'Cause you ain't fireproof

      Когда Лиам был маленьким мальчиком, он был тем, кто делился игрушками с другими детьми. Он всегда желал помогать, получая в ответ лишь бесценную улыбку. Возможно, это что-то внутри него заставляет отдавать, а не брать. Будто каждая его клеточка запрограммирована дарить тепло и уют, доброту и заботу. Когда кто-то из родственников спросил малыша Лиама о будущей профессии, тот ответил без доли сомнения, что хочет быть пожарным. Но он рос и с каждым годом все отчетливей видел тревогу в глазах матери. И когда наступило время делать выбор, Лиам перестал мечтать о борьбе с пламенем. Должно быть, именно поэтому он стал детским психологом. И, кажется, не только мама, но и отец вздохнул с облегчением. Еще будучи студентом Лиам знал, где будет работать. Поэтому практику он проходил там же, в службе опеки. Двенадцатого января будет ровно пять лет, как он стучит коротким ноготком по панцирю детей, потихоньку разрушая его. Как только эта преграда падает под его мягким, но неумолимым натиском, Лиам находит разбитых, потерянных и одиноких подопечных. Он делает все, чтобы через год, два или десять, ребята, которые однажды попадают в его кабинет, перестали быть сломленными. Лиам никогда бы не подумал, что эти стены несильно отличаются от тех, в которых дети побывали ранее. Ему бы и в голову не пришло, что один социальный работник скидывает ребенка на другого, просто потому что так удобно. Лиам никогда не задумывался над тем, что был лучиком света в кромешной тьме для потерянных душ. Он просто был им. Слишком ответственный, чтобы отвернуться; чересчур добрый, чтобы остаться безучастным. Он просто Лиам. Парень, который любит клетчатые рубашки, темные джинсы и свою работу. Психолог всегда учит своих подопечных оставлять прошлое в прошлом. Он и сам так делает, когда слышит их истории: люди, которых ребенок звал родителями, ломали его кости всякий раз, когда он, по их мнению, не слушался; или морили голодом из-за плохих оценок, а ведь чтобы получать их, надо хорошо и регулярно питаться, а не весить двадцать кило, вместо положенных тридцати; или оставляли на обочине дороги в проливной дождь или нестерпимую жару; или давали грудничкам алкоголь, чтобы те переставали плакать и кричать, чтобы не мешали жить им. С каждым новым рассказом Лиам слышал все более ужасающие вещи и благодарил бога за своих, по истине, замечательных маму и папу. Но не всегда к нему попадали дети от нерадивых родителей. Истории были страшнее, если ребенка похищали и забирали у него, например, почку или легкое. Сокращали жизнь одним надрезом острого скальпеля. Педофилы, торгующие детскими телами, были не менее омерзительны. Лиам постоянно прокручивал в голове мысль о том, что этот мир прогнил, как старые половицы - он скрипит и вот-вот рухнет. Думал, но никогда не останавливался в своем стремлении дарить этим искалеченным душам лекарство, улыбку, тепло и заботу. Кому-то ведь надо это отдавать, так как его квартира пуста и холодна, а кроме родителей и сестер у него никого нет. Он даже хотел завести собаку, но понимал, что из-за работы не может. Пес тоже нуждается в любви и внимании. Лиаму двадцать шесть и на улице зима, и на его ногах тимберленды из темно-коричневой кожи, когда он открывает очередное досье на пациента. Обычно к титульному листу прикреплено фото или два, но в этот раз он слишком тяжелый и зацепившийся скрепкой за папку. Лиам сразу же читает краткое изложение жизни нового подопечного: мать умерла при родах, отец стал сильно пить, и ребенок впервые попал в приют, когда ему только исполнилось шесть. Лиам не видит ничего необычного в этой истории, но текст на странице еще не закончился. В одиннадцать мальчишку то ли продают, то ли крадут, и он попадает в руки торговца детьми. - Одиннадцать! - Думает Лиам. - Одиннадцать! Через неустановленный промежуток времени парня