The Haunted Man

Я помню, как в первый раз увидел вас вместе. Прости меня. Я знаю, что это ненормально, уж тем более неправильно, говорить о таких вещах, а еще хуже пойти у себя на поводу и поддаться сиюминутным желаниям, но один раз попробовав уже просто на просто невозможно остановиться. И я не смог. Я шел за тобой в раздевалку, где остался один лишь Дай и уже не смог заставить себя уйти. Я пытался. Я зажимал уши вспотевшими руками и закрывал глаза, но так и не смог заставить себя сделать два шага назад, чтобы оставить вас вдвоем. Я наблюдал за тем, как красное море длинных волос накрывает тебя, и вот уже ковролин не просто серый, а раскрашен красно-черными прядями. Он навис над тобой и осторожно убрал чужие волосы в сторону, чтобы было удобнее целовать длинную шею и выпирающие ключицы. Образы того, как вы занимаетесь сексом, кажется, клеймом прожгли мою память, словно яркие всполохи, появляющиеся перед глазами, если сильно зажмуриться или даже более того - приложить силу. Я видел эти сплетенные силуэты всюду в пейзажах, в воде, стоило Вам оказаться рядом. Когда ты кончаешь, то выгибаешься и можно вечно смотреть на изысканный изгиб твоей спины, быть может, это как раз один из тех редких моментов, когда боль не беспокоит тебя. Ты до побелевших пальцев цепляешься за чужие руки, упираешься лбом в худую грудную клетку, пытаясь успокоить дрожь, что прокатывается по телу, и только спустя несколько секунд разводишь бедра. Вы оба смеетесь над чем-то и это поистине прекрасный, нежный, в высшей степени интимный смех. Ты сказал, что пора собираться, а я все продолжал стоять перед приоткрытой дверью и смотреть, как вы вытираетесь влажными салфетками, а затем одеваетесь. Ты натянул джинсы на свои бесконечные ноги, проигнорировав нижнее белье и я тогда еще подумал, что это было самое завораживающее действо из всего того, что мне доводилось видеть раньше. Я честно верил, что нет силы способной вас разлучить. Я помню, как второй раз увидел вас вместе. Мне кажется, ты тогда почти плакал. Это было в автобусе, и вы оба забились в угол на самой дальней койке. Ты сидел, спрятав лицо в ладонях, плечи сотрясались, пока Дай сидел перед тобой на коленях и целовал, куда мог дотянуться. Ему стоило огромных усилий отвести твои руки в сторону, и тогда я испытал новую разновидность страха. Было что-то опасное в том, как ты смотрел на Дая сквозь не пролитые слезы, которые еще не прочертили новые линии по твоим щекам. Наверно, на припухших губах все еще осталась соль, которую он слизывал, когда целовал тебя. Я никогда не узнаю о том, что так расстроило тебя тогда. Ты затащил его на себя и Дай привычно ударился головой о верхнюю полку, пока вы оба смогли с трудом, но таки поместиться в узком душном пространстве, жаль, что все же вспомнили о занавеске. А я до боли в глазах всматривался в еле различимые тени и то, как Дай резко стаскивает с тебя джинсы, позвякивая цепочкой, а затем задирает рубашку вверх и прижимается наверняка горячими губами к твоей груди. Я уверен, он облизывает твою кожу своим длинным языком и сжимает свои идеальные зубы вокруг чувствительных сосков по очереди, заставляя тебя стонать, да так, что ты двумя руками зажимаешь рот, чтобы никто не услышал. Его длинные волосы щекочут кожу, и ты выгибаешься навстречу, когда он медленно входит в тебя, на секунду зажимаешься и, отведя одну руку от лица, комкаешь в кулаке простынь. Когда Дай начинает двигаться, ты поддаешься навстречу, а когда он задевает простату, кусаешь собственное запястье, надеясь, что никто не услышит. Вы двое можете вдохновить на написание множества стихов. Только глядя на вас можно подумать, что сперма иногда может быть, как жемчуг, а