Что будет, когда буря закончится?

Шторм, о котором ещё вчера предупреждал «Пророк», разражается в виде бури: за окном становится сумрачно и жутко. Впрочем, здесь, в этой маленькой квартирке в Косом переулке, и без того темно, как в её душе и в подвале Малфой-мэнора. Хотя, не стоит думать о Малфой-мэноре, когда один из представителей этого славного семейства находится рядом, играя желваками. Наверное, это второй раз, когда она его поразила. Что ж, даже она, Гермиона Грейнджер, мисс Предсказуемость (но на самом деле она всего лишь думает и действует логично!), умеет удивлять. Тот, первый раз, был давно – несколько лет назад. Она уже забыла, как это началось. Точнее, активно старалась забыть. Но отправной точкой всего этого безумия явилось то, что ей, проходившей стажировку в Министерстве, поручили расследовать дело Люциуса, прошение о помиловании которого Министерство совершенно внезапно решило рассмотреть. Почему это произошло, Гермиона не знала, и была готова всеми силами не допустить этого, несмотря на многочисленные завуалированные (и не очень) намёки со стороны представителей власти магического мира. Когда она напрямую спросила Кингсли, неужели это правда, что Малфоя собираются выпустить, он тяжело вздохнул и отвёл глаза. - Я всё равно не поверю в это и не собираюсь этому потакать. Со своей стороны я сделаю всё возможное, чтобы он гнил в Азкабане до конца своих дней! – заявила она, распаляясь. Именно из-за таких, как Малфой, из-за страха перед ними и тем, что они могут сделать, ей пришлось увезти родителей в Австралию. И, к сожалению, наложенные ею чары оказались слишком сильны, и ни она, ни опытные целители Мунго не смогли их снять. Она не простит этого Пожирателям. Никогда. - Мы нуждаемся в нём, Гермиона. И если ты не поможешь нам, ты наживёшь ещё больше врагов. Поверь мне, у вас, героев войны, их и так немало. - Но это не повод освобождать Малфоя! Тогда-то к ней в первый раз и пришёл Драко. Осунувшийся, с посеревшим лицом, он держался настолько холодно и учтиво, что это оскорбило её больше, чем если бы он кричал и требовал у неё отцовского освобождения. Она скрепя сердце выслушала его – но и только. Гермиона затягивала следствие, как могла, — и дата слушания по делу Люциуса Малфоя отодвигалась всё дальше и дальше. Она чуть ли не ночевала на работе (к безумному неудовольствию Рона), но список улик и доказательств, свидетельствовавших против заключенного, рос с каждым днём. Помимо прочего, ей доставляло ни с чем не сравнимое, извращённое удовольствие мучить Малфоя-младшего, который навещал её чуть ли не каждую неделю. Он, явно пытаясь проглотить свою пресловутую чистокровную гордость, давил на жалость, призывая её обратить внимание на то, как ужасно Азкабан действует на Люциуса и как ухудшается там его физическое здоровье и душевное равновесие. Но Гермиона раз в неделю получала записки о самочувствии Малфоя-старшего и была морально готова ко всему, что Драко скажет, — и потому его слова не трогали её, а скорее, наоборот, грели её душу. И когда число улик против Малфоя-старшего стало поистине устрашающим, Гермиона назначила дату слушания. Драко появился у неё в кабинете спустя полчаса после того, как новость об этом просочилась за пределы Министерства. - Грейнджер, - начал он с порога, - скажи, моему отцу есть на что надеяться? Она посмотрела на него усталым, но торжествующим взглядом, сидя за столом — он стоял у порога, ссутулившийся и какой-то раздавленный, и ответила, смакуя каждое слово: - Разумеется, нет. Я потеряла своих