один старый знакомый – тот самый сарай, за которым он пил с Джонни за успех в день его восемнадцатилетия. За четыре года в стенах прибавилось щелей, да и крыша просела. Школа. Интересно, О’Риордан ещё преподает? Колин и раньше его не любил, а теперь до конца дней не простит старикашке его агитации. Ему хорошо, а они своими руками хоронили школьных товарищей, если от них хоть что-то оставалось. - Колин? – вдруг раздается удивленный голос. Маккрей поднимает голову и в первые секунды не узнает человека. Перед ним стоит худощавый юноша в очках и смотрит так, словно увидел привидение. - Гленн, это ты? И вот они уже сидят в единственном на весь город пабе. Внутри полутемно, шумно, людно, пахнет пивом и потом. Но шум, пожалуй, даже кстати. Гленн сыплет вопросами, просит рассказать о войне, так ли на фронте все радужно, как пишут газеты. Колин качает головой. - Нет, Гленн. Знаешь, когда тебя не взяли, мы сочувствовали тебе. Теперь я тебе завидую. Ты не лежал под ураганным огнем, не видел, как взлетают на минах твои товарищи; тебе не приходилось собственными руками хоронить друзей. Ты всегда был уверен в завтрашнем дне, в отличие от нас. Колин говорит и не притрагивается к пиву – не до того, тошно. Он не замечает, как расширяются от ужаса глаза друга. - В общем, мы не увидели тебя в роли шафера, а жаль, я бы на это посмотрел. Я не хочу говорить о фронте, Мартин, поэтому лучше ты расскажи о себе. - Я открыл свою лавочку, недавно женился. Как видишь, мечты о посте мэра остались мечтами. - Кто она? Гленн закашливается, но Колин настойчиво желает слышать ответ. - Когда мы узнали, что Джеймс убит… Рози так плакала, Колин. Я был рядом. Мне стыдно, кажется, что я предаю память Джеймса, но я… - Не продолжай, - вздыхает Колин и делает, наконец, глоток из своей кружки. – Скоро Комбер увидит маленьких слабовидящих Мартинов. Но, знаешь, Джеймс хотел бы, чтобы Рози была счастлива. Я уверен, он одобрил бы ее выбор. Они молча пьют. Со слов Гленна Колин узнает, что Патрик Галлахер убит еще в пятнадцатом, а так же на полях войны пала едва ли не половина их класса. Но есть среди этого и хорошая новость – Джонни вернулся.* * *
Колин сидит на жесткой церковной скамье и понимает, что почему-то не может пойти к Джонни. Вместо этого он уже довольно долгое время задает Богу один вопрос: неужели ему была угодна смерть Джеймса, Патрика и миллионов других наивных юношей, которые только начинали жить? Видимо, это особый день, потому что вскоре в церкви появляется еще один солдат. С огрубевшими чертами лица, прихрамывающий, на ходу откидывающий выгоревшие на солнце светлые волосы. - Здравствуй, Колин, - произносит он надтреснутым голосом. Колин вскакивает и тут же застывает. Они смотрят друг на друга, но как будто не узнают. Вроде все то же, но что-то в них обоих неуловимо изменилось. Взгляд Джонни потухший, лицо усталое, он уже ничего не хочет от жизни. Вероятно, точно так же выглядит со стороны и Колин. Они смотрят друг на друга и не могут поверить, что каждый когда-то был тем мальчишкой, что бесстрашно перемахивал через изгородь Райанов, лихо резал ладонь и стеснялся подойти к девушке. Кажется, это было настолько давно, что вряд ли происходило на самом деле. Колин понимает, что все, что он хотел сказать другу, вылетело из головы. Осталась лишь пустота и вечный вопрос: «Как же так?». - Я рад, что ты вернулся, - с трудом произносит он. Джонни сдержанно кивает и садится рядом. - Патрик погиб, ты знаешь? – спрашивает он и получает утвердительный ответ. – На моих глазах. Осколок распорол живот. Неловкость и напряжение нарастают, Колину становится трудно дышать. - Ты был ранен? Снова кивок. - Почему ты здесь? – спрашивает в свою очередь Джонни. - Мне тяжело. - Понимаю. Война убила легкость и теплоту в общении, выстроив между ними глухую стену. А скольких еще она сломала и искалечила? - Ты хотел… помнишь, ты хотел написать роман? - Я не пишу. - Совсем? - Да. - Что делать будешь? - Я не знаю. Постараюсь не наложить на себя руки и не сойти с ума. Колин не выдерживает первым. Он скомкано прощается и торопливо выходит из церкви. Он идет, не разбирая дороги, пока не понимает, что оказался на том самом поле, где когда-то в детстве они клялись дружить до конца дней. Колин без сил опускается на землю, смотрит на ладонь. Длинный шрам все еще отчетливо виден. И это единственное, что теперь осталось от прошлого. Война изуродовала их души и разум, сломила волю к жизни, убила веру в лучшее. Как убила такие светлые чувства, как дружба и любовь. Все окружающее погружается в сумерки, издалека слышится музыка – снова устраивают танцы, жизнь продолжается. И лишь за городом, среди клевера, спрятав лицо в ладонях, сидит одинокий солдат, не представляющий, как жить дальше.