---
В девять часов вечера валящемуся от усталости с ног, голодному и мерзнущему Голополосову идея просить помощи у Стаса Давыдова уже не казалось такой прямо унизительной. — Вот какого черта ночью становится так неебически холодно? Нет, ну, я, конечно, все понимаю: солнце скрывается за горизонтом, земля остывает и бла-бла-бла, но это же несправедливо! — рассуждающий вполголоса Макс радовался хотя бы тому, что он еще не дошел до той степени замерзания, когда начинают стучать зубы, а то говорить стало бы как-то совсем проблематично, и тогда стало бы совсем хреново, потому что только болтовня с самим собой не давала ему впасть в уныние окончательно. Да тут еще и едой так заманчиво тянуло… издевательство чистой воды. Ноги сами привели Максима к Макдональдсу, хотя это было нереальным испытанием для голодного человека, у которого ни шиша в бумажнике. Впрочем, и самого бумажника у него в карманах не наблюдалось. Ему было обидно не столько за деньги, тем более карточка, насколько он помнил, находилась не в бумажнике, а налички в нем и так было не особо много, но вот телефон! Слишком много там было важных ему вещей. Оставалась последняя надежда на то, что все его вещи просто остались дома. В Москве. С усилием воли зайдя в обитель охуительных запахов еще более охуительного фастфуда, Максим начал выискивать глазами то, ради чего он, собственно, сюда пришел. Ему нужен был русскоговорящий (на худой конец: человек, знающий английский) обладатель телефона, который может в вай-фай. — Хэй, чувак, ты говоришь по-русски? — спросил Макс, бесцеремонно плюхнувшись рядом с подростком лет 15, с меланхоличным видом поедающим гамбургер, на который Голополосов старался не обращать внимание, как будто этого аппетитного засранца вообще не было в руках этого «малолетнего садиста», как мысленно его называл голодный парень. Даже краем глаза, что было уже немного сложнее, потому что есть хотелось как собаке, честное слово! — Ну и че? — ко взглядам «дебил какой-то», коим одарил его пацан, у Максима с годами выработался стопроцентный иммунитет. Нет, он нечасто выделывал какую-то приводящую других людей в недоумение хуету, чтобы заслужить подобные взгляды, просто хейтеров у подобных ему было как грязи. — Слушай, одолжи телефон, по-братски, а? — Макс сложил ладони в умоляющем жесте от безысходности, не сразу обратив внимание на то, что эта его реплика очень уж напоминала наезд типичного гопника, от чего даже он сам поморщился. — Я никуда отходить не буду, не боись. Мне только написать надо одному человеку, и я сразу его тебе верну. — Ладно… Только быстро, — взгляд парня был недоверчивым, но спустя некоторое время тот все-таки дал согласие, с очевидной медлительностью протянув Максиму телефон. — Я могу выйти из твоего профиля Вконтакте? — с благодарным кивком приняв телефон, спросил Макс, уже внимательно уставившийся в дисплей, кажется, пятого айфона. — Валяй. — Спасибо, — тихо ответил Максим, уже вводя свои пароль и логин, не удержавшись от едва слышного комментария, — хоть бы эта блондинка была онлайн. Подросток заинтересованно покосился на Голополосова, всего за полминуты переменившегося в лице раз пять. До этого непомерно напряженный Максим позволил себе, наконец, выдохнуть с облегчением. Максим: Нет времени объяснять… напиши мне свой адрес: ( Стас: о___О Эм, привет. Максим: ПОЖАЛУЙСТА! Видимо, «крик» подействовал как надо, поскольку следующее сообщение Давыдова, пришедшее, на удивление, быстро, действительно содержало в себе ожидаемо неизвестный Максу адрес. Максим: Жди гостей. Стас:…что? Максим вышел из аккаунта, возвращая телефон обратно его законному владельцу, который, зараза такая, снова принялся за уплетание своего гамбургера, на котором Голополосов поневоле задержал взгляд, но тут же себя одернул, тактично кашлянув. — Спасибо, парень, ты просто спас мне жизнь! Слушай… — Максим, решив не упускать момент, поинтересовался у подростка, как пройти до нужного ему адреса, и тот охотно поделился с ним этой информацией, чему Макс, признаться, был даже удивлен, в первый момент ожидая, что его просто напросто пошлют, поскольку он уже и так непозволительно долго достает того со своими проблемами. В России его бы уже наверняка послали. Хотя… может, известность сыграла бы ему на руку? — Еще раз огромное спасибо, чувак! — Голополосов напоследок дружески хлопнул парня по плечу и, несмотря на свою адскую усталость, пулей выбежал за дверь, словно у него открылось второе дыхание. Хотя другого выбора у него все равно не было: в конце концов, при свете куда легче ориентироваться, нежели в ночное время суток. Особенно если место тебе не знакомо.---
— Как. Ты. Умудрился?! — Давыдов собственной персоной расхаживал взад-вперед, раздражающе мельтеша перед самопроизвольно слипающимися от желания спать глазами тоннелеухого, но тот и не думал озвучивать претензии на этот счет — не в его положении было жаловаться, да и язык и так слушается его через раз, а что уж говорить про невыносимую головную боль, которая, к слову, не покидала его весь день. — Я не помню. Была какая-то вечеринка. Все вроде заебись было, пока кто-то не дернул меня выпить… А я ведь алкоголь вообще не употребляю, бля буду! — Стас то и дело морщился от проскальзывающего в его речи мата, — и тут я просыпаюсь после фееричной пьянки в ебаной Риге!!! Макс словно специально собирал в себе последние силы, чтобы произнести это настолько грозно и недовольно. — Кхм, я бы попросил, — одернул его Давыдов, который свой город очень даже любил и подобные высказывания его в восторг однозначно не приводили. — Ни денег, ни телефона, нихуя! — подытожил Максим, озвучивая одну из первых пришедших в его голову мыслей после пробуждения, и перевернулся на спину — все это время он лежал на диване в гостиной Стаса. Такую картину, признаться, сложно