родителей. Неужели ты надеешься, что я не дам тебе, Гойлу и остальным шанс почувствовать, что это такое? Ей до сих пор снились кошмары – то, как она направляет палочку сначала на маму, потом на отца и произносит заклинание Забвения. В этих снах она рыдала, пыталась остановить себя, изменить хоть что-то, но раз за разом совершала непоправимое. Гермиона хотела сделать, как лучше, она хотела спасти их – и это ей удалось. Но теперь её родители не ведали, что у них есть дочь, и боль от этого была слишком сильна. И тогда Малфой хлопнулся на колени. - Скажи мне, чертова грязнокровная сука, - прошипел он, глядя на неё снизу вверх, - что ты хочешь, чтобы я сделал? На коленях умолял тебя? Перевёл ещё не отобранные Министерством остатки нашего состояния на счёт твоего ублюдочного ГАВНЭ? Лизал зад Поттеру на всех этих мероприятиях, где его чествуют как героя? Что тебе нужно? Чего ты хочешь? Гермиона встала и подошла к нему, остановившись на расстоянии пары шагов. Она видела темные круги под глазами, мятую и несвежую одежду, раннюю седину на висках. Она присела, оказавшись на одном уровне с ним. - Я хочу, чтобы ты страдал, - произнесла она шепотом. – Как в течение одиннадцати лет существовал без родителей Гарри. Я хочу, чтобы у тебя не было денег – и ты испытал на себе то, от чего страдала семья Уизли. Я хочу, чтобы тебя презирали – и чтобы ты понял, что чувствовала я. Я хочу, чтобы ты осознал, Малфой, – твоя распрекрасная чистая кровь тебя не спасёт. Она глянула на него мельком и встала. - Поэтому я намерена держать в Азкабане всех оставшихся в живых Пожирателей до их смерти. И не сомневайся, я приложу к этому все усилия. Малфой всё так же стоял на коленях. - Ты можешь идти. Увидимся на суде, - она отвернулась к стеллажу в поисках нужной папки по делу Люциуса, а когда обернулась, увидела Малфоя за своей спиной. Лихорадочный блеск в его глазах и алые пятна на серых щеках демонстрировали, что он явно не в себе. - Грейнджер, ты мерзкая грязнокровная тварь, ты знаешь это? Ты ведь понимаешь, что его оправдают, несмотря на все твои усилия? Потому что Министерству нужно то, что есть у нас, нужны знания отца о сообщниках, которые ещё остались на свободе, нужны наши деньги. Можешь тешить своё самолюбие сколько угодно, пытаться выслужиться и по-прежнему делать вид, что ты самая умная, но в зале суда плакать будешь ты, а не я. - Если его оправдают, я плакать не буду. Плакать будешь ты, когда твой папочка продаст всю информацию Министерству, и его бывшие дружки перережут всю вашу семью, - Гермиона с силой кинула папку на стол. Малфой был взбешён, но ей не было страшно. Когда постоянно ходишь по лезвию ножа, уже не боишься порезов. – Я надеюсь, ты понимаешь, что сейчас лишь благодаря протекции Гарри ваш дом находится под защитой. Гарри возомнил, что он обязан жизнью твоей матери – пусть так, хоть это и громко сказано. Но твоему отцу он ничего не должен. Он не забыл, что именно благодаря Люциусу умер Сириус. Поэтому, едва твоего отца оправдают, министерская защита с вашего мэнора будет снята, и никто не будет в ответе, если вас всех перебьют во сне. Даже детального расследования не проведут, уж поверь мне. Кстати, ты знаешь, что только на этой неделе кто-то два раза пытался прорваться к вам в дом? За прошлый месяц было совершено двадцать попыток. Поэтому, хорёк, делай выводы. Драко стоял, глотая воздух. Было видно, что её речь ошеломила его. - Что же мне делать, Грейнджер? – в отчаянии произнес он. – Отец умирает. - Ты не поверишь, но мне всё равно, - сухо