Rapture

До рассвета оставалось чуть меньше часа, а он никак не мог заставить себя подняться с ложа, устланного душистыми травами. Вдалеке над могучей кроной Древа Предков небеса расслоились: ночь отступала, постепенно сворачивая свой иссиня черный шатер, увлекая за собой звезды. Звезды были единственными собеседниками мальчика, что лежал на самом краю опушки леса Мудрости, пытливо вглядываясь в космическую бесконечность. Минуты его последней свободной ночи стремительно таяли. Наступал день, что изменит все раз и навсегда. Где-то в деревне заскулила собака. Безмятежная тишина позволила этому жалобному, рвущему душу плачу прокатиться по окрестностям беспрепятственно. У него возникло отчетливое ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Гарри, так звали мальчика, вздрогнул, сморгнув дымку забытья с усталых глаз, и поднялся на локтях, оглядываясь, прислушиваясь. Долгое время ничего не замечая, он медленно поворачивал голову из стороны в сторону, следуя внутреннему голосу, что настойчиво побуждал его держать ухо в остро. Наконец Он выдал себя. Справа в метрах 30 от его лежбища, скрипнул корень старого древа, когда на него наступили. Гарри бросил в ту сторону мимолетный взгляд и тут же отвернулся. Отец. Один из лучших воинов и охотников племени, он, вероятно, наблюдал за ним всю ночь и сейчас намеренно открылся ему, потому что время подходило. Чувствуя на себе тяжелый взгляд своего родителя, Гарри едва заметно поежился, но после полностью расслабился и прилег на прежнее место. Растянувшись на сочном, росистом ковре травы, мальчик сладко зевнул, краем глаза наблюдая за тем, как отец выбрался из своего укрытия и застыл истуканом на краю поляны. Смуглая грудь, истерзанная шрамами слегка поблескивала в редеющих сумерках. Черные глаза - над правым нет брови - внимательно следили за каждым его движением, а зачерствевшее сердце презирало с каждой минутой все больше и больше. Что ж, у него была на то причина. И не одна. Грег был альфой, что рвался, стремился и, в конце концов, получил от жизни все: силу и мудрость, статус одного из главных воинов племени, прекрасную и любящую жену, что произвела на свет очаровательное потомство – трех девочек омег. Единственное, что ему в итоге недоставало – сын-альфа. Мечта, которая вот-вот исполнится, он был уверен в этом. И вот появился Гарри, который не просто пролетел мимо чаяний своего славного предка, но и своим приходом в этот мир разрушил половину того, что имел Грег. Малыш появился на свет во время буйства Северных ветров, и ненастье сгубило промучившуюся в затяжных родах мать. Тогда она, все еще довольно молодая омега с неиссякаемой жаждой жизни, пожертвовала собой ради него, и в гордом, привыкшем держать ситуацию под собственным контролем, Греге уже зародилось зерно ненависти к собственному сыну. Во имя светлой памяти своей жены, он дал обет в Храме Богов, где на коленях перед бронзовой статуей великих предков поклялся изменить свое отношение к Гарри. К сожалению, альфа не мог забежать вперед и предвидеть то, какой непосильной и трудной будет эта задача - сдержать обещание. Потому, что подросший Гарри оказался даром богов – омегой мужского пола. Они были редки, уникальны и ценились по-особенному. За ними сохранялась возможность давать жизнь потомству, причем, как считалось, гораздо более крепкому, наделенному необычными талантами. Среди предков племени было всего восемь омег мужского пола. Последним был дед нынешнего вождя. Гарри был девятым омегой, и так как именно число девять считалось священным в этих местах, он был настоящим явлением. Почти что Божеством. Как только мальчик обратился, и о великой новости узнала вся округа, хижину Грега, что никак не мог отойти от шока, посетили старейшины, которые поведали ему о вещах, что окончательно и бесповоротно разрушили жизнь альфы. Уничтожили едва успевшие зародиться отношения с сыном. Мудрецы обязали его трепетно заботиться о столь важном для всего племени сокровище: не угнетать омегу черной работой на земле, не таскать за собой по охотам ; лучше