Последняя воля

      Все началось с приходом зимы.       Кунихито, собравшийся отправиться на ночь глядя невесть куда, поскользнулся на пороге дома. Китани, который следовал за ним по пятам, пытаясь отговорить босса от безумной затеи и обождать хотя бы до утра, в этот момент натягивал зимнюю куртку, поэтому не смог вовремя подхватить обессилевшего мужчину. Падение было стремительным и неизбежным и закончилось тем, что Кунихито приложился виском о весьма неприветливый порог, после чего потерял сознание.       Именно этому моменту суждено было стать ключевым в дальнейшей жизни Китани, но в тот вечер он, конечно же, об этом и не подозревал. Сердце громко стукнуло в груди, заполнилось волнением за жизнь горячо любимого босса. Китани кое-как взвалил обмякшее тело с чересчур выпирающим пузом на свои надежные плечи и, чертыхаясь про себя, дотащил пострадавшего до теплой постели. Остаток вечера ознаменовался приходом частного врача, постановившего, что жизнь несчастной жертвы вне опасности и что сознание бедняжка потерял скорее из-за физического истощения тела, нежели полученного легкого сотрясения.       Китани не пропустил пристальный, укоряющий взгляд врача и тяжело вздохнул. Тут он ничем крыть не мог. Босс по-прежнему не желал выползать из излюбленного подвала и всецело посвящал себя поклонению своим придуманным богам. Почти не спал, практически ничего не ел, молился, завывал и все чаще срывался на Зенье. Китани старался сглаживать неприятные ситуации как мог, но и отец и сын в подобные мгновения едва ли обращали на него внимание. Ситуация уже давно зашла в тупик и грозила печальным концом, но как разрешить ее, увы, Китани не знал.       Зенья, к сожалению, тоже не радовал. Ходил мрачный и подавленный с тех пор как пропал его одноклассник. Китани на память никогда не жаловался, но в пучине одноликих дней и повседневных забот как-то подзабыл то имя, которое довольно-таки часто срывалось с губ его подопечного. Однако у Китани не оставалось времени на то, чтобы заняться выяснением подробностей, хоть его и напрягал тот факт, что Зенья все реже выходит из дома. Даже обожаемые вылазки по магазинам с наступлением осени сошли на нет. Если бы Зенья и с Кристи перестал возиться, вот тогда Китани забил бы настоящую тревогу, но пока семейство Окинага, несмотря на постоянные склоки и плачевное психическое состояние обоих, держалось на плаву.       Врач ушел. Цифры на электронных часах, водруженных поверх книжной полки в спальне Кунихито, на секунду мигнули. Три часа ночи. Китани потер лицо, поправил одеяло, сползшее с плеч босса, и тихо вышел в коридор. У него еще оставалось несколько часов на сон, потом придется подняться ни свет, ни заря, чтобы начать готовить завтрак и прибрать прихожую, в которой теперь красовались мокрые следы ботинок - врач слишком долго топтался на пороге, проверяя свой саквояж.       - Он там еще не издох? - с изрядным любопытством в голосе поинтересовался внезапно появившийся за спиной Зенья. Китани не подпрыгнул лишь потому, что когда-то являлся одним из лучших убийц среди якудза, и тело было натренировано двигаться так, чтобы не создавать лишнего шума. Он медленно обернулся и нахмурился - лицо Зеньи светилось надеждой услышать, что папаша, наконец, соизволил отбросить коньки. Китани это расстроило, но он уже давно был прекрасно осведомлен о ненависти сына к отцу, поэтому не стал встревать в бессмысленный спор.       - Босс поправится, - ответил Китани, глядя на то, как Зенья недовольно вытягивает губы, приглаживая длинные прядки своих роскошных волос. Ответ, конечно, Зенью не порадовал, но юноша лишь цокнул, словно прогоняя мешающийся рой мыслей, и, вцепившись обеими руками в ворот пиджака Китани, почти повис на мужчине.       - Да фиг с ним. Китани, слушай, нам с Кристи сегодня с утра просто позарез нужно в торговый центр. Там будет распродажа… - пока воодушевленный Зенья, завороженно перебирая пальцами отвороты полосатого пиджака, повествовал Китани о том, почему ему жизненно-важно посвятить утро шоппингу, Китани ощущал зарождающееся где-то внутри беспокойство. Он был рад, что Зенья наконец-то решил выползти из своей комнаты и проветриться, но произошло это так не вовремя, что Китани захотелось рубануть кулаком по стене. Он не мог оставить Кунихито одного, пока окончательно не убедится, что злосчастное падение никоим образом не повлияло на его и так столь шаткое здоровье.       - Нижайше прошу прощения, боччан, но с утра я не смогу, - Китани чуть склонил голову, выражая свое искреннее сожаление и надеясь, что Зенья поймет. Бледные пальцы резко замерли. Зенья сделал шаг назад, глядя в пол и прикусил губу так сильно, что на ней выступила капля крови.       - Вот как… ха-ха, - кривая улыбка на внезапно исказившемся в злобе лице пугала, Зенья бросил горящий ненавистью взгляд на запертую дверь в спальню отца и зашипел, - Всегда не я. Всегда он. Всегда… Почему это всегда не я?       На последних двух словах голос Зеньи сорвался на крик. Китани протянул к нему руку, но Зенья с яростью ударил по ней, пронесся по коридору в свою комнату и громко хлопнул дверью, заставив Китани вздрогнуть. Сделав глубокий вздох, Китани прислонился спиной к стене, чувствуя, как усталость давит на сгорбившиеся плечи. Хотелось плюнуть на все, купить билеты на самолет и умотать в другую страну на долгий и заслуженный отдых. Китани знал, что никогда так не поступит - он слишком любил семью Окинага - но иногда мечты о спокойных, умиротворенных буднях где-нибудь в уютном дачном коттедже, запрятанном посреди леса, наседали на него с поистине поражающим воображение упрямством.       