Помоги мне очнуться.

      Кагура сидела в глубоком кресле, уставившись в книгу, но текст расплывался перед глазами, не желая проникать в разум огорченной девушки. Эта комната не принадлежала пепельноволосой, но учитывая, что ее брат был на очередном задании, а Нагато совещался с Конан, это было единственное место, куда она могла пойти за поддержкой. Вовсе не той, что дают слова, с этим мог справиться абсолютно любой, а той, что выражается в молчаливом присутствии рядом. И с этой задачей вполне справлялся брюнет, сидящий возле кресла прямо на полу, откинув голову на подлокотник. Всегда равнодушные, красные глаза скользили по силуэту Мацураси, подмечая скорбно опущенные плечи и сжатую в тонкую нить, линию губ. Ни один из них не решался заговорить первым, делая вид, что они заняты своими делами. — Знаешь, я поругалась с Сасори. — Произнесла в пустоту пепельноволосая, не глядя, зарываясь пальцами в черный шелк волос нукенина, так удачно расположившего голову на подлокотнике. Книга была отложена в сторону, как только девушка сочла ее бесполезной. Кагура прекрасно понимала, что ей требовалось выговориться хоть кому-то. Вот только кому она могла доверять? В сей организации, подобное было невероятной роскошью. Пальцы девушки неторопливо соскульзнули на шею Учихи и очертили контуры печати, поставленной совсем недавно. К великому удивлению Мацураси, брюнет не стал возражать против подобной процедуры, хотя они и не были слишком близки. После той, самой первой ночи, проведенной в его комнате, казалось, Учиха хотел о чем-то ее спросить, но так и не решался. А девушка, решила не торопить события, позволив тому набраться уверенности. Вероятно это что-то, было необычайно важным для него. — И что будешь делать? — Брюнет не считал нужным спрашивать о причинах, в конце концов, если девушка захочет, то расскажет сама. Если нет, то все расспросы будут бесполезны. Это он понял еще тогда, когда Кагура вырывалась из-под их с Сасори опеки, пропадая на несколько часов, словно это было само собой разумеющимся. Впрочем, вскоре так и было. Итачи зажмурил глаза, едва сдержавшись, чтобы не дернуться, ощутив щекочущее прикосновение на шее. А как иначе? Уж как-то не хотелось признавать, что гений клана Учиха, нукенин высшего ранга, да и просто член опаснейшей организации, боится банальной щекотки. Наверняка, Мацураси высмеяла бы его. Беззлобно, но мужчине наверняка было бы неуютно от подобной слабости. — Я не знаю. — Вздохнула пепельноволосая, опуская голову. — Думала, ты подскажешь. — Кагура ничуть не кривила душой, действительно желая получить от брюнета хоть небольшую подсказку. Придти и извиниться? Это было глупо, учитывая, что себя девушка виноватой не ощущала, ну вот никак. — Чтобы дать тебе совет, я должен знать всю ситуацию. — Резонно заметил Учиха, чуть повернув голову вбок, дабы лучше видеть лицо собеседницы. В голове брюнета плавали странные мысли и множество вопросов, которые он хотел задать девушке. Но был один, который тревожил его с самого первого дня их знакомства, не как членов одной организации, а как достаточно близких людей, коими они стали. Причем львиная доля работы по возникновению этих отношений принадлежала самой Кагуре, втягивающей его в диалоги. — Мы поспорили о его новой марионетке. Я была в корне не согласна с тем, что она должна быть создана на основе живого человека. Понимаешь, не мертвеца. Действительно живого. — Покачала головой девушка, перед которой сами собой возникали картина недавней ссоры. Вот она кричит, называя его действия бесчеловечными. А в ответ получает полные безразличия слова, что она ничего не понимает в искусстве, и должна убраться до тех пор, пока не поумнеет. Руки девушки сжались в кулаки, болезненно оттягивая волосы брюнета, зажатые в одной из ладоней. — Он сказал, что мне следует поумнеть, прежде чем вновь приближаться к нему. — Вот оно что. — Задумчиво произнес брюнет, осторожно вытаскивая из кулака пепельноволосой прядь своих волос. Он хорошо понимал девушку в данном вопросе, так как и сам был пацифистом в некотором роде. Иногда их мастер марионеток бывал неоправданно жесток, когда речь шла о его искусстве. — Кагура, мы не невинные агнцы, мы убийцы. И к этому стоит привыкнуть. Твой братец к слову, куда более жесток. — Подметил брюнет, прекрасно осведомленный, что пепельноволосая еще не имела чести лицезреть своего аники в бою. А ведь придется. Поэтому, Мацураси стоило смириться с подобным как можно раньше, как когда-то смирился и он.       