воспитать его рачительным и гостеприимным хозяином дома, а так же, по возможности, открыть творческие таланты мальчика. И все это потому, что столь редкая жемчужина по закону и обычаю уже принадлежала никому иному, как вождю. Никаких состязаний между молодыми, буйноголовыми альфами за этот поистине лакомый кусок быть не могло. У такой омеги не было выбора. Гарри должен был стать украшением гарема вождя, младшим супругом - у альфы уже было две жены и шестеро детей: два сына-альфы и четыре дочери-омеги. Такие новости буквально свели Грега с ума, он ушел в лес Мудрости на неделю и бродил там в единении с природой, пытаясь обуздать свой гнев. Пока его не было, случилось еще кое-что, конечно же, связанное с мальчиком-омегой. Кое-что, что навеки разделило Гарри не только с отцом, но и с остальной семьей, то есть с сестрами. Старшая и средняя были сосватаны сыновьям вождя, и, разумеется, были более чем рады такой судьбе. Но новоявленный статус Гарри и здесь внес свои коррективы. Вождь, присвоив себе чудесного омегу, расторгнул договоренность относительно сыновей и старших девочек Грега, объяснив это тем, что «род вождя – это могучая река, которая нуждается в многостороннем вливании свежих вод». Да, это было бы немного странно, сумей Грег пристроить ¾ своих детей в семью вождя. За Гарри же никто в семье не радовался, даже несмотря на то, что он приносил очевидную пользу. Грегу не хватало сына-альфы, чтобы кормить такое большое семейство. Он все чаще попадал в передряги, лишившись душевной гармонии, позволив грешной ненависти разрастись в сердце, и приносил все меньше и меньше еды. Но они не голодали и даже напротив, потому что в дом к чудо-омеге нескончаемой вереницей тащили подарки: вождь, старейшины и просто добрые люди, что желали хоть одним глазком взглянуть на сокровище племени. А посмотреть было на что. Гарри, как и всякая омега, был безупречно хорош. Тонкий, гибкий стан, оливковая кожа, грива медово-каштановых завитушек и большие, блестящие глаза цвета мяты. Характером омежка пошел в мать и был он тихим, витающим в облаках, затворником. Ничто из сиюминутного бытия не волновало мальчика: ни откровенная ненависть семьи, ни всеобщее помешательство в связи с его статусом, ни одиночество. Как раз последнее он любил больше всего, разве что звезды были вне конкуренции. Учился и развивался он равнодушно, но справно; за какое бы занятие не принимался – делал все чрезмерно медленно, и создавалось впечатление, что он с головой ушел в работу, сосредоточен на все сто процентов, но, в самом деле, Гарри почти всегда душой находился далеко от своего монотонно движущегося тела. Он бы стал звездой, если бы была возможность, и познавал бы вечности. Но реальность такова, что он простой омега. Простой омега, на котором все помешаны и которого эта помешанность вообще не колышит. Но ему, вечно рассеянному и отсутствующему, каким-то образом удавалось проявлять внимание в нужных моментах, и очаровывать всех направо и налево. Свадьба со старым вождем тоже мало волновала Гарри. Он не боялся, не испытывал презрения или брезгливости, прекрасно зная о том, что будет принадлежать старику, со сморщившейся от солнца и времени темно коричневой кожей, с глубокими морщинами, страшными шрамами на лице и нарожает ему детей. Он лишь беспокоился о том, что звезды будут скучать без него, там, на опушке леса. Потому что он уж точно будет скучать по ним… Раздался грохот барабанов и молодые омежки сорвались с места, исчезая в сумеречной чаще леса, освещенной лишь отголосками бликов большого праздничного костра. Гарри тоже рванул вперед, аккуратно подхватив подол длиннющей свадебной туники, стараясь не повредить украшения из живых цветов. Их приторный запах кружил ему голову весь день. Омега пережил сегодня столько обрядов, что и не счесть. Насладившись тихими, умиротворяющими красками рассвета, он вернулся домой, сопровождаемый еще более угрюмым, чем обычно отцом, и намеревался вздремнуть часок, чтобы после не спеша начать приготовления. Но не успел мальчик, и выйти на