На краю

Мэдисон, преодолев очередную балку, через забитый черный ход пробиралась на крышу. Доски, паутина и прочие неприятные фрагменты этого пути заставляли лавировать между ними, как в большой толпе людей. Девушка чувствовала себя рыбой среди водорослей, которые как раз питаются этими рыбками. Она уже довольно ощутимо стукнулась головой, поэтому перспектива зазеваться и не успеть пригнуться не радовала ее ни капельки. Отсутствие света несколько осложняло задачу. В распоряжении волшебницы все еще осталась ее палочка, но девушка боялась выронить ее, поэтому освещала себе дорогу обыкновенным фонариком, ничуть не страшась причудливых и пугающих образов на стенах и потолке, что из-за теней «ползли» по белой краске. Было немного жутковато, но Мэдисон старалась не обращать на детские страхи внимания, все еще уворачиваясь от балок и даже какого-то хлама под ногами. Дверь к желанной крыше оказалась закрытой. Точнее, даже забитой какие-то трухлявыми досками. Вообще, можно было бы пройти и через обновленный ход, но там стояли и камеры, и чуть ли не датчики движения. И еще какие-то не особо приятные подростки не особо культурно общались, сетовали на жизнь и распивали увеселительные напитки. От этого места ключей у них не было. Жильцы давным-давно забыли про пожарную лестницу. В нее сначала запихали мусор от ремонта, а потом и вовсе признали аварийной все по той же причине нагромождения потенциально опасных предметов. Зато замок на двери висел совсем хиленький: девушка с наименьшими усилиями сбила его, даже не пользуясь магией. Но та дверь, что теперь отделяла ее то простора двадцатиэтажной высоты, оказалась не так проста, как казалась изначально. Она была железной, слегка почерневшей от, наверное, гари, и еще ровно столько же помятой. Драка тут была, что ли? Какие-то темные пятна подтвердили: да, была. И, судя по всему, не одна. Девушка покопалась в сумке, проверила входящие вызовы. Пока никто не звонил, пять пропущенных от сестры не считаем. - Так!... – выдохнула Мэдисон, когда попыталась оторвать трухлявую доску от двери в надежде на то, что гвозди давно заржавели, а дерево достаточно прогнило, чтобы его ломать руками, так оно и было, но сил барышне явно не хватало. Ремонт, как же! Про запасной вход забыли, хотя что про него помнить, если есть второй? – Ага… Девушка все-таки достала палочку, попутно аккуратно отряхнув джинсы. Короткий взмах – и вот помещение уже освещает три голубоватых шарика. Хотя бы руки освободились. Девушка уже с силой дернула доску, отделяющую ее от желаемой крыши. Скрипнула, издала довольно отталкивающий неприятный звук, но не поддалась. - Вида бы справилась! Но Мэдисон – это не Вида. Вида никогда не будет загибаться и искать себе занятия только потому, что тяжко пережить расставание. И если ей вдруг станет плохо, она просто достанет свои любимые наушники, заварит кофе, включит на всю какую-нибудь песню, от которой у нормального или просто любого другого человека поедет крыша, и с легкой улыбкой зависнет на диване, размышляя о чем-то своем и отрешенном. Сестра же ее сначала уйдет в работу, потом в книги, потом в глубокую депрессию, а потом по совету кого-нибудь станет искать себе занятие по душе. Например, начнет коротать вечера на крышах зданий, частенько заброшенных. И после это войдет у нее в привычку, она будет возвращаться снова и снова, подниматься все выше и выше. И каждый раз убеждать себя, что не прыгнет, потому что уже когда-то давно прыгнула, только не вниз, а в этот свой новый мир. Мир с расставанием. Очередным взмахом палочки открылась дверь. Все-таки поддалась. И пусть она сильна перед хрупкой, порядком исхудавшей девушкой, но все еще бессильна перед ее мастерством и волшебной палочкой. Вот она – свобода! Огни, мерцающие фонарики, обилие света – первое, что бросилось в глаза. Крыша была не самой веской, но далеко не в спальном квартале. Мэдисон заулыбалась и по своему новому обыкновению побежала к краю, точно в объятия невесомости. В объятия пропасти. Ветер приятно леденил кожу первые несколько секунд, потом стало холодно. По обнаженным руками пробежал холодок, там появились мурашки, так что девушке пришлось прервать свое блаженство и опустить закатанные рукава кофты. Она хоть и не спасала особо от ветра, зато так было уютнее. И еще Мэдисон была в ней, когда первый раз увидела Ника. И, кажется, уже заносила ее чуть ли не до дыр. Вообще, Ник обещал приехать. Буквально несколько дней назад он позвонил узнать, как дела, спросил, как там погодка, и когда можно приехать. Получил удовлетворительный