Китани кое-как заставил себя принять душ и упал на кровать, даже не потрудившись укрыться одеялом. Впереди был сложный день. ***       Китани, еще даже не успев застегнуть после сна рубашку, спустился вниз, чтобы проведать босса. Он надеялся, что мужчина спит здоровым, беспробудным сном. Хоть немного выспится, прежде чем продолжить свои религиозные изыскания. Приступив к застегиванию третьей снизу пуговицы на бледно-розовой рубашке - прошлогоднем подарке Зеньи - Китани распахнул дверь и… замер в проеме.       Кунихито стоял перед зеркалом и рассматривал себя. Лицо пылало гримасой отвращения и недовольства. Глаза мерцали прежним стальным блеском. В горле тут же пересохло, пальцы непроизвольно вцепились в косяк двери - Китани казалось, что он еще спит. Но нет - Кунихито резко отвернулся от зеркала, подцепил лежащий на кровати пиджак и отдал свой первый приказ.       - Коухей, спустишься вниз, в подвал. Все бумаги, которые найдешь, тут же сожжешь. И ни в коем случае не читай их, понял? - не дожидаясь ответа, Кунихито прошелся по комнате, задумчиво потирая подбородок, - Еще коробка в тайнике, но… это я сам, пожалуй. Что стоишь? Выполняй. Китани распрямил плечи. Забытая давным-давно радость буквально душила его, заставляя медлить и топтаться на месте.       - Да, босс… - он все же выдавил из себя заветные слова и отправился выполнять поручение. Подвал встретил его темнотой и сыростью, но Китани, окрыленный внезапно возродившейся надеждой, ничего не замечал. Послушно сгреб в кучу все бумаги, книги и ежедневники, попавшиеся в поле зрения, и опустил их в мерзкую, широкую ритуальную чашу, которой Кунихито часто любил пользоваться. Щелкнула в пальцах излюбленная зажигалка, и Китани долго наблюдал за тем, как голодный огонь пожирал исписанные витиеватым текстом листы и страницы. Где-то между строчек мелькали таинственные слова «паразит» и «самка», но даже любопытство не могло заглушить захлебывающиеся восторгом мысли.       Как только последняя страничка обратилась в пепел, Китани рванул обратно наверх. Желание еще раз убедиться, что босс действительно избавился от своих религиозных наваждений, соперничало с желанием как можно быстрее доложить, что приказ был исполнен. Уже вверху лестницы Китани, едва не споткнувшись, завернул в коридор и тихо рассмеялся, думая о том, что ведет себя, как в старые добрые времена, когда еще только был мальчишкой на побегушках.       Завернул как раз в тот момент, когда ладонь Кунихито со всего размаху опустилась на лицо Зеньи, и юноша, сжав от боли зубы и держась за саднящую щеку, тихо сполз по стене. Впервые за долгое время Зенья выглядел искренне растерянным и боялся смотреть на отца. Китани поторопился присесть рядом с Зеньей, уверенно сжал тонкие, холодные пальцы в своих ладонях. Он так сильно хотел объяснить боччану произошедшее, хотел поделиться своей радостью. Наверняка то, что сейчас случилось - лишь глупое недоразумение. Теперь, с возвращением босса, все должно было наладиться. Однако Кунихито не дал ему и рта раскрыть. Навис над Зеньей, грубо сдернул повязку, скрывающую больной глаз, отшвырнул ее, заставив сына вздрогнуть, и выплюнул:       - Ты моя ошибка. Результат моего безумия. Для тебя нет дороги ни вперед, ни назад, ты навсегда останешься проклятым уродом. Я не приму тебя как сына. Жаль, что от тебя невозможно избавиться также, как от той греховной плоти, что ты вкусил. Прочь с глаз моих долой. Идем, Коухей.       Стайка пугливых мурашек пробежалась по спине Китани. Зенья до боли вцепился в его руки дрожащими пальцами, шептал губами «не уходи» - бледный, растрепанный, в мятой зеленой футболке, сейчас он казался таким беззащитным и потерянным, что у Китани екнуло сердце. Да, Зенья никогда не был примерным и уважительным сыном, но он не заслуживал подобного обращения. Мальчику всегда недоставало любви и заботы.       - Я все улажу, - шепнул Китани юноше. Он свято верил в то, что Кунихито выпалил эти слова сгоряча. Все еще можно было исправить разговором. Перемены всегда приходят неожиданно и зачастую проходят тяжело. Но семья Окинага преодолела множество невзгод и заслуживала счастья, и Китани собирался поспособствовать этому как мог.       - Китани не бросит меня… - голос Зеньи был таким тихим и жалким, что Китани едва разобрал слова, - Кто угодно, но только не Китани…       Сердце обливалось кровью, Китани осторожно выпутался из хватки ослабших пальцев и поднялся. Голос Кунихито прилетел из гостиной, подгоняя его двигаться с места. Зенья долго на него смотрел, потом рассмеялся, всхлипнул - длинные прядки волос закрыли лицо - а потом и вовсе затих. Только плечи подрагивали в полумраке узкого коридора.       Китани направился ко входу в гостиную. Свет солнца, льющийся в незанавешенные портьерами окна, больно резанул по глазам. На пороге он все же не удержался. Обернулся. Зенья пытался встать на ноги, но руки словно не держали его, локти то и дело подгибались, и он падал обратно на пол. Пальцы судорожно мяли черную повязку, пока мутный взгляд рассеянно скользил по сторонам, тщетно пытаясь зацепиться за что-то. Губы Зеньи дрожали, и они единственные казались живыми на его чересчур бледном лице. ***       Дни полетели чередой. Зима минула, оставив после себя добротные лужи. Вслед за ней минула весна, унесся с собой прохладу и свежесть. Лето нагло вступило в права еще в середине мая, окутав природу вокруг нестерпимыми парами жары. Китани все чаще с досадой смотрел на термометр и думал о том, что ни Зенья, ни Кунихито совсем ничего не хотели есть. Но в случае с Кунихито это, по крайней мере, оправдывалось целенаправленным похуданием и новой диетой.       