каменную тропу, ведущую к их хижине, как был перехвачен старейшинами и увлечен за ними бог знает куда. Сначала его закрыли в хижине шамана, где тот, надымив комнату благовониями, придавался предсказаниям о будущей жизни омеги. Гарри мало, что слушал, не переставая кашлять – горло драло мама-дорогая. После его отвели к ручью и омыли, воспевая молитвы богам. Затем последовали одна за другой три церемонии жертвоприношения во славу троицы богинь, отвечающих за семейное счастье. Омега, признаться, так замерз, будучи во время действа обнаженным, что душой и телом был у пышущего жаром костра, оставив ничтожно малую часть себя там, где нужно было читать длинную и сложную молитву. Это было неловко, но не ему. Наконец, его отвели в шатер, предназначенный для подготовки к самому свадебному ритуалу. Гарри был удивлен тем, что оказался там не один. В шатре было еще как минимум десять омег, восседающих в плетеных креслах, в то время как мастерицы наносили узоры на их аппетитные бронзовые тела. Здесь, помимо обслуживающих омег, были и женская половина семей невест. Матери и сестры, они громко и радостно щебетали о чем-то своем, пели песни, плакали. Что-то кольнуло Гарри прямо в сердце. Зависть. Он без выражения посмотрел на большое красивое кресло, приготовленное специально для него. Вокруг столпились лучшие мастерицы, готовые обслужить пару вождя, но среди них не было тех, в ком он на самом деле очень нуждался. Его сестры не пришли. Его мама ушла к звездам, так и ни разу не прикоснувшись к нему, не прижав к себе. И глядя на нежные, полные одновременно и счастья, и грусти объятия матерей со своими дочерьми, он грустил. Он хотел, чтобы кто-нибудь любил его. Хотел так сильно. Свадебная туника была красивой, правда тяжелой из-за обилия живых цветов, которые, по слухам, для своей омеги выбрал сам вождь. Но он был рад облачиться в нее поскорее. Мальчик не стеснялся своего нагого тела, но благодаря той штучке между ног, назначение которой Гарри слабо представлялось ,ну раз уж он не альфа, к нему были прикованы взгляды всего помещения во время процесса нанесения орнаментов. Не то, чтобы омега не привык к повышенному вниманию, но сейчас ему казалось, что он уродец по сравнению с любой девушкой-омегой. И уродцем его делала именно эта несуразная штучка. Когда полностью готовых омег вывели из шатра, поглазеть на эту ослепительную красоту собралась почти вся деревня. Невесты выстроились в ряд, демонстрируя свои полупрозрачные свадебные туники, усыпанные орхидеями и лилиями, позвякивая мелкими камешками, привязанными к бахроме на подоле. На шеях их висели фамильные амулеты из камней и бечевки, но ни у одной не было металлических украшений. У Гарри были – очередной подарок. Он замыкал цепочку, стоя немного поодаль остальных. В зеленой, сшитой из ткани, подаренной чужеземцами, тунике, усыпанной белыми, фиолетовыми и голубыми цветами, с пером в диких кудрях и блестящими жестяными браслетами, нанизанными на его трепетные тоненькие ручки, юный омежка выглядел просто потрясающе. Все искренне любовались им. Свадебная процессия отправилась на берег реки, где уже поставили столы - два круглых в центре (отдельно для невест и женихов) и много прямоугольных по периметру, где размещалось все племя. Пред самой церемонией объединения пары предстояло пережить еще два обряда. Первый – трапеза. На нее собиралось все племя. Народу было очень много, и Гарри едва ли не потерялся, озабоченный сохранностью своего шикарного наряда. Наконец кто-то взял над ним шефство и, схватив за руку, вывел в расчищенное от толпы место в центре рядом с празднично накрытыми столами. Обескураженный столь резкой сменой обстановки омега прикрыл глаза, пытаясь унять головокружение, и когда он их вновь распахнул, то увидел что его проводником был никто иной как отец. Сейчас он стоял к нему спиной в своей лучшей одежде и разговаривал с вождем. - Гарри, подойди сюда,- сухо произнес он, спустя несколько минут. Омега подчинился, выступив вперед с низко опущенной головой в знак почтения. Некоторое время ничего не