Мама Америка!

«Кофе на столе Ножницы в руках… Я сама в себе и это единственный выход» Сама себе удивляюсь, сидя в этой обшарпанной комнатушке где-то на окраине города. Уйти в никуда: от семьи, от друзей, от самой себя. Глупая. Совсем еще глупая, несмотря на мои оценки, на мои умения. А все из-за ревности. Из-за огня, пылающего в крови. Нет, не по вине мутации — из-за любви. Увидела его с ней, ее в его объятьях, и, ничего не выясняя, схватила двухлетнюю дочь и кинулась прочь в никуда. «Спит мой кукловод Спит, и видит в снах Розовых слонов Ему минута до титров. Мне на выбор — Вечность или миг. » Когда остыла, поняла, что не взяла с собой ни вещей, ни документов. Все, что у меня было, — это маленькая женская сумочка и медвежонок: любимая игрушка дочери. Да уж, ситуация… Это, скорей, в стиле моей подруги: бежать из дома без всего, с ее-то эмоциональностью. Я вздохнула, понимая, что уже сгущаются сумерки, и дочь хнычет от голода. Стараясь нащупать в сумке хотя бы монетку, направилась к телефону-автомату, чтобы позвонить домой. — Привет, красотка, — услышала я из темноты. — Заблудилась? Настороженно стараясь разглядеть, кто же стоит там в темноте, остановилась. — Нет, — как можно уверенней ответила я, отступая на шаг. Из темноты вышел человек в черной куртке и сигаретой во рту. Такие обычно толкают травку или девочек на перекрестке — об этом говорил и его оценивающий взгляд в мою сторону. «Ну, умница, Таня, ты вляпалась», — услужливо подсказало мне мое второе я. Не обращая внимания на сарказм внутреннего голоса, я сильнее прижала к себе дочь, собираясь дать отпор, но тут кто-то со спины схватил меня, подсунув под нос сильно пахнущую тряпку. Секунда — и мои глаза закрылись, а я почувствовала, как начинаю оседать. Тут же меня подхватили чьи-то руки. Очнулась я от неслабого похлопывания по щеке. — Проснись, красавица, — услышала я тот же голос и сморщилась: острая головная боль вошла тысячами иголок в мозг. Я еле-еле разлепила глаза. Мы находились в каком-то подпольном помещении. Тусклая лампочка выхватывала куски обстановки и лица находящихся рядом: их было двое. Незнакомый мне бугай, видимо, и был тем, кто так вовремя подсунул мне тряпку с хлороформом. Привязанная к стулу, я не могла даже шевельнуться. — Где моя дочь? — спросила я. — О, прелестная малышка, — улыбнулся парень в куртке, и от этой улыбки меня затошнило. — Она в надежном месте. Получишь ее, как только согласишься с нами работать. — О да, я с удовольствием с вами поработаю, — отозвалась я, пытаясь разжечь на ладони огненный шар, но вместо этого ток слабым разрядом прошелся по моему телу, оставляя после себя жгучую боль. Я безошибочно узнала воздействие блокирующего ошейника. Но откуда он у этих идиотов? Человек с сигаретой довольно улыбался, наблюдая за гримасой боли на моем лице: — Вижу, ты поняла, что случилось. А теперь послушай, — он приблизил свое лицо к моему. — Если будешь послушной девочкой, получишь назад не только свою дочь, но и неплохую работу, и крышу над головой. Я с ненавистью плюнула этому мерзавцу в лицо, и тут же по моему телу прошелся разряд тока посильнее, заставив тихо застонать. — Вижу, ты согласна, — ухмыльнулся он, наслаждаясь моими муками. » Я по тоненькой ниточке, Не держась за веревочки, Мимо радуги вниз, забирая с собой Неприкаянную любовь. Я так мечтала, что сбудется, Я так просила и верила, Ну зачем же ты так! Так жестоко со мной, Мама Америка! » У этих гадов оказался небольшой стриптиз-клуб. Особенный стриптиз-клуб. Где стриптизершами были только девочки с икс-геном, то есть мутантки. Они развлекали гостей не только своими телами, но и применением способностей, как фокусницы на арене цирка. Надежда на то, что нас найдут, таяла с каждым днем. С ошейником на шее я ничем не отличалась от обычных людей, а у дочери икс-ген еще спал, и даже для всевидящего ока Церебро мы с ней были просто людьми. С каждым днем мной овладевала все большая апатия, я сражалась лишь ради дочери, стараясь воспринимать все как затяжной кошмар и просто исполнять все, что потребуют, словно марионетка на ниточках. «Плюшевый медведь В розовых очках, Вспоминай меня И я запомню, конечно. » — Мама, — голос дочери вывел меня из задумчивости. Она стояла рядом со мной, сонно потирая глазки кулачком, в большой, не по размеру пижаме, и босиком. Я взяла дочь на руки, целуя в теплую щечку: — Ты что не спишь, родная? — Мама, мой «ишка», где мой «ишка»? — коверкая слова на свой лад, спросила она. Я оглядела комнату в поисках плюшевого медведя. Он сидел на подоконнике, и кто-то для смеха нацепил на него розовые солнцезащитные очки. Я отдала его дочке: — Вот, малышка, держи. А теперь пошли спать. Она заснула, как и все маленькие дети, едва коснувшись головой подушки и прижав медвежонка поближе к себе. — Спокойной ночи, родная. Люблю тебя, — шепнула я ей на ушко, легонько поглаживая по голове. — Эй, мамаша, — в комнату вошел Том, так звали того парня с сигаретой, — тебе пора. Я с ненавистью посмотрела на своего кукловода. «Прости меня, мама, Я выбрала вечность, Но сердце моё этот миг будет жить, Будет жить бесконечно!» Сегодня я решилась сыграть ва-банк. Я почти знала, что сегодня не вернусь назад. Возможно, вообще не останусь в живых. Но это уже неважно: моя жизнь ничего не стоит — единственно, что важно, чтобы они увидели сигнал, чтобы успели спасти дочь. Для этого мне нужно будет выпустить много силы, нужно будет сыграть с ними в огненную игру. Они хотят увидеть представление — они его увидят и не забудут до самой смерти, хотя она ближе, чем им кажется. И мне плевать, что это будет последнее, что я сделаю в жизни. Лишь бы они увидели сигнал, лишь бы успели. Я вышла на сцену, как всегда под похотливые взгляды толпы, и начала первые па своего танца, ставшего уже чем-то привычным, в ожидании, когда же с щелчком сработает выключение блокиратора и наступит очередь огня танцевать на этой сцене. Но на миг пойманный в зале взгляд кристально голубых глаз заставил меня замереть и, не доверяя себе до конца, почти счастливо улыбнуться. Он нашел меня. Он пришел за нами.