потеки, как переливающиеся на свету ленты. То, как вы нервно сдираете друг с друга одежду, в итоге, заставляет и меня чуть ли не срывать с себя ткань, когда остаюсь в одиночестве по вечерам, а когда закрываю глаза, то вижу ваши инфракрасные очертания, сплетающиеся и постоянно двигающиеся так, словно вы две части одного тела. Я честно верил, что нет силы способной вас разлучить. Когда же закончится это бесконечное удушливое наваждение, напополам с какой-то болезненно обострившейся чувственностью и сентиментальностью? Мне ведь и нужен-то всего один шанс, для того чтобы очнуться от этого кошмара. Я смотрел на вас двоих, но в моих фантазиях всегда был только ты и твои темные волосы. Ты оставался таким же ярким образом, с согнутыми в коленях ногами, чтобы было удобнее поддаваться навстречу, когда он медленно двигается внутри, с отвернутой в сторону головой, чтобы было удобно ласкать твою чувствительную шею... И конечно, ты всегда выгибаешься, когда кончаешь, вот только партнера твоего я не вижу. Для меня это не Дай. Тошия, с таким же успехом ты мог бы заниматься сексом с призраком. А я, лежа в кровати ночью, снова и снова прокручиваю в голове увиденное раннее, как фильм, в котором ты в руках того, кого я не хочу видеть в своем сознании. Я помню, как в последний раз увидел вас вместе. Это случилось в номере отеля, когда мы были в Америке, холодной серой ночью в конце февраля. Внутри меня есть множество темных мест, и вот как раз в одном из них ревность выросла, как огромный гриб, что так долго прятался от солнечного света. Стресс из-за языкового барьера, отрезанности от привычного пространства, отчуждение и сам факт нашего отличия ото всех тех, что находились вокруг, в итоге превратились в клетку из костей, державшую нас отдельно друг от друга, в постоянном напряжении. Вы начали ссориться чаще. Вам уже было все равно, где выяснять отношения, ты постоянно кричал на Дайске, а у меня вошло в привычку брать тебя за руку и оттаскивать от него, прежде чем дойдет до рукоприкладства. - Я хочу домой! – повторял ты, как ребенок и тут же вытирал слезящиеся глаза подрагивающими пальцами. - Здесь даже воздух другой. Все такое огромное. Сама страна вообще необъятная. Я чувствую себя как тот, кто застрял в поезде, который несется к обрыву и нет выхода, где никто не слышит, как я кричу. Ты сказал это все практически на одном дыхании, а я не нашел ничего лучше, чем обнять тебя за плечи и прижать к себе. - Как долго мы знаем друг друга? - спросил ты устало, непонятно зачем так вымученно улыбаясь, а затем закрыл глаза. Долгое время. Почти бесконечность. Вы двое были слишком дикими друг для друга. Ночь за ночью я слышал крики, упреки, а порой и обвинения. То и дело хлопали двери, одежда превращалась в оружие, встречаясь с незащищенной кожей, все эти звуки - воплощение обиды. А потом ты не выдержал и, собрав вещи, ушел из вашего общего номера. Когда вы в очередной раз решили расстаться, то ты пришел ко мне, потому что на правах вокалиста мне всегда полагался отдельный номер, и начал носиться по номеру, как заведенный, а я следовал за тобой, как какое-то домашнее животное, что понятия не имело бояться ему или радоваться. Ты никогда не умел обманывать, а потому, все было написано на лице. То, что ты одинок и то, как боль растекается вместе с кровью по венам, а тем временем Дай был бледнее первого снега, и от этого недавно выкрашенные в красный цвет волосы были насыщеннее крови. Его образ преследовал меня, когда ты в поисках защиты оказывался рядом, настолько близко, что можно было увидеть подтекст. Ты шел, не обращая внимания на дождь и холод, а я шагал следом и мог только удивляться тому, как ты при своих габаритах способен