происходило. Затем горячая шершавая ладонь легла на его щеку, подушечка большого пальца нежно очертила край подбородка. Гарри все понял без слов и медленно поднял голову, чтобы встретиться с внимательным взглядом синих глаз, окруженных глубокими морщинами. -Добро пожаловать, мой будущий супруг,- вождь улыбнулся ему какой-то слишком уж напоминающей отеческую улыбкой, и Гарри отвел взгляд, чувствуя себя не в своей тарелке. Благо время не ждало. И вождь, еще несколько коротких мгновений полюбовавшись прекрасным созданием, что вскоре будет принадлежать ему, отошел к столу, предназначенному для альф-женихов. Гарри тоже уже собрался присесть к омегам, желательно куда-нибудь в незаметное местечко, как его снова окликнули. Омега обернулся, и его сердце пропустило удар. К нему направлялась семья вождя. Две прекрасные омеги несли на руках маленьких девочек с веночками на белокурых головках, следом две старшие дочери и последними сыновья. -Здравствуй, Гарри,- поравнявшись с ним, заулыбалась одна из женщин, легонько покачивая девочку в своих руках, - Меня зовут Джей, я старшая жена. А это Дорэти – младшая. И наши дети: младший сын Дорэти – Рэн, а все остальные – мои: близнецы Фиби и Дейзи, средняя – Фелисите и старшая – Шарлотт. Гарри кивал, прикладывая все усилия, которыми он располагал, чтобы запомнить столько имен. Джей представляла, указывая на каждого, он вглядывался в лица, несколько раз повторяя про себя для закрепления. Пока не остался один единственный. -А это моя гордость и слава, старший сын и наследник,- объявила старшая омега, явно наслаждаясь своим превосходством. -Луи, - этот самый альфа слегка выдвинулся вперед, самостоятельно представившись, как раз в тот самый момент, когда мальчик обратил на него внимание. Их взгляды встретились: нежная молодая трава и прозрачная лазурь океана. Слабая дрожь прокатилась по телу Гарри, и он испуганно отпрянул, удивленный такой реакцией своего тела. Безусловно, старший сын вождя производил должное впечатление. Среднего роста, коренастый, мускулистый – он был олицетворением мужественности. Но все же черты его лица были мягкими, не агрессивными, добрыми, лишенными открытой властности и горделивости, что не соответствовало стандартному набору альфы. И, кажется, именно эти отличительные мелочи сразу же покорили Гарри. Однако все это не имело никакого значения. Реакция тела не имела никакого значения. И воля его сердца, в одну секунду обратившегося к этому молодому альфе, тоже не имела никакого значения. Он принадлежал вождю. И никто не смел перечить этому, будь ты даже его наследником. Семья главы еще какое-то время скрасила одиночество Гарри, а затем удалилась, чтобы занять свое место на церемонию трапезы. Омега тоже поспешил к своему столу, где омеги зачинали песню, следуя обычаю. Поддерживая подол, Гарри стремительно удалялся вглубь чащи, абсолютно не заботясь о том, чтобы оставить хоть где-нибудь венки, как гласят правила второго обряда. Второй обряд, последний перед самой церемонией, был подобием игры в охоту. С наступлением сумерек деревня собралась у леса Мудрости и разожгла большой костер у опушки. Омег на выданье разукрасили специальной краской голубого цвета, что слегка мерцала при попадании на нее даже слабого луча света, а сегодня было полнолуние. Им раздали по связке маленьких веночков, что были сделаны из тех же самых цветов, что и их одеяния. Таким образом, каждая молодая омега была обозначена по-своему. Суть игры проста: омеги убегают в лес и прячутся, а альфы, которые, кстати, тоже получают атрибут – волчью маску, должны найти и вернуть к костру свою омегу. Лес переаукивался, кругом раздавались смешки и томные вскрики – как правило, молодые омежки не хотели тянуть с возвращением, потому предпочитали не прятаться вовсе. Ну а Гарри бежал так быстро, как позволяли ему собственные силы и тяжесть наряда. Венки на руках мальчика ударялись о брякающие браслеты, слегка приглушая звук, но не полностью. Омега страстно желал избавиться от всего этого и бежать налегке, но не мог. Потому, что это