Тошнота

Первое любовное послание в жизни Кати было написано на целлофановой обертке из-под «Твикса». В тексте содержалось гораздо меньше глутамата натрия, чем в окружавших его шоколадных пятнах, но лучше от этого не становилось. «Прости-прости-прости… Я тебя очень люблю, мне сейчас очень тяжело…» Взгляд опухших от слез глаз споткнулся о съежившееся «но». «… Но мы сейчас не в том состоянии, чтобы оставить все как есть, Катя! Мы же еще совсем дети, у нас вся жизнь впереди…» Катя мысленно поблагодарила Егора за разумную покупку «Твикса экстра». На маленькой обертке все излияния точно бы не поместились. Катя скомкала бумажку и кинула в мусорный бак. Подняла голову и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Еще пару дней назад она бы голову дала на отсечение, что выглядит очень даже неплохо, но теперь… Вспомнив незатейливый узор в тесте на беременность, Катя с опаской потрогала живот. Пока что – впалый. Однако по всему ее телу, тонкокостному, обтянутому кожей цвета сливочного масла, уже медленно расползалось черное гнетущее чувство. Это оно заставляло отекать ноги, выступало испариной на лбу и подыскивало, где бы уютнее расположиться – в животе или за сердечным клапаном. - Ну и козел он у тебя! – взвилась Нинка, подвергшая зареванную подругу допросу. – И что, вы больше не разговаривали? Катя вспомнила неясное мычание, издаваемое Егором на крыльце после занятий. Не хватало только субтитров со словами «Ну это», «Мне же поступать» и «Родокам же говорить необязательно?» - Разговаривали, - кивнула она, - даже сказал, что деньги попытается достать. - Деньги? - Ну… На операцию, - лаконично закончила Катя. - О, - Нинка сузила глаза и удовлетворенно вздохнула, - Слава Богу, хоть на это мозгов хватило! - Да, - эхом произнесла Катя, - хватило. Подруги двинулись к автобусной остановке. С Нинки спала вся воинственность и вернулась прежняя деловитость. - Ты хоть до экзаменов справишься со всем? – спросила она у Кати. – Что сдавать, кстати? - Математику-русский – стандарт, дополнительно английский, химию и биологию, - вспомнив, что вчера из-за нахлынувшей истерики пропустила вечерние курсы, Катя досадливо сжала губы. - Могу врача подсказать. Знакомая ходила, - с этими словами Нинка извлекла из недр сумки мятую бумажку с цифрами. - Спасибо. Не знаю, выйдет ли что из этого вообще. У меня ж куча противопоказаний… - Личинка в восемнадцать лет – вот единственное противопоказание, - хмыкнула Нинка и подалась вперед, - На что ты содержать его будешь? Родителям на шею повесишь? - Все-все, я тебя поняла, - Катя театрально зажала руками уши, хотя больше всего на свете хотела дать подруге пощечину. Та словно не слышала. - Нет, вот я никогда не допущу того, чтобы висеть на шее у кого-то, да еще и с ребенком. Я же буду ненавидеть этого ребенка. И он меня тоже! Буду бедная, злая, без образования и нормального мужика. Ты прикинь, тебе ж до конца дней потом при встрече с любым парнем придется думать, примет он твоего спиногрыза или не примет! Нет уж, даже если бы мне врачи запретили аборт, я бы сама с табуретки до потери сознания прыгала!.. Подъехал Нинкин автобус и она подскочила к шипящим дверям. - Ладно. Мне пора! Я тебе вечером позвоню! И подумай над моими словами! Катя вяло помахала ей рукой. Гнетущее черное чувство медленно, но верно продолжало расползаться по всему телу. Дома воняло гнилой любовью. Подаренные и одолженные Егором книжки кровоточили в шкафу, невидимые мерзкие клопы прыгали по его любимому креслу, а когда Катя увидела забытый им свитер, то ощутила болезненную дурноту. «-Обязательно прочти «Тошноту! Все мои друзья давно оценили! – зазвенел в голове голос Егора, громкий и уверенный. – Шопенгауэра оставлю тоже, конечно, но особо себя не насилуй…» Потом другой его голос. Забитый. «- А если ты таблетку такую примешь, что сразу после этого дела принимают и потом проблем нет? Я в инете прочитал, что такие есть…» К горлу подкатило и Катя еле успела добежать до туалета. Спустя минуту, отвратительно длинную склизкую минуту, она, тяжело дыша, опустилась на прохладный кафельный пол. Но подсознание решило не останавливаться и принялось транслировать в мозг слова Нинки: «… Буду бедная, злая. Без образования» «Примет или не примет» «… Сама бы с табуретки до потери сознания прыгала!» Вся чернота, что накопилась в худосочном Катином теле (которое не могло выполнить ни один норматив в спортзале, но забеременело с первого же раза) наполнила рот, заставив вновь склониться над унитазом. Чем сильнее содрогалась ее спина, тем быстрее обстановка вокруг начинала приобретать четкие контуры. Кое-как вытерев рот туалетной бумагой, катя понеслась в свою комнату, хватая вещи с полок и отправляя в мусорное ведро. Выбрасывала она все подряд: и свитер, и и фотографии, и книги, и подаренные Нинкой безделушки. Грохнув перегруженное ведро об пол, Катя извлекла из кармана бумажку с номером врача и, давясь слезами, уставилась на цифры. И чувствовала, что если не позвонит в течение пяти минут, то не позвонит уже никогда. Червячок сомнения начал активную работу. Мокрые пальцы пробежались по кнопкам и женская консультация оказалась на проводе. Чересчур быстро. Катя мысленно обругала весь технический прогресс, трудовую дисциплину и вежливо попросила записать ее на прием. Катя впопыхах расчесывалась перед зеркалом, на ходу жуя завтрак и прикидывая, не забыли ли она ничего. - справки, сертификаты, аттестат, ксерокопии паспорта… Мам! Где мои ксерокопии? – скворчание жарящихся блинчиков составило Катиному голосу здоровую конкуренцию и ей пришлось спросить дважды. - Они в гостиной, одевайся и иди поешь нормально! - Сейчас! – привычным жестом заколов волосы, Катя схватила с вешалки свою любимую блузку, которую надевала лишь по особым случаям. Однако редкому розовато-персиковому шелку суждено было продолжать пылиться в шкафу. Пуговицы на Катином животе уже не застегивались.