казаться таким беспомощным, каким-то детским, что ли. Я смотрел на тебя в упор, а ты лишь мотал головой не в силах понять ни себя, ни меня. - Почему ты так добр ко мне? - спросил ты, а я впервые подумал, что когда так в лоб задают прямые вопросы, то в глаза смотреть просто невозможно. - Ты заслуживаешь того, чтобы люди хорошо относились к тебе, - сказал спокойно я. - Каждую минуту, каждый день. Мы вместе лежали на твоей мотельной кровати, и ты тихо посмеивался, глядя в потолок. Я чувствовал себя глупо, поэтому то и дело отворачивался. За прошедшее время я успел изучить плетение на покрывале, пока ты не уснул, а я смотрел на тебя и видел, как ты мечтаешь о Дайске. - Почему ты это делаешь? - спросил меня Дай, схватив за запястье так, что шаг в сторону было сделать невозможно. Он выглядел опустошенным. Его глаза были обведены темными тенями, и да, это являлось частью нашего образа для сцены, однако, помимо визуальной составляющей, макияж помогал скрывать синяки под глазами и не здоровую от стресса кожу. - Я люблю его, - сказал я просто. - Я любил его с самой первой встречи. - Пожалуйста, остановись, не делай этого, - сказал Дай, но даже несмотря на то, что голос его звучал безжизненно, глаза чуть ли не умоляли. Я задумался. - Прости, - ответил я наконец, и увидел, как что-то внутри него оборвалось, и словно вся сила ушла из без того истощенного тела. – Прости, - повторил я, стараясь добавить в свой голос мягкости и сочувствия. - Но я должен сделать это. Я провел годы в попытках забыть его. Я провел огромное количество часов, наблюдая за вами двумя... Это просто... Видимо, пришла моя очередь. Мне жаль. Его пальцы разжались, и я резко повернулся, намереваясь как можно скорее скрыться из его поля зрения. - Он не любит тебя, - тихо сказал мне Дай в спину, и голос не оставил сомнений в правоте своего обладателя. Я остановился на мгновение и вспомнил, как ты до сих пор смотришь на него. Однако, выбора нет, поэтому я заставил себя идти вперед, не оборачиваясь. Когда тебе было двадцать девять, а мне тридцать, я вдруг понял, что оказывается, любил уже десять лет, ведь мы познакомились сразу после твоего девятнадцатилетия. Целая вечность прошла, прежде чем я уложил тебя на лопатки в собственной квартире. Я целовал тебя отчаянно, почти боялся прикасаться теперь, когда практически получил в свое полное распоряжение. Ты как чувствовал, а посему откинулся назад, оперевшись на локти, и улыбнулся, как-то странно глядя на меня. - Что ты хочешь сделать? – спросил ты, глядя сверху вниз своими невозможно темными глазами, при этом умудряясь настолько откровенно гладить себя по уже топорщащейся ширинке, что хотелось зажмуриться от переизбытка адреналина. - Я хочу смотреть на тебя, - не своим голосом прохрипел я. Иногда тело действует под влиянием инстинктов, ну или как еще объяснить то, что пока ты раздевался, я на автомате поглаживал татуированную кожу между большим пальцем и указательным, на том же месте, что у Дая, чувствуя, как нервничаю, словно в первый раз. Единственное хорошо, что одежда снималась медленно, а не резко, до такой степени, чтобы трещали швы. Когда ты остался голым, и глазом не моргнув, обхватил пальцами правой руки свой член и начал медленно водить вверх-вниз. Это было как раз то, о чем я мечтал. Пока ты подстраивался под ритм, что знало только твое тело, левая рука скользнула по груди, а затем пальцы сжали сосок, и я впервые услышал, как ты стонешь, без опаски, по-настоящему. Ты откинул волосы назад, обнажая и без того сводящую с ума шею... Ты метался по покрывалу. Мне было жарко. Кровь горела, а сердце, кажется, билось где-то в ушах. Твоя правая рука ускорила темп и, когда ты застонал, я