За это я тебя и любил... Нет, люблю...

— Папа!!! Ты вернулся!!! На встречу усталому мужчине из поместья буквально вылетела черная молния и, подпрыгнув и не рассчитав силу прыжка, приземлилась на голову отцу. — Сачио! Для того, чтобы сломать мне шею, существуют более гуманные способы... — Папа, ты вернулся!!! Мужчина осторожно снял со своей многострадальной головы сына, поставил на землю и, присев на корточки напротив мальчика, искренне улыбнулся. — Здравствуй, Сачио. Умение перескакивать с темы на тему тебе досталось явно не от меня. Он хотел было потрепать сына по голове, протянув руку, но вдруг скривился, как от зубной боли. Мальчик каким-то шестым чувством знал, что это не из-за него, и поэтому решил помочь отцу: он шагнул вперед, взглянул на мужчину своими ярко-голубыми глазами и обнял его за шею. Отец как-то странно вздохнул и в ответ мягко прижал сына к себе. Так они простояли какое-то время, пока в тишине не раздался глухой голос: — Пойдем в дом. Становится холодно. — Я не хочу тебя отпускать... — Хорошо. Мужчина, придерживая мальчика, поднялся и зашагал в поместье. *** Казалось, что его ноги жили собственной жизнью, так как они упорно несли мужчину внутрь этого деревянного чудовища, ведь они знали все ходы и выходы в этом проклятом доме. "Жизнь по-прежнему похожа на реку: на поворотах ускоряется, а на прямых дорогах замедляется так, что можно увидеть каждую волну... Прямо как сейчас... Смешно...". На очередном повороте мужчина чуть не столкнулся со своим шурином. — Здравствуй, Ичи... — Тсс... Сачио заснул, — красноречивый взгляд на тихо посапывающего мальчика, которого отец уже держал на руках. — Хорошо... Ичимару, я рад, что ты вернулся. Живым, — какие пафосные слова, да только лицо так и осталось камнем. — О, то есть я мог вернуться мертвым. Или ты имел в виду, что твоя надежда на то, что я вернусь "живым", но здорово потрепанным, не увенчалась успехом? Бьякуя, ты извини, но такого удовольствия я тебе доставить не могу, — знаменитая улыбка-маска и порция самого качественного яда. — Нет, я имел в виду только то, что сказал. Спокойной ночи, — ровное излучение холода и льда. — Спокойной ночи, Бьякуя-сама, — напоследок кривая ухмылка, щедро сдобренная горечью. Бьякуя, уже прошедший мимо Ичимару, внезапно остановился и вполоборота повернулся к мужчине. — Твоя речь, втройне сдобренная желчью, не вер... — словно препятствие, которое не преодолеть, хозяин поместья не может произнести эти слова. — В общем, я надеюсь, что ты не разговариваешь так с Сачио, когда меня нет рядом. — Надейся. Бьякуя быстро зашагал в сторону выхода. А Гин так и стоял, не ощущая тела и души. Пустота снова начала точить его с трудом возведенную стену, кислотой сжигая фундамент разума... Оба были привязаны к одному человеку, который, не смотря на внешнюю ледяную или ядовитую броню, видел в них людей, а не статую или монстра. Лишь этот человек мог их спасти от одиночества. Лишь она могла дарить им покой и уметь показывать, что даже у них есть дом и семья... Потеряв этого человека, мужчины не сблизились, а еще сильнее отдалились друг от друга. Их общение состояло из нескольких минут язвительной боли и холодной горечи. Кучики и Ичимару еще больше погрузились в собственные роли, которые уже прочно слились с их сущностью. Только наедине с Сачио они на какое-то время снимали свои ненавистные маски... Сущность... Существо... Пустой... Пустота... Она кажется не такой уж страшной, если даёт избавление от оглушающей тяжести потери... Гин не знал, что произошло бы дальше, если бы его сын внезапно не заворочался во сне, давая знать, что мужчина еще жив и у него есть он. Могильный холод начал отступать. "Ты меня приручила и отпустила обратно на волю, к своим диким, и оттого счастливым, сородичам... Приручение выливается в привыкание. Привыкание превращается в игру... Всю жизнь ты играла в мои игры. Но они ведь когда-нибудь заканчивались. А я... Я буду играть в твою первую и последнюю игру... Вечно... Смешно... Как там говорится?.. "Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним?"