было вообразить. — Где ты проснулся? — В аэропорту, на лавочке в зале ожидания. Было около двух часов дня, — отчеканил Макс почему-то виновато, не поворачивая головы. И все же, ему было немного стыдно за то, что потревожил парня так поздно, да еще и пришел без приглашения в его дом, а ведь они даже не друзья! — Ага… И ты весь день шлялся по незнакомому городу вместо того, чтобы сразу пойти ко мне? — Максимова копилка взглядов «ты дебил?» в его сторону пополнилась очередным экземпляром в лице уже Стаса, разве что только тот не смотрел настолько грубо. — Как ты себе это представляешь? Привет, Стас, я знаю, что мы четыре года подряд лошили друг друга, но тут такое дело… короче, ставь чайник и доставай кексики из духовки, я еду?! — не смог не съязвить Максим, аж принявший вертикальное положение от негодования. — Ну, а сейчас разве не так? — Давыдов хотя бы наконец на месте встал, к радости вестибулярного аппарата тоннелеухого. Последний, к слову, тут же прикусил язык, с оскорбленным выражением лица картинно плюхнувшись обратно на спину и сразу повернувшись лицом к спинке гостеприимно уступленного Давыдовым дивана, после того, как он скормил Голополосову едва ли не половину всего содержимого холодильника. Казалось бы, хомяком его не назовешь, от дрища вообще ушел недалеко, а ест-то за двоих! — Я устал. Это было последней его фразой на сегодняшний день, который был все ближе и ближе к своему завершению, так как на висевших на противоположной стене часах, которые на пару секунд были удостоены вниманием карих глаз, показывало уже без четверти двенадцать. Воспользовавшись тем, что Голополосов не видел его лица, прежде, чем уйти из гостиной, Давыдов мягко улыбнулся, смешливо бросив напоследок: — Спокойной ночи, Женя, блин, Лукашин.* Стас ушел не в спальню, а на кухню, потому что ему чего-то не спалось. Решив искоренить свою сонливость окончательно, латыш заварил кофе, так и оставшись сидеть на кухне. Его голову одолевали очень противоречивые мысли. Он был удивлен в большей степени и взволнован за самочувствие Максима, ведь тот мало того, что очутился в такой дурацкой ситуации, так у него еще и целый день из памяти выпал, а это очень неприятное чувство. Да и замерз он порядочно — лето в этом году выдалось не таким уж и теплым. Но, если быть до конца честным, отчасти он был до одури рад произошедшему. — Неужели спустя столько лет судьба сжалилась над одним влюбленным идиотом и подарила мне шанс? — счастливо проговорил Стас вполголоса, и его губы непроизвольно растянулись в улыбке, когда коснулись краешка горячей кружки. Давыдов резко посерьезнел. «Надо найти способ оставить его у себя подольше, — тревожно пронеслось у него в голове, — мое предложение либо оттолкнет его от меня еще сильнее уже навсегда, либо привяжет ко мне как минимум на неделю…» Стасу не хотелось думать, что слово «привяжет» прозвучало как-то самонадеянно, да и сама фраза по своему существу была бредовее некуда. Максим же не его питомец, как ни крути! Наверное, если бы Максим услышал сейчас мысли Стаса, в первую очередь он возмутился бы даже не из-за того, что тот смеет им вот так легко распоряжаться, а потому что о нем говорят как о какой-то вещи. Ну и, естественно, после такого он бы чисто из вредности не решился иметь с ним хоть что-то общее. В голове коварно улыбнувшегося Давыдова назрел план, и Голополосову он вряд ли понравился бы, хотя откуда ему было вообще о нем знать?---
— Билет до Москвы, знаешь ли, не дешевый, — если планом Стаса было напрячь Голополосова, то уже сразу после произношения этой фразы, заметно отдающей какими-то еврейскими нотками, он мог считать этот план выполненным на 150%. Максим даже взятый в руки бутерброд обратно на тарелку положил, словно его стоимость тоже включалась в сумму его незапланированной поездки заграницу. Утром он уже задумывался о том как поедет обратно домой, и подобный вариант тоже приходил ему в голову — если быть до конца откровенным, это было далеко не самый плохой из представленных им сценариев — поэтому заводить с Давыдовым разговор на эту тему ему совершенно не хотелось, но еще больше не хотелось оставаться в этой Риге. Нет, он, конечно, любит путешествовать, но не подобным же образом: без денег, сменной одежды и хоть каких-нибудь коммуникаций. Что ж, в его положении можно было порадоваться хотя бы тому, что до жопы, в которую некогда попал Робинзон Крузо, ему было далеко, да и наличие в городе знакомого все несколько упрощало, хоть этот знакомый и был тем еще жидом. Это, кстати, стало для Голополосова новостью. — Давай ты дашь мне денег взаймы, а я отдам их тебе сразу же, как только вернусь домой и заведу интернет-кошелек? Не зря же их придумали — это отличное изобретение, я считаю… — Максим предельно мило улыбнулся, надеясь разжалобить непоколебимого внешне Давыдова, но он даже и не подозревал, что в тот момент внутри у парня все перевернулось от этой улыбки. Стас был готов уже не просто отдать ему деньги на этот несчастный билет, но еще и сверху добавить еще тысяч десять, новенькую гитару и свой самый любимый велик. Велик, черт возьми, которым он дорожит, как собой! Потом это желание сменилось желанием сгрести тоннелеухого в охапку, запереть его в подвале или в своей собственной комнате, предварительно запечатав в последней все окна, чтобы не сбежал ненароком, и… и чего-то его понесло не туда. — Эй, Стас, все нормально? — обратно в жестокую реальность вернул его все тот же голос, который еще секунду назад так заманчиво умолял Давыдова выпустить в его довольно… бурном воображении. — А? Да-да… — Давыдов, как ему казалось, виновато улыбнулся, но на деле эта улыбка походила больше на осоловелую, если вообще не дебильную. — А что не так? Вполне честные условия, мне кажется, — словно только сейчас вспомнив тему разговора, протараторил