Otherworld

Мальчик медленно приходил в сознание. С каждой последующей секундой прояснения рассудка в теле всё отчётливее ощущалась пульсация адской боли. Его будто сдавливали в тисках, отчего дыхание было тяжёлым и прерывистым. Связанный он не чувствовал собственных рук и ног и…не чувствовал собственных воспоминаний. В голове пусто, словно чёрная дыра внутри забрала в себя всё ценное, важное, нужное, в насмешку оставив лишь его собственное имя. От всего этого становилось до исступления страшно. Сердце бешено колотилось и, казалось, вот-вот проломит рёбра. Где он? Глаза открылись. Представшая картинка была такой, словно он надрался какого-нибудь палёного спиртного. Незнакомая комната вращалась как центрифуга, размывая всё внутри неё в тусклую, серо-коричневую кашу. И лишь одно оставалось неподвижно. Тёмная фигура, чуть нависающая над ним, колебалась. Тень? Возможно отбрасывающий её человек находится прямо за его спиной. Пленник попытался разглядеть своего надзирателя, но стоило его телу чуть сдвинуться, как тот рухнул на пол. Лицо уткнулось в неотёсанный деревянный пол, одаривший щёки парой заноз. Меж тем никого сзади не оказалось, попытка была бессмысленной, встать было невозможно. Мнимый тенью силуэт заметно вздрогнул и приблизился к мальчишке, который отключался, ударившись головой. Из-под капюшона, создававшего густую, непроглядную тьму под ним, словно смотрела сама пустота. Дыхание незнакомца колебало воздух. Некто, казавшийся воплощением марка, в своих тёмных одеждах, был вполне реален, осязаем. Чувствуя, что уже не в силах оставаться в сознании, парнишка готов был сдаться приятному, безболезненному забвению, как вдруг почувствовал пару крепких рук, приводящих его в горизонтальное положение и, чуть после, грубую встряску. Последнее действие лишь усугубило состояние, усилив боль. Казавшийся живым страх продолжал увеличиваться, растекаясь по венам, артериям, заполняющий всё нутро и выворачивающий наружу. Лишившись остатка сил, мальчик безвольно опустил голову, закрыв глаза. Некое сыпучее, тёплое и пустое состояние медленно втягивало его сознание в себя, обращая все чувства в слух. Послышалось чьё-то недовольное шипение на языке, будто созданном сыпать проклятиями, абсолютно неизвестном. Мягкое шуршание ткани, шарканье ботинок, глухие удары чего-то об пол, шелест страниц. Вскоре звуки угасли, оставив лишь хрустящие отзвуки перелистываемой бумаги. Пленник чувствовал некое умиротворение, насколько это можно было назвать умиротворением во всей происходящей несуразице, пока не видел своего истязателя, этой отвратительной комнаты. Глубокий вдох и выдох. Призрачное самообладание рассеялось от вздёргивания опущенной головы вверх. Ей не давало опуститься что-то холодное, вероятнее всего стальное, подпирающее подбородок. Чуть приоткрыв веки, ему стало ясно, что же это. То был покрытый грязью носок сапога неприятного типа. Тот сидел перед ним на невысоком стуле, манерно закинув ногу на ногу, и листал толстую, с пожелтевшими от времени страницами, книгу. Пустота вместо лица, была обращена в сторону заключённого. - П-прошу Вас… - силиться сказать несчастный, но слова даются не так просто. Во рту всё высохло, губы слиплись и растрескались, отчего их движение оказалось болезненно, язык отказывался подчиняться. Некто в ответ поднёс указательный палец к губам и, давая знак замолчать, прошипел. Сталь больно давила на горло. -Где…где я? – не унимался парень. Раздался крик, пронзающий насквозь. Крик на том самом жутком языке, с тем самым различимым шипением. Рука надзирателя подалась назад, хватая что-то, стоявшее за ним. Кровь застыла в жилах мальчика. Зажмурив от страха глаза, он ощутил, как нечто разбивается об голову. Стекло, частично запутавшись в непослушных кудрявых волосах, со звоном посыпалось на пол. Сосуд явно не был пуст. Что-то, находившееся в нём, липкое и тягучее, стекало по лбу, носу, щекам, медленно капая с подбородка. Субстанция наполнила ноздри до тошноты сладким ароматом. Его начало мутить. Новый удар подпитывал старую боль. Пленник с силой распахнул слипшиеся ресницы, в надежде увидеть