Ночной дожор

Бэкхён, услышав от лучшего друга фразу: «Тебе бы сбросить пару килограммчиков», сразу решил похудеть. И дело не в том, что он сам себе не нравится ― сам себе-то он очень нравится, вся проблема в том, что их макнэ, Сехун, вовсе не обращает на хёна никакого внимания. И что он только не делает: и из душа в полотенце выходит, и наклоняется шнурок завязать неприлично низко, и стонет во сне, пока в комнате О идёт ремонт, а тот, соответственно, живет в с Бёном и Паком. И что бы не делал Бэкхён, Сехун ― пуленепробиваемый, как об стенку горох, а стена ещё и алмазная ― безумно красивая и такая же недоступная. Стоило Бэкхёну узнать от Чанёля от том, что Сехун любит стройных и худеньких, как Бён сразу отложил коробку с пончиками и сел на диету. Первый день голодовки проходил для Бёна просто отлично. С утра пораньше он, пребывая в великолепном настроении, скушал фруктовый салат. Причитал несчастного Кенсу, пока тот готовил отбивную на обед, что «здоровое питание ― это здоровый организм». И пока Дио закатывал глаза, пытаясь сообразить, что же произошло с их главным обжорой, Бён улетел на крыльях в свою комнату, чтобы собраться на пробежку. Правда, через полчаса уже вернулся, нагуляв себе аппетит. В обед он порадовал себя клубничным йогуртом и легким бутербродом из диетической колбасы и листьев салата. Сочетание ужасно, но Бён всей группе доказывал, что это безумно вкусно. Потом он заперся в туалете и долго заставлял свой желудок все это переварить, так как непривычная еда просилась обратно. Но и тошнота от голода к вечеру не испортила ему настроение: он отвлек себя увлекательнейшим занятием ― сочинением песен. А когда лидер позвал всех ребят ужинать пиццей, которую Кенсу приготовил специально для фильма, который они хотели посмотреть вместе, Бэкхён отмахнулся, облизав губы и подобрав слюни. Второй день также начался с правильного питания и настроения. Он с утра принял освежающий душ, потом услышал стук в дверь и крик Чонина, что Бэкхён завис в ванной уже на час, тогда ему пришлось вылезти. Следующим по списку был завтрак. Листья салата, нарезанные мелко-мелко, перемешанные с натертым огурцом. От масла и соли Бён отказался, майонез тем более отставил в сторону и покачал головой. К слову, салат получится очень даже вкусным, правда, вовсе не питательным. Желудок активно протестовал такой заправке, требовал хотя бы бутерброд с сыром, а может даже и сочный кусочек пиццы, оставшийся с вчерашних посиделок. И то, Чунмён уговорил ребят оставить кусок Бэкхёну, на случай, если тот «перестанет маяться дурью и нормально поест». К вечеру жор проснулся немыслимый, но Бэкхён решил схитрить: он выпил стакан воды залпом и отправился бегом спать. В семь вечера. Третий день начался с жуткого голода и урчания в животе. Кенсу, ёб-твою-мать, с утра уже напёк блинов и оладий, расставив по столу несколько тарелочек с разным вареньем, сгущенкой, сметаной и даже джемом. И пока ребята завтракали, Бэк буравил их ненавидящим взглядом, роняя слюни на богато накрытый стол. ― Бэкхён-хён, почему ты не ешь? ― спрашивает Кай, обмакнув оладий в малиновое варенье и отправляя его в рот. ― Аппетита нет. ― Стальным голосом бурчит Бён, услышав смешок Чанёля. Парни пожали плечами и продолжили трапезу. На четвёртый день Бэкхён решил не вставать с постели, и вообще никуда не выходить. ― Хён, ― раздаётся над ухом; Бэк открывает глаза и… вот он! Сехун! так близко… стоит над ним, словно произведение искусства, хлопает глазами с длинными ресницами, смотрит в упор так, что у старшего дыхание сводит. От Сехуна пахнет клубничным гелем для душа, а Бэк очень любит клубнику. Бён пристально скользит взглядом по губам и подбородку, мощной шее, ярко-выраженным ключицам, розовым соскам и оголённому торсу с плоским животом. Почему Сехун полуголый? Взгляд Бёна движется ниже, к кромке тёмно-синего полотенца, висящего на бёдрах. Кожа О влажная после душа, виднеются капельки воды, которые дразнят старшего, скатываясь по широким плечам, сильным рукам, накачанному прессу. В комнате Бэкхёну становится жарко, он шумно сглатывает возникший в горле ком, возбуждение накрывает его волной неконтролируемого цунами, внизу живота тянет узлом. Кажется, он вот-вот задохнется прямо в своей кровати. Бэк заворожено тянет руку к лицу Сехуна, но тот отшатывается. ― Мы все идем в парк аттракционов. Ты пойдёшь? ― голос у Сехуна хриплый, чуть шепелявый, ― мне показалось, ты последние несколько дней болеешь. Сознание от этого голоса кричит, Бён дышит слишком шумно. «Я последние полгода болен!» ― мысленно орёт старший, но на деле молчит. Сехун присаживается на край его постели, Бён отодвигается к прохладной стене. Макнэ смотрит на хёна сочувственно, потом тянется пальцами к его лбу и прикладывает тыльную сторону ладони, проверяя температуру. От этого касания Бэкёна прошибает зарядом тока, тело предательски вздрагивает, и он прикрывает глаза, чувствуя, как прохладные пальцы приятно холодят горячую кожу. ― У тебя температура, хён… ― разочарованно тянет Сехун. «Да что ты говоришь?! Да ну неужели?! Удивительно-то как!». Бэкхёну хочется пнуть Сехуна со своей кровати, чтобы тот был как можно дальше. Сехун ― вирус. Сидит глубоко в клетках бёновского тела, отравляет его кровь, отчего с каждым днём Бэкхёну всё хуже и хуже. Но Сехун ― антибиотик. Одной таблетки Бэкхёну хватило бы, чтобы излечиться раз и навсегда. Бэкхёну нужен Сехун. Но нужен ли Сехуну Бэкхён?