Пепельноволосая не нашла ответа, на слова Учихи, и стеклянным взглядом смотрела в одну точку. А ведь он был абсолютно прав, здесь не стоило искать добра и справедливости. Нукенин. Это слово врезалось как клеймо, постепенно разъедая людей изнутри и подстраивая под себя. Но разве могло быть иначе с теми, кто был вынужден добиваться силы любыми способами, дабы не быть убитым, подобно тем, кем занимался ее аники со своим нелюдимым напарником. Неужели и ее ждет подобная участь? Верить в это не хотелось, и девушка резко потрясла головой, стряхивая не прошеные думы. — Думаешь, это моя вина? — Горько усмехнулась девушка, понимая, к чему клонил ее собеседник. Хотя она всеми силами надеялась на отрицательный ответ мужчины, в котором казалось, находила родственную душу. — Да, большей частью. Хотя и Акасуну я не оправдываю. — После недолгих раздумий отчетливо произнес мужчина, поднимаясь на ноги, и как следует, встряхивая девушку за плечи. — И не смей боле раскисать. Не стоит демонстрировать свои слабости посторонним. — Ты не посторонний. — Опровергла девушка слова нукенина. — Иначе, стала бы я ставить тебе подобную печать? — Этот вопрос не требовал ответа, скорее служил показателем доверия Мацураси к черноволосому, уставшему от жизни мужчине. — Тогда, если я не чужой, ответь мне на один вопрос. — Мужчина мерял комнату шагами, таким образом, избавляясь от подступившей нервной дрожи. Ведь он хотел спросить о самом дорогом в его никчемной жизни человеке, своем маленьком отото, в чьем сердце навсегда поселилась ненависть к своему жестокому нии-сану. — Тогда, еще в первую встречу, я произнес имя «Саске». Я видел, что ты узнала его. Откуда? — Ты задаешь действительно сложные вопросы, Итачи. — Усмехнулась Мацураси, поддаваясь легкому чувству ностальгии. Но сейчас оно вело девушку, позволяя, облечь свои воспоминания в простые и понятные слова. — Я могла говорить о любом Саске, но ты прав, речь шла именно о твоем брате. Я была его учителем перед третьим этапом чунин-шикена. Вернее сказать, Кагеро был его учителем. Прости, но большего я не скажу, слишком тяжело вспоминать. — Как он там? — Тихо спросил нукенин, едва не переходя на шепот. Все же он не ошибся, и Кагура действительно могла поведать о его любимом братишке. Интересно, каким он стал за те годы, что его не было рядом? — Хм. Самоуверенный тип, помешанный на мести. — Кагура усмехнулась, рассказывая брюнету о брате, однако пораженно застыла, разглядев потерянное лицо Учихи. Неужели…Он любит своего брата?! Подобное никак не стыковалось с рассказами Кисаме. Но как определить, где ложь, а где, правда? А правда была в том, что мужчина закрыл глаза, пряча от пепельноволосой предательские слезы, выступившие на уголках глаз. — Это хорошо. — Сам себе кивнул мужчина, поворачиваясь к девушке спиной. Значит, его глупый отото не собирался отступать от своей цели. Итачи не мог дождаться того дня, когда сможет принять искупление за все свои грехи из рук младшего братишки. Но он должен был стать сильным, по-настоящему сильным, чтобы брюнет мог оставить ему в наследство часть своих сил. Аматерасу. Именно такой подарок он собирался преподнести отото напоследок. — Кагура, ты не могла бы оставить меня одного, мне… Мне нужно подумать. — Если в самом начале голос мужчины был неуверенным и каким-то жалобным, то к концу предложения окреп, наполняясь прежней твердостью. — Конечно. Я все понимаю. И спасибо, что помог советом. — Мягко улыбнулась девушка в спину мужчины, поднимаясь с кресла. Благодаря разговору с Итачи, Мацураси поняла, что Акасуна в сущности прав и ей просто необходимо повзрослеть. Оставлять Учиху в столь подавленном состоянии не хотелось, но и навязываться зеленоглазая не имела ровным счетом никакого права. Именно поэтому, девушка, покорно прошла к двери, лишь, коротко обернувшись напоследок. — Если вдруг захочешь поговорить, просто подумай об этом. — Намекнула девушка на фуин — печать.       