Стас, чтобы не показаться еще более странным. — Признайся, тебе просто нужен персональный раб, вот ты и воспользовался хуевостью моей ситуации. Какой же ты жестокий, Давыдов! — Макс не прекращал попыток достучаться до совести блоггера, который поставил какие-то ну очень стремные условия. Не то чтобы в течение некоторого количества времени выполнять работу по дому Голополосову было сложно, хоть и в падлу было всем этим заниматься, но это ведь было унизительно и в корне нелогично, на что не преминул указать Максим. — Тебе же самому будет невыгодно. Я не согласен неделю мотаться в одних и тех же шмотках, готовить придется на две хари, про уединение ты можешь и вовсе забыть — уж я-то заебать умею, а тебе я чисто из принципа покоя не дам. И вообще, затраты на мое проживание у тебя будут едва ли не намного больше, чем затраты на один сраный билетик в Москву! — во время своей проникновенной и эмоциональной речи Максим по обыкновению активно сдабривать ее жестами. — Начнем с того, что я не жестокий, а ищущий выгоду! — уж мимо такой характеристики в его сторону Стас пройти не мог. — Еврей, короче говоря, — Макс усмехнулся, видимо, уже немного поостыв от былого возмущения. — Но в чем же здесь выгода? — Макс, Макс, Макс, — Давыдов удрученно покачал головой, словно вышеупомянутый им парень не мог понять какую-то прописную истину, — ты явно недооцениваешь силу человеческой лени. Вот ты думаешь, зачем люди нанимают себе домработниц? — Ответов может быть дохера и больше, — и хотя в поведении Макса преобладало возмущение, в голосе его звучала чисто-детская обида. — И все же? — И все же?! — огрызнулся Голополосов, но после сразу же одернул себя, поняв, что так говорить с потенциальным спасителем — себе дороже, — ну, например, у них нет времени на то, чтобы самим убираться дома… — Какой же ты упрямый! — закатил глаза Стас. — Зачастую им просто лень, а домработниц они нанимают просто потому, что могут. — Ну или для того, чтобы трахать их! — всплеснул руками Макс, выдвинув свою последнюю догадку. — Максим! — Охуенно. То есть я теперь — домработница! Докатились. Курьером был, поваром почти стал, английскому учил, теперь, вот, буду за другого тарелочки мыть и мусорок выбрасывать! И у кого? У своего, вроде как, конкурента, хах. У тебя случайно не завалялся где-нибудь костюмчик подходящий? Ну там, с рюшечками, чулочками, нет? На последней фразе Максима весь саркастичный текст перед ней обесценился разыгравшимся воображением Давыдова. Он никогда не считал себя за фетишиста, но на Макса в таком… амплуа он бы посмотрел. И не только бы посмотрел… «Давыдов!» — настало время уже Стасу одергивать себя. Блондин тряхнул головой, прогоняя очень сейчас неуместные картинки перед глазами, и сфокусировал взгляд на Максиме, который за своим возмущением, к счастью, и не обратил внимание на странную перемену эмоций на лице чуть зардевшегося кареглазого. — К сожалению, у меня нет того, что ты просишь, — Стас уже не сдерживал смеха от лицезрения подавившегося воздухом Максима, но быстро взял себя в руки, — я понимаю, что мое предложение могло показаться тебе идиотским… — Идиотским?! — встрял Макс. Предупреждающе зыркнув на нагло перебившего его парня, но ничего на это не сказав, Стас продолжил: — Но если ты согласишься, тебе ни копейки не придется отдавать мне. В тот момент в голове Голополосова боролись две противоречивые мысли: с одной стороны, убираться за кого-то в течение недели, если не больше, ему не прельщало никак, а с другой — все, начиная с проживания и заканчивая едой, получается, было бесплатным. В каждом из нас живет маленький еврей, особенно если Вы — русский, как бы парадоксально это ни звучало. «Блядь, убираться за еду!» — мысленно Максим расхохотался над комичностью сложившейся ситуации. А он уже было подумал, что более странной вещи, нежели пробуждение в чужой стране, с ним уже не произойдет. Но это ведь Давыдов — он всегда казался ему парнем «с чудинкой». — А если я откажусь, то что? Выгонишь? — буркнул Максим, окончательно потерявший всякий аппетит и интерес к тарелке бутербродов перед ним. Черт знает, сколько они уже торчали на этой кухне, но по ощущениям Максима: час прошел точно. — Неужели я в твои глазах действительно такой изверг? — не удержался от вопроса сникнувший Давыдов. — Ладно, хуй с тобой. Делать нечего… Не гонять же теперь за мной корешей, а то я век им буду все бабло возвращать… — Вот и отлично! — Стас обрадованно хлопнул в ладоши под недоумевающий взгляд Голополосова, — ну… я, — от неловкости Стас нервно провел рукой по волосам, — короче, первое поручение ждет тебя в раковине… — Какое счастье! — тотчас саркастически отозвался Макс и с грустным вздохом встал из-за стола, прошаркав до кухонной раковины с добротной такой горкой посуды в ней. На секунду его голову посетила шальная мысль, как будто Стас заранее знал, что все так сложится, и вот уже неделю не мыл за собой посуду. А вот теперь Давыдов широко и нагло улыбался. На самом деле, ему не хотелось мучить парня даже такими пустяковыми делами, но другого способа удержать того рядом с собой он просто не придумал. Да и времени было не шибко много. Шанс того, что Голополосов согласится на его условия, равнялся процентам пятнадцати, двадцати от силы, и именно тому, что Давыдов каким-то образом умудрился попасть в эти «жалкие проценты», он и радовался. Максим к этому времени почему-то задумался о количестве дизлайков на новые выпуски +100500 без него, но что теперь поделаешь? Не впервой же, да и эпизоды Стаса страдали от этой проблемы куда больше и чаще. Еще ребят надо с Карамбы предупредить… И что он им скажет? Не про Стаса же ему всю правду выкладывать — в интернете и так любят пошутить на тему их «вовсе не вражды». Черт, и о чем он только думает? Максим за своими мыслями едва различал