Навстречу звездам

Небо мгновенно полиловело-почернело, где-то сбоку раздался гром и сверкнула молния. Леонид даже не успел удивиться на это безобразие, появившееся невзирая на еще минуту назад вроде бы чистом небосклоне и уверения метеорологов о хорошей погоде на ближайшие пару суток. Самолет ощутимо тряхнуло и он начал вибрировать. Откуда турбулентность? Альтиметр показывал что-то странное: то резкий набор высоты, то не менее резкое снижение. Что за черт? Корпус самолета содрогался от сильной тошнотворной вибрации, видимость из-за внезапного шторма упала до нуля, приборы демонстрировали адскую разноголосицу, не желая согласовываться. И вдруг все прекратилась. Он вылетел из шторма, и над ним снова было ясное синее небо. И больше ничего. Ни полосы штормового фронта, ни молний, ни турбулентности. Ни единого облачка. Он вытер ладонью пот со лба и попытался сориентироваться. И тут его ждал неприятный сюрприз: навигационное оборудование было мертвым, ни одного сигнала со спутника, как будто все они разом исчезли. Ну и с хрена ли перешли на ГЛОНАСС, если теперь тут ничего не работает. Так, вздохнуть поглубже и смотреть по тем приборам, которые еще фурычат. Выглянул наружу и задохнулся – откуда в Подмосковье горы?! Что за бред?! Так, спокойно, спокойно, еще спокойнее! Дышим ровно! Сейчас сориентируемся и долетим до того места, где будет сигнал. А там разберемся. Смотреть на указатель топлива что-то упорно не хотелось. Однако никаких сигналов так и не появилось, хотя он продолжал лететь уже полчаса. Зато, взяв восточнее, он пролетел над лесами, а потом уже над какими-то полями. Ну, раз поля, значит, есть и люди, уже проще. Только о посадке уже следует подумать, потому что топлива с каждой минутой все меньше. Леонид спустился еще ниже, но дорог почему-то особо заметно не было, что настораживало. И вдруг… О счастье! Дорога, правда, не сказать чтобы очень хорошая, но не грунтовка и на том спасибо, и достаточно длинная, чтобы можно было посадить Сессну. Сделав круг и заметив пару домов странного вида неподалеку, он снова выдохнул. Люди здесь живут, а насчет остального договоримся. Если что, шефу придется компенсировать ущерб, по головке его, конечно, не погладят, к тому же он смутно представлял себе, как сможет объяснить такое отклонение от курса, но деваться все равно некуда. Топливо стремилось к нулю. Когда шасси коснулся неровной дороги, то его снова ощутимо подбросило. Во рту разлился металлический привкус. Слетал, блин, за хозяйским приятелем. Самолет катился дальше, и он благодарил судьбу, что хоть эта дорога попалась, да еще без единой машины, сверху он не увидел и намека на какое-либо движение. Не грунтовка и не полное отсутствие хотя бы плохонького аналога ВПП и на том спасибо. Он подкатил к одиноко стоящим домам и, наконец, остановился. Спутники не прислали за это время ни единого сигнала, радио тоже хранило упорное молчание. Леонид вытащил свой смартфон, включил его и сдавленно выругался. Тот тоже не видел связи. Чудесно, просто чудесно. В какой медвежий угол его вообще занесло? Но долго тут сидеть не имело смысла, поэтому он все-таки выбрался из самолета. Неподалеку от него стоял темноволосый парень в шортах и странного вида футболке и со сдержанным любопытством смотрел на него. Леонид вздрогнул, он даже не думал, что такие лица бывают: спокойные, ясные, практически светящиеся. Удивительно правильное и успокаивающее, что ли. Тень полуулыбки слегка приподнимала уголки губ, придавая ему чуть ли не выражение лица Будды. - Здрасьте, - слово карканьем вырвалось из горла. - Привет, - улыбка стала чуть заметней, а заодно и свет в глазах. - Прошу прощения, что