Сказки Чешира

Очередной выдох, выпускающий из легких клубы белого дыма. Очередной приход, заставляющий на несколько минут закрыть глаза, ощутить легкое головокружение и чувство невесомости. Только в эти мгновения жизнь не кажется таким дерьмом. Только в эти мгновения Дэвид может видеть её. Рука касается лезвия, а губы растягиваются в почти безумной улыбке. Что такое жизнь? Есть ли в ней смысл? Родись. Учись. Работай и умри. И ради этого стоит раскрывать глаза каждый гребаный день? Нет, с этим парень не согласен. Он чувствует себя здесь лишним. Словно он уже мертв и чья-то рука вытянула его из могилы, заставляя изо-дня в день тянуть существование, которого он не хочет. Так какая разница, как и когда он умрет? Надрез и по руке стекает кровь, окрашивая воду в красный цвет. Вторая рука - второй надрез, а в легкие вновь врывается дым, облегчающий его существование. Он знает, скоро здесь будет она. Это одновременно пугает и вызывает неописуемый восторг. Из угла комнаты раздается девичий смешок, разрезающий тишину, заставляющий лениво разлепить веки. Вот и она. Девочка со взглядом настоящей волчицы. Гипнотизирующая своей красотой и словами. - Ты же знаешь, что делаешь неправильно. Я тоже пробовала, пробовала не раз. - Янтарные глаза смотрят с укором. Она всегда так смотрит. Похоже девушку ни капли не заботит сложившаяся ситуация, не кричит, не бьется в истерике. Она прямо в одежде усаживается в красную воду, потянувшись к косяку и лезвию. Вдох, а рука наносит себе такие же раны, как и у Дэвида. Выдох, вода становится багровой от крови. Она такая родная, понимающая. Только она за границей, которую он уже невесть сколько пытается переступить. Она зовет его, но в то же время, смеясь отталкивает. - Мне ли не знать, что я неправильно делаю... Моя жизнь, как хочу, так себя и убиваю. - Голос отдается раздраженным рычанием от плит ванной, а от резкого движения кровь и вода переливается за бортик, окрашивая и плитку красным цветом. - Из тебя плохой самоубийца, Дэвид. Всегда такой был. Тяжелый вздох и парень вновь откидывается на бортик ванной, прикрывая глаза. Сколько же это будет длится? Сколько она будет навещать его? Одна часть души хочет избавления от этого не по годам взрослого взгляда, от звонкого, почти детского голоска и светлых косичек. Не хочется видеть то, что осталось от неё. Изломанная. Хрупкая. В то же время такая близкая, пусть и с колючими речами. Вдох, выдох. А что за этой гранью? Что за границей? Быть может она растает, как мираж. Ускользнет невесомым белесым туманом сквозь пальцы. А он не хочет её терять. Приход. Наслаждение и белое платьеце, окрашенное кровью, облегающее каждый изгиб, стоит маленькой волчице встать в ванной, бросая на него последний укоризненный взгляд. - Ты права. Плохой. Тихо выдыхает он, затягиваясь последний раз и поднимаясь. Следом поднимается и она, позволяя почувствовать жар во всем теле. Руки лихорадочно ищут бинты. Нет. Не сегодня. Ещё один день он побудет плохим самоубийцей, а рядом будет она. А светловолосая усмехается, помогая заматывать окровавленные руки, которые сейчас дрожат. - Я всегда права и ты это знаешь. Жизнь отвратна, люди вокруг омерзительны в своих эгоистичных желаниях. Так зачем она тебе? И правда... А зачем? Он живет ради приходов. Больше нечего. Так хочется ощутить её. Резкий рывок вперед, а руки впиваются в светлые волосы, пока девчонка отвечает на поцелуй. От милых косичек давно ничего не осталось, а волосы растрепаны, сбиты во влажные от пара пряди. Так нужно. Так необходимо. Только так он может её чувствовать. Напряженные руки сводит болезненной судорогой, а в горящих легких нет воздуха. Отстраняясь, Дэвид делает рваный вдох, глядя в её переливающийся топленым золотом взгляд. Она так же спокойна, словно ничего и не было. Такая родная. Боже, такое ощущение, что с ней он прожил немало лет бок о бок. А понимание суровой реальности разъедает кислотой легкие, поражая сердце. - Мне пора. Ты знаешь, мне всегда приходится уходить. Ты ведь придешь? А в глазах столько надежды, такой непривычной для него. - Приду.

***

Шаг. За ним ещё один, а сквозь стиснутые зубы вырывается раздраженное шипение. Он ведь клялся, каждый гребаный день обещал себе прекратить всё это. Но нет. Пообещал. Снова поддался и пообещал. А взгляд находит знакомый домик, давно поросший плющом. Раньше он дышал великолепием. Что осталось от него теперь? Хриплый и рваный вздох вырывается из груди. Она ведь знает. Эта маленькая девочка знает, как ему больно. Знает, что пробуждает в нём это место. Но вот очередной приход и она говорит, что скучает, зовет, с мольбой в янтарных глазах глядя на Дэвида и он поддается. Всё в нем напряжено, словно тело ждет болезненного удара. Пообещал? Ступай. И вот шаги по сухой листве, до этого проклятого места, где в груди замирает ком слез. Шаг. Шаг. И вот он на месте: перед глазами мраморная плита, давно поросшая мхом. А с плиты смотрит она... Маленькая девочка со взглядом волчицы. И вот эта боль, заставляющая рухнуть на подкосившихся ногах. Она просила прийти и вот он рядом. Рука касается холодного камня и из груди вырывается вой, вой раненого зверя. Она спит спокойным сном, не помнит о прошлом. Дом, в котором она жила давно пустой, заброшенный. Руки дрожат, пока он вытягивает косяк и незнакомый флакончик. Вдох и он позволяет горьковатому дыму снова ворваться в легкие. В тишине слышится тихий вздох и бледная рука ложится к нему на плечо. Вот зачем он живет. Он видит её в своих приходах. - Пришел... - Я обещал. - Я делаю тебе больно? Ты плачешь. Горькая усмешка растягивает губы. Плачет? Он и не заметил. Всё тело онемело от дикой боли. Вопрос так и зависнет в холодном воздухе, в звенящей тишине. Он не ответит. Боль сжирает. Янтарный взгляд опускается на флакончик и она присаживается рядом на корточки, касаясь голубоватого стекла бледными пальцами. - Что это? - Мой выбор. Ты говорила, что я плохой самоубийца, решил доказать, что это не так. Тяжелый вздох девушки, которая с горечью смотрит на парня. Сломала ли она ему жизнь? Нет. Она давно была сломана. Последний вздох и горькая отрава прожигает глотку, лишая права на жизнь, права на вздох. Здесь навсегда уснула маленькая девочка со взглядом волчицы, теперь его черед.