шум льющейся из-под крана воды. Я медленно становлюсь похожим на эту блондинку, что же будет через пару недель? Или насколько я тут вообще застрял? Надо было спросить. Ну, если так посудить, нужно отдать его доброте должное — несмотря на нашу конкуренцию (даже в мыслях Макс неосознанно избегал слова «вражда») Стас не хлопнул перед моим носом дверью, чтобы поглумиться надо мной за все шуточки и негативные выпады в его сторону. Хотя, может быть, эта добрая душа просто не додумалась до этого… все, харе, чувак, довольно. Ты тут, так что думать об этом нет смысла. — Хэй, Макс? — подошедший к нему Давыдов заставил Голополосова вздрогнуть от неожиданности, едва не выронив из рук скользкую от моющего средства тарелку и переводя чуть испуганный взгляд на нарушителя его спокойствия, — извини, я не хотел тебя напугать. Я просто хотел спросить: ты не злишься на меня? — Что? Да нет, конечно, не бери себе это в голову, — брюнет закрепил искренность своих слов полуулыбкой и, почувствовав неловкость от слишком незначительного расстояние между ними, опустил взгляд на вышеупомянутую тарелку. Почему-то ему даже на секунду в голову не пришла мысль огрызнуться или нагрубить, что он сделал в любом другом случае. Или же с любым другим человеком? Об этом ему не хотелось думать. Также, как и о том, что спустя полминуты после ухода с кухни Давыдова, которому он улыбнулся (!), в голове парня неожиданно всплыла картинка предположительного развития ранних событий, где Стас не появляется рядом с ним, как чертик из табакерки, а приобнимает его со спины, тихо посмеиваясь над испугом Максима в его волосы, опаляемые горячим дыханием Стаса. Макс поспешил избавиться от этих дурных фантазий, с головой погрузившись в работу, дабы «абстрагироваться от подобной хуйни».----
Внеплановый отпуск Максима продлился две с половиной недели. Почему так долго? Тут уже стоит рассказать поподробнее. Ребята сплотились всего за первые четыре дня. Вначале, конечно, Макс хранил на обвиняющего его в ребячестве Стаса обиду за «эксплуатацию труда несчастных иммигрантов». Что, признаться, Давыдова нереально веселило временами, и это доводило Максима еще пуще прежнего. Они никогда еще не общались тет-а-тет — Давыдов довольствовался только видео с, как он порой язвительно говорил про себя, объектом своих мечтаний. Так что неудивительно, что он уж точно подумать не мог, что Максим Голополосов, матерящийся через каждые три слова в своих роликах, являлся той еще инфантильной врединой с завидным аппетитом и острой потребностью не упускать ни единой возможности его как-нибудь подъебать по всевозможным поводам. То ли из мести, то ли просто потому, что по-другому Макс просто не умел. Разносторонность Максима очаровывала его; Давыдову нравилось делиться с тем своими мыслями, слушать интересные ответы, участвовать в обсуждении как важных вещей, так и абсолютной бессмыслицы — обсуждение шло в равной степени легко. Но больше всего Стасу нравилось с тем спорить. Макс в такие моменты особенно оживлялся, хотя и без этого спокойным его назвать было нельзя даже с натяжкой. Ленивым — возможно, но уж точно не спокойным. А выигрывать в споре с Голополосовым было вдвойне приятно, хотя бы просто потому, что оскорбленный своим проигрышем Максим притихал на весь оставшийся день, переставал язвить и подъебывать Стаса и вообще становился жутко покладистым. Стас неизменно корил себя за мысль о том, что покладистость парнишки сыграла бы ему на руку, будь они парой. Нелепым было бы отрицать тот факт, что заглядывался он на тоннелеухого частенько. Практически каждые вечера парни проводили за видеоиграми и фильмами. Максим любил боевики, а Стас — комедии, и, естественно, каждый вечер незаменимо начинался с оживленных словесных баталий, споров и, что удивительно, смеха. На который обычно пробивало обоих парней, если слова ни одного из них так и не смогли возыметь нужный эффект и склонить оппонента на сторону чьих-то конкретных предпочтений в кинематографе, и они прибегали к старому, но эффективному по сей день способу решения всех споров — игре в «цу-е-фа». Максим продолжал выполнять работу по дому, уже даже больше не ворчал, поскольку буквально через пару-тройку дней после заключения их «сделки», Давыдов сам присоединился к уборке. Голополосов сначала воспринял это как оскорбление, будто латыш считает его совсем никчемным и неспособным даже к уборке, ха! Однако Стас так и не обосновал свой странный жест милосердия. Ну, не говорить же Голополосову, что Стас до сих пор чувствовал перед ним вину, да и просто хотел проводить с парнем побольше времени, о чем Максиму совсем необязательно было знать. Изо дня в день Макс поражался той открытости, присущей Давыдову. Но апогей его удивления наступил, когда, изнывая от безделья и тоски по хоть какой-нибудь работе, Максим рискнул попросить Стаса доверить ему сценарий нового эпизода tix. — Хотя бы просто почитать… — несвойственно для себя канючил Макс в один из вечеров полной скукотищи, поскольку Давыдов был занят своим шоу, а играть или смотреть фильм впервые за неделю одному — не фонтан. — Только почитать? — недоверчиво прищурился в ответ Стас, неуверенно отдав сценарий своему, вроде как, конкуренту, как истерично причитало в тот момент его сознание. Но недаром говорят, что у влюбленных мозг отходит на второй план, уступая место капризному сердцу. — Как будто ты мне позволишь что-то большее, — справедливо заметил Максим, на удивление бережно держа в руках переданные ему несколько листов формата А4. Он, конечно, все понимал, но почему-то это недоверие его расстраивало. Он конкурент, напоминал себе мысленно Максим, нехуй тут сопли распускать, будто вы две лучшие подружки, блин. — А ты бы хотел? — тихо поинтересовался Стас, сам не понимая, что он творит вообще. — Возможно, — уклончиво