ответила она, глядя ему прямо в глаза. На самом деле, ей было жаль – не Люциуса, но вот этого уничтоженного мальчишку, который всю свою жизнь стоял не на той стороне. Но ей нужно было отомстить за всю ту боль, что она испытала – хоть кому-то, пусть даже Малфою-старшему, тем более что он ко многому приложил руку. И единственное, что она могла посоветовать Драко, – не утонуть вместе со своим отцом. Он сделал шаг вперёд, прижав её к стеллажу. Она, не ожидая этого, попыталась выхватить палочку, но он оказался быстрее, перехватив её палочку своими длинными пальцами. - Ты хочешь уничтожить меня, Грейнджер, - прошипел он ей в ухо. – Но поверь, точно так же кто-то потом уничтожит тебя. - Это пытался сделать ты. Тебе не удалось, - ответила она ему и почувствовала, как он вздрогнул. – И у других не получится. Он смотрел ей в лицо и был слишком близко. В его руках была её палочка, и ей оставалось только одно. Она мазнула губами по его губам и щеке, и он отпрянул, а палочка покатилась по полу. Тут же Гермиона призвала её невербальным «Акцио!» и ткнула полностью ошарашенному Малфою в грудь. - Ты думал, что я буду сопротивляться или звать на помощь? Не надейся, Малфой. А теперь иди. Я надеюсь не увидеть тебя до суда. Когда за дезориентированным Драко закрылась дверь, Гермиона устало упала в кресло. Она не знала, зачем она этого сделала. Не знала, зачем вообще полезла во всё это. Но тучи уже сгустились, предвещая бурю. * * * Слушание прошло по сценарию Гермионы, и Люциус – неужели этот изможденный седой старик действительно был Люциусом Малфоем? – страдальчески закрыл лицо руками, услышав приговор. Нарцисса сидела прямо, а после суда развернулась и ужалила Гермиону пронзительным взглядом. С Драко они встретились на следующий день – она отправила ему записку о встрече в неприметном кафе в Косом переулке и прождала там его два часа, прежде чем он соизволил явиться. Выглядел он откровенно неважно. - Радуешься, Грейнджер? – спросил он, мерзко растягивая гласные. – Твоя грязнокровная душенька довольна? - Говори потише, я не хочу, чтобы нас заметили, - шикнула она. – Вообще-то, я пришла предложить тебе альтернативный план, по которому можно вытащить твоего отца из тюрьмы, но если ты против, то я пойду. Я и без того бездну времени потеряла, ожидая тебя здесь. Он сел и посмотрел на неё – полунасмешливо, полупрезрительно. - А я думал, ты намеревалась мстить. - Твоему отцу всё равно недолго осталось. Колдомедик говорит, что максимум через полгода его не станет, но хотя бы это время он проживёт… в более сносных условиях. Министерство получит нужные сведения об оставшихся на свободе Пожирателях, а вы будете под защитой. Все выиграют от этого, Малфой. Драко всеми силами старался сделать вид, что не заинтересован, но спустя пару мгновений не выдержал и отрывисто выдохнул: - И что же это за план? - Люциуса поместят в Мунго как психически нездорового. Не смотри на меня так, Малфой. Если ты хочешь вытащить своего отца, это единственный выход. Помилования ему никогда не видать, за это тебе поручусь, - Гермиона отпила остывший кофе и поморщилась. – В Азкабане многие сходили с ума. - Грейнджер, а ты не думаешь, что в таком случае его показания против гуляющих на свободе сообщников будут сочтены бредом сумасшедшего? Она почти нежно улыбнулась ему. Разумеется, она уже подумала об этом. - Он всегда может поделиться своими воспоминаниями. Эти доказательства будут… посильнее слов. Шок на лице Малфоя стоил того, чтобы озвучить этот план. - Но тогда… - Да, есть вероятность, что