покупают. Он живет с мужчиной вдвое старше себя, пока однажды патрульные не забирают его из-за того, что тот курит, но показать документы, доказывающие, что он совершеннолетний, не может. Лиам снимает скрепку, чтобы посмотреть наконец на первый лист, и куча снимков падает ему в ноги. Он, наклонившись, поспешно собирает их, и когда фото уже в его руках, в дверь стучат, от чего психолог подскакивает на месте, ударяясь головой о столешницу. - Войдите. - Кричит он, но из-под стола его голос кажется приглушенным. Лиам встает и бросает глянцевые карточки на поверхность, чтобы на секунду задержать на них свой взор. Он видит первую, и на ней запечатлена поясница с огромными фиолетовыми синяками. Кривясь и стараясь сменить картинку перед глазами, Лиам переводит взгляд на другой снимок, с которого на него смотрит парень, чьи черные волосы спадают на лоб. У мальчика большие глаза и длинные ресницы, он ухмыляется на фото. Лиам видел сотни, если не тысячи файлов, и каждый ребенок был напуган. Каждый, но не этот. Он кажется нормальным, обычным. Но Лиам поднимает взгляд и сталкивается с ним воочию. И каждая мысль Лиама, в которой присутствует слово "обыкновенный" летит к чертям. - Присаживайся. - Говорит психолог с легкой полуулыбкой на полных губах. - Я Лиам. Парень разворачивается и, сделав несколько шагов, падает в кресло напротив. У Лиама есть несколько секунд, чтобы рассмотреть подопечного, прежде чем тот откроет рот. - На табличке написано мистер Пейн. - Говорит парень и пожимает плечами. - Но ты можешь звать меня Лиам, если хочешь. Мальчишка вновь пожимает плечами, на которых красуется потертая кожаная куртка. Точно такая же висит у Лиама в шкафу много лет, и сейчас он задумывается, почему давно не носил ее. Также на нем старая, уже в дырах, футболка, у растянутого ворота которой написано "Marvel", а ниже переплетенные в кучу супергерои. Из-под посеревшей ткани, прямо на коже под ключицами, видны крылья и красные губы. В ту секунду, как Лиам видит тату, он понимает, что знает так много из жизни парня, но не знает ничего о нем. - Как тебя зовут? - Беззаботно спрашивает психолог. Пухлые губы подростка, которые от чего-то привлекают Лиама, движутся, и мужчина слышит: - Разве в досье не написано? - Написано. Но давай представим, что мы только что познакомились? - Где? - Неважно. - Лиам, ты мой папочка? - Ухмыляется подопечный. Психолог хмурится и смотрит в глаза мальчишке. Но там нет того же озорства, что присутствует в голосе. - Нет. Я просто Лиам, а ты просто... - Он замолкает, ожидая. - Зейн. Лиам кивает. - Приятно познакомиться, Зейн. - Подопечный вновь пожимает плечами, будто пытается доказать всему миру, что все те омерзительные события в его жизни, что он пережил, не нанесли ему никакого урона. - Нравятся комиксы? Зейн останавливает плечи на полпути и улыбается, кивая. Наконец-то Лиам видит в нем ребенка. После ухода Зейна, Лиам смотрит фотографии, а по окончании рабочего дня едет в охотничий домик своего отца и чистит старое ружье. Он прекрасно помнит из курса лекций, что женщины совершают самоубийство спонтанно, под действием эмоций. Мужчины готовятся к этому долго и тщательно. На следующий сеанс Зейн приходит в той же одежде, и Лиам спрашивает об этом. - Это то, в чем меня забрали. Другой у меня нет. Ближе к Рождеству Лиам дарит Зейну футболку с бетмэном, потому что это его любимый персонаж комиксов. Зейн впервые снимает куртку, и Пейн видит его многочисленные татуировки. - Ты мило выглядишь. - Вырывается у мужчины. - Лиам, хочешь быть моим мозгоправом? - Психолог не кивает, не сглатывает, не шевелится вовсе, а лишь молчит, смотря внимательно на парня, прямо в его глаза. - Будь честен со мной. Я не милый. Симпатичный? Может быть. Использованный? Определенно. Но не милый. Я не щенок золотистого ретривера, я... Как вы это называете? Жертва растлителя малолетних. - Ты