ответил Голополосов, задержав свой взгляд на лице парня дольше, чем стоило бы, силясь понять, не шутит ли тот над ним. — Давай посмотрим, что можно сделать, — Стас улыбнулся, посмеиваясь от отобразившегося на лице брюнета недоумения вперемешку с радостью. — А ты потом поможешь мне найти пару роликов? Я уже сто лет ничего не искал сам… — неуверенно предложил Максим, совсем не надеясь на положительный ответ, но Давыдов с улыбкой качнул головой в знак согласия, заражая улыбкой и самого Макса, обрадовавшегося так явно, что его это даже смутило. Позже найденные большим трудом достойные видео Макс отправил ребятам с шоу на «суд», которым, правда, пришлось наврать с три короба о своем местонахождении, чтобы избежать лишних вопросов. Однако, только увидев Максима в онлайне, ему написал Беляков, видимо, приглашенный заменять его в следующем выпуске, и диалог с ним вверг закипающего от негодования Голополосова в шок. — То есть, ты хочешь сказать, что какому-то поддатому умнику пришло в голову, что будет якобы «смешным», если тебя отправят в чужой город без каких-либо средств для существования? Они немножко не охуели ли там?! — нет, ну, Макс, конечно, слышал о том, что Стас в жизни матом не брезговал, но вживую такого не слышал и пребывал в глубочайшем впечатлении, — и неужели все, кто был тогда с тобой, согласились на этот пиздец? Что же это за шутки у твоих так называемых «друзей»?! — Навеселе там были все. Я и сам виноват… Нехуй было так нажираться в хламину. ЗОЖ-ник, блядь, ебаный нашелся, — голос Максима звучал убито, но в целом он выглядел вполне спокойно. Это напускное, а может и реальное спокойствие Голополосова поражало и одновременно жутко злило Давыдова, который, как могло показаться со стороны, был обеспокоен всем произошедшим гораздо сильнее, чем жертва чей-то дебильной и мерзкой шутки. Голополосов подозрительно быстро отошел от этой новости и теперь даже его голос потерял всякие нотки раздраженности. Скрестивший ноги Максим, сидевший на диване напротив расхаживающего по гостиной Давыдова, который заставил этим Максима испытать острое чувство дежавю, задумчиво смотрел на выключенный экран телевизора, постоянно загораживаемый беспокойной тушкой Стаса. Молчание продлилось недолго, от силы минуты две, и Голополосов все-таки подал голос, сфокусировав взгляд на остановившемся на месте латыше, который посмотрел на него так, что любой другой человек бы уже точно пересрался от такого зрелища. Не надо было являться Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что Давыдов в отличие от давно уже «остывшего» Макса был все еще напряжен и совсем не прочь пострелять в кого-нибудь молниями из своих потемневших от злости глаз. Макс на секунду даже засомневался, что ему стоит произносить следующие слова, чтобы ненароком гнев на себя не навлечь, но все-таки он решился. Молчание и так уже непозволительно затянулось. — А, знаешь, я не жалею, что все так вышло. — Что? — Стас резко присел на диван, от впечатления даже ладонь ко лбу Макса приложив, с сочувствием озвучивая свою мысль: — Ты заболел? — Бля, нет! — Максим недовольно оттолкнул руку парня, спеша объяснить, а то вдруг тому еще в голову придет его сейчас таблетками начать поить. — Я будто нахожусь в отпуске. Никаких вирусных видео, никаких сценариев и муторной зубрежки текста, никакого ебущего мозг Камикадзе, никаких школьников в комментах. Я только и делаю, что каждый вечер гамаю в игры, смотрю фильмы, обжираюсь фастфудом, а днем шатаюсь по симпатичным улочкам, кафешкам и паркам в приятной компании. Единственный, пожалуй, минус — это уборка, но этот минус теряется на фоне кучи приятных вещей, что мне подарило такое странное стечение обстоятельств, как незапланированная поездка заграницу. — Рад, что ты считаешь меня приятной компанией, — получив мягкую улыбку в ответ, вполголоса проговорил Стас, которого слова Максима усмирили и устроили чуть больше, чем «полностью». Скажи ему кто-нибудь, что наступит такой день, когда сам Максим Голополосов будет говорить в его, Стаса, сторону приятные слова и улыбаться так по-доброму, без капли издевки, Давыдов ни на секунду бы не поверил его словам, еще и оскорбился бы из-за того, что над его чувствами так жестоко шутят. Да что там! Он даже не питал надежды на встречу с Голополосовым в неформальной обстановке. Не на какой-нибудь там тв-программе или на очередном из этих ютуб-мероприятий, вокруг которых извечный кипиш, а здесь, в родном городе, в его собственном, мать его, доме. Когда Макс только отправил ему те странные сообщения, Стас воспринял все за глупую шутку, очередной розыгрыш, придуманный командой Карамбы, хоть они уже давно ничем таким не промышляли, и даже хотел дать какой-нибудь левый адрес, но в самый последний момент он стер его, потому что, как ни крути, у него рука не поднималась обмануть Максима. Да и мало ли, что там могло случиться? И ведь не прогадал, черт возьми! Страшно подумать, что могло случиться с парнем, отправь он тогда ненастоящий адрес. Это было похоже на выигрыш в лотерею, только в обычной лотерее нужно вписать цифры, а в его случае — еще и буквы, складываемые с цифрами в заветный адрес. Появившийся у порога его квартиры Голополосов казался наваждением, иллюзией, подкинутой воспаленным сознанием не менее больного человека, бредящего кем-то до того, что этот «кто-то» в один прекрасный момент материализовался прямо у него перед глазами. Больших сил ему стоило не потерять самообладание, как только трель дверного звонка прекратилась, а сама дверь — открылась, являя ему Макса. Давыдов не знал, что поразило его больше: сам факт присутствия Максима в Риге или его внешний вид. Измученный усталостью парень чуть не рухнул на вовремя подхватившего его под руку Стаса, который, признаться, даже растерялся, что ему вообще делать с этим