выплывут наружу те преступления твоего отца, о которых мы ещё не знаем. Поэтому предоставь это решение ему. А теперь я пойду. Подумай над тем, что я сказала. И да: за тобой должок. Он ухватил её за рукав мантии, когда она встала, и едва слышно прошептал то ли в него, то ли в её пустую кружку: - Спасибо. И ей стало его так жаль, как никогда прежде. Она легко провела по его волосам рукой, а он вздрогнул и сильнее вцепился в её рукав. - Мне так плохо, Грейнджер, - произнёс он. - Я знаю. Он вскинул на неё глаза и прижался к ней, словно пытаясь спрятаться в её мантии, как ребенок. * * * Они с Роном уже спали, когда услышали, как кто-то чертыхнулся в гостиной их крохотной квартирки, которую они снимали в Косом переулке. Потом раздался грохот, и Гермиона подскочила в кровати, пытаясь найти волшебную палочку. Рон уже встал и, стараясь бесшумно двигаться, легкими шагами направился в другую комнату. Часто бывало, что к ним приходил Джордж – скорее пьяный, чем трезвый – и пытался то вытащить их куда-нибудь (в этом случае он всегда называл Рона «Фредом»), то крушил всё вокруг, а после, хрипя и давя рыдания, затихал, съежившись на их диване. Гермиона прекрасно понимала его, и часто сидела с ним, утешая. Поэтому она была морально готова увидеть Джорджа в гостиной – но вместо него там оказался Малфой. - Что ТЫ здесь делаешь?! – Рон встал в дверях с палочкой, направленной в грудь вторгшемуся в их жильё Малфою. - Грейнджер! – возопил тот, не обращая внимания на Рона. – Грейнджер! - Ты спятил, Малфой? – Гермиона закуталась в одеяло и вышла из спальни. – Что стряслось? - Они поймали оставшихся Пожирателей, и теперь мой отец почти что на свободе! Твой план сработал. Проси, что хочешь, Грейнджер! - Что, прости? – вмешался Рон. – Ты помогла вытащить папашу этого ублюдка из Азкабана? Радость Малфоя поутихла, в глазах вспыхнули злые огоньки. - Я сделал твоей подружке предложение, от которого она не смогла отказаться, Уизли. - Да что ты мог ей предложить? Особенно теперь. И вообще, какого черта ты вваливаешься сюда как к себе домой? - А ты бы почаще здесь бывал. Кто знает, чем мы тут занимаемся? - Успокойтесь! – крикнула Гермиона. – Малфой, ты вообще в своем уме? - Я просто хотел поделиться информацией. Думал, ты на дежурстве, Уизли, - фыркнул Малфой. – Ну, не буду нарушать вашу семейную идиллию. Я ещё приду, Грейнджер. Он шагнул в камин и исчез, а Рон уставился на Гермиону тяжелым взглядом. - Я надеюсь, что он пошутил. - Ничего не было, Рон. Кому ты веришь? - Тому, кому ты помогаешь, Гермиона. Если ты считаешь его достойным помощи, то либо что-то случилось с тобой, либо у тебя есть какие-то другие причины. - Ты хочешь поговорить об этом? – слова прозвучали резче, чем ей хотелось, и Рон отвел взгляд. - Нет, - произнёс он тихо, - не хочу. * * * Люциуса не стало через пять месяцев: на следующий же день после его смерти все газеты магического мира пестрели заголовками, содержа в себе обилие некрологов и обличительных статей, в которых, как прекрасно знала Гермиона, было немало правды. Она лишь недоумевала, как журналисты умудрились пронюхать о некоторых фактах из жизни Пожирателя смерти, которые не просто не озвучивались на суде, а, более того, шли под грифом «Строго секретно». Впрочем, помня о методах Риты Скиттер, которая также не осталась в стороне и стала автором целой диссертации на тему «Жизни и тайны аристократа», Гермиона уже ничему не удивлялась. Малфой поймал её за рукав в Косом переулке, когда она шла в «Гринготтс». Гермиона, в которой ещё