***

Ребята желают друг другу спокойной ночи, приятных снов и, расходясь по комнатам, погружают их общежитие в полную тишину. Раздаются последние хлопки дверями, шорох постелей, чьи-то негромкие голоса, звонки, смс. Щелкает выключатель света, комната опускается в темноту. Где-то за открытыми настежь окнами в траве шумят сверчки, луна светит своим единственным глазом в спальни парней. Город засыпает, просыпается голодный Бэкхён. Урчащий желудок ведёт парня к холодильнику на кухне, дверца магическим образом открывается сама, изящные пальцы тянутся к лежащей на тарелке ветчине. Бэкхён достает из холодильника всё подряд: рыбу, котлеты, сыр и колбасу, запивает все большими глотками колы, далее с его ртом встречается пирожное, проглатывается целиком, как и остатки торта, салат с креветками, хинкали, острая морковь. Бэкхён замечает на плите накрытый полотенцем противень; он, естественно, поднимает полотенце и смотрит восторженно на запеченный картофель с курицей. Бэкхён чувствует себя волшебником ― вилка возникает в руке из ниоткуда, он поглощает курицу со скоростью света. Голова кружится от такого количества еды за раз, но желудок кажется резиновым и вмещает всё, что Бён кладёт в рот. И он даже не сразу слышит приближающиеся шаги. ― Хён? ― этот голос он узнает из миллиона голосов. Бэкхён замирает, чувствуя, как пропадает аппетит. Он оборачивается, прожёвывая курицу. Сехун безумно милый, когда сонный. ― Хён? ― повторяет хриплый голос чуть громче. ― Фунни?.. ― с набитым ртом выговаривает Бён, роняя вилку. Висит неловкое молчание. ― Что ты делаешь? ― Ем. ― Я вижу. Сехун подходит, поднимает вилку с пола и кладёт в раковину. ― Почему ты ешь ночью, а не со всеми днём? ― О клонит голову вбок, щуря глаза. ― На диете. Хочу быть лучше, ― кое-как проговаривает Бэкхён. ― Зачем? ― Для тебя. Сехун поджимает губы, отводит взгляд, долго молчит. Старший садится на барную стойку, болтает ногами в воздухе, отчего тапочки с мишками падают на пол почти беззвучно. Он опускает голову и бормочет: ― Я полгода схожу от тебя с ума, Сехун. Полгода умираю от того, что люблю тебя. И мне жаль, что ты этого не видишь. Может, если бы ты знал, мне было бы проще. Я бы понял, что мне ничего не светит, и, может быть, переключился на кого-нибудь другого. Но я борюсь с этой неизвестностью. ― Замечаю и вижу. ― Бэкхён приоткрывает рот, находясь в немом шоке, тем временем, Сехун продолжает: ― Но тебе не нужно худеть, чтобы нравиться мне. Ты нравишься мне и таким. Сехун подходит к Бёну и дарит ему короткий, совсем невесомый поцелуй в губы. Затем уходит в комнату, шаркая босыми ногами по полу и тря глаза кулаком. А Бэкхён… а что он? Он просто сидит на этой барной стойке и улыбается как придурок. Но он, конечно, в шоке.