ходячим сюрпризом. Происходящее было вовсе не в духе такого ЗОЖ-ника как Максим — он бродил по неизвестному ему городу с одними только паспортами в задних карманах джинс, так еще все это время его преследовало ощущение жуткого похмелья, и вообще оставалось загадкой, как в таком убитом состоянии и с неимоверно раскалывающейся головой он ничком не повалился на асфальт в первые два часа своей «прогулки», а даже умудрился связаться с Давыдовым. Видимо, сказывалась выносливость организма человека, априори не склонного к вредным привычкам. Не считая, конечно, синдрома беспокойных рук, но это уже совсем мелочь, не стоящая внимания и прибавляющая Голополосову какую-то особенную очаровательность. Хотя для Стаса все было таким, если оно касалось Максима. Затерявшийся в грезах Стас не сразу поймал себя на том, что он в очередной раз бессовестно отключается от реальности. Улыбка Максима родила в его груди щемящее чувство радости, теплыми волнами разливающимися по телу, согревая. И, он готов был поклясться, что Максим, встретившись с ним глазами, опустил взгляд именно от смущения и ничего другого. Но хороший ли это был «звоночек» или нет? Давыдов лично не знал. Стас всегда силился понять, каков же реальный цвет этих глаз, один взгляд которых выворачивал всю душу наизнанку даже у такого рыжеволосого человека, как Давыдов. Они были то серыми, то голубыми, даже зелеными! Да что там «зелеными», если однажды ему и вовсе привиделись в них сиреневые переливы. Со временем Давыдов пришел к окончательному выводу: их цвет был темно-серым. Навевающие поднадоевшее клише со сравнением их с пасмурным небом Питера или туманного Альбиона, также навевающим тоску. Но эта тоска не касалась грусти по солнечным лучикам, не по своей воле запрятанным за пушистые, но грозные облака, потемневшие от надвигающейся грозы. Стасу было тоскливо от мысли, что этот по обыкновению смеющийся и задорный взгляд, превращающийся в меланхолично-грустный, если его хозяин уверен в том, что никто в тот момент его не видит, никогда не будет касаться его лица и одной десятой части той любви, которую он чувствовал к этому человеку. Одно только хорошо: Максим был невнимательным до безобразия. Иначе как логически объяснить его абсолютную беспристрастность к болезненно-влюбленному вниманию Давыдова. Каждое его движение и фразы жадно ловились, а незначительные факты любовно откладывались на задворки памяти: что он любит, во сколько обычно встает, что готовит на завтрак чаще всего (после первого же дня дегустации стряпни Давыдова, Максим пришел к выводу, что он лучше возьмет на себе еще и обязанности повара, чем будет все эти дни питаться потенциально опасными кулинарными творениями своего сожителя), его любимые фильмы, нелюбимые передачи, предпочтения в девушках и многое-многое другое. Да, и разговор о девушках имел место быть. Как ни странно, завел его сам Стас. Вернее, он-то завел, но суть разговора вначале и близко не касалась каких-либо предпочтений. Решивший начать издалека Давыдов всего лишь поинтересовался у парня, как он относится к людям нетрадиционной ориентации, даже добился ответа, который не мог его не порадовать, ведь Максим относился к этому вполне положительно, ну, или как минимум нейтрально. Но потом тему решил развить сам Макс, устроив Давыдову какой-то прямо допрос, затрагивавший девушек, попутно сам посвящая Стаса в свои вкусы. Несложно было догадаться, сколь неудобно было латышу в этой ситуации, но скрепя сердце он что-то там наврал с три короба про длинноволосых брюнеток с серыми глазами, и Голополосов, удовлетворенный ответом, отвязался от него с расспросами. «Да какие там длинноволосые брюнетки!» — с горькой усмешкой на губах размышлял Давыдов, сидя на полу в гостиной, оперевшись спиной и затылком о шкаф, чтобы безнаказанно наблюдать за безмятежно спящим на диване парнем. Днем такое пристальное внимание было непозволительной и слишком палевной роскошью. Вранье, вранье, вранье. Давыдов в жизни столько не врал, сколько за последнее время. Он врал своим друзьям, старательно скрывая наличие у него в доме Макса; он врал самому Максу, что его постоянное и уже поднадоевшее вздрагивание от одного только самого незначительно прикосновения Максима — это нервное, чем, естественно, пользовался этот тоннелеухий засранец, улавливая моменты усыпления Стасовой бдительности для неожиданного прикосновения. Уж больно его, видите ли, забавляла такая реакция на его прикосновения. Давыдов погряз во вранье даже самому себе, когда обещал, что будет по возможности контролировать себя, чтобы не пожирать несчастного новоиспеченного друга взглядом каждый чертов раз, стоит только появиться тому в поле его зрения. Если Макс порой замечал на себе пристальное и, разумеется, смущающее его внимание Давыдова, последнему приходилось нелегко: каждая следующая отговорка звучала еще бредовее и неправдоподобнее. Как-то Стасу довелось ляпнуть, что Максу очень идет его, Стаса, футболка. Лицо брюнета в тот момент нужно было видеть. Удивительно, как человек может совмещать в одном только взгляде несколько настолько непохожих эмоций. Подобно цветным стеклышкам в калейдоскопе, они молниеносно сменяли друг друга: удивление, недоверие, смущение, даже стыд, наличие которого не мог бы пояснить даже сам Максим. К слову, да, он был вынужден носить чужую одежду. Преимущественно футболки Давыдова, коих у него было больше, чем просто «дохера». Изначально Максим отнекивался, не желая «таскать на себе чужие шмотки» и аргументируя это тем, что выглядит такое «как-то по-гейски». Благо, деньги на такое необходимое нижнее белье Максиму выпрашивать не пришлось, а то он уже было совсем засомневался в ориентации своего старого знакомого. Ну, посещали его уже такие сомнения, что скрывать… Теперь же эти сомнения касались и его