сидела военная привычка, машинально выхватила палочку и была готова уже ударить «Ступефаем» нападавшего, но осеклась, увидев Малфоя. Тот выглядел ужасно – и дело было не в помятой мантии. - Грейнджер? – тихо спросил он. – Скажи, долго ещё твое треклятое Министерство будет издеваться надо мной и матерью? - Что-то я не пойму тебя, Малфой, что опять не так? – недовольно спросила она, подозревая, что её опять обвинят во всех смертных грехах. - Сегодня мне пришло письмо из Отдела управления магического правопорядка, что завещание отца по какой-то причине аннулировано, а вся оставшаяся собственность Малфоев переходит Министерству магии. И я хочу спросить тебя, Грейнджер: ты совсем зажралась? Тебе мало тех денег, что ты получила, той известности, того, что твоя грязнокровная порода теперь считается элитой магического сообщества? Ты решила отобрать ещё и Малфой-мэнор? Свить там любовное гнёздышко с Уизли и нарожать ему мерзких рыжих полукровок? Гермиона сжала кулаки, пытаясь успокоиться. Из-за высокого, почти истерического тона Малфоя на них уже посматривали. Будет ужасно, если она залепит ему пощёчину посреди Косого переулка. И совершенно неважно, что она вправе это сделать. - Какую же чепуху ты несёшь, Малфой. Твой дом мне точно не нужен. Если у тебя есть какие-то вопросы к Министерству, задавай их в тот отдел, что прислал тебе письмо, да хоть самому Министру — но я-то здесь при чем?! - Ты работаешь на это чертово Министерство! - В этом «чертовом Министерстве», - передразнила его Гермиона, - работает почти семьсот человек! А ты привязался именно ко мне! Он глянул на неё сверху вниз, и она увидела его покрасневшие глаза. - Ты помогла мне вытащить отца, Грейнджер. Помоги мне ещё раз. Не ради меня. Ради матери. Было в этом что-то сюрреалистичное: Малфой по-прежнему держал её за рукав, чуть ниже локтя, и обращался к ней с просьбой. Второй раз он хотел, чтобы она помогла ему, — а ведь она так и не получила никакой благодарности с его стороны за освобождение Люциуса. Не сказать, чтобы ей это было нужно (она чувствовала, что поступила правильно, хотя и что-то внутри требовало отмщения, да и Рон не одобрил её поступок… ох, Рон…), но всё же, сам факт был изумителен. Равно как и уверенность Малфоя, что она обязательно окажет ему любезность. - Знаешь что, Малфой, - ощерилась Гермиона, - тебе надо бы научиться просить. Ты требуешь, хотя в твоём положении нужно бы умолять. Я не буду тебе помогать, потому что ты ведёшь себя как… твой отец. Вот когда ты попросишь меня по-хорошему, без этих истерик, обвинений, оскорблений и скандалов, - тогда мы поговорим. А теперь мне нужно идти, - она сделала шаг в сторону, вырвав рукав из его пальцев. - Какая же ты стерва, Грейнджер, - прошипел он ей вслед. Гермиона вернулась и влепила ему пощечину. Он перехватил её ладонь и сдавил так больно, что она едва не вскрикнула. - Ты больше никогда не ударишь меня, Грейнджер. Ты поняла? - Ударю, и еще раз, пока ты не прекратишь меня оскорблять, - она тяжело дышала. – Ты забыл, Малфой: теперь мы с тобой на одном уровне. Он глянул на неё ненавидяще. * * * А спустя два дня она, выходя из подворотни, в которой стояла будка-вход в Министерство магии, едва успела вытащить Малфоя из-под колес машины с мигалкой, мчавшейся по маггловской улочке. Просто заметила бредущего наперерез летящей на скорости машине человека и, не иначе как чудом, успев взмахнуть палочкой, отдёрнула его назад банальным Акцио, первым пришедшим на ум. Она была готова увидеть любого мага – в конце концов, многие