игра, а не реальный побег. Тем не менее, он бежал, не останавливаясь, не сбавляя скорости. Бежал, пока мог. Бежал, пока воздух не стал гореть в легких, пока не закололо в боку, пока от слабости не подкосились ноги. Набредя на поляну, он перешел на шаг, чувствуя, как сердце в его груди пустилось в пляс. Тягучая усталость и сонливость охватила молодое тело, и он, поддавшись порыву, присел под кроной низенького дерева. Полная луна освещала расслабленное, усыпанное мелкими бисеринками пота, лицо омеги. Ночи становились влажнее, а это значит - скоро сезон дождей. Гарри вдруг вспомнил, что он вообще-то выходит замуж, и по его следам уже идет вождь, наверняка раззадоренный нелегкой задачей, но странно – кругом стояла тишина. Ни ветра, ни птиц, ничего хотя бы отдаленно напоминавшего присутствие человека. Лишь безмолвный лик луны на небе. Омега вскочил, охваченный паникой. Что делать? Вероятно, забежал он далековато, но разве это имело значение для матерого альфы, охотника-профи? Что ему стоило выследить громко топающее и благоухающее цветами и приближающейся течкой существо? Так почему никто за ним не идет, венки все еще… Венков не было. Гарри пришелся взад вперед, поискал насколько это можно, в плотной темени у своих ног – но ничего не нашел. Потерял. Он оказался на распутье: вернуться, откуда пришел, чтобы его поскорее нашел вождь или пойти дальше, в ту часть леса, что он знал плохо, где был риск сгинуть навечно. Чаши весов застыли на одном уровне. Для маленького омеги, любившего в этой жизни лишь компанию ясного ночного неба, повернуть назад, чтобы лечь под старого вождя, означало сгинуть, равно как и в этом роскошном одеянии, без инструментов и провианта, убежать далеко в лес. И если бы Гарри чуть меньше лелеяли соплеменники, не закидывали его подарками, если бы он научился охотиться вместе с отцом – побег мог бы стать вариантом. Но, а сейчас – маленький трусливый омега отдышавшись, взял путь навстречу своей неминуемой судьбе. Или минуемой? Внезапно кусты, справа от тропы, с которой он сошел, зашуршали, зашевелились, и оттуда выскочила фигура. Все атрибуты на месте: набедренная повязка, обнаженная грудь и волчья маска. Гарри застыл, приняв кого бы то ни было перед собой за вождя. Омежка немедленно выпрямился, и, расправив сбившуюся тунику, смиренно опустил голову, досадствуя про себя . Однако альфа в волчьей маске в два прыжка оказался прямо перед ним. Лезвие блеснуло в блеклом лунном свете - Гарри даже пикнуть не успел – как его чудесный свадебный наряд был разрезан и отброшен куда-то в сторону, а сам омега нагой оказался перекинут через сильное плечо. Омежка бы и далее оставался при мнении, что происходящее - ритуал воссоединения пары, и он в руках вождя, ведь он не знал, как это происходит, в самом деле. Да вот только его носильщик резво сорвался с места, и помчался прямо в глубину леса, куда Гарри побоялся идти. Вися вниз головой, к тому же в кромешной тьме мало, что можно было разглядеть. Вскоре они достигли входа в пещеру и юркнули в нее. Омега задрожал - было очень-очень холодно, но теплая рука мягко сжала его бедро, словно убеждая, что терпеть осталось недолго. И правда, внезапно в тоннеле стало немного светлее и значительно теплее, в воздухе разлился легкий и приятный запах горелой коры. Они вышли на тупик – возле стены тлел костер, и рядом с ним кучей лежали шкуры волков. Альфа бережно опустил съежившегося омегу на импровизированный лежак и отошел к костру. Теперь Гарри знал абсолютно точно – его украли. Для добора некоторых деталей света явно не хватало, но все же ровная кожа без шрамов и отсутствие длинной седой гривы, говорили сами за себя. Это не вождь. Похититель зашуршал чем-то, после чего пламя вспыхнуло, являя омеге чистый, без всяких орнаментов, что были на альфах-женихах, торс, и страшный оскал маски волка вместо лица. Альфа почему-то не хотел, чтобы его разглядывали, и слегка присыпал костер землей. Перестарался, стало уж слишком темно. Мягкий, теплый мех щекотал обнаженную кожу омеги, когда тот, выждав приличную