хоть немного сострадания со стороны господина в плаще, но это было так по-детски наивно. Тот лишь недовольно сжимал пальцы бросавшей руки в кулак, внимательно изучая лежавшее на коленях чтиво. Заметив, что заключённый обратил на него свой взгляд, некто изобразил показанный ранее жест, призывающий заткнуться. Затем вернулся к своему занятию. Страх, боль, тошнота – всё встало комом в горле. Неизвестность пугала больше, чем настоящее. Чувство безысходности перенасытилось всем этим сполна, и слёзы побежали из глаз связанного. Чуть слышное шмыганье носом раздражало незнакомца. Стали доноситься нервные щелчки пальцев, задававшие ритм чтению, с заметным отзвуком железа. Именно по ним можно было определить, чем занят этот ублюдок. Спустя некоторое время щелчки прекратились. «Снова, снова уставился на меня» - завертелось в голове паренька. Незнакомец тем временем, отложив в сторону книгу, перестал поддерживать подбородок парня, дав его голове снова бессильно повиснуть. Он снял перчатку со своей руки, обнажив белёсую, местами напоминающую змеиную, кожу. Узник следил за происходящим, бросая робкие взгляды исподлобья. Следил за тем, как тот разглядывает свою ладонь, сгибает и разгибает длинные тонкие пальцы, и как достаёт второй рукой кинжал, спрятанный за плащом. Рот неудачника искривился в дурацкой нервной улыбке, слёзы начинали сыпаться градом, размывая и без того нечёткое изображение во что-то совсем неясное. «Не хочу, не хочу так умирать» - всхлипывания переросли в рыдания, из-за которых не хватает воздуха в лёгких, чтобы выразить протест. Незамедлительно последовал сильный толчок сапогом в грудь со стороны надзирателя, вызвавшего удар истощённого тельца об стену. Однако бессмысленное сотрясание воздуха плачем навзрыд не прекратилось, как ожидал он. Мальчишка лишь закусил нижнюю губу, да так сильно, что почувствовал вкус собственной крови. Тогда, стараясь более не медлить, некто провёл острым, как бритва, лезвием по руке. Из свежей раны стала бежать, пузырясь, тёмная, словно нефть, жидкость. Опустившись рядом с не прекращающим истерику на колени, человек в тёмном впился в его щёки стальными нашивками на перчатках, заставляя открыть рот. Сопротивления не последовало из-за банальной нехватки сил. Он поднёс кровоточащую ладонь к его распахнутым губам, и кровь закапала на язык. Вкус жгучего перца смешался с солоноватым привкусом собственных слёз. Это совсем не похоже на кровь. Субстанция быстро стекала с языка внутрь, обжигая гортань. С каждой новой каплей туманность рассудка рассеивалась, а боль проходила. Неожиданно взгляд озарила яркая вспышка света и тут же погасла. Сразу после пропало и ощущение впивающегося в кожу железа. Он обвёл взглядом комнату. Стали различимы стол, грубо слаженный из тёмного дерева, как, впрочем, и всё остальное, стоящий прямо позади стула, на котором всё время до этого восседал тот теневой засранец. На нём лежала та самая книга и стояла куча бутылок жёлтого и зелёного стекла, каждая из которых была не похожа на другую. В них что-то было, и это что-то пузырилось. Тем источником света оказалось небольшое окно прямо над столом, застеклённое разноцветными стёклышками, которые выглядели словно заплатки. Пол был усыпан книгами, составленными стопками, валяющимися в разнобой, страницами из них и какими-то записями, сделанными витиеватым почерком. Куда-то выше вела составленная из перекладин, лестница. А в дальний угол комнаты даже не заглядывал свет, укрывая всё мраком. Если бы здесь не находилось так много книг, обстановка казалась бы более чем аскетичной. За время осмотра, человек в плаще не спускал взгляда с узника. Устав наблюдать, как тот вертит головой, он повернул его за подбородок в свою сторону, затем снял капюшон. То, что было так долго скрыто и затуманено, сильно разнилось с ожиданиями заключённого. Первым, что скорее повергло в ужас, чем удивило, были неестественно большие глаза, почти лишённые белка. Они, словно светящиеся желтоватым светом, имели бледный янтарный оттенок и змеиные зрачки. Веки были чуть опущены, возможно, от усталости. На фоне глаз всё остальное лицо не