А вот Зенья просто отказывался от еды. Заперся в комнате, прогуливал занятия и молча отодвигал от себя тарелку, когда Китани приносил ему обеды и ужины. Если Китани принимался настаивать и увещевать, то Зенья мог и опрокинуть поднос с едой на пол - все также молча. Зенья теперь разговаривал только с Кристи, словно игуана осталась его единственным на свете другом. С все больше разрастающейся в груди горечью Китани думал, что, возможно, так оно и было.       Кунихито с завидным упорством отказывался беседовать на тему сына, но Китани не сдавался до последнего. Пока в конце весны не получил прямой приказ либо заткнуться и не рассуждать о вещах, о которых он не имеет понятия, либо выметаться прочь из дома Окинага. Китани до сих пор не хотел признаваться себе в том, что подобный ответ сильно ранил его. А между тем время текло сквозь пальцы, словно песок, а Зенья выглядел все хуже и хуже.       Вечер пятницы ничем не отличался от остальных. Разве что высоко в небе собирались черные тучи, возвещая о возможной грозе. Китани не удивился бы, если б с неба грянул гром и молнии - последний месяц город просто плавился под лучами палящего солнца. Даже Зенья не мог сидеть в душной комнате - чаще выходил из дома и часами напролет сидел на лавочке, установленной на расположенной по соседству детской площадке. Лавка утопала в сени вытянувшихся позади деревьев.       Последние два часа Китани провел, скитаясь по магазинам в поисках нужных продуктов. По правде говоря, он просто не хотел ехать домой. Радость от возвращения рассудка к Кунихито потихоньку себя изживала. Нет, Китани нравилось наблюдать за тем, как мужчина приводит себя в форму - исчез выпирающий живот, разгладились морщины на лице, стали заметны линии некогда крепких мышц. Но то, как он поступил с Зеньей - отринул само существование юноши - Китани, несмотря на всю свою собачью преданность - принять никак не мог. И это потихоньку сводило его с ума.       Перед тем как идти домой, Китани заглянул на детскую площадку. Зенья недвижно сидел на лавке. Поднявшийся ветер трепал его неухоженные - боччан совсем перестал за собой следить - волосы, бросал в прикрытый веком глаз сухой песок, теребил мятую белую майку, едва не падающую со сгорбленных плеч. Китани опустил ладонь на его макушку, но Зенья тут же оттолкнул его руку, и мужчине ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть, поставить рядом на лавочку бутылку воды и ретироваться восвояси.       Кунихито сидел в столовой и читал свежую газету. Китани прошел мимо, сгрузил увесистые пакеты на кухонную стойку рядом с холодильником, потом резко замер и повернулся обратно. Нет, не показалось. Посреди стола стоял пустой террариум. Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, Китани впивался взглядом в Кунихито до тех пор, пока тот не соизволил оторваться от чтения. Кунихито усмехнулся и равнодушно пожал плечами.       - Сдал в ближайший питомник, мне противна эта ящерица. Отныне такого гадья в моем доме не будет.       В наступившей тишине внезапный раскат грома казался оглушающим. Китани, чувствуя, как кружится от едва сдерживаемых эмоций голова, не успел ничего сказать. Дверь за спиной насмешливо распахнулась, впуская внутрь Зенью. Молиться, чтобы боччан ничего не заметил, было бессмысленно. Зенье хватило лишь одного взгляда на пустой террариум, чтобы все осознать. Пальцы, охватывающие бутылку с водой, дрогнули, разжались. Плохо закрученная крышка отлетела прочь, брызги воды ринулись в стороны, как только бутыль коснулась пола.       Зенья рванул вперед так быстро, что Китани еле успел среагировать. Блики засверкали по металлическому острию ножниц, которые Зенья ухватил с края стола - Китани с утра надрезал ими коробку сока. Кунихито оставался невозмутимым, несмотря на то, что чуть не получил этими самыми ножницами в левую глазницу. Зенья вырывался и всхлипывал, но Китани, скрутив ему руки за спиной и прижав к столу, держал его крепко. Так - что на запястьях и локтях, наверняка, останутся злые синяки. Тело Зеньи дрожало, а Китани давил подкатывающую к горлу тошноту.       И с ужасом понимал, что Кунихито перешел определенную грань. Грань, возврата после которой быть уже не могло. Но что самому Китани делать в подобной ситуации? Чью сторону принять? Последовать за человеком, который спас ему жизнь? Или за человеком, который в нем нуждался? Жизнь Зеньи стояла на кону. То, что юноша уже почти сломался, мог не заметить лишь последний идиот.       Зенья затих, дрожь в его теле улеглась. Он поднял голову, поймал взгляд Китани, будто что-то хотел сказать ему напоследок, но не нашел слов. Потускневший зеленый омут радужки не выражал ровным счетом ничего. Китани отпустил Зенью - пошатываясь, юноша медленно развернулся прочь и поплелся к выходу. Китани понимал, что нельзя было дать ему уйти в таком состоянии, дернулся вперед, когда входная дверь тихо затворилась за сгорбленным силуэтом, но безжалостный голос Кунихито пригвоздил его к месту.       - Если выйдешь сейчас вслед за ним, можешь не возвращаться. Выбирай.       Пожалуй, это были самые ужасные слова, которые он когда-либо слышал за всю свою жизнь. Даже ярые маты отца-алкоголика и постоянные выговоры нервной матери, даже жестокие насмешки людей на улице и хрипы бьющихся в агонии жертв под его хваткой не настолько отложились в памяти, сколько этот неизбежный момент. И хотя он и раньше подозревал, что время выбирать, кому остаться верным, придет, он не был готов к такому скорому повороту событий.       