паузу, в которую ничего не произошло, принялся устраиваться на новом месте, намереваясь вздремнуть. Раз альфа не хотел объясниться, Гарри и подавно не горел желанием что-либо выспрашивать. Будь, что будет. Мальчику было все равно. Но тут на него внезапно навалилось разгоряченное тело, своей такой нехилой тяжестью пригвоздив к лежаку. Судя по запаху, у этого альфы начинался гон, и … запах этот казался омеге смутно знакомым. И… его тело реагировало на этот запах определенным образом, что волновало и даже больше. -Остановись, я принадлежу вождю,- слабо запротестовал он, пытаясь выкрутиться из крепкой хватки похитителя. Альфа негромко рассмеялся. Его раскрытые ладони чувственно проскользили вдоль гибкого, фигурно извивающегося стана, огладили нежные живот и бока омеги. -Сейчас ты не принадлежишь никому, но будешь принадлежать мне,- жаркое дыхание опалило ушко Гарри, и он тихо всхлипнул, когда альфа стремительно опустил руки на его маленькие ягодички, впиваясь в них пальцами. Омежка задрожал, ощущая предательство своего тела: дырочка увлажнилась, умелые касания незнакомца спровоцировали течку. Альфа, почуяв резкий запах, вероятно, попросту сошел с ума. Он взвыл, задергался, придвигаясь к омеге как можно ближе, пока не оказался вплотную. Его эрегированный член, прижатый к низу живота омеги, пульсировал. Гарри затаил дыхание, его омывали странные, пока что слишком отдаленные вспышки наслаждения, все тело покалывало, голова кружилась. Ощущения удвоились, когда альфа начал тереться об него: сначала несмело, аккуратно, потом все быстрее, размашистее, жестче. Та самая треклятая штучка, на которую так пенял омега, тоже приобрела странную чувствительность и заметно увеличилась. -Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда я сделаю тебя своим,- сквозь зубы прорычал альфа. На какой-то момент он отстранился от омеги, и затем Гарри, услышал, как что-то шлепнулось в песок. Он понял, что это была маска. Но было слишком темно, чтобы разглядеть своего будущего…партнера? Мужа? -Но я не вижу тебя, не вижу. Темно, слишком темно,- заныл омега, пытаясь на ощупь привлечь альфу обратно к себе. Его тянуло к нему словно магнитом. Ситуация, по причине которой он попал сюда, напрочь вылетела из его кучерявой головы. Он желал своего похитителя всем сердцем, и намокшие под его жадной попкой шкуры подтверждали это. -Это не важно, просто чувствуй,- послышался быстрый ответ, прежде чем его перевернули на живот, носом уткнув в подпаленный жесткий край шкуры. Не теряя времени, альфа навалился сверху и приставил изнывающий орган к текущему отверстию, безо всякого предупреждения проникая, забирая у омеги самое ценное. Гарри жалобно заскулил, брыкаясь ногами, вырываясь. Потому-то он и называл свою самую мужественную часть «штучкой», назвать, то, что третировало его бедную дырочку «штучкой» было невозможно. Омежка был уже заполнен до отказа, в то время как альфа все еще имел в запасе целый узел, который непременно должен оказаться внутри, и потому, он, не обращая внимания на сопротивление мальчика, продолжал погружение. Им двигал чистый инстинкт. Словно дикий пес, он зарычал и, обнажив зубы, вгрызся омеге в нежную холку, зарываясь носом в мягкие волосы. Его сильные бедра резко дернулись, продвигая узел сквозь спазмированный вход до самого конца. Он завладел этой омегой, пометил, осталось лишь наполнить ее чрево жизнью. Оправившийся после немного грубого начала, Гарри застонал. Его тело, погруженное в течку, быстро приспособилось к нежданному, а точнее уже жданному гостю. Он заскулил, туго сжимаясь вокруг плоти своим теплым и влажным нутром. Он хотел просить, умолять, но не знал, чего же так яростно требует его пылающее существо. Чего хочет омега внутри него? А вот альфа знал, когда начал двигаться резкими, мощными толчками, каждый раз с усилием проталкивая узел сквозь пульсирующее и мокрое колечко. Он рычал все громче и громче, дыша Гарри в затылок, периодически прихватывая шею зубами, а затем зализывая отметины языком. Омежка с радостью встречал каждый толчок, закатывая