Оправдания

— Что такое? Ты меня больше не любишь? — Гордон останавливается в дверях квартирки Кобблпотов. Внутри квартирки пахнет пылью, пудрой и старомодными женскими духами. Гордон перебивает запахом виски, одеколона, уличной грязи на ботинках. Освальд не приглашает его войти, но Гордону приглашение и не требуется. Глаза Освальда блестят и весь он напряжен. — Подожди, — шипит он, — я маму позову, раз ты решился сделать мне предложение руки и сердца. — Что? — вздыхает Гордон. — О, устраивать выяснение отношений в доме моей матери — очень серьезный шаг. Тут без предложения не обойтись. Ты пьян, Гордон, иди домой! Гордон косится на бутылку в руке. Едва начатая, она не первая за сегодня. — Хочешь? — он протягивает виски Кобблпоту. Освальд морщится. Конечно, он пьет шампанское, дорогие вина, что ему до дешевого пойла копов. — Иди домой, Гордон. — Кто там, Освальд? — голос мисс Кобблпот заставляет вздрогнуть. Гордон как будто чуть трезвеет. — Выйдем, — просит он. — Пойдем со мной, Пингвин. Кобблпот бледнеет. Он ненавидит это прозвище. — Извини, извини, Освальд. Мне до дома самому — не добраться. Ты же не бросишь меня? А то прирежут по дороге, и виноват будешь, — Гордон покачивается и тыкает в Кобблпота пальцем, — ты. — Ко мне зашел друг, мам, — голос Кобблпота звучит как всегда убедительно. — Мне надо отлучиться ненадолго. — Не задерживайся! — Хорошо, мам. — Твоя мать первая, кем ты научился манипулировать, верно? — Заткнись, ты и так наговорил достаточно, — Кобблпот раздражен. Джим пьян, так что можно позволить немного резкости, немного побыть самим собой. — Я спросил тебя, — Гордон тяжело опирается на Кобблпота, так что тот охает от боли. Нашел на кого опираться. На хромого. Джим спохватывается и просто кладет руку Освальду на плечо, — Я спросил тебя, любишь ли ты меня еще? Освальд молчит и кусает губы. Он ведет Джима знакомыми переулками. Гордон старательно переставляет ноги. Свежий воздух отрезвляет, так что он больше не стремится упасть на Кобблпота. — Ты ведь понимаешь, я не мог позволить тебе убить Фальконе. Освальд молча кивает. — Ты не можешь просить меня отвернуться, я не дам совершиться преступлению у себя на глазах. — Угум. — Освальд, за что ты на меня злишься? На самом деле? Ну, прости меня, что я коп. Ты знал, с кем связался. — Как и ты. Я не злюсь на тебя, Джим. — Лжец, — бурчит Гордон. — Давай, я возьму тебе такси, Джим, — не выдерживает Освальд. — Меня вырвет в машине, — возражает Гордон, — Меня и так тошнит. — О, Господи. — Не от тебя тошнит, нет. — Замолчи, будь другом. «Другом». Гордон столько ссадин набил об эту «дружбу», что само слово ему не нравится. Быть другом. Кроме Буллока, есть ли у него друзья в городе? Рене неплохо к нему относится, как к товарищу по несчастью — постели Барбары. Чувство вины опять стучит в висок. Барбара сошла с ума — он виноват? Ночные огни горят лишь на главных улицах. В подворотнях полумрак. Жутко. На обшарпанных стенах подобие граффити. Кто-то написал «Ха! Ха!» красной краской, потеки выглядят как кровь. Гордон держит Кобблпота за локоть, в другой руке бутылка. Он пошатывается, цепляется за Кобблпота. Тот молчит, хромает тяжелее обычного. — Ты объявил себя королем Готэма, — нарушает молчание Джим, — Я думал, ты будешь праздновать недели напролет. — Буду, — отвечает Кобблпот. Он хмурится, кусает губы. Гордон явно раздражает его и Кобблпот даже не считает нужным скрыть это. — Я не могу вечно извиняться за то, что я тот, кто есть, — говорит Гордон. — Я тоже, — тихо отвечает Кобблпот. — И теперь, это все? — Гордон останавливается, убирает руку. — Все так и закончится? Кобблпот молчит, он прикасается к тому месту, где только что была рука Гордона. — У Фиш Муни был Буллок, — говорит он. — Я думал, моим Буллоком будешь ты. Только, Джим, я никогда не отправил бы тебя на скотобойню как она, не причинил бы вреда. Джим пожимает плечами. — А ты, ты решил, что Фальконе лучший вариант. Чем он лучше, Джим? Ты думаешь, он мало убивает, думаешь, он не садист? Что ты вообще о нем знаешь, Джим? — Освальд… — Даже у твоего отца были друзья в криминальных кругах. Тот же Фальконе. — Ты не друг мне, Освальд. Гордон привлекает его к себе, дышит в шею. Кобблпот морщится от запаха виски, но он крепко перемешался с запахом Джеймса Гордона, человека, который бросил вызов Готэму. Гордон целует Кобблпота в висок, чувствует, как дрожь