Жаркое лето

Когда Гарри попытался связать ему руки галстуком – захлестывая петлей, притягивая к спинке кровати – Люциус высвободился и твердо сказал: «Нет». Гарри не настаивал. Галстук улетел на пол, вскоре его укрыла рубашка. Казалось, что вопрос исчерпан. Гарри не впервые тянуло на эксперименты, Люциус не впервые отвечал: «Нет». Через пару месяцев стало ясно – нашла коса на камень. Гарри не оставил затею, иногда запястья обвивали шнуры, иногда ленты, а однажды Люциусу сдавил горло мягкий ошейник. Это было слишком. Он произнес очередное «нет» и решил временно прекратить встречи. «Нет, Гарри. Просто нет. Нарцисса приезжает погостить, я обещал сопровождать ее в выходах в свет. Отдохнем друг от друга. Слишком жаркое лето. Доживем до осени». Гарри негодовал, но до угроз не опустился. Нарцисса на предложение приехать ответила категорическим отказом. Вечера в мэноре горчили – не радовал ни чай, ни огневиски. Люциус читал книги в летнем павильоне, оплетенном вечноцветущей жимолостью, вытряхивал из бокалов и чашек ночных бабочек, летевших на светильники, и пытался разобраться в себе. Что мешало сказать «да»? Он помнил удар заклинания, лязг металла, уверенность сильных рук. «Белый мальчик забрел в чужой район. Не боишься, что тебя оттрахает плохой черный парень? – Мистер Шеклболт, если мне не изменяет память, вы – аврор. – Одно другому не мешает, Белоснежка». Кингсли был заботлив и расчетлив – не коснулся после молчаливого кивка, заласкал, добился умоляющего: «Да». Алая мантия покрыла маску Пожирателя, наручники содрали кожу на запястьях, оставляя метку. Люциус только один раз прошептал: «Нет» – когда Кингсли предложил: «Хочешь – сниму? Если тебе неудобно». Нить воспоминания скользнула в думосбор. Люциус вновь оказался в прошлом. Кингсли растягивал его умело, жадно, заставляя наслаждаться проигрышем и беспомощностью. Обреченность – этот член не принять без боли – меркла перед грядущим гневом Лорда. Люциус потерял «тройку», провалил рейд. Страшно было даже думать о расплате, и он оттягивал возвращение, отдаваясь победителю. Кингсли взял его трижды. Позволял отдыхать, вылизывал живот, мял губами соски, посылая по телу волну мурашек. Сосал, щекоча уздечку языком, почти доводил до оргазма и отстранялся, не позволяя разрядиться. – Проси. И Люциус просил, выгибаясь, тараня воздух членом – стоял, как кол, приготовленный для вампира. Он бился в судорогах наслаждения, заляпывая спермой собственный живот – «молодец, хорошо, у нас мало смазки» – после короткой передышки подставлялся под пальцы, и умолял: – Глубже! Еще глубже. ...Люциус оторвался от думосбора, потер пылающие щеки. После наказания Лорда он не провалил ни одного рейда. Алые мантии мелькали в вихре аппараций, но черный парень больше не ловил Белоснежку. Надо ли портить вкус прошлого? Гарри удовлетворит прихоть, Люциус примет поражение без боя. «Нет». Он скучал. Убрал думосбор с глаз долой – боялся, что не сможет остановиться, выискивая крупицы давней радости. Книги раздражали: то напыщенность, то смакование грехов, то восхищение оргиями, то пуританство. Совы не баловали – деловые письма, приглашения на приемы, открытки от Цисси и Драко. Одна-единственная записка от Гарри: «Я забыл у тебя мантию, пришли с домовиком, пожалуйста». Однообразие дней побудило выбраться на бал в министерстве. Люциус не танцевал, бродил с бокалом шампанского от группы к группе, здоровался, рассыпал комплименты, укреплял старые связи. Он удивился, увидев Шеклболта в боковом проходе – министр неловко прятался за тяжелой портьерой, поймал взгляд Люциуса, поманил. Взыграло любопытство. Люциус углубился в лабиринт коридоров, следуя за фиолетовой мантией. Дверь захлопнулась. Кингсли прижал его к стене, заламывая руки за спину. Люциус, пораженный внезапной фамильярностью, откинул голову, врезал затылком по хрустнувшему носу, с трудом, но высвободился. – Ты что, амортенции налакался? – Оборотного. В дверном проеме появился второй Кингсли. Первый утер окровавленный нос – левым рукавом, пальцы правой руки сжимали хорошо знакомую палочку. – Зачем, Гарри? – Хотел проверить одну догадку. – Проверил? – Точного ответа не получил, – окровавленный министр ухмыльнулся и исчез с хлопком аппарации. Кингсли с Люциусом торопливо попрощались и разошлись. ...