персоны. Голополосов, в сердцах нарекая сложившуюся ситуацию «пиздецом», впервые засомневался в нормальности собственной ориентации, когда ношение чужой одежды в какой-то момент перестало быть таким ужасным и позорным, а даже превратилось в приятную (?!) привычку. Если поначалу Макс подходил к этому вопросу довольно скромно и вообще в целом чувствовал себя неуютно от осознания того, что ему приходится носить чужую одежду, то спустя неделю он адаптировался настолько, что теперь каждый день бессовестно рылся в шкафу парня в поисках новой и ранее не надеваемой им футболки, которых он перемерил уже завидное количество. Избегал Голополосов разве что только футболки с большим вырезами на шее, которые в первый же день знакомства Максима с его новым гардеробом стали для него идеальной почвой для подтрунивая над Давыдовым. Но и Стас не мог не посмеяться над трогательной привязанностью тоннелеухого к одной из его футболок. Она была черного цвета, с эмблемой «Misfits», и Голополосов с возмутительно довольной физиономией носил ее иногда не то что через день, а и вовсе по 2-3 дня подряд. — Ты собрался износить эту футболку до победного конца? — с сомнением задался вопросом Давыдов, окинув скептическим взглядом Максима, вновь взявшего в руки небезызвестную черную футболку после непродолжительного рытья в гардеробе латыша на глазах у последнего. Промолчав, Голополосов быстро стянул с себя обыкновенную серую футболку без всяких отличительных признаков на ней, на пару мгновений застряв головой в вороте, открывая растерявшемуся Стасу заманчивый вид на свой худощавый торс, и надел свою, судя по всему, самую любимую футболку, одергивая ее края, поправляя, и улыбаясь широко, словно нажравшийся сметаны котяра, чуть ли не промурлыкав Давыдову в ответ: — Возможно. — Хочешь — забирай, — Стас пожал плечами, облокотившись о косяк двери. — Да не, — Максим даже смутился, — я не могу. — Ты же сам недавно завел целую тираду о размерах моего шкафа и, цитата: «неебическом количестве футболок», — Давыдов руками прочертил в воздухе произнесенную им невидимую надпись. — Кхм, ну, спасибо, что ли… Стас был рад, кажется, даже больше Максима, который решил, видимо, скосплеить помидорку. Эти три недели казались Стасу сказкой. Порой от переполняющих его чувств становилось трудно дышать, и сдерживать свои эмоции ему удавалось не всегда. Дружба, свалившаяся на него, словно снег на голову, с человеком, соперничество с которым длилось вот уже третий год подряд; человеком, которого он все эти годы отнюдь не ненавидел, как ошибочно считали многие, приводила его в какой-то фанатский ненормальный восторг. Он чувствовал себя по-дурацки, будто маленькая девочка, впервые познавшая любовь к мальчику, которого детское наивное сердце буквально боготворило, а в тайне боялось, что вблизи этот недостижимый идеал окажется совсем не таким, каким она представляла его в своей одурманенной влюбленностью голове. Стас тоже боялся. Боялся, но в тайне надеялся, что и его неправильная любовь угаснет и разобьется о суровую стену реальности, словно первая девичья привязанность, глупо путаемая с настоящей любовью. Это было бы куда легче пережить, чем сходить с ума от горького, мешающего уснуть по ночам ощущения собственной никчемности, одиночества и твердой уверенности в том, что твои чувства, такие аморальные и неправильные для общества во все времена, не взаимны. Стас боялся, что Максим будет вести себя как мудак с раздутым эго (мало ли, какой он вне прицела камер), но тот оказался абсолютной противоположностью своего экранного образа, и представления недальновидных хейтеров +100500, оперирующих единственным аргументом, мол, Макс — быдло, также были в корне ошибочны. Разве что и в жизни он матерился, как сапожник. Но почему-то, будучи влюбленным, тебе даже милы недостатки любимого человека.---
Всякая история имеет свое окончание, и сказка Давыдова не стала исключением. Вылет Максима приходился на следующий день, в самую глубокую ночь. Под конец третьей недели он словно пришел в себя, будто после глубокого сна или какого-то затянувшегося наваждения, и Голополосов решил, что хватит, пожалуй, отдыхать. Тем более, если его второй канал простаивал без дела целый месяц, а это совсем не хорошо. Поэтому сейчас в 12 часов ночи, Максим, одетый в полюбившуюся ему футболку Стаса, в очередном влюбленном порыве подарившем ту ему, уже сидел в круглосуточной забегаловке напротив уже и не скрывающего своего хренового настроения Давыдова. Забегаловка находилась рядом с аэропортом, и в ней продавался вкусный кофе, который и купили себе парни, дабы скоротать время до вылета. Оставалось чуть побольше получаса. Непривычно было наблюдать по обыкновению никогда не унывающего Стаса Давыдова таким поникшим и молчаливым. Но Максим не мог знать, что Стасу просто до боли в подреберье не хотелось его никуда отпускать, как и о том, что именно эта вещь послужила причиной его зависания в Риге еще на недели две, когда можно было легко обойтись и одной. Стас проигрывал в памяти редкие прикосновения, звонкий смех, красивый блеск в смеющихся глазах, улыбки, обращенные только к нему. Давыдов знал, что Максим на видео улыбается всегда, но в жизни его лицо обычно принимало отрешенно-печальный вид, а цвета пасмурного неба глаза становились грустными, даже если их хозяин пребывал в отличном настроении. Стас любил наблюдать за ним в такие моменты: Максим становился по-особенному красивым. Он и так красивый, чего уж там. Очень… И, о-скотче, как же не хочется с ним прощаться! Хоть связывай, тащи домой и запирай там, как ему хотелось еще в самый первый день неожиданного визита к нему тоннелеухого. Но было видно, что Макс рвался домой, хоть и говорил он, почему-то, совсем другое: — Мне что-то даже не хочется уезжать… Может быть, эта была одна из тех самых ничего