Говорят, перед смертью жизнь проносится перед глазами. Умирать Китани не собирался, но сполна ощутил нечто сродни этому чувству. Лихорадочные воспоминания - счастливые и нет - замелькали в сознании, выбивая у него почву из-под ног. Он оперся рукой о стену, пытаясь выровнять хриплое дыхание - сердце в груди словно взбесилось. Он как никогда ясно осознал - это конец. Что бы ни случилось дальше, их будет уже двое. Он и Кунихито или он и Зенья.       По правде говоря, Китани всегда бежал от своих чувств, всегда находил себе отговорки, вечно прятал их за маской верного слуги. Когда-то давно он был сопляком, в его любовь бы никто и не поверил. Потом она стала и вовсе ненужной - женитьба босса прогремела как гром среди ясного неба в определенных кругах. А потом настало время горечи и скорби, и его чувства были как никогда прежде неуместными. После горечи пришла пора забот о маленьком Зенье - лишенный матери, он капризно требовал все его внимание. А потом… прежний Кунихито исчез.       Но сейчас, здесь, хотя бы перед самим собой, Китани больше не мог отрицать. Он всегда любил своего босса, он любил Кунихито. И вовсе не той любовью, что испытывает благодарный за спасение мальчишка, которому подарили новый смысл в жизни. Во всяком случае, не только ею. Его любовь была греховна по своей сути, и, несмотря на минувшие десятилетия, исполненные такими событиями, от которых в одночасье можно было бы поседеть, его любовь все еще жила.       Он мог бы… сделать шаг вперед, протянуть руку, завороженно дотронуться до этого хмурого лица, едва начавшего приобретать давно позабытые благородные черты. Мог бы, наконец, разомкнуть собственные упрямые губы и выложить все как есть. О своих чувствах, о своем одиночестве, о своем желании, о своем горе - его больше ничто не сдерживало. Ни работа, ни чужая жена, ни переполнившее этот дом проклятое безумие.       Он мог бы быть счастлив. И, возможно, Кунихито по-своему даже ответил бы ему взаимностью. Китани смотрел в его глаза - жесткость во взгляде отступала, сменяясь непривычной мягкостью. Между ними было всего лишь несколько шагов. Так мало по сравнению с пропастью длиною в жизнь. Так безумно мало…       Китани зажмурился. Ехидный голос звенел в голове нескончаемыми капризами. Перед глазами мелькал дурацкий розовый пиджак, который боччан все же заставил его выискать и приобрести в одном из фирменных магазинов и который теперь покоился в недрах широкого шкафа. Пальцы, пронзенные воспоминанием о том, как он шил одежду для глупой любительницы пожевать чужие волосы, отчаянно заныли.       Китани тихо и горько рассмеялся, оторвал свое тело от стены. Сделал шаг вперед. Поклонился. Низко.       Кунихито, глядя на то, как он покидает дом, ничего не сказал. Не позвал его назад.       Китани и не хотел, чтобы его звали. ***       На площадке Зеньи не оказалось. Китани оббегал всю округу по нескольку раз, прежде чем совершенно случайно скользнул взглядом по крыше одного из соседских зданий. В шестиэтажной постройке не было ничего примечательного, но Китани, часто выстаивавший нудные очереди в продовольственных магазинах, имел прекрасную возможность наслушаться словоохотливых домохозяек. Поэтому знал, что мамочки давно жаловались на то, что именно в этом доме выход на крышу запирался редко, а их непослушные детки ведь так и норовили найти приключений на свою пятую точку.       Под потихоньку чернеющим небом, на высоте шестого этажа, мелькнула фигура человека. Китани понимал, что Зенья не мог уйти далеко, да и некуда ему было идти, вот и, не теряя времени на раздумья, рванул в ближайшую парадную. Под ногами проносились низкие ступеньки, он чертыхнулся, что не подумал о том, чтобы воспользоваться лифтом - возможно, так было бы быстрее. Выход на крышу оказался действительно незапертым. Китани помотал головой в поисках юноши и обмер.       Зенья стоял на самом краю, прислонившись спиной к невысокой ограде и неотрывно глядя вверх - в яростное сплетение фиолетово-черных предгрозовых туч. Порывы усиливающегося ветра трепали его потускневшие волосы. Плечи, едва скрытые тканью белой майки, дрожали. Он был похож на привидение, которое вот-вот раствориться, исчезнет в никуда. Во вспышке сверкнувшей на горизонте молнии Китани вдруг ясно ощутил, что не успеет.       Зенья оттолкнулся, отпустил руки. Сердце на секунду остановилось - уже у ограды Китани упал на колени - от страха все перед глазами померкло, но удивленный возглас и треск рвущейся ткани быстро привели его в чувства. Чертова белая майка прочно зацепилась за выпирающий железный болт, в результате чего боччан не отправился в свободный полет, а ударился поясницей и спиной об ограду и теперь свисал с краю крыши, словно чучело, в ожидании того прекрасного момента, когда спасительная ткань не порвется окончательно.       - Пусти меня! Даже подохнуть нормально не могу! - Зенья заходился в истерике, всячески сопротивляясь своему возвращению на крышу, даже умудрился вцепиться зубами в запястье Китани, но Китани было искренне на это плевать. Ради боччана он бы с удовольствием лишился и кисти руки.       Зенья вырывался и шипел, бил его по плечам и пихался ногами, кусался, рвал на его голове волосы - даже когда Китани прижал его к поверхности крыши, накрыл своим телом, чтобы не дай Бог не вырвался и не вздумал повторить эту смертельную глупость. И откуда в столь хрупком теле внезапно нашлось столько сил? Китани долго его держал, пытался гладить по волосам и шептать успокаивающие слова.       - Не хочу, ничего не хочу больше! - наконец, всхлипнул Зенья, размазывая слезы и потекшую сукровицу по побелевшему лицу. Присев на колени, Китани расстегнул свой пиджак, потянул за собой Зенью и укрыл им сильно дрожащие плечи. Потом снова прижал юношу к себе. Крепко.       - Все будет хорошо, боччан, - прошептал он, целуя Зенью в висок, - Мы найдем Кристи, обещаю. И в дом этот не вернемся больше. Никогда.       - Правда? Обещаешь? - Зенья отозвался не сразу, словно боялся поверить его словам. С неласково громыхающего неба упали первые капли дождя. Застучали по крыше, скользнули по лицу, обжигая прохладой до сих пор полыхающую от подскочившего адреналина кожу.       - Обещаю, - уверенно повторил Китани и судорожно выдохнул, почувствовав, как Зенья обессиленно опускает голову на его плечо, несмело отвечая на его объятие. Какое-то время они сидели так, позабыв о мире вокруг, впитывая в себя лишь присутствие друг друга, но усиливающийся дождь и внезапно мелькнувшая над головой молния все же убедили Китани сдвинуться с места. Дорога домой была закрыта. Конечно, Китани еще придется вернуться за документами и машиной, которая, к счастью, являлась его собственностью, купленной на сбереженные деньги, но сейчас им обоим лучше найти пристанище, где можно было бы укрыться от грозы и остаться на ночь.       Китани чуть отстранил от себя Зенью и забрался рукой во внутренний карман пиджака, свисающего с плеч юноши. Кредитная карточка обнаружилась на месте - Китани облегченно вздохнул, помогая Зенье подняться на ноги. Скорее всего, придется снять комнату в каком-нибудь отеле, не в машине же ночевать. Ну, сам Китани мог бы, конечно, ему не привыкать, но заставлять и так измотанного Зенью ворочаться на неудобном сидении не хотелось.       К тому времени как они добрались до ближайшего отеля, с них обоих уже ручьями текла вода. Девушка за стойкой недовольно хмурилась, глядя на их плачевное состояние. Зенья уже едва переставлял ноги и больше висел на плече Китани, удерживаемый от падения лишь широкой ладонью, обхватывающей его за спину. Впрочем, стоило лишь кредитке мужчины скользнуть сквозь терминал, неприветливая девушка вдруг округлила глаза, широко улыбнулась и, немного заикаясь, тут же выдала им ключи от свободного номера. Китани в задумчивости тряхнул головой, пока они поднимались в лифте на третий этаж. Скромная сумма на его счете вряд ли могла вызвать подобную реакцию. Стоило разобраться, но это завтра. Сейчас главное - позаботиться о Зенье.       Боччан засыпал на ходу. Китани еле удалось уговорить его принять по-быстрому душ. Зенью шатало так сильно, что, в конце концов, Китани пришлось остаться рядом с ним и поддерживать его за локоть, чтобы боччан ненароком не расшиб себе голову о кафельную кладку стены. Зенья послушно позволил ему одеть на себя халат и, как только его тело приняло горизонтальное положение на кровати, крепко уснул. А вот Китани не спалось. Даже душ не успокоил до предела натянутые нервы. Он долго стоял под расслабляющими потоками теплой воды, мечтая забыть о кошмарных событиях минувшего дня, но рьяное громыхание грозы, доносившееся с улицы, заставляло его то и дело вздрагивать.       Развесив вымокшую одежду - и свою и боччана - на спинке стула и на перекладине в душевой, чтобы хоть немного просохла к утру, Китани присел на край просторной двуспальной кровати. Снимать два номера показалось ему дорогим удовольствием, да и Зенья, сиганувший с крыши, остро требовал его присутствия, но о том, чтобы попросить номер с раздельными спальными местами, он просто не подумал. Может, поэтому девушка за стойкой была так удивлена? Китани от досады поморщился - с каких это пор он стал похож на растлителя малолетних?       Китани выключил ночник, позволив комнате погрузиться в прожорливый мрак, время от времени разгоняемый всполохами ярких молний. Ливень барабанил без устали, в чуть приоткрытое окно врывались потоки прохлады. Китани выпутал из-под растянувшегося на кровати Зеньи одеяло и заботливо укрыл юношу. Зенья на секунду проснулся, потер здоровый глаз, пододвинулся на постели и опустил голову на бедро мужчины, вцепившись пальцами в мягкую ткань халата. Китани зарылся ладонью в еще влажные после душа светлые прядки - определенно боччан опасался, что он уйдет посреди ночи.       - Китани?       - Я тут, спи.       Китани медленно гладил пальцами длинные прядки волос, скользил ими по чувствительной коже открытой шеи, по мягким щекам юноши, поправлял сползающее с плеча одеяло. Эти непривычные ласки убаюкивали его, успокаивали так, как не смог горячий душ. Наверно, он сделал правильный выбор. Есть в мире вещи, которые ты хочешь, но это вовсе не значит, что они тебе нужны. Так и вышло с Кунихито. Давно было пора признаться себе, что он потерял босса еще тогда, когда подкравшееся безумие сковало чужое сознание. А вот Зенья… его капризы и чудные выходки, перепады его настроения, несдерживаемые вихри эмоций - все это было нужно Китани. Потому что, как ни парадоксально, но рядом с Зеньей он чувствовал себя живым. Не то чтобы ему было в радость тащиться посреди ночи в магазин за какой-нибудь побрякушкой или выряжаться в гламурные костюмы, но… Зенья постоянно выбивал его из привычной колеи, привносил в его будни яркие, необыкновенные краски. И даже если порою от задумок боччана хотелось лезть на стены, на самом деле Китани не желал расставаться с этими ощущениями.       С самого раннего утра в комнату заглядывало солнце. За ночь Зенья каким-то образом умудрился переместиться на постели и теперь возлегал поверх Китани, обнимая его за шею. Китани осторожно уложил его на подушки и поднялся проверить, высохла ли одежда. На ощупь ткань была еще чуть влажной, но выбирать не приходилось. Он нацепил брюки и мятую рубашку - впереди было много дел.       