ответ, посмеялся, отшутился и, засмеявшись, пошел собираться. На вопрос о дате приезда снова отшутился и сказал, что это будет сюрприз, приятный для всех. И потом еще, разволновавшись, прочитал лекцию о том, что такое сюрпризы, почему нельзя о них заранее знать, и что случается, если это правило нарушить. И именно поэтому он в конце своего монолога упомянул имя Мэдисон и настоятельно попросил ничего ей не говорить. Она и не узнала. И теперь ей ветер дышал в лицо, огни слепили, шум города преобразовывался в новую замечательную мелодию, манил, очаровывал, подбрасывал наверх, к огромным недоступным звездам, а потом с треском кидал вниз, буквально разбивал об асфальт его же реальности. Соблазн погулять по краю с каждый разом был больше, желание росло, чувство страха притуплялось. - Я не собираюсь прыгать, - спокойно рассудила девушка, как бы уговаривая и пояснее себе простые истины. – Я просто прогуляюсь по краю! Один шаг – и она оступится. Внизу машины, бесконечные огни, иллюминации ночного города, ветер, такая высота, что захватывает дух! Это расстояние от края крыши до земли настолько непреодолимое, что сначала врезается в сердце, застревает там, а потом с дичайшей силой вырывается наружу, раздирает несчастное сердце в клочья, высасывает из него всю кровь, а потом камнем падает вниз, туда, к земным звездам. Девушка усмехнулась сама себе. Сначала это было необычно. Потом интересно. Теперь это просто многомесячный наркотик. Она еще не готова сесть на более тяжелую дозу – подняться на, допустим, пятидесятый этаж, но вот прогуляться по крыше двадцатиэтажки – самое оно. Она же с детства трусиха! Ну что ей сделает эта высота?! Ноги сами ступили на небольшой барьер. Непонятно, зачем на прямоугольной крыше посередине некое подобие широкого поребрика, но это только прибавляет уверенности и остроты чувств. Мэдисон прекрасно понимала, что в кедах стоит вполне устойчиво, и что ей ничего не угрожает. Она не может сорваться, не может! Мэдисон раскинула руки, словно обнимая невесомость. Она улыбалась навязчивому желанию прыгнуть, смотря куда-то вниз, у нее с глаз не пойми от чего катились слезы, ведь если она поборола свою грусть прогулками по крышам, она не может плакать-то из-за нее? Но эта грусть сидела далеко в сердце. И когда высота врезалась в него она как раз задела тот самый ящик, в котором у нее лежали все обиды. Девушка так и не ушла от проблемы. Она просто нашла способ, чтобы подстегивать себя сильнее. Или это просто ветер. Соленые капли упали вниз. Прямо туда, в пропасть. Они разбились еще в полете, не пролетев и несколько метров. Стало уже невыносимо холодно. Голова закружилась, чувство страха вообще не принималась за свою работу, не будило инстинктов самосохранения. И Мэдисон знала, что если даже ей кажется, будто тело качается, то это было не так. Или она уверила себя в том, что это было не так. - Интересно, а если я все-таки спрыгну… - она не собиралась прыгать, она не собиралась этого делать, она не собиралась делать ничего подобного, но каждый раз задавала себе такой вопрос. – Если я спрыгну… Что случится? Фигурку на крыше уже продуло насквозь. Плечи дрожали мелкой дрожью, в горле как будто застыла ледышка. Слезы, катившиеся по щекам и еще, казалось, застывали под как назло усилившимся ветром. - Но я же не спрыгну! Я же не буду прыгать! – ее, наверное, удерживало только осознания непознанной высоты. – Там так красиво! – выдохнула она. – Так красиво! Да, было безумно красиво. Настолько, что все это казалось бесконечной пропастью, из которой тебя всегда вытащат. Всегда помогут, всегда дернут наверх. Или ты сама, когда наскучит, сгруппируешься и вылезешь оттуда, встанешь на твердую землю и, перекинув сумку через плечо, с улыбкой зашагаешь вперед. На очередную крышу. На следующий день она бы простудилась. Футболка и спортивная кофта вообще никак не подходили к прогулкам по крышам холодными вечерами. Когда было тепло, – а когда ей в последний раз было не холодно? – можно было, порой, обходиться одной легенькой футболочкой, теперь даже ветровка бы не спасла. Может быть там, внизу, и теплее, но девушка была одета все равно не по погоде. Она просто заносила свою любимую теперь кофту. Уже не понимала, что вся дрожит, не понимала, что она как соломинка на ветру, только на ветру и на крыше. И если ее вдруг этим ветром пригнет не в ту сторону, она слетит. - Но я же не собираюсь прыгать! Недосягаемая высота стала ближе. Буквально на пару сантиметров. Она всегда приближалась, с каждым разом была все ближе и ощутимые. Сантиметр не играл роли, но