Must be right.

Хриплый голос, грубые пальцы и сбивчивое дыхание. Такая она после концертов. Такая всегда. Пора бы уже привыкнуть да, вот проблема, не может. Рейнбоу кажется ей слишком особенной среди её подруг. Особенней. Может, из-за в чём-то похожих интересов. Хотя, кому врать. Рейнбоу просто напоминает её. Ту, которой она бы могла стать, и Сансет Шиммер не знает, как к этому относиться. Сансет Шиммер тоже любит играть на гитаре. Жаль, не спрашивают её. А она всё смотрит, смотрит и наблюдает. И замечает всё больше схожеств. Потому что они одинаково зажимают пальцы, потому что и губы у них обеих почти всегда в такие моменты ходят ходуном, и струны ложатся полностью идентично. Одинаковые струны. И она почти чувствует себя ею, поющей в микрофон, играющей соло. Чувствует себя Рейнбоу Дэш. Ей почти хочется кричать: – Не смейся! – но получается чуть обижено и плаксиво. Она совершенно не знает, как ей себя вести. Как ей нужно себя вести. Потому что Сансет хочется плакать. И злиться, но злость не может выйти из-за всех этих слёз. Это словно быть закованной в цепи. А ей не хочется быть закованной в цепи. Потому что Сансет помнит, каково это. И незаметно для себя всё больше и больше отдаляется, начинает держать дистанцию. Возвращается к старым привычкам, не всем, конечно, но снова носит кожаную куртку. Как и ездит на мотоцикле, и фотографирует всё, что могла б использовать. И Флаттершай как-то на днях расплакалась из-за неё. Из-за приступа грубости. Почти злости. Сансет должна чувствовать себя виноватой. Но совсем не чувствует. Она даже не разозлилась как следует. Хлопнула дверьми и сбежала. Думала, стала старой, прежней, какой была, какой и должна быть... Не стала. Просто, глупая Сансет Шиммер, ты ничего не знаешь о дружбе. И рвёшь каждую сделанную тобой фотографию. Им всем весело рядом. Вот смеются, а вот играют. Даже сделала пару фото их превращения. Это бессмысленно. Сансет проглатывает слёзы и со всей силы разбивает фотоаппарат о землю, цепляя шлем. Им никогда не будет весело с ней. Ты не Рейнбоу Дэш. Ты просто сбежала из другого, совсем не родного мира и думала, что этот теперь стал твой. Но как же ты ошибалась, и как больно это осознавать. За шлемом не видно слёз. За шлемом вообще ничего не видно. Она сползает вниз по колонне, по порталу к себе домой, только дом он совсем не её. Твайлайт Спаркл честно пыталась научить её дружбе, но она просто не такая. Дружба не для неё. Сансет виновата. Во всём, что она совершила, и не дружба должна быть рядом с ней, а наказание. Чьи-то руки ложатся на шлем, пытаясь его стянуть. Она не даёт, вцепляется холодными пальцами, и лицо у неё горит. За тёмным стеклом она даже не видит, кто это, да ей и неважно. Но Сансет слабая. А тот, кто перед ней – сильный. – Тихо, – говорит она хриплым голосом, – мы за тебя в ответе, – и стирает дорожки грубыми пальцами, неловко улыбаясь, но уверенно, хоть и дыхание, как и всегда, сбито. Не смеётся. И чувства Сансет взрываются внутри неё, вспыхивают, угнетают. И она плачет, стирая слёзы с лица, громко говоря несуразицу, извиняясь. То, что плачет, то, что больно. А она её лишь жалеет. И треплет рукой по огненным волосам. И в этот момент их схожества выливаются. И, смотря на неё, Сансет не видит себя. Она, наконец, видит её. И Рейнбоу Дэш смешно ей улыбается. Держит за плечи, грубо шутит. Неотёсанно, будто рваностью. Только шутки её ей нравятся, потому что они с ней почти одинаковые. Всё же разные, но похожие. И она начинает чувствовать. Понимать, что должна испытывать, но не понимать, что же правильно. Потому что чувства её все уже смешались. И хриплый голос, и грубые пальцы – всё это ей хочется