представляло для него интереса, однако тоже выглядело не естественно. Тонкие, почти сливающиеся по тону с белёсой кожей, губы, через которые, почти посередине, пролегал шрам. Небольшой, одинаковой ширины, от прямой переносицы до кончика, нос. Кожа была такая же неоднородная, как и на руке. Никакого намёка на волосы: ни ресниц, ни бровей, ни даже естественного пушка на коже. Единственным местом, где они крайне густо росли, был центр головы. Серебристые, частично заплетённые в мелкие косички, локоны были убраны в хвост, заканчивающийся в районе лопаток. Некто почти весь был одет в тёмную грубую кожу. Крест-накрест на груди на нём были развешаны ремни с креплёнными к ним ножнами и небольшими сумками-карманами. Кожаная куртка запахивалась на бок, застёгиваясь на кучу стальных петелек. Из-под неё торчал массивный вязаный ворот, полностью закрывающий шею. На левом плече располагался стальной, весь покрытый вмятинами и засечками, наплечник, на котором всё ещё можно было различить странные химически вытравленные символы. Те же символы покрывали столь же поношенные наручи и поножи. К наплечнику частично крепился плащ из какой-то плотной ткани. Фигура, несмотря на широкие, относительно бёдер плечи, не была обделена изяществом. И всё же это точно был юноша. Незнакомец снял вторую перчатку, и подушечками пальцев обеих рук коснулся висков заключённого, его лицо почти вплотную приблизилось к нему, и взгляд жёлтых глаз словно прожигал насквозь. Губы еле заметно шевелились, но не было слышно ни звука. Как только их движение остановилось, голову связанного словно проткнули насквозь чем-то тонким и острым. Её будто стало заполнять что-то, что делало её не столь пустой без воспоминаний. Ещё через мгновение он больше не чувствовал прикосновений. - Кивни головой, если понимаешь, о чём я тебя прошу. И не звука, твои слова режут мне слух. – обратилось существо. Пленник послушно закивал головой. Оно провело пальцем по нижней покусанной губе, стирая с неё кровь и слёзы, заметно искривив рот, отражая явную брезгливость. - Если сейчас будешь дёргаться, гарантирую тебе прогулку в лес в один конец. Ведь мальчиками вроде тебя любят полакомиться дикие звери. Так что сиди смирно. Ещё один одобрительный кивок. Незнакомец оттащил паренька от стены, дабы развязать путы на руках, и, не мешкая, подтянул к себе одну из них за запястье. Воспользовавшись тем же кинжалом, он, без единого намёка на аккуратность, полоснул его ладонь. Последовало еле слышное всхлипывание, на которое некто не обратил внимания. Припав бледными губами к ране, это нечто стало пить кровь. «До чего же омерзительно». Но куда более омерзительное предстало после. Голова существа запрокинулась назад, глаза закатились, а руки безвольно повисли, выпустив руку заключённого и обронив кинжал, звонко упавший на пол. Оно сотрясалось словно от лихорадки, остатки крови стекали вниз: с подбородка по шее. Мгновение спустя, словно без сил, тело его накренилось вперёд, грозя свалиться на мальчишку. Тот, неожиданно для себя, выставил руки вперёд, ухватив падающего за плечи. Прямо над его ухом раздался глубокий вздох, и ослабленный юноша поспешил отстраниться от полученной поддержки. - Твоё имя? - произнёс он. -Лукас – последовал чуть слышный ответ – Скажи, где я? И…кто ты? -Здесь я задаю вопросы, парень, а ты молчишь ровно до тех пор, пока мне не потребуются ответы. Мне абсолютно не хочется швырять в тебя ещё бутылку с выпивкой. Ты не из этого мира, без меня ты сдохнешь здесь или, того хуже, сгниёшь – это всё что тебе нужно знать. Сказанное привело Лукаса в замешательство ровно на столько, насколько можно было привести в замешательство лишённого памяти подростка. Оба ещё некоторое время молча сидели. Бледноликий юноша переводил дыхание, а его новый знакомый обдумывал услышанное. Тишину прервал женский, мягкий, словно бархат, голос, раздавшийся из-за двери: - Ти~и – протянул голос – Лапочка, я чувствую, чувствую его. – дверь стало что-то отчётливо царапать. – Открой, открой мне дверь. Ты же знаешь, что его от меня не утаить. - Прячься – прошептал юноша, разрезая путы на ногах.