Люциус заметил слежку, обходя магазины на Диагон-аллее. Когда он покупал подарок Скорпиусу, невзрачный маг в серой мантии рассматривал витрину с мелкими игрушками. Когда он выбирал брошь для Нарциссы, тот же маг отирался возле прилавка с часами. Серая тень следовала за ним из магазина в магазин, и вошла в кафе, когда Люциус, отправивший покупки домой, занял свободный столик. Желающие поквитаться со скользким Пожирателем не переводились. Многие жаждали видеть Люциуса в тюрьме, мало кого радовало, что за него вступился Гарри Поттер. С мстителями Люциус разбирался сам, не обращаясь к аврорам – он берег возможность почувствовать себя живым, раствориться в азарте погони и схватки. Серый маг пошел за ним в Лютный. Потерял в закоулках, успел подцепить след аппарации, вышел в Оттери-Сент-Кэчпоул, покрутился по улицам, вернулся в Лютный, словно притянутый поводком. Они попрыгали по стране: Тинворт – Попплтон – Лондон, ступени музея квиддича – и, наконец, родной Уилтшир. Люциус предпочитал воевать на своей территории. Тот, кто ступает на землю поместья, быстро теряет роль охотника. Серый оказался достойным противником. Прятки в саду затянулись на час. Люциус раскраснелся, сбросил стеснявшую движения мантию. Тонкая рубашка промокла от пота, прилипла к спине. Шорох за можжевеловой изгородью заставил Люциуса шагнуть из тени на солнце. Перед глазами поплыли радужные круги, он замешкался, теряя драгоценную секунду, не успел пригнуться и поймал оглушающее заклинание. Зрение не вернулось – серый завязал ему глаза. Звякнула сталь. Тело обрело чувствительность. Металл скрежетал по металлу – Люциус рванулся, выворачивая запястья, понял, что цепочка наручников обмотана вокруг толстого прута. Жаркий выдох в ухо, треск ткани. Половинки рубашки пощекотали ребра. Победитель огладил плечи, лопатки. Люциус вжался лбом в прут, прикусил губу, скрывая невольный вздох. Пальцы опустились ниже, пробежались по точкам на пояснице, наигрывая неведомую мелодию. Волна мурашек сделала тело чувствительным до болезненности. Люциус не выдержал, застонал, признавая, что проиграл – чужой силе и собственному телу. Рука убралась с поясницы. Люциус взвыл от разочарования, брякнул наручниками, шевельнул бедрами. Как просить? Это унизительно, это невозможно... Победитель смилостивился, освободил его от брюк и белья. Люциус заскулил, повел лопатками, чтобы пальцы начертили на спине вязь: не руны, не заклятья, рисунки-почеркушки, доводящие до потери сознания. Он выгнулся, предлагая себя – скованные руки не позволили положить ладони на ягодицы, развести в стороны, раскрываясь. Шлепок по заду заставил позорно завилять бедрами, Люциус уже ничего не соображал, подставлялся незнакомцу, как течная сучка. Холодок очищающего, и – вместо заклинания смазки – влажное прикосновение языка к промежности, вызвавшее крик. Победитель знал, как доставить удовольствие проигравшему извращенцу. Рука обхватила член, разрешая головке толкаться в кулак, а язык готовил тело к проникновению. Член незнакомца – не особо большой, но и не маленький – втиснулся по слюне, болезненно раздвинул сокращающиеся мышцы. Люциус всхлипнул – он уже и не помнил, когда трахался без смазки. – Хорошо! Шепот обжег ухо, зубы рванули повязку, заставляя Люциуса запрокинуть голову, и тут же отпустили. Глубже. Еще глубже... – Ох, хорошо! Невозможность сопротивляться доставляла особое, пряное, стыдное удовольствие. Люциус расслабился, подался назад, принимая член во всю длину. Незнакомец прижался к его спине, опустил руку, начал поглаживать, увязывая ласку с вторжением. Четкие, жесткие движения бедер, достающие чуть ли не до горла толчки, быстро подвели Люциуса к грани – он просил: – Еще! Еще! Пальцы, ласкавшие головку, исчезли. – Нет! Прошу тебя! Еще! Ткань спуталась с волосами. Победитель содрал повязку, ухватил слепо моргающего Люциуса за подбородок, заставил повернуться. Ладонь вернулась на член. – Да, Гарри! Да! Еще, еще! Люциус кончал долго: кричал, бился лбом об ограду мэнора, терся о пальцы, выдаивающие из него последние капли, и судорожно сжимал зад, удерживая в себе чужую сперму. Гарри пришел в себя первым. Отомкнул наручники, поддержал бессильно сползшего на землю Люциуса, уложил его на траву. Погладил, убирая спутанные волосы с лица. – Зачем, Гарри? – Хотел проверить одну догадку. – Проверил? – Точного ответа не получил. Люциус ожидал хлопка аппарации, но Гарри расстелил серую мантию, подвинул его, сам улегся под бок – на ткань и траву. – Откуда ты узнал? – Не упускаю возможность заглянуть в чужой думосбор. Плохой черный парень любит вспоминать, как ловил Белоснежку. – Гарри, мы с тех пор... – Тс-с... не надо, – ладонь коснулась ободранного запястья. – Не оправдывайся. Слишком жаркое лето, ты прав. Поговорим, если доживем до осени.