он так существенно сказывался на ощущениях, девушка с жадностью выпивала каждое мгновение, не дышала, не моргала до тех пор, пока от обилия света не вставало белое пятно перед глазами. И это было настолько здорово, что Мэдисон задавалась вопросом: а надо ли мне когда-нибудь отсюда уходить? Разве что только утром, когда теплое еще солнце согреет и эту крышу. Асфальт все еще медленно приближался по доли сантиметра приближался, как вдруг стало действительно тепло. Это приятное чувство легкой, почти не ощутимой невесомости и безопасно разливалось по телу. Казалось, что мышцы будто оттаивают, как ледышки, по которым пустили волну не обжигающего кипятка. Ноги перестали чувствовать бетон, напротив, их точно обволокло чем-то приятным и оторвало от поверхности земли в прямом смысле. Приятное ощущение полета было настолько неописуемым, что девушка даже побоялась открывать глаза. Она так и осталась в той же позе, зажмурившись, боясь отпустить момент, только теперь раскинула руки не навстречу ветру, а навстречу непонятному теплу и чувству легкости. Невесомость. А что, если она сейчас действительно улетит туда, наверх, к звездам? Негу прервали, грубо дернув за капюшон. Там что-то треснуло по швам, вроде как даже слегка порвалось. Девушка раскрыла глаза и поняла, что она все-таки падает, только теперь на спину, на ту стороны крыши, с которой и пришла. И снова стало холодно, кровь буквально охладили, пустив по венам жидкий азот, это волной прошлось от кончиков пальцев и до сердца. Через секунду после того, как Мэдисон поняла, что не может даже как-то собраться, чтобы избежать падения, она мягко приземлилась на чьи-то крепки руки, которые под ее весом слегка спружинили. Помотав головой и убрав оттуда белые и черные пятна с фиолетовыми искорками, барышня сфокусировалась на обеспокоенном лице юноши, что сейчас буквально спас ее от падения в столь желанную пропасть. - Ник? – не так светло, чтобы все досконально разглядеть, но это лицо невозможно не узнать! Ник выглядел настолько растерянным, что его хотелось немедленно усадить на стул и пожалеть. Грудь от тяжелого дыхания неестественно вздымалась, тело же было настолько горячим, что кожа его рук, соприкасаясь с девушкой, слегка покалывала ее, настолько та была холодной. На лбу испарина. Одна кисть сжимала еще не усевшую потухнуть палочку. И парень так и замер, поддерживая подругу в некотором наклонном положении: взять ее полностью на руки не предоставлялось возможности и банально не хватало самообладания. - Что ты здесь делаешь? Рассел два раза глубоко выдохнул, не веря себе. - Ты что творишь? – более, чем просто испуганно прошептал он. – ты что творишь?! – он не кричал, хотя кричал бы, если бы мог. Мэдисон попыталась подняться. Она, кажется, еще не совсем поняла, что не сама стоит. Неправильное мироощущение с края крыши еще не позволяло ей нормально воспринимать мир. Она даже не заметила, как полностью обмякла и в голову ударила болезненная игла простуды. - Я гуляла, - голос слегка сорвался на последней ноте этой фразы, барышня вдруг поняла, кто держит ее на руках. И почему. - Ты что творишь?! – повторился парень. Его испуганные глаза говорили все за него. И за всех. И теперь уже и за его подругу. – Ты нагнулась вниз, я еле успел… - он даже начал заикаться. Взгляд девушки переместился на его затухающую палочку, на свое безвольно лежащее у него на руках тело. Последние события, а именно последние двенадцать – или сколько там прошло, пока ее аккуратно доставали с края пропасти? - секунд вылетело из ее памяти, смешались, превратились из тысячи огоньков в один, огненно-красный, огненно-рыжий огонек от наконечника-феникса. Парень опомнился. Осторожно, пытаясь унять дрожь в руках, постепенно начал отпускать девушку, толкая ее в вертикальное положение. Она еще нетвердо стояла на ногах, держалась одной рукой за голову и, задаваясь вопросом, как Ник ее нашел, пыталась вспомнить, как надо стоять. Они отошли не так далеко от края. Она открыла глаза. Несчастные двадцать этажей клинком впились ей в грудь как только она более-менее встала на ноги. И девушка тут же отскочила назад, не удержала равновесие, врезалась в парня и снова повисла не нем, уставшая и вымотанная, как бродячая кошка. Ник непонимающе и легко подхватил ее двумя руками за плечи и талию, чуть присел. Барышня впилась ему в руки пальцами, непонятно зашерудила ногами прочь от края крыши, все еще упираясь в плечо и грудь друга. - Что такое? - спросил он, перехватывая ее дрожащее мелкой дрожью тело. - Ник! – проверещала девушка. – Я боюсь высоты!