... Да... Это было бы смешно, если б не было так страшно...". Наконец, Ичимару полностью вышел из оцепенения и пошел в комнату Сачио. *** Осторожно положив мальчика, Гин хотел было уйти, но его остановило осторожное прикосновение к своей ладони. — Папа... Останься, пожалуйста. Мне снятся кошмары... — Хорошо, — только для сына: мягкая улыбка для самого близкого него человека. Мужчина присел на краешек футона, и мальчик сильнее сжал длинные, тонкие и сильные пальцы отца в своей маленькой ладошке. Через секунду Сачио поднял взгляд и встретился с такими же, как и у него, глазами цвета чистейшей талой воды. — Спи. — Хорошо, — мальчик сглатывает слюну, словно решая спросить что-то очень важное, отчего Ичимару напрягается. — Только... Скажи, почему... Почему у меня нет мамы? Гину кажется, что он стоит прямо под воротами Сейрейтея, и они медленно падают на него. Конечно, вполне ожидаемый вопрос, но все равно... Как гром среди ясного неба... Хотя нет, скорее как вастерлорд в поместье. Проглотить тяжелый вздох и спокойно сказать: — Мама на задании... И она не скоро вернется... — А почему? Ты же вернулся с задания,— не верит... Ками, почему же ты такой проницательный! — Маму отправили на очень сложное и долгое задание... Так, спи!— пресёк попытку еще что-то спросить Ичимару. Мальчик возмущенно хмыкнул и закрыл глаза. — Я буду спать, если ты пообещаешь сводить меня в мир живых! Глаза мужчины удивленно округлились. — Откуда ты знаешь о мире живых? — Ренджи-сан иногда рассказывает о том мире, где есть мороженное, телевизор и... Чаппи!!! — глаза мальчика были закрыты, поэтому он не заметил, как на лице отца опять появилась гримаса боли. Переборов себя, Гин продолжил борьбу с сыном. — У меня такое чувство, как будто у тебя одни Чаппи на уме... Спи!!! — Но папа!!! Чаппи такие милые!!! Они... — Ты же мужчина! Тебе не должны нравиться девчачьи игрушки! — Папа! Чаппи не принадлежат определенному полу!!! Чаппи... — Нет! Меня не отпустят! Нужен приказ или разрешение на оправку в мир живых! — Эх, папа... А я думал, что для тебя правила — ничто... Вот припоминаю один случай... — Хорошо, хорошо! Свожу я тебя туда, только спи!!! Мальчик удовлетворенно хмыкнул. *** Через несколько минут Сачио мирно посапывал, по-прежнему сжимая пальцы отца, но тот и не думал высвободиться. Взгляд Ичимару скользил по мальчику. Черные, с отливом синевы, немного взъерошенные волосы в беспорядке разметались по подушке. Закрытые веки скрывали яркие аквамариновые глаза. Хрупкое, маленькое тело иногда вздрагивало в такт сну. Гин предался тому, чему ему было им самим запрещено строго-настрого — размышлениям. "Глаза и характер мои, а волосы, лицо, жесты, поведение — твои... Это все ему досталось от тебя, Рукия... Чёрт возьми, ну почему он так похож на тебя? Почему, глядя на него, моя душа, и так плохо склеенная, каждый раз разрывается и собирается обратно? Почему у него такая же зависимость от Чаппи? Будь моя воля, сжег бы их всех на большом и дружном костре... Почему ты не попрощалась со мной тогда? Почему мне никто не сказал про этот злосчастный приказ? Почему ушла, так ничего и не сказав? Да почему, в конце концов, именно тебе пришлось защитить тех зеленых сопляков от Пустых??? Почему???" Гин в бессильной ярости запустил свободную пятерню с свои серебряные волосы, которые так любила перебирать его жена. Это, как ни странно, немного успокоило мужчину. "Я не верю в женское предчувствие, но, мне кажется, именно из-за него ты дала такое имя нашему сыну...". Ичимару тихо