сел тут, но топливо было на исходе и приборы не работают. Я бы отогнал его куда-нибудь в ангар, если это возможно. Машины у вас часто ездят тут? Не заметил их пока. От вас можно позвонить, а то мой телефон тоже не работает? - Телефон? – на лице этого юного буддиста промелькнуло недоумение. – Позвонить? А! – он словно что-то вспомнил. – А куда? В смысле, кому? - В Москву, начальству, надо бы объяснить, что я не долетел куда надо и попросить, чтобы мне все это дело как-то помогли разрулить. - Разрулить? – снова недоуменные нотки. - Ну да, - растеряно сказал Леонид. – Кажется, я влетел здорово, но я даже не могу понять, где я. Когда я летел, увидел тут неподалеку горы. Что это за горы-то? - Алтайские, - с готовностью просиял тот. - Как Алтайские? Я бы ни за что до них не долетел! И не мог я практически в мгновение ока возле них оказаться, если я только что вылетел из Москвы! - А, - коротко отозвался парень. – Ну, смотря на чем лететь. Хотя мгновение ока – это, конечно, слишком. - Так могу я позвонить? - Нет, не сможешь. - Почему?! - Потому что у меня нет откуда звонить. Нет этого… - Телефона?! Ну, может быть, рядом есть почта или еще что-то? Хоть магазин какой? У них же должно быть! - Нет ни телефона, ни почты, ни магазина. Ничего такого. - Как вы тут вообще живете? – вытаращился Леонид. – Что у вас тут за средневековье? - Не средневековье, но телефонов нет, - покачал он головой. – А когда такие машины делали? – он кивнул на Сессну. - Ну, она 2011 года выпуска. Ей три года уже. - Ааа, понятно. Ну, я собственно к тому, что ты не сможешь уже никому позвонить в 2014 год. Сейчас уже 2084 год. И Москвы, какой ты ее знаешь, уже давно нет. -Что?! - Ну да, так вот получается. - Что значит получается? Как я сюда вообще попал?! - А вот этого я не знаю, я услышал шум и выглянул, смотрю, старая машина летит. Подумал, что надо тебя встретить. - Встретить. Меня, - ровным голосом произнес Леонид, чувствуя, как на него накатывают озноб и тошнота. - Да, тебе нужна помощь, вот я и вышел. Пойдем в дом, тебе надо умыться и отдохнуть. Заодно попытаемся разузнать, что вообще случилось. Леонид провел пальцами по губам и увидел на них кровь. - Пойдем, - кивнул он, понимая, что ему надо перевести дыхание и собраться с мыслями. – Погоди… Как тебя зовут? - Себастьян, - улыбка снова стала заметнее. – А тебя? - Леонид. - Леон, - собственное имя заставило внутренне поежиться, так его называли в Лондоне, и сразу же вспомнился Алекс. Но, правда, никто так не перекатывал эти звуки на языке. На крыльце он обратил внимание на то, что на двери нет замка, только маленькие щеколды снаружи и изнутри, правда, коробка была глубокой, и на ней были петли для еще одной двери, но вряд ли и на той двери могли быть замки, в коробке не было под них пазов. Вторая дверь, скорее всего, предназначалась для зимы, та, что уже стояла, была на две трети стеклянной. На крыльце он разулся, следуя просьбе Себастьяна, который тоже скинул свои сандалии, и вошел внутрь вслед за хозяином. Он привел Леонида в светлую ванную, вытащил из шкафчика коробочку, оттуда что-то вроде парочки блистеров. - Это надо развести в воде и прополоскать рот, чтобы быстрее зажило, - сказал Себастьян. – Стакан я сейчас принесу, а ты пока умойся, если что-то непонятно, спрашивай. К тому времени как он вернулся, Леонид успел умыться, кран не сильно отличался от привычных ему, жидкое мыло тоже легко обнаружилось в одной из баночек. Вытер лицо и руки полотенцем, как к нему, постучав, вошел Себастьян со стаканом воды. - Вот, - сказал он и отдал ему посудину. Леонид повертел в руках упаковки из фольги и попытался их разорвать, но те