вспомнил, как звучит его имя на твоих губах... По-другому. Интересно, ты хотел позвать Дая в тот момент? Я чувствовал, как мое сердце рвется на части от мысли о том, что ты думаешь о нем, постоянно, поэтому не оставалось ничего, кроме как прикасаться. Я сделал то же самое, что делал он – начал покрывать поцелуями твою шею. Ты на автомате прикусил собственное запястье в то время, как пальцы впервые сбились с ритма, делая резкие движения беспорядочными. - Тошия, - выдохнул я, и только поймав твой взгляд, понял, почему ты так отчаянно жмуришься и кусаешь губы. В твоем сознании вы занимались любовью. Я знаю... Если бы ты не зажимал себя так, его имя сорвалось бы с твоих губ, когда ты выгнулся и кончил. Эти линии снова прожгли сетчатку, только в твоей памяти на месте призрака, то есть меня, был Дай. Позже, когда ты заснул, я продолжил наблюдать. Я никогда не плакал в таких ситуациях, однако глаза, ровно, как и кожу неприятно пощипывало, иногда так бывает, что физика выше разума. Когда ты мечтаешь, то веки немного подрагивают, а я впервые задумался, что ты видишь там, в своих фантазиях, пока спишь? Там, где все возможно? В течение многих лет я терялся в мечтах о тебе, как о звезде, до которой не дотянуться. А теперь я лежу рядом и смотрю, как ты мечтаешь и знаю, что там за подрагивающими веками ты видишь не меня. Мое тело всего-то в паре сантиметров, но ты цепляешься и обнимаешь подушку, так, словно она самое ценное, что у тебя есть. А потом ты расслабляешься и, похоже, видишь что-то очень приятное, потому что улыбаешься, по-настоящему, как тогда, рядом с Дайске. А затем ты потерся щекой о подушку, нежно выдыхая его имя. Я знаю, каково это. Хотеть и скучать по кому-то так, что видишь его образ повсюду. Я знаю, как это. Когда просыпаешься по утрам и до фантомной боли хочешь почувствовать вес обожаемого тела на себе, эти волосы, эти глаза, эти губы и длинные пальцы, и те самые сносящие крышу длинные ноги, что сплетаются идеально и так хочется почувствовать... Кто знает каких усилий стоит встать с кровати, когда боль от невозможности прикоснуться разливается по телу с каждым мучительным вздохом. Я знаю, как это, вздрагивать каждый раз, когда видишь в отражении рядом с собой совершенно другого человека, не того, что рядом с тобой в изматывающих снах. Я знаю, что такое настоящее отчаянье, когда ты не веришь в богов, но готов пасть на колени и молиться лишь об одном... Всего один шанс снова оказаться рядом. Пока не онемеют согнутые в одном положении руки, и ты уже не будешь готов пообещать все, что угодно... Любая сделка и цена... за одну лишь возможность, потому что вдали все это похоже на бесконечный кошмар. «Пожалуйста, боги, если вы дадите мне одно лишь это, я больше никогда ничего не попрошу, мне больше ничего не нужно...» Я знал, и был готов смотреть на эти душераздирающие страдания, так долго, как он позволил бы мне, пропуская это через себя по сотому разу, и у нашей группы было бы бесконечное море стихов. Я знаю, что никто не услышит. Я понимаю, что навсегда останусь его тенью за твоей спиной и буду идти рядом по нескончаемой дороге, зная, что всегда рядом будет кто-то незримый, тот, кого у тебя уже никогда не будет, и скорее всего не получится вытравить из своего сознания, ибо за годы он стал частью тебя. Поэтому мне оставалось только лежать рядом, и чувствовать, как все внутри превращается в камень, ибо по-другому невозможно, из раза в раз наблюдать за тем, как ты мечешься по кровати и мечтаешь о нем, сжимая в кулаках простынь. Я лежу тихо, как тот самый камень, что, если потребуется будет вечность лежать рядом, охраняя беспокойный сон того, кто мечтает о совершенно другом человеке рядом. Дай…