Так кстати взгляду попался закрытый ноутбук, притаившийся на столике в углу комнаты. Самый острый вопрос состоял в том, где им теперь и на какие деньги жить. До этого дня Китани мог спокойно пользоваться доходом от питейных заведений, принадлежащих Кунихито, но теперь сомневался, что оформленная на него доверенность будет продолжать действовать и дальше. Следовало проверить, сколько денег оставалось на его собственной кредитке. Нужный сайт нашелся без проблем. Китани ввел давно запомнившийся номер и пароль и, взглянув на заветную сумму, едва подавил желание встать и закурить прямо посреди комнаты. Этого просто не могло быть! Откуда? Откуда столько нулей? Да на такие деньги можно безбедно прожить до глубокой старости, ни в чем себе не отказывая. Неудивительно, что девушка-администратор чуть не грохнулась в обморок. Постояльцы с такими суммами на кредитках обычно останавливались в отелях покруче.       Поразмыслив, Китани пришел к выводу, что единственным, кто мог приложить руку к переводу такого количества денег на его счет, был Кунихито. Поскольку возвращение в дом Окинага за документами было неизбежным, Китани решил, что именно тогда и задаст этот вопрос. Было бы здорово, если бы он смог распоряжаться этими деньгами - это бы значительно упростило поиск жилища.       Китани обернулся на мирно спящего Зенью. Да простит его боччан, но дом он однозначно приобретет где-нибудь в пригороде. Тишина, природа, отзывчивые соседи и уютный небольшой городок. То, что врач бы прописал. Для них обоих. А уж если Зенье захочется приключений, то можно сесть на поезд или за руль и мотнуть на несколько дней обратно в мегаполис. Отели - весьма удобная штука. Таким же образом, наверно, им обоим придется пожить, пока Китани не подберет для них новое пристанище.       Не стоило забывать и о Кристи. В какой питомник Кунихито ее сдал, скажет ли он? Вряд ли где-то далеко от дома - у Кунихито не было машины, да и Китани отсутствовал всего лишь пару часов. Конечно, Кунихито мог вызвать такси… Цокнув от досады, Китани придвинул ноутбук ближе и забил в поисковую строку «купить дом в пригороде». Пожалуй, разбираться со всеми проблемами он будет постепенно.       Зенья проснулся час спустя. Резко сел на постели, но при виде Китани тут же успокоился. Зашарил рукой по простыне в поисках черной повязки. Китани захлопнул ноутбук, подхватил ее с подоконника, куда после подъема положил ее сушиться. Одежду-то он вчера развесил, а вот про повязку забыл. Она так и провалялась всю ночь на полу.       - Доброе утро, боччан, - присев рядом с Зеньей, Китани осторожно надел повязку на глаз юноши сам. Зенья вздрогнул от его прикосновения к виску, а потом вдруг вжался в него всем телом и тихо заплакал. Китани гладил его по спине, пока тот не успокоился. По правде говоря, было так тепло, что двигаться с места не хотелось, но и затягивать разборки с возникшими проблемами тоже не стоило.       Китани заказал легкий завтрак в номер. Зенья все равно мало что съел, но, по сравнению с прошедшими днями, это уже можно было считать прогрессом. Зенья вообще вел себя непривычно тихо, только старался не выпускать Китани из виду. Известие о том, что им обоим придется заскочить к отцу, его не обрадовало, но Зенья все же смолчал.       Добравшись до дома, первым делом Китани усадил Зенью внутрь салона - благо, ключи оказались на месте все в том же волшебном кармане пиджака - и попросил подождать его в машине.       - Я недолго, - пообещал Китани, когда боччан ухватил его за рукав. Зенья нехотя разжал пальцы и отвернулся. Китани сделал глубокий вдох и прошел к порогу. У него все еще была связка ключей. В груди оседала тяжесть - сколько же лет это здание прослужило ему настоящим домом? Несмотря на множество горечи, он никогда бы, ни за что бы не променял свое прошлое. Просто было до одури тяжко прощаться с ним.       Зайдя в столовую, Китани ощутил чувство де жа вю. Кунихито сидел там же, где и вчера. Разве что помимо террариума на столе лежала увесистая папка с документами. Поскольку Зенья еще не достиг официального возраста совершеннолетия, да и не заботила его эта сторона жизни, а Кунихито до недавнего времени был безумен, все документы Китани хранил у себя. В этой вот самой синей папке.       Китани замер посреди помещения, рассеянно думая о том, что и террариум следовало бы забрать. Кунихито, казалось, постаревший за ночь еще лет на двадцать, поднял с пола бутылку виски и сделал глоток прямо с горлышка, неотрывно наблюдая за Китани.       - Вы ждали меня? - Китани не рискнул назвать Кунихито боссом. Он не сомневался в том, что в глазах мужчины теперь является предателем. Однако, как бы горько это ни было, он не хотел ничего менять.       - Все, что тебе нужно сейчас - тут, - ответил Кунихито равнодушным голосом, отставил прочь бутылку и потянулся рукой за пояс полу-расстегнутой черной рубашки, - Все, что тебе понадобится потом, это цифры и нули на твоей кредитной карте. Перевод должны были сделать еще позавчера.       Позавчера? Но ведь позавчера все еще… все… Китани ощутил, как волна холода омывает напряженный позвоночник. Кунихито достал из-за пояса кобуру, вынул из нее пистолет, неторопливо заполнил обойму блеснувшими в лучах солнца пулями. Понимание больно резануло по сердцу, отняв у Китани возможность дышать.       - Вы все это спланировали… Вы знали, что… - слова давались тяжело, ком в горле едва позволял говорить. Мысли лихорадочно разбегались, стаи ледяных мурашек бежали по телу.       - Я не знал, - перебил его Кунихито, в глазах на короткое мгновение мелькнула боль, - Не знал и не хотел этого. Но догадывался. Слишком много времени прошло.       В нагрянувшей тишине Китани слышал лишь собственное хриплое дыхание. Рука Кунихито, в которой он сжимал пистолет, еще не снятый с предохранителя, поднялась. Мужчина махнул ею в сторону входной двери.       - Забирай это все и уходи. Игуану поищи в магазине через две улицы отсюда. Ее обещали сдать в приемник, если никто не придет за ней в течение двух недель.       - Босс… - Китани много чего хотел сказать, но не мог. Просто потому что все слова, что сорвались бы с его губ, не были бы тем, что желал услышать Кунихито.       Пристальный взгляд потемневших глаз чуть ослаб, смягчился. Кунихито едва заметно улыбнулся, рассматривая Китани с головы до пят. Китани снова ощутил себя задыхающимся мальчишкой во власти чужой хватки. Но вот хватка разжалась, и в мир вернулись ослепительные яркие краски.       - Иди, Коухей. Я не хочу, чтобы ты на это смотрел. Позаботься о моем сыне, раз уж ты счел его достойным этой заботы. Это мой последний приказ.       Как он умудрился сдвинуться с места, отвернуться, забрать пустой террариум, подхватить документы, тихо притворить за собой входную дверь, дойти до машины, сгрузить свою поклажу на заднее сиденье и сесть за руль, он потом не помнил. То, что по его лицу текли слезы, он осознал лишь когда попытался вставить ключ в замок зажигания и промахнулся. Зенья смотрел на него так, будто видел его впервые. Потом сильно прикусил губу и, спрятав побледневшее лицо среди прядок волос, сцепив дрогнувшие пальцы в замок, срывающимся голосом произнес:       - Если Китани так плохо, почему… почему…       Китани выронил проклятые ключи, ухватился за Зенью, ткнулся носом в его висок, щеку, скулу. Едва сдержался, чтобы не оставить под натиском эмоций на приоткрытых губах поцелуй. Опустил голову на хрупкое плечо.       - Потому что я люблю тебя больше, чем его.       Когда они отъезжали, Китани молился, чтобы прогремевший выстрел, разорвавший тишину летнего утра, ему только почудился. ***       Их никто не искал. Никто не требовал вернуть перечисленные деньги.       Быть может, Кунихито оставил предсмертную записку. Быть может, он заранее позаботился о своих похоронах и о завещании. Китани, в любом случае, оставалось только гадать. Он старался не думать о прошлом, и временами это было легко. На пару месяцев его жизнь наполнилась серьезными заботами. Поиск нового жилища его вымотал. Да, можно было запросто приобрести квартиру в черте города, но этот вариант его не устраивал. Городская суета, постоянные очереди и пробки, бывший клан якудза под боком - причин было много, хотя самой главной из них являлось его личное желание пожить на природе.       Наверно, все-таки купив дом в Богом забытой деревушке, он поступил немного эгоистично. К тому же, потраченные деньги Китани вовсе не считал своими - они по праву принадлежали Зенье - и Китани всерьез собирался, как только юноше исполнится двадцать, отдать ему свою кредитку. Подключенного через спутник интернета вполне хватало для того, чтобы Китани смог заработать себе на кусок хлеба. За долгие годы он в разных областях жизни поднаторел, а сеть постоянно пестрела предложениями об удаленной работе. Коей он и занялся, благо времени у него теперь было хоть отбавляй.       Больше всего его удивило, что Зенья, обозрев их новое, весьма скромное жилище, не стал жаловаться и закатывать истерик. Спокойно пронес террариум с дремлющей Кристи в свою комнату и принялся обустраиваться, тихо воркуя с безразличной к внешнему миру игуаной. Китани надолго замер в проеме, прислонившись плечом к раме двери, наблюдая за юношей и впитывая в себя царившую вокруг тишину. Лето закончилось, шелестели деревья, волосы приятно овевал ветерок. Хотелось лечь на крыльцо и вздремнуть.       Теперь он часто так делал. Готовка обеда и ужина и поездки за продуктами не отнимали много сил. Зенья немного поворчал, узнав о том, что Китани подал его документы в местную академию, но быстро смирился. Учиться ему оставалось ровно год, да и местный оплот образования предоставлял занятия только по основным предметам. По словам пожилого директора, учащихся было совсем немного - иногда приходилось объединять разные по ступеням классы, чтобы обучение не превратилось в индивидуальное репетиторство. Китани было все равно - главное, что Зенья получит законный диплом, а дальше уж пусть сам выбирает. Университет или ничегонеделание. Сумма на кредитке не уменьшалась, позволяя им обоим особо не задумываться о будущем.       Осень была уже почти на подходе, когда Китани в очередной раз убедился в том, что жизнь - странная штука. За окнами лил дождь, укрывая от людских глаз гаснущее пламя заката. Зенья, пропадавший полдня в поле, раскинувшемся на несколько километров вширь перед домом, вымок до нитки, но не спешил укрыться под спасительным козырьком веранды. Только когда по лицу потекли ручейки воды, он юркнул под навес и замер над мужчиной, возлегавшим на скамье.       Китани нехотя поднялся и принес Зенье полотенце, но тот даже не шевельнулся, и ему пришлось самому стирать холодные капли с продрогшей кожи и налипших на щеки волос. В последние дни Зенья вел себя странно, то молчаливо таскался за Китани, словно верный пес, то пропадал из виду на несколько часов. Китани не хотел думать о том, что заставляет его вести себя подобным образом, но где-то глубоко в душе догадывался и боялся этого неизбежного и решающего момента. Просто потому что не знал, как себя поведет. И потому что любой исход не казался ему ни правильным, ни неправильным.       Зенья вжался в него, вцепился пальцами в рубашку за его спиной, безжалостно сминая ткань. Он дрожал. И Китани понимал, что это вовсе не из-за холода. Зенья до одури боялся потерять единственного человека, который остался в его жизни, но, несмотря на это, делал желанный шаг вперед. Только вот ни слова вымолвить не мог, вместо этого кусал дрожащие губы, хрипло дышал, сжимал до скрежета зубы, и Китани обнял его за плечи, чувствуя, как разливается в груди тепло.       