из них, особенно живущие вдали от маггловской цивилизации, не могли привыкнуть к её каждодневному изменению, и многих спасали лишь в последнее мгновение – но, будто по закону подлости, это был не кто иной, как Малфой. Он был нетрезв и глядел на неё расфокусированно. - Что ты делаешь, идиот? – напустилась на него Гермиона. – Жить надоело? - Надоело, знаешь ли, Грейнджер, - пьяно и всё же грустно улыбнулся он. – Я был в отделе управления магического правопорядка. Завещание аннулировано по причине истечения срока – видишь ли, ему более 20 лет, и оно признано «недействительным». А в наследование мы с матерью по какой-то причине вступить не можем. Наши счета заморожены, и у нас нет денег даже на адвоката. Смешно, не правда ли? – он захохотал. - Успокойся, Малфой! – Гермиона оглянулась. Она сегодня подзадерджалась на работе и потому вышла из Министерства позже обычного — но не факт, что все остальные сотрудники покинули здание в срок. Не хватало ещё, чтобы их увидели вместе – её и неуравновешенного Малфоя. - Знаешь, Грейнджер, как это ни смешно, но ты единственный нормальный человек, с которым я в последнее время разговариваю, - продолжал хохотать Малфой. – У Гойла едет крыша, и ему мерещится Крэбб; Забини как-то смог отвертеться от суда, уехал в Италию и не отвечает на мои письма; Паркинсон вышла замуж за Монтэгю, который запрещает ей со мной общаться, а мама… мама сходит с ума и постоянно плачет. Ну не смешно ли, Грейнджер? - Да что ж ты вечно истеришь! – Гермиона не знала, что делать: то ли ударить, то ли успокоить, то ли попросту послать в него Оглушающее, чтобы он перестал вываливать на неё свои проблемы. Чёрт возьми, она ж не виновата в том, что эта война случилась и стоила таких жертв! Она сама пострадала! Почему же Малфой думает, что он – единственный, с кем жизнь так жестоко обошлась? Малфой медленно сползал по стенке, на щеках алели уродливые пятна, а руки крупно дрожали. - А что мне делать, Грейнджер? Я ничего не могу. Ни-че-го. Я никто. Ты ведь этого хотела, да? Да, Грейнджер? Чтобы я страдал? Так вот, видишь: я страдаю. Мне так плохо, что я готов сдохнуть под вашими маггловскими уродливыми передвигающимися штукенциями. Ты довольна, Грейнджер? Получила, что хотела? ТЫ ДОВОЛЬНА? Гермиона вздохнула. Нет, она не была довольна. То есть, наверное, была бы, если бы только слышала от кого-то, как он страдает, а не была свидетелем и «единственным нормальным человеком» в его окружении. Если бы прочла в газете о его самоубийстве. Тогда Рон наверняка бы сказал: «Гадёныш получил по заслугам», а она тихо ответила бы: «Он заслужил». Так бы всё и было, если бы он не лез под колёса и в её жизнь. Рядом прошла Ромильда Вейн, обдав их ароматом приторных духов и глянув огромными, с галеон, глазами на них, стоящих друг напротив друга на узеньком тротуарчике в подворотне. Она быстро скрылась за углом, не желая быть замешанной в беседу, но Гермиона только вздохнула. Несомненно, Вейн успела что-то услышать: но что именно и как она это интерпретирует, Гермиона не знала. - Ладно, пойдем, - она взяла Малфоя за руку. - Куда? В Мунго? - Я бы с радостью тебя туда сдала, - ощерилась Гермиона, - чтобы ты не докучал мне со своими проблемами. Но нет, не в Мунго. Рон был на дежурстве до завтрашнего утра, и, наверное, аппарировать с Малфоем в их квартиру было… нецелесообразно, но больше ей ничего не пришло в голову. Правда, когда Малфоя стошнило на пол в прихожей, куда они аппарировали, Гермиона пожалела о своём решении, но было поздно. * * * Она отправила в