Простояв бесконечно долгие пять минут, прислонившись спиной к двери в комнату Итачи, Мацураси наконец собрала волю в кулак и отправилась в мастерскую. Все же если рассуждать здраво, хуже стать уже не могло. Однако, даже, холодная логика не помешала пепельноволосой напряженно закусить губу, прежде чем постучать в двери Акасуны. Из-за двери раздавались тихие постукивания, лучше всяких слов подтверждая наличие кукольника в помещении, но сам он не сказал, ни слова. Крепко сжав кулаки, Кагура решительно толкнула двери и напоролась прямиком на леденящий душу взгляд карьих глаз. — Я, кажется, сказал тебе убираться. — Равнодушно бросил красноволосый вошедшей девушке. Его крайне раздражало нежелание последней понимать, что его искусство оправдывает любые действия, любые жертвы. Однако, вопреки его словам, девушка прошла вглубь комнаты и закрыла за собой дверь. — Говори, зачем пришла. Ты знаешь, как я ненавижу ждать. — Отложив в сторону рубанок, сжимаемый в тонких изящных пальцах, кукольный мастер сложил руки на груди. — Я пришла сказать, что была не права. Прости, Сасори. — Кагура покаянно опустила голову. Хотя отчасти это было сделано для того, чтобы не видеть распятое на верстаке тело, от которого осталась лишь внешняя оболочка. Похоже, Акасуна не терял времени даром, вовсю работая над проектом даже в ее отсутствие. — Сама додумалась, или кто подсказал? — Поинтересовался красноволосый, не сводя с Мацураси испытующего взгляда. Он все еще помнил ее требования подарить нукенину, избранному оболочкой для Хируко, легкую смерть. Тогда, Акасуна понял, что ошибался сравнивая ее с марионеткой, девушка оказалась слишком человечной. Может быть для кого-то ее просьбы убить преступника показались бы дикими, но так было лишь в скрытых деревнях, а здесь царили совсем другие порядки. И для них, пепельноволосая оказалась слишком слабой. Акасуна вообще не понимал, как кого-то вроде нее занесло на шаткую дорожку нукенинов. — Итачи. — Не стала отрицать девушка, в несколько шагов пересекая разделявшее их с Сасори расстояние и крепко обнимая друга, несмотря на то, что он не мог этого почувствовать. Нос Кагуры больно стукнулся о деревянную шею, но это было мелочью, на которую была готова пойти девушка ради перемирия. Что такое легкая боль, по сравнению с потерей друга? Рука Акасуны легла на голову Кагуры, легко поглаживая пепельные пряди, тем самым даря прощение. Сердце девушки пропустило удар, а потом забилось с удвоенной быстротой, заставляя ту отпрянуть от мужчины и вскинуть на него испуганный взгляд зеленых глаз. — Ты… Отравил меня? — Неверяще прошептала пепельноволосая. Слишком очевидны были симптомы. Сжав ткань плаща в пальцах, напротив сердца, Кагура упала на колени, все еще не веря, что ее друг мог поступить с ней подобным образом. Но чего она ожидала, ведь он — нукенин. — Я ничего не делал. — Спокойно произнес Сасори, присаживаясь на корточки подле девушки, так, чтобы их лица были на одном уровне. Не смотря на сказанное, он беспокоился за судьбу пепельноволосой, ведь она вполне могла пораниться о разбросанное вокруг оружие. Подняв одну из дрожащих рук Кагуры, Сасори прощупал пульс, отмечая, что тот довольно силен и продолжал увеличиваться. — Тогда почему? — Сбивчиво шептала девушка, чувствуя, как ее сердце бьется все сильнее, грозя пробить грудную клетку. С каждой минутой, это становилось все сильнее. Точно яд, но когда она успела? Или же ее отравили? — Сейчас посмотрю. — Успокоил мужчина пепельноволосую, позволяя легкому зеленоватому свечению окутать руку. Вдумчиво и не торопясь красноволосый водил рукой над телом Мацураси, пытаясь найти причину сбоя в ее организме. Но все сильнее хмурился, понимая, что яда в организме не было. С самой девушкой творилось что-то непонятное кукловоду, о чем он не преминул ей сообщить. — Яда нет, твой организм чист. — Устало вздохнув, Акасуна приподнял девушку под мышки. Все же сидеть на полу, заваленном сенбонами, не было лучшей идеей. — Как же так. — Задумчиво произнесла девушка, едва Акасуна вынес вердикт. Впрочем, ее сердце вошло в привычный ритм, пока кукловод водил над ней рукой, проводя диагностику, и это успокоило. Ровно до того момента, как красноволосый не решил помочь ей