сохранить. Как фото, только ещё сильнее. Чётче. Рейнбоу Дэш играет с ней вместе, и её тяжёлое бормотание отпечатывается в её памяти, застывает её руками на её собственных, оставленными в движении струнами. И сегодня Рейнбоу сама отвозит её домой, на своём мотоцикле. – Держись крепче. Кажется, Рейнбоу начала больше о ней заботиться. И совсем ничего девчонкам не рассказала. То, что видела, то, что слышала. Сансет не знает, но, наверное, она благодарна. Это правильно. Так и должно быть. Она впервые чувствует это облегчение. Что эмоции у неё правильные, что и дружба у неё правильная, и сама она тоже правильная. Она прижимается к Рейнбоу. Ветер откидывает волосы их, разноцветные, дальше, заставляет щуриться. Шлемов нет. И им нечего уже скрывать. – Тебя не оштрафуют? – интересуется она, перекрикивая ветер. – Нет, – ухмыляется Рейнбоу и прибавляет газу, и в голосе её, уверенном, она слышит нотки смеха. Смеха, рассекающего шум улиц, закрывающего ветер в её ушах. И у дома, спуская ноги, это всё кажется ей незабываемым. – Спасибо. Увидимся. Но ночью к ней приходит странное осознание. Когда она просыпается, резко садясь на кровати, не понимая, и сердце у Сансет бьётся. И щеки горят, и успокоиться невозможно. Она не спит до утра. Боится проснуться снова, да и просто не может уснуть. И думает о том, почему же она проснулась. И понимает, что лучше бы не начинала. Рейнбоу Дэш машет ей в коридоре, и она поднимает руку, чтобы ответить жестом, но вдруг замирает, словно упавши в пропасть. Слышит каменный грохот, как уходит земля из-под ног, и открывает глаза. И прячется в туалете, обливая лицо водой и хлопая себя по щекам. Их с Дэш плюсы, что они обе не носят косметики. Рейнбоу Дэш. Это словно похоже на вирус. Сколько времени прошло с ночи? Часов шесть? Или больше? Она разрывает её голову на мелкие части. Разными мыслями, прочими... предположениями. И Сансет стонет, опуская голову на руки, прячет себя, не хочет об этом думать. Но – думает. О её словах, смехе и грубости, о глазах, слишком открытых и ярких. О медиаторе. И выкрашенных в разную палитру волосах. И так думает, что не может остановиться, что терзает себя, впиваясь ногтями в ладони, сжимая зубы, путаясь в себе и волосах. И остаётся застанной ей врасплох. – Не смейся, – просит она хрипло, вмиг севшим голосом, и глаза её будто застилает, что она ещё хуже видит её, словно бы сквозь туман. Или, как тогда было, сквозь слёзы. – Я не смеялась, – говорит она. Неуверенная. Неспокойная. Такая не Дэш, странная, с горячими ладонями и дыханием больше, чем обычно, сбивчивым. От неё пахнет струнами, только губы сжимаются, а ноги бегут по камню. Рука в руку, сцепивши пальцы. Потому что ты убегаешь, но тебе совершенно не хочется быть одной. Ты неправильная. И эмоции у тебя неправильные. И совершенно неправильная дружба. Гонишь быстро, поворачивая руль мотоцикла, мчишься, что аж свистит в ушах. А она сжимает пальцами грубыми твою майку, голову отвернув, да всё так же дышит. Только голоса ты её не слышишь, зато слышишь сердцебиение. Или это твоё? – Извини, – прячешь лицо в своей кожаной куртке. – Пожалуйста, извини. – Всё хорошо, – она улыбается, неуверенно. И вздрагивает, когда лицо поднимаешь. Вот же Сансет, глупая Сансет. Ты такая всегда, ведь правда? Всё надеешься быть нормальной. И обычной. И правда доброй. Но доводишь себя до слёз. – Мы в ответе. Рейнбоу Дэш правда её подруга. Это трогает. И доводит. И распирает её от эмоций снова. От дружбы, от глаз, от всей этой сущей магии. И ей хочется ухватиться. Просто-то за что-нибудь: за старые воспоминания, за гитару или за руку Рейнбоу. – Девочки хотят с тобой поговорить. И она выбирает третье.