почему-то не поддались. - Нет-нет, не так, - сказал наблюдавший за ним парень. Забрал их и сдавил их над стаканом, в него полилась желтоватая эмульсия, затем последовала и вторая упаковка, он взболтал содержимое несколькими круговыми движениями, так что в жидкости образовалась воронка, и отдал ему. – Просто прополощи рот. Я буду тебя ждать на кухне, это по коридору налево. Когда Леонид вошел на кухню и сел за вполне обычный стол, Себастьян сунул ему под нос кружку со странно пахнущим содержимым. - Это травяной чай, укрепляющий и успокаивающий. Я не знаю пока твою реакцию на современные лекарства, но, думаю, травы тебе можно, тем более что сейчас воздух и вода чище, чем в твое время. Жутковато слышать «В твое время». И поражает спокойствие, с которым Себастьян принял свалившегося ему на голову пришельца. - А та полоскалка? - А она тоже на травяных экстрактах, - сообщил Себастьян, потом продолжил. - Я тут поговорил с ребятами, спросил, как такое могло случиться, они удивились, но пообещали разузнать побольше и приехать часа через два-три. Так что ты успеешь спокойно поесть и поспать. - Что за ребята? – напрягся Леонид, подозревая, что о нем уже доложили куда следует. В голове быстро сложилась привычная картинка: сейчас службисты всех мастей начнут трясти его, как грушу, передавая по цепочке, пытаясь убедиться, что он безвреден, или наоборот доказать, что враг народа. И хорошо, если ограничатся только вербальными методами. - О, ребята из Совета Спокойствия, - ответил Себастьян. – Он следят за порядком, чтобы не было эксцессов или проблем в общественном порядке, чтобы никто не вторгался к нам извне, всякими необычными случаями они тоже интересуются. - Я тоже теперь проблема извне? – прикидывая, как будет уходить в незнакомой, да еще и почти полностью открытой местности, спросил он. От названия местных чекистов, или кто там они, повеяло Оруэллом. - Нет, конечно, - снова усилил улыбку Себастьян, в карих глазах впервые заплясали смешинки. – Ты наш, земной, просто из прошлого и тебе нужна помощь. Ты не серый и не темный, не с другой планеты, просто устал и запутался. - У вас путешествия во времени обычное дело? И ты сказал про другую планету. Это тоже реальностью стало? - Первое пока еще нет, и неизвестно когда будет и будет ли вообще, а вот второе – да, правда, пока еще несколько ограничено. - В пределах Солнечной системы? - О нет, несколько больше, но наши ресурсы пока не настолько обширны, чтобы мы могли себе позволить путешествовать по-настоящему далеко, но вскоре, надеюсь, это станет возможным. Хотя нам сначала надо до конца отладить жизнь на собственной планете, и только после этого имеет смысл больше активничать во внешнем космосе. - А с инопланетянами вы общаетесь? – детские любопытство и любовь к космосу вырвались из-под спуда, несмотря на невероятный поворот. - Да, общаемся, мы их называем инопланетниками. - И какие они? - Очень разные, у них своя физиология, хотя все они в той или иной степени гуманоидны, своя психология, свое социальное устройство, хотя от рекомендаций Кольца еще никто не отказывался. Хотя это не исключает того, что они иной раз пытаются … извернуться и сделать все по-своему. - Я не очень тебя понимаю, - сознался Леонид. - О! Прости, я думаю, что мы можем обсудить это позже, когда ты обвыкнешься, подучишься и будешь лучше понимать что тут и как. А пока давай поедим, и ты немного поспишь? Желудок тут напомнил, что в нем уже несколько часов ничего не было, и Леонид кивнул, соглашаясь. Через несколько минут перед ним стояла тарелка с благоухающим овощным рагу и рисом, причем, несмотря на то, что Себастьян разогрел все при нем, все