не стоящих фраз, произнесенных чисто для заполнения неловкой паузы в разговоре. Хотя Максиму и было уютно это молчание. В забегаловке кроме них и, разумеется, персонала никого не было. Так как была ночь, наличие круглосуточной кафешки близ аэропорта стало для друзей настоящим везением. — Знаешь, после всего этого я просто не могу считать тебя своим, вроде как, соперником, — на самом деле, Стас хотел сказать немного другое, но не знал, с какой стороны вообще стоит подступиться и как сделать так, чтобы его слова звучали помягче, но вместе с тем не подозрительно. Не может ведь он вот так просто огорошить парня тем, что влюбился он, кажется, еще сильнее, пусть даже и был уверен, что такое в его случае уже просто невозможно. — Аналогично, — Максим подмигнул ему, сделав пару глотков кофе, который он выпивал медленно по неясной Давыдову причине; его стаканчик уже давно пустовал на крае стола. Возможно, Макс просто не нервничал, как он, потому кофе в несколько больших глотков не глушил, да и с чего бы ему это делать? «Нет, Макс, вот тут ты ошибаешься!» — хотел было сказать Стас, но не стал, то ли потому, что Максим бы все равно не понял, о чем он, то ли из-за того, что в его сердце закололо настолько сильно, что даже дыхание сперло в груди. Проводишь или поедешь отсыпаться? — спросил Макс с улыбкой; в последнее время он часто улыбался Стасу просто так, не то что в первые дни его так называемого им же «заключения». — Еще спрашиваешь! Это было бы негостеприимно с моей стороны…---
Без лишних слов Давыдов встал из-за стола, и удивленному Максу не оставалось ничего другого, как сделать то же самое, оставляя наполовину недопитый кофе на столике. Он его не очень любил, да и какое-либо желание его пить у Голополосова не было вообще. Максим догадывался о причине, но даже в мыслях озвучивать ее не хотел — так она его пугала. — Нихуя себе тут народу, — Голополосов хмыкнул, осмотревшись по сторонам. — Боюсь представить, кто из этой толпы валит в Москву. — А что тебе бояться? Мест на всех хватит, — Давыдов стоял, засунув предательски дрожащие руки в карманы джинс. Ну, хоть голос его не выдавал, в чем сказывалась долгая практика работы над ним, а то было бы совсем печально. Макс обернулся на странно отчужденного Стаса, забавно фыркнув: — Действительно. В отличие от Максима, Стаса их обоюдное молчание нервировало, поэтому он не нашел ничего лучше, чем безэмоциональным голосом напомнить парню, что посадка на его рейс уже началась. Голополосов не понимал, что такого плохого он успел наделать, потому что ему всерьез казалось, что Давыдов так и хочет от него поскорее избавиться. Еще раз взглянув на непривычно напряженного, задумавшегося о чем-то Стаса, который, к слову, смотрел на него как никогда странно и в чем-то даже пугающе из-за своей серьезности, Максим, неловко почесав колючую щеку, тихо проговорил слова прощания, не дожидаясь ответной реплики, которую он и не ждал, в принципе, и неспешно зашагал к трапу. Так медленно, что со стороны могло показаться, будто он не хотел уходить или хотел, чтобы его остановили. Эта отстраненность у Стаса в такой печальный, действительно печальный момент отозвалась у Макса болью в районе груди. И, конечно, он знал причину. Но было поздно что-то менять, исправлять, произносить какие-то извинения? Еще бы знать, за что. Пусть все останется как есть. Так решил Максим, ожидавший в самую последнюю очередь то, что произошло с ним после. Хотя ему казалось, что никакое происшествие в этой жизни уже не сможет его удивить. Настойчивое, но бережное прикосновение теплой руки затормозило его, да и никакого другого расклада быть не могло, ведь в следующую же секунду не успевшего опомниться Максима нагло развернули к себе. Макс только и успел понять, что перед ним стоял Стас, а после все его мысли просто вылетели из головы, как молниеносно вылетает пробка из открытой за минуту до нового года праздничной бутылки шампанского. Максиму даже показалось, что в ту секунду он услышал этот звук в своей полностью опустевшей голове. Давыдов прижимал его к себе крепко, а целовал — еще отчаяннее, еще настойчивее, так, что Макс от избытка самых разнообразных эмоций не смог даже положить ладони тому на плечи, чуть зацепившись за их края и безвольно уронив руки по бокам от себя, полностью доверяя себя человеку перед ним. Но столь сладкий момент продлился, по мнению самого Макса, возмутительно недолго. Стас отпустил его, и взгляд его выражал такую скорбь, словно отпускал он его не в Москву, а как минимум на фронт. Макс и не успел ничего сказать, не нашел в себе силы остановить тотчас убежавшего парня, глаза которого — Максим мог поклясться в том, что видел это — заблестели от слез. Его словно прибило к этому чертовому полу — так он был ошарашен. Если бы не объявили скорое окончание посадки, мигом рванувшему к самолету Максу, тут же вернувшему себе умение ходить и даже бегать, наверное, он бы еще долго там простоял и проебал свою поездку обратно в Москву. Да, он так и не стал догонять Давыдова, но это не значило, что он потом не свяжется с ним иначе. Не зря же постучался тому в друзья в соцсети, не так ли?---
Максим: Теперь я знаю твой адрес, и, поверь, одним моим визитом ты точно не отделаешься. Но я надеюсь, что в следующий раз я буду у тебя в гостях уже не на правах уборщицы: D А, может быть, друга или даже… парня? ;) P.s. Я забыл у тебя свою футболку, можешь оставить ее себе. P.p.s. Теперь мы квиты: D Давыдов еще несколько раз перечитал сообщение, не веря своим глазам. Но чужая футболка, забытая на спинке его компьютерного кресла, развеяла все его сомнения, и Стас, развалившись на спинке кресла, засмеялся, как: — Гребаный счастливый придурок, — вслух закончил он свою мысль, улыбаясь и прикрывая глаза.Современные сказки имеют только счастливый конец.