проходит сквозь худые плечи. — Мы с тобой — не друзья, — он легонько прихватывает зубами мочку уха. — Не надо, — шепчет в ответ Освальд и поднимает голову, подставляет шею. На них, наверное, смотрят. Ночной Готэм внимателен, он наблюдает, Гордону не скрыться от его пронизывающего взгляда. Он увлекает Кобблпота в темноту, прижимает к стене. Целует, сначала медленно, потом сильнее, прикусывает Кобблпоту губу. Освальд стонет. Бутылка выскальзывает из руки Гордона и катится с булькающим звуком. — Вам не нужна? — бомж берется из ниоткуда и ловко подхватывает бутылку. Гордон смотрит на него через плечо, Освальд прячет лицо у Гордона на груди. — Нет, забирайте, — говорит Джеймс. Бомж салютует бутылкой. Гордон провожает его взглядом. Он все еще пьян, Кобблпот все еще пытается отстранить его, вырваться, но Джим будто не замечает. Он пьян, это оправдывает его развязную нежность, он нуждается в оправданиях. — Ну же, — шепчет Гордон. — Ну же, Освальд, позволь мне. Он прижимается всем телом, не оставляя Освальду шанса. Тот задыхается от запаха спиртного и тепла. — Прекрати! — Освальд упирается, глаза у него отчаявшиеся как тогда, когда Гордон застегнул наручники у него на запястьях. Обида все еще точит его. — Я люблю тебя, — говорит Гордон, и Освальд сдается, как маленький птенчик тянется за поцелуем. Джим расстегивает ему рубашку, скользит пальцами по прохладной коже. Ему не нужны прелюдии, он уже готов, но Освальд закусывает губу, запрокидывает голову и это так красиво, что Гордон готов потерпеть. Гордон мнется, он бы встал на колени, но в подворотне все-таки грязно. Ладно, думает он, хорошо, мы тут занимаемся вещами тоже не вполне… чистыми. В некоторых сторонах секса Гордон неумел, но он надеется, что старание заменит опыт. Освальду нравится. Гордон не знает, сколько в том морального удовлетворения, а сколько физического, когда Кобблпот видит детектива у своих ног. Он любит подчинять, иногда можно подыграть, тем более что Освальд тут же опускает руку на голову детектива, гладит по волосам, издает тихие стоны, которые Джим может слушать вечно. — Джим, — стонет Освальд, — Джим. Он знает, как Гордону нравится его слышать. Сам Гордон молчалив, но Кобблпоту нужны прикосновения, не стоны, не слова. — Сейчас, — бормочет Кобблпот. Джим поднимает взгляд, он все еще мутный, маслянистый. Освальд дрожит, Джим видит лишь подбородок и напрягшиеся скулы. Когда Освальд кончает, Джим слегка отстраняется, подставляет руку. Освальд тянет его за волосы, сжимает руку в кулак. — Джим! Джим поднимается, он тяжело дышит, Освальд вжимается в стену, будто хочет просочиться с той стороны. Джим делает рукой движение «повернись». Освальд не спорит. Со стороны похоже, будто полицейский досматривает задержанного. Только у задержанного спущены штаны. Джим целует его в шею, покусывает, не больно, но ощутимо. — Ты меня любишь? — шепчет он. Его пальцы в сперме, осторожно, фаланга за фалангой проникают внутрь. Освальд инстинктивно дергается, пытается увернуться. — Тихо, тихо, — Гордон подхватывает его за бедра. — Все хорошо. Он задыхается. — Освальд, я вхожу. — Добро пожаловать! — бормочет Освальд насмешливо, но когда Гордон толкается внутрь, он напрягается и вскрикивает, и дергается в сторону. — Тсс, уже, — хрипит Гордон. Его уносит. Он тыкается лицом в затылок Кобблпота, Кобблпот прогибается в спине, его пальцы скользят по неровной поверхности стены. Дыхание Гордона пьянит не хуже виски. — Быстрее, — шепчет Кобблпот. Гордон ускоряется. Одну руку он кладет поверх рук Кобблпота, второй ласкает Освальда внизу. — Так хорошо? Кобблпот кивает. Джеймс чувствует это движение. Гордон кончает быстро, он и так был на пределе. Еще пара движений и он тяжело опирается обмякшим телом на Кобблпота. — Слезь с меня, — говорит Кобблпот. Гордон отступает в сторону. Он пошатывается, заправляет рубашку, застегивает ремень. Освальд рядом делает то же самое. Смотрит на Гордона беспомощно. Губы кривятся, будто сейчас заплачет. Гордон проводит рукой по волосам, запоздало смотрит на ладонь — не размазал ли чего по себе сейчас. — Протрезвел? — спрашивает Кобблпот. — Вроде да, но похмелье все равно будет. Освальд вздыхает. — Невыносимый сукин сын, — говорит он. — Лучше бы ты пристрелил меня тогда. — Я не смог бы с этим жить, — говорит Гордон. — Я люблю тебя. — А? — Ты спрашивал, люблю ли я тебя. Я люблю. — Я знаю, знаю.