подбирался к девушке, стоящей к нему спиной. Она смотрела в окно и что-то держала в руках. Мужчина чуть не рассмеялся, заметив, что она в своем любимом халате с кроликами Чаппи, который когда-то купила в Каракуре. — Гин, я давно тебя заметила. Прекрати красться. — Рукия-чан! Ты мне весь сюрприз испортила! А я так хотел подойти к тебе сзади и прошептать на ушко: "Ты так прекрасна, моя любимая жена...". — Можем переиграть заново... Ты не против? — Гин уверен, что Кучики улыбнулась. — Ну уж нет. Переигрывать неинтересно и скучно... До определенного момента ты знаешь, что будет, разве это не ужасно? — Ичимару проигнорировал легкий смешок жены. — А вот импровизировать... Это же так захватывающе, когда не знаешь, что ждет тебя за поворотом... Верно, Рукия-чан? На этих словах муж девушки качнулся вперед, в считанные мгновения оказался рядом и прошептал на ухо жене: — Ты так прекрасна, моя любимая жена. — Фу, подхалим, — девушка немного откинулась назад. Теперь она почти полностью опиралась на грудь любимого и спиной чувствовала биение его сердца. Её всегда это успокаивало. Мужчина обвил сзади Рукию и наклонил голову. — Это он? Его взгляд был устремлен на живой маленький комочек, уютно посапывающий в руках матери. — Да... Смотри, — девушка немного отогнула уголок одеяла, обнажая малюсенькую голову младенца. На макушке уже были видны редкие черные волоски. — Как жаль... А я думал, что ему в наследство достанутся мои прекрасные, серебряные... — Грязные, всклокоченные волосы, — закончила за него Кучики и хихикнула. Гин склонился ниже, согревая своим жарким горячим дыханием. — Ай-яй-яй, Рукия-чан... Неужели ты хочешь, чтобы я преподал тебе уроки хороших манер? — Он ощущал, как ускорилось биение сердца его жены, на что коварно улыбнулся. Как же давно они не были вместе... И мужчина сделал то, что хотел сделать, как только зашел в эту комнату — он начал ласкать ушко жены, исследуя языком все его потаенные места. Дыхание Рукии стало рваным. Она то забывала дышать, то вдыхала и выдыхала так, словно очень долго находилась под водой. — Гин... Я прош... Ох! — теперь к языку присоединились губы, и они вместе начали изучать шею любимой. Девушка пыталась собрать весь свой разум и силу воли, которые трепетно растекались под горячими прикосновениями мужа.— Я прошу тебя, не здесь и... Ах!... и не сейчас! — Хорошо, любимая... — Ичимару так резко прекратил, что Кучики вздрогнула. — Все ради своей жены. — Подлец! — его жена повернулась и хмуро посмотрела на мужа, поджав губы. "Обиделась," — удовлетворенно улыбался Гин. — "Ничего, теперь я точно знаю, что ты сегодня не заснешь, пока мы оба не останемся удовлетворенными...". — Ты меня совсем не ценишь... — Непра-а-авда, Рукия-чан, — Ичимару прямо светился от счастья. — Если бы не ценил, то не... О, наш сын проснулся! "Живое счастье", как прозвал его про себя мужчина, пошевелилось и, сладко зевнув, открыло глаза. Ярко-бирюзовые глазки с интересом посмотрели на мать, а потом принялись разглядывать отца. Его взгляд буквально впивался в мужчину, словно хотел узнать все его секреты. — Какой жуткий взгляд у нашего сына, — Гина невольно передернуло. — Будто хочет душу вытрясти... — Вообще-то, это в нем от тебя, — девушка непроизвольно улыбнулась, глядя на мужа. — Ты тоже так смотришь, когда тебе что-то нужно. — Неправда! — для натуральности Ичимару обиженно надул губы. — Я так не смотрю! — Правда! — Хорошо... Кучики насторожил неожиданное согласие с ней мужа. Она хотела было спросить, не заболел ли он, но тут ей вспомнился один сон. Девушка помрачнела и погрустнела, чем тут же вызвала реакцию Гина на подобные вещи. — Что такое, Рукия-чан? Неужели вспомнился плохой сон? Мужчине не понравилось то, как криво усмехнулась жена на его слова. Вдруг она пробормотала что-то, из