Наблюдать за мучениями Зеньи было невыносимо. Китани почти сразу понял, что не сможет отказать. Даже если после смерти его ждет за это расплата. Он скользнул ладонью по красивому лицу, заставил Зенью чуть приподнять голову и сам прижался губами к чужому рту. Пусть будет так. Пусть он, чертовски усталый мужчина за сорок, сам шагнет навстречу вздорному, потерянному мальчишке, никогда не ведавшему настоящей любви.       Зенья отчаянно вздыхал, тянулся к нему, постанывал, словно никогда еще не целовался. Ухватился за его плечи, когда от простого поцелуя у него подогнулись колени. Китани осторожно подтолкнул его к входной двери. Дождь принес с собой осенний холод, и он не хотел, чтобы боччан простудился.       - Нет, стой, - растерянно прошептал Зенья, снова прижимаясь к нему губами, - Еще. Я хочу еще.       - Не тут, - пробормотал Китани, но быстро сдался, в результате чего они простояли на веранде еще несколько минут, пока он все же не переместил их в прогретую обогревателем гостиную, так и не разомкнув объятий. Языки сплетались, Китани не стыдился забираться рукой под влажную ткань сиреневой кофты и ласкать гладкую кожу спины. Зенья был необычайно податлив, открывался его прикосновениям, вжимался в его бедра, ни на чем не настаивал и ни с чем не спорил, словно совсем выпал из реальности. Китани привык к его жалобам, к его выходкам, к его истерикам, к бесконечным требованиям, и он бы соврал, если бы заявил сейчас, что та абсолютная покорность, с которой Зенья принимал его ласки, его не возбуждала.       Мысль о том, чтобы на старости лет окончательно переквалифицироваться в извращенца его, конечно, не радовала, но в глазах Зеньи он был целым миром и, пожалуй, разрушить этот мир он бы никогда не решился. Быть может через несколько лет, когда Зенья подрастет, когда на его сердце затянутся свежие шрамы, этот мир рухнет сам, и тогда Китани улыбнется и отпустит его в новую жизнь. Быть может, этого никогда не произойдет. Но жить лишь глупыми догадками о будущем не имело смысла. Зенья нуждался в нем, здесь и сейчас.       Они долго ворочались на диване. Китани сжимал чужие ягодицы, целовал мокрые прядки волос, беззащитную шею, подрагивающие плечи. Позволял Зенье выгибаться и тереться об него пылающими бедрами. Задирал мешающуюся кофту, чтобы оставить дорожку из поцелуев на соблазнительном животе. И снова возвращался к ждущим его губам, зарывался пальцами в спутанные золотистые прядки. Понимал, что Зенья долго не выдержит.       - Китани, сделай что-нибудь, - требовательно простонал юноша, когда он скользнул языком по припухшим губам, - Не могу больше. Китани едва заметно улыбнулся. Да, Зенья наверняка не всегда будет таким податливым и тихим. Расслабится, осмелеет и примется доводить Китани до белого каления, только уже в постели. Но разборки с собственной совестью - это потом, все потом, это подождет. Китани прошелся рукой по выпирающим косточкам бедер, огладил напряженные мышцы живота, добрался до укромной застежки на штанах, потянул молнию вниз.       Зенья выгнулся, впился ногтями в его плечи, как только Китани к нему прикоснулся. Китани сжал его в ладони - Зенья был горячий, упругий и прекрасный. Сами мысли о том, чтобы испробовать его на вкус или погрузиться в доверенное его ласкам тело, были до ужаса греховными, но заставляли его выдержку трещать по швам. Китани и не предполагал, что окажется настолько захвачен происходящим.       Он не стал мучить юношу - быстрые движения рукой подводили Зенью к неизбежной развязке. Китани целовал его куда придется, игнорируя собственное желание. Для этой чертовой похоти еще будет время, а сейчас ему хотелось лишь подарить юноше жар своих объятий, показать, как хорошо может быть, если ты любим. Доселе ни всей жизни, ни рутинной заботы, ни его присутствия рядом не хватило для того, чтобы Зенья ощутил себя счастливым - Китани оставалось лишь надеяться, что их новая близость сможет что-нибудь изменить.       Зенья дрожал в его руках, кусал губы и подавался ему навстречу бедрами, пока сковавшее его тело удовольствие не минуло окончательно, утаскивая его за собой в бездну дремы. Китани постарался унять свое возбуждение, прежде чем поднять Зенью на руки, донести до своей спальни и уложить в кровать, избавив от вдоволь измятой одежды. Он разделся сам, задернул занавески на окне, по карнизу которого барабанил осенний дождь, чтобы в комнату залетало меньше сквозняков, и забрался под одеяло.       Оказалось, что Зенья уже очнулся, тут же прильнул к нему, провел рукой по его груди, очертил пальцами старые шрамы на его лице, потом ткнулся макушкой под его подбородок и застыл.       - Скажи, Китани… - вдруг прошептал Зенья, и Китани, уловив в его голосе странную мольбу, принялся успокаивающе водить ладонью по напряженной спине, - Если вдруг я… Если вдруг я стану таким же уродливым, как… если то, что я прячу под повязкой…       Зенья явно не мог подобрать нужные слова, и Китани нахмурился, внезапно остро ощутив, что чего-то не знает. Чего-то важного, что в будущем может иметь значение. Все эти бумаги, которые потребовал сжечь Кунихито, его поклонение несуществующим богам, его ярое отрицание сына, а также былая одержимость Зеньи одноклассником, странные пятичасовые церемонии, недуг, который он прятал под черной тканью повязки - всему этому должно быть толковое объяснение. И Китани был уверен в том, что оно не придется ему по душе. Впрочем, об этом он мог спокойно расспросить Зенью и завтра. Теперь у них было много времени.       А сейчас он лишь погладил юношу по взъерошенным волосам и ответил:       - Что бы ни случилось, боччан, я всегда буду рядом.