было невероятно вкусно, хотя половину ингредиентов он так и не опознал. Но рассудил, что раз тот ест то же самое, и выбирать все равно не приходиться, то вряд ли его отравят или чего-то подсыплют. Лучше уж поесть, потом сослаться на усталость и попросить разрешения прилечь, а потом уйти. Уже после обеда, прихлебывая чай, не удержался и спросил: - Откуда такое необычное имя для здешних мест? Ты откуда-то приехал? Или мода такая? – к тому же в его говоре не слышалось акцента, точнее, были определенные изменения в произношении, но вряд ли различия были больше, чем в речи самого Леона по сравнению с человеком середины двадцатого века. - Да нет, не мода, мать - испанка, отец – русский, поэтому так и получилось. Хотя на самом деле, кровей намешано еще больше, особенно в отце, он, как говорит бабуля, тот еще результат советской дружбы народов. Было неожиданно услышать такое. - Вы еще помните о Союзе… - И не только помним, но достаточно активно изучаем его наследие, чтобы не наделать таких же ошибок. - Что ты имеешь в виду? – растерялся он. - Ну, так как у нас уже нет капитализма, и мы стараемся уйти от этого подальше, то нам нужно избегать проблем и осложнений, которые были в его альтернативе, поэтому изучение самое активное, но при этом, мы идем своей дорогой. - У вас что тут, коммунизм? – осторожно спросил Леонид. - Не совсем, но мы стремимся, - все также медитативно улыбался Себастьян. Нечаеву откровенно подурнело, в голове сразу же послышались шепотки страхов, которыми наполнили его подростковые годы потоки льющейся со всех сторон информации: уравниловка, слежка, жесткие рамки, никакой свободы выбора. Вспомнился репрессированный прадед. Вот уж действительно Оруэлл. - Только в России? – снова рискнул он. - Зачем же? По всей планете, иначе бы все стало еще труднее. Вот это влип. И что теперь делать? Но сошлемся на усталость с дороги и попросим возможность отдохнуть. - Я могу отдохнуть? - Да, конечно! Пойдем, я покажу тебе гостевую комнату. Там и душ примешь. Себастьян привел его в комнату, показал дверь в еще одну ванную, вытащил из шкафа два больших полотенца и вручил ему. - Все остальное там. Одежду можешь положить в корзину, потом постираем. Когда он вышел из душа, на кровати лежало несколько упакованных комплектов белья, несколько пар носков, на перекладине поперек одной из стен, оказавшей наполовину зазеркаленной дверью чего-то вроде шкаф-купе висели белая футболка с теми же странными рукавами, как у Себастьяна, и белые же шорты. Он такое не носил лет с одиннадцати, но, кажется, сейчас это считалось нормальным даже вне теннисного корта. На полу, кроме его берцев, были еще туфли, похожие на белые кеды. Нечаев поставил будильник на вибрацию, чтобы разбудил его через сорок минут. Натянул трусы из одной упаковки, он мельком глянул на этикетку с составом ткани, в основном хлопок, но и примесь какой-то незнакомой синтетики, поразило место производства - Австралия. Ладно, пойдет, остальное сгреб в ящик предмета мебели подковообразной формы, опознанного им как прикроватная тумбочка. Там оказалось еще несколько непонятных штук, но он слишком устал, чтобы разбираться. И мгновенно уснул, вытянувшись под простыней. Когда загудел телефон, хлопнул по нему, и начал быстро собираться: одежда, носки, быстро умыться и обуться, телефон в карман. Потом вышел в коридор и осторожно пошел по нему, стараясь быстро пройти дверные проемы. - Ты что-то ищешь? Тебе нужна помощь? Нечаев обернулся на голос Себастьяна, который смотрел на него со спокойной серьезностью. - Да нет вроде. - Хорошо. Тут ребята приехали, хотят поговорить. Пойдем? - Пошли, - отозвался Леонид, чувствуя, как