Малфоя Энервейт и очищающее заклинание, для надежности затолкала его в ванную комнату и дала полотенце. Прибравшись в прихожей, Гермиона отправилась на кухню, заварила чай и села на табуретку, задумавшись. Теоретически, она могла бы узнать, почему Малфоев так «выживают», что хотят от них и почему завещание было аннулировано. Но зачем ей это нужно? В гриффиндорскую бескорыстность и чувство помощи она верила до сих пор – только вот Малфою, который вечно был занозой в заднице, помогать как-то не хотелось. Он вышел из душа – насупленный, взъерошенный и мокрый, напомнивший Гермионе сову, летевшую сквозь шторм с важным письмом к хозяину, который её даже не поблагодарил. Она молча налила ему чай, и он, затравленно озираясь, сел на рядом стоящий стул, где обычно сидел Рон, и принял чашку из её рук. - Прости, Грейнджер. Я был нетрезв и нес ерунду. Ты не должна была всего этого слышать, я прошу прощения, - выдавил он, глядя на неё пустым взглядом. – Тащить меня домой было излишним. Я помню тот негостеприимный приём. - Осмелюсь тебе напомнить, без меня ты был бы уже мёртв. Мог бы и поблагодарить. - Спасибо, - механически ответил он, и в Гермионе поднялась волна удушающей жалости. Она могла бы что-то сделать для него, пусть и в школе, и сейчас он был и оставался отвратительнейшим засранцем. Просто потому, что он был уничтожен – и она, Гермиона Грейнджер, которая гордилась своей честностью, принципиальностью, правильностью, – помогла судьбе добить его. Даже более, она первая его ударила. Что тогда, на третьем курсе, что сейчас, запустив весь механизм по оппозиции Малфоям. И тут Гермиона замерла, потрясенная осознанием. Это она была виновата в его бедах, выставив напоказ своё нежелание идти на компромисс. В конце концов, именно они – Золотое Трио – сейчас были иконами, именно с них брали пример… Она сама начала всё это. Самой же ей и придётся это решить. - Малфой, - она, пораздумав, аккуратно накрыла его пальцы своими, тщательно подбирая слова. – Мне очень жаль. Я… наверное, я поддалась своим эмоциям, когда приняла решение осудить твоего отца. Мне правда жаль. - Ты поможешь мне, Грейнджер? – он глянул на неё, и в его прозрачных глазах будто что-то вспыхнуло. - Я постараюсь. Я не знаю, что можно придумать, но я постараюсь. Он цепко схватил за запястье, и, не успела Гермиона в панике подумать, что, не дай Мерлин, он попросит её принести Нерушимый обет, как он склонился лбом к её руке. - Я не знаю, Грейнджер, за что мне это всё. За что это ты, а не кто-то другой. Знаешь, будь на твоём месте любая другая выпускница Хогвартса, я бы уже целовал её в благодарность – и тогда она бы никуда от меня не делась. Гермиона опешила. - Но я же могу попробовать, не так ли? – продолжил он и, не давая ей отстраниться, поцеловал её. И спустя мгновение она поняла, что целует его в ответ. - Стой, Малфой, стой, - прошипела она, когда он, уже расстегнув её блузку, заскользил пальцами по груди. Но ей нравилось – когда он встал между её разведёнными ногами, задрал юбку и снял нижнее бельё вниз, когда схватил за бёдра и чуть стянул вниз, чтобы было удобнее, и встал на колени. Коснулся её там, и стало влажно, приятно, невыносимо отвратительно, потому что её переполняло удовольствие – но не Рон дарил ей его. Это был Малфой, который заставлял её чувствовать себя виноватой, ущербной, не_такой, которой он надоедал и к которой пришёл за помощью. Что стряслось с этим миром? Когда эта буря успела накрыть ей с головой? * * * Именно тот вечер изменил всё. Изменил её – предсказуемую, верную, преданную Грейнджер, сделал её скрытной, двуличной, мерзкой, противной себе. Их связь – скрываемая, порочная, грязная, – была омерзительна, но вместе с тем так прекрасна, как может быть прекрасным всё то запретное, что падает тебе в руки. Гермиона жила двумя жизнями, как и Малфой. Они встречались – нечасто и нерегулярно, беседовали друг с другом холодно и отстранённо – бизнес-партнёры, а не любовники. Она, с помощью всех методов, которые были ей доступны, сумела вытащила его из той ситуации с лишением наследства, в которой Драко оказался. Он, используя старые контакты отца, связался с лучшими целителями Европы, которые, не задавая лишних вопросов, помогли Гермионе с восстановлением памяти её родителей. Она поспособствовала развитию его бизнеса по торговле волшебными палочками, и Драко быстро выбрался из нищеты. Он очень аккуратно навёл Рона на следы оставшихся в живых Пожирателей смерти, и Рона повысили. Она, тихо и жалко захлебываясь в слезах, ненавидя себя за это, помогла ему выбрать достойную невесту. А он… едва узнав из «Пророка» о том, что Рон сделал ей предложение, он аппарировал к ней домой, будто бы нисколько не беспокоясь, что её почти-муж может оказаться дома, и, не успела она обеспокоенно спросить, что случилось, как он насмешливо выдал, играя желваками: - Тебя можно поздравить, Грейнджер? Рада стать частью семьи Уизли? Рада, что твои дети не будут грязнокровками? Старое прозвище не ранит, но задевает какую-то струну внутри, и на языке сразу же появляется комок. Смесь желчи и слов – то, чем он всегда раньше её травил. То, от чего она отвыкла за годы их… не любви, но связи. - Рада, что хоть у кого-то достало мужества сделать мне предложение. - Значит, ты решила, что лучше быть хоть с кем-то. Гермиона качнула головой. - Рон любит меня. Я тоже хорошо отношусь к нему. - Недостаточно просто хорошо относиться к человеку, Грейнджер, - он подошёл к ней, высокий, чуть сутулый, и она поняла, что позабыла, как выглядят его злые глаза. - Позволь узнать, чем ты недоволен? – перешла она в наступление. – Ты вроде бы, согласно нашему решению, собирался жениться на Астории. Как там: «чудная девушка с безупречной родословной и отличными данными»? И уже полгода собираешься сделать ей предложение. Бедняжка уже давно сдалась твоему обаянию и деньгам, а ты чего-то медлишь. Он хмыкнул и заговорил, глядя в сторону: - Я не знаю, что ты себе нафантазировала, Грейнджер. У нас с тобой было деловое партнёрство с элементами развлечения. Ты же понимаешь, в чём всегда была и будет проблема. Не в том, что мы что-то чувствуем друг к другу или нет. Не в том, что мы не уживёмся как пара, хотя нам и правда не о чем говорить. Проблема в том, что ты магглорождённая победительница Волан-де-морта, а я по-прежнему бывший пожиратель. Хорошенький же был бы из нас дуэт, а? - Просто уйди, Малфой, - от его слов, от одного его присутствия разболелась голова. - Всё кончено. Он повернулся к ней спиной и аппарировал. Не прощаясь. Что ж, и следовало ожидать. Гермиона взяла в руки «Пророк», где коротенькая заметка сообщала о том, что аврор Уизли сделал предложение своей девушке Гермионе Джин Грейнджер, и подумала о том, что могло было быть, отпусти она себя хоть раз, позволь себе заикнуться о чем-то большем, чем их нерегулярные встречи, – но потом тоскливой волной на неё накатило понимание: ничего бы не случилось. В эту игру играют двое – и Рон осознавал это лучше Драко. Теперь у него было иное утешение. И теперь она его не жалела. Что будет, когда буря закончится?