подняться. Глупый орган снова заработал со сбоями, заставляя в очередной раз увеличить дистанцию. Но девушка сумела сложить два и два, осознав, что причина столь странных реакций организма заключена в прикосновениях кукловода. — Это все ты… — Удивленно произнесла Мацураси, пятясь к двери. То, что только что произошло, пугало девушку. Настолько, что она боялась вновь приблизиться к своему другу. Даже недавняя ссора с ним перестала давить на плечи тяжким грузом, сменившись другим, не менее весомым. — Я? — Тонкая бровь взметнулась вверх, выражая удивление. Что могло значить подобное заявление. Он каким-то образом влияет на ее организм? Что вообще имела Кагура ввиду? Ответов не было, а их источник стремительно отступал. Стоило ему сделать шаг вперед, как девушка испуганно произнесла «Не подходи!», срывая голос на истеричные нотки. Она его боялась, боялась без видимых на то причин. Но прежде, чем кукловод успел хоть что-то спросить, зеленоглазая выбежала за дверь.       Кагура бежала по извилистым коридорам, не разбирая дороги и закрыв глаза. Что вообще с ней только что произошло, заставив оттолкнуть друга? Ответов не было. Из глубины ее существа поднимала свою голову новая, неизвестная пепельноволосой эмоция, тем самым пугая до дрожи. Может девушка так и продолжала бы заниматься самокопанием, если бы не тело, внезапно возникшее на ее пути. Врезавшись в горячую обнаженную грудь на полном ходу, Мацураси буквально села на задницу. В глазах мельтешили черные точки, мешая увидеть того, кто встал у нее на пути. Но громкий голос и спецефическое построение фраз лучше всего ответили на ее вопрос. — О! Сеструха, а ты х*ль носишься так, словно тебя самехада Кисаме в ж*пу укусила? — Поинтересовался пепельноволосый нукенин. Они только-только вернулись с задания, и язычник шел в свою комнату, пока старый засранец, он же самопровозглашенный финансист организации, отправился на ковер к лидеру, сдавать отчет о выполнении миссии. Но кто-бы мог подумать, что из-за очередного угла на него выскочит его, малость, отмороженная в плане эмоций, сестренка. Сейчас та сидела, забавно распластав конечности по полу, и потряхивала головой, пытаясь придти в себя. А уж спектр эмоций на ее лице и вовсе был крайне необычен. Да хотя бы потому, что обычно оно хранило выражение кирпичом, до отвращения напоминая Учиху. — Нии-сан? — Заторможенно выдала Мацураси младшая, прежде чем вскочить на ноги и вцепиться в драный плащ мужчины. — Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. — До тебя наконец-то дошло, что я ох*уенен? — Иронично поинтересовался малиновоглазый, отдирая цепкие пальцы девушки от плаща, что было занятием абсолютно бесполезным, потому как та вцепилась подобно клещу в свою первую, послезимнюю добычу. Но кое-чего Мацураси старший все же смог добиться. Это как следует рассмотреть свою имото и увидеть, что на ней буквально лица не было. – Тц, ладно, что за х*йня с тобой приключилась? — Смиловистился язычник, обнимая сестру и прижимая ее голову к горячей груди. — Я не знаю. — Покачала девушка головой. – Но, кажется, Сасори меня отравил. Мне плохо, когда он меня касается. — Медленно, едва ли не по слогам, Кагура поведала о своей проблеме аники. В следующий миг, ей пришлось перегородить дорогу нукенину, который было, ринулся в сторону мастерской, причем, судя по лицу Хидана, явно не о погоде поговорить. Но сейчас девушка очень боялась остаться одна, да и ненужных разборов полетов не хотелось. К тому же она уже сделала выводы, что ей лишь нужно держаться подальше от источника проблем. — Хидан, перестань, просто побудь со мной. — Заметано, еб*н в рот. — Наконец поостыл пепельноволосый. В тот момент, когда он услышал об отравлении, он понял, что разберет эту гребаную марионетку по частям. В конце концов, подгаживать его имото мог лишь он сам, а тут какая-то деревяшка покусилась на его территорию. Ну и семью что-ли. И не смотря на то, что сейчас он согласился с сестрой, приняв ее просьбу, то для себя нукенин уже решил, что так просто попытку угробить Кагуру не оставит. Акасуне придется дорого заплатить за подобное. С принятием решения пропал и запал, так что мужчина спокойно приобнял младшую за плечи и повел в сторону своей комнаты.