глаза от удовольствия, молясь всем богам, лишь бы это никогда не заканчивалось. Спустя долгие тягучие минуты непрерывного слияния - альфа двигал бедрами как сумасшедший, не жалея своего живота- его колени дрожали, напряженные мышцы затекли. Вытащив плоть, альфа слегка отпрянул, но сладкий запах омеги держал его на коротком поводке, побуждая к странным желаниям. Повинуясь одному из них, он ухватился за бедра омеги и, подняв их в воздух, уткнулся лицом прямо между аппетитных окружностей, глубоко дыша, слизывая смазку с расселины. Не успел Гарри, потерявшийся в совершенно фантастических ощущениях, подать голос, как альфа шмякнул его низ обратно на пол, затем перевернул на спину, тут же вновь пристраивая член. Мой. Мой. Мой. Все, что мог расслышать омега, между хрипами и рыками. Все, что он мог чувствовать – нестерпимый жар собственного тела и стремительно раздувающийся узел в основании органа альфы. Они оба были на финишной прямой и не замечали ничего вокруг. Не замечали людской говор, разносящийся по тоннелю. Не замечали отраженный от гладких стен туннеля свет. Пара громко застонала в унисон, когда альфа с силой впихнул свой узел внутрь в последний раз. Замок защелкнулся. Они сцепились: омега, достигший своего пика, лежа на спине, погруженный под тяжестью обессиленного альфы, для которого все еще не закончилось – в этот самый момент он наполнял нутро омеги своим семенем. Они погрузились в странное, похожее на транс, состояние. И никак не отреагировали, когда были пойманы с поличным вождем и небольшой группой альф-охотников. Гарри пришел в себя, сфокусировавшись на ярком, бликующем свете и чьих-то криках. -Как ты посмел, щенок? Как ты посмел так поступить со своим отцом? Кто-то попытался стащить с него альфу, делая омеге больно. Мальчик запротестовал, обхватив, лежащее на нем тело обеими руками и, подняв голову, встретился с тем самым лазурным взглядом. Он застыл, приоткрыв рот, собирая пазл в своей голове воедино. Луи. Теперь он принадлежит Луи. И никто не может с этим поспорить. Омега робко улыбнулся своему похитителю и получил ответную улыбку. Гарри прекрасно знал, что Луи будет жестоко наказан. Он нанес оскорбление не кому-то, а вождю и, даже будучи его сыном, никак не сможет избежать расправы. Но, вопреки всему, в целом у омеги, было хорошее предчувствие. С ним мальчик и пришел на пляж следующим утром, где собралась уже вся деревня, прям как вчера на обряд трапезы. Косые взгляды, едкие словечки и перешептывания преследовали омегу, но тот, по своему обыкновению, не обращал на это ровным счетом никакого внимания. Двигаясь к расчищенному пространству, он увидел, как с противоположного конца пляжа из рыбачьей лачуги вывели Луи. Несколько альф проволокли его, связанного, и подвесили на столб, лицом к толпе. Вождь начал свою гневную речь, прохаживаясь вдоль берега, размахивая тростью, неумолимую тяжесть которой и предстоит испытать на себе сыну-наглецу. Долго ждать не пришлось – серия беспощадных ударов обрушились на грудь поправшего табу, предавшего отца. Луи упрямо молчал, пустым взглядом взирая на толпу. Но тут он увидел знакомое лицо, и его глаза вспыхнули живым огоньком. Поняв, что Луи заметил его, Гарри решительно выступил вперед и опустился на колени прямо перед столбом, на котором истязали его альфу. Толпа загудела, вождь, заметивший омегу, возобновил удары с удвоенной яростью, не желая так просто отпустить наследника. Омега стиснул зубы, не отрывая взгляда от своего, несмотря на мучения, явно приободренного супруга, с которым его пожелали связать боги. Альфа улыбался ему, вымученно, но улыбался. И Гарри знал наверняка, что вождь не посмеет убить собственного сына, каким бы он ни был недостойным. Но для омеги-то Луи, похититель и спаситель, был достойным. И потому, он будет с ним здесь до самого конца, притащит его к себе домой, выходит и залатает, а после они будут счастливы. Так оно и будет. Омега гордо вскинул голову, и, убедившись, что альфа смотрит на него, прижал руки к своему животу, где уже зарождалась новая жизнь.