скучаешь по нему? - Лиам хочет сказать, что Зейн замечательный, убедить его в этом, показать, но не может. Рядом с подростком Лиам перестает быть профессионалом. - Временами. - В привычной манере пожимает плечами Зейн. - Он заботился обо мне. - Лиам кривится. - Заботился? А как же синяки? Зейн опускает взгляд в пол. - Он оставлял синяки на моем теле во время секса... синяки и засосы. - Психолог не может контролировать свою злость, и поэтому сжимает кулаки. - Как ты относился к этому? - Спрашивает он дрожащим голосом, но пытается скрыть это за кашлем. Зейн поднимает глаза, они красные и блестят. - Думаю, он так проявлял свою любовь. - А ты? Ты любил его? - Сердце психолога замирает в ожидании ответа, который либо запустит его, подарив крылья, либо разобьет вдребезги. - Нет. - Зейн, в очередной раз, пожимает плечами. - Мне кажется, я никогда не знал, что такое любовь. Настоящая и чистая, знаешь. Лиам думает, что мог бы показать своему подопечному это светлое чувство, но обрывает себя. Он никогда не признается, что влюблен в мальчишку. Каждые выходные он ездит к маленькому деревянному домику, бродит по лесу, отдаляется от родных, но самое главное - стреляет по банкам. Он сам не понимает зачем, но продолжает спускать курок. Зейн охотно идет на контакт: рассказывает о мужчине, с которым жил, но продолжает защищать его, не называя имени. Лиам лишь узнает, что большинство набросков принадлежат подростку, а чернила запечатаны под кожей узорами педофилом. Лиам начинает ненавидеть татуировки. Все это время психолог думает, что Зейну шестнадцать или семнадцать, потому что его подопечный кажется слишком взрослым. Тату, суждения и осмысленность происходящего сбивают психолога с толку. Он так и не открывает досье Зейна, чтобы узнать дату рождения. Каких-то несколько недель назад мечта Лиама была так же прекрасна, как и недостижима - чтобы в мире было как можно меньше работы для таких людей, как он. Теперь его мечта сидит перед ним, в футболке, подаренной им, и жалуется на то, что Лиам не разрешает ему курить. Мужчина знает, что однажды Зейн вырастет, и надеется, что сможет показать ему что такое настоящая любовь. Без синяков и засосов. Зейн на что-то жалуется, когда Лиаму попадается на глаза папка с его досье. Не задумываясь, психолог берет ее в руки, кидает быстрый взгляд на подопечного, и открывает. Снимков больше нет - Лиам давно отправил их в нижний ящик стола, оставив лишь тот, на котором Зейн ухмыляется. Нижний ящик - это прошлое, а они живут настоящим. Он скользит глазами по строчкам, пока не останавливается на дате рождения. Лиам отчаянно мечтал, даже нуждался, что через год или два они будут вместе. Десять лет не такая большая разница в возрасте, думал мужчина. Но теперь он вынужден впиться всем своим естеством в цифры на бумаге и пересчитывать, пересчитывать, надеясь, что раз за разом ошибается. - Тебе тринадцать? - Лиам перебивает на полуслове подростка, и тот кивает. После сеанса с Зейном Лиам вновь едет за город. На следующее утро он не выходит на работу, а сидит на веранде в теплом, но колючем свитере с ружьем на коленях. Он долго не решается, но когда признается себе, что влюблен в тринадцатилетнего Зейна, дуло с легкостью оказывается под его подбородком. Он думает, что ничем не лучше тех людей, которые спят с детьми, и нажимает на спусковой крючок. Быстрее пули только мысль. Горячий металл не успевает коснуться кожи Лиама, когда тот осознает, что в отличии от других, он полюбил не красивое молодое тело Зейна, а его израненную, но прекрасную душу. Но Лиам уже ничего не может поделать - курок спущен, и через мгновение после выстрела его безжизненное тело падает на почерневшие доски. Лиам не успевает подумать, что день его смерти - это пятилетие его работы в службе опеки. Лиам не вспоминает, что двенадцатое января - это четырнадцатый день рожденья Зейна.