чего Ичимару мало что понял. Гин нахмурился, что в принципе было ему не свойственно. Он собрался было спросить, что это было сейчас, но Кучики его опередила, посмотрев на мальчика и меланхолично сказав: — Давай нашего с тобой сына назовем Сачио... Сказанное почему-то было настолько неожиданно, что мужчина чуть поперхнулся воздухом. Резкая смена темы выветрила все колкости по поводу сказанной ею фразы. Но она возымела эффект: Ичимару теперь размышлял над тем, что их сына будут звать Сачио... — Хм-м... А почему Сачио? Почему не Дай? Почему не Даичи? Не Ичиро? Не Осаму, в конце концов? Или не... — Ичимару!!! По мере продолжения списка имен, в Рукии все больше поднимался праведный гнев. Она в который раз начала размышлять на тему: "Выйти замуж на Ичимару Гина, или как, улыбаясь, выжить в одном доме с язвой в человеческом форме". Именно из-за него Кучики Рукия стала первой в мире, кто научился орать шепотом так, что, казалось, она не фамилию мужа произнесла, а мягко и с улыбкой благим матом послала его в... Неважно куда, лишь бы подальше. — Не Дай, потому что это имя слишком пафосное.— Девушка ехидно зыркнула на Гина. — Твое имя тоже пафосное, и гляди, каким ты стал... Ичимару распахнул глаза, изумленно взирая на жену и тем самым вызывая в той приступы сдерживаемого хохота. — Какая ты бессовестная! — мужчина демонстративно отвернулся от Кучики, сложив руки на груди. Вся его поза говорила: "Я обиделся и зол на весь мир в лице своей жены". — Не Даичи, потому что мне это имя не нравится. — Но... Гин начал было поворачиваться, и девушка заранее пресекла поток его слов. — И тебе оно тоже не нравится! Её муж опять отвернулся, насупившись. Девушка продолжила: — Не Ичиро, потому что если у нас еще будут дети и мы будем в таком же порядке называть их, то у нас будет не семья, а.... Не знаю, коровник какой-то с номерами на каждом. — Яре-яре, Рукия-чан, зачем же так патетично... — язвительно вставил Гин. — Не Осаму, потому что, только не говори брату, я не хочу, чтобы он всю жизнь следовал закону. Ичимару насмешливо хмыкнул, поворачиваясь к девушке. — Раз уж ты тут все имена разнесла в пух и прах, так не объяснишь ли ты, почему наш сын будет иметь имя Сачио? — Потому... — Кучики как-то странно вздохнула. — Потому что, если я умру, то он должен стать тем, кто сможет принести счастье в твою душу и сердце брата... После меня... Гин закрыл глаза и его лицо скривилось, исполосованное той улыбкой, что была на нем, когда они встретились перед казнью девушки. — Ты помирать собираешься, Рукия-чан? Как-то нехорошо... Его речь была прервана приблизившийся к нему женой. Мальчик, теперь уже Сачио, увлеченно изучал Чаппи на халате матери, своими крохотными пальчиками мусоля ткань. — Нет, не собираюсь, — Рукия улыбнулась, и у её мужа от сердца отлегло, но следующая фраза ввела его в недолгий ступор. — Но... Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что, когда придет время, ты, не важно кому, скажешь: "Время теперь бежит как обычно, сжигая мосты и строя новые"... Хорошо? — ...Звучит как пафосная предсмертная речь... — Неправда... Я не собираюсь вас оставлять... Никогда... "Никогда... Никогда... Никогда... Ты, конечно имела в виду, что сердцем и душой всегда будешь с нами... Ками, почему ты иногда бываешь такой чуткой, а я упрямым меносом???" Мужчина вытащил руку из волос, мимоходом заметив, что выдрал небольшой клок, лег рядом с футоном и, глядя на сына, произнес в тишину, искренне улыбнувшись: — Теперь время бежит как обычно, сжигая... Тьфу. Извини, Рукия-чан, я слишком не люблю высокие речи... Я же руконгаец... Как и... А ты ведь прекрасно знала, что я не произнесу эту фразу до конца... Знала, что это разбудит меня... Ты всегда знала, как привести меня в чувство... За это я тебя и любил... Нет... Люблю.