неприятно заныл живот. Некоторый опыт общения с такими людьми у него имелся, и не сказать, что всегда приятный. В гостиной его ждали двое: симпатичная рыжая девушка с подвижной мимикой и высокий худой негр с неожиданно огромными кистями рук. Они поздоровались и представились. Точнее девушка поздоровалась, а парень произнес несколько слов на незнакомом языке и его перевели. Настя Тополева и Айзек Джеймс. Леонид нахмурился, прислушиваясь к тому, что говорил Айзек, большинство слов явно имели свои корни в английском, немецком, испанском или русском языке, но слова эти упорно не желали выстраиваться в осмысленную фразу. Что это вообще за язык? Он не заметил, как озвучил это вслух. - Всеобщий, - ответила Настя. – Айзек понимает русский, у него переводчик с собой, но вот разговаривать на нем не может. - Может быть, тогда на английском? - О! Не стоит! Думаю, мы чудесно пообщаемся на русском. Итак, прежде всего, мы бы хотели извиниться, дело в том, что произошел сбой в работе темпоральщиков, они хоть и сделали свои лаборатории под горами, чтобы иметь минимальное влияние на окружающий мир, но у них там сейчас идут эксперименты, и, похоже, именно они вызвали пробой во времени и пространстве, который перекинул вас сюда. - Темпоральщики? – растерянно переспросил Леонид. - Да, это специалисты по работе с физикой времени или темпоральной физикой. У них сейчас стадия активных экспериментов и случаются сбои. Надеюсь, сюда не прорвется стадо мамонтов или какой-нибудь авианосец не пропашет нашу степь. - А что, пропадали у кого-то авианосцы? – полюбопытствовал Себастьян. - Ну, если только в войну, но вроде как это не иголка, чтобы пропасть без учета. Но мы пока это не проверяли, и, надеюсь, не придется. - В войну? - В последнюю войну, но я тебе потом расскажу об этом. - Да, думаю, вам лучше потом это обсудить, а пока я бы хотела еще немного поговорить о вас. Кто по профессии и чем занимались? - Летчик, получил квалификацию линейного пилота, сначала работал на лайнерах в нашей компании, потом повезло попасть на контракт в английскую авиакомпанию, но там отработал всего три года, потом контракт закончился и мне не стали его продлевать, в связи с ужесточением миграционного законодательства, так как я не смог найти себе работу в Лондоне за три месяца, то меня попросили из страны. Вернулся в Москву, смог устроиться на прежнее место, но и оттуда меня выперли через полгода, потому что захотели пристроить на мое место чьего-то протеже. В итоге я оказался извозчиком у одного состоятельного человека, у него свой авиапарк, и ему нужны были опытные летчики. Я согласился на это как на временный вариант, но там я уже года полтора и пока что вариантов, на которые это можно было бы сменять, не подворачивалось. - Понятно. А как вы оказались один в самолете? - Шеф попросил забрать его подругу из Питера, так что мне пришлось вылететь за ней. Как только отлетел от аэродрома, так попал во внезапный и короткий шторм, который выкинул меня отсюда. - То есть никаких предупреждений метеорологи не давали? - Нет, отличная солнечная погода. - Ясно. Ну что же. Тогда пока вопросов у меня нет, если возникнут вопросы ко мне или захотите о чем-то рассказать поподробнее, то я вам уже скинула свои координаты на профиль, так что можете звонить или писать в любое время. - И что мне теперь делать? И что делать с машиной? - О, вы можете делать все что угодно: путешествовать, учиться, развлекаться, работать, знакомиться и общаться. Тут много всего. А насчет вашей машины, то мы бы хотели забрать ее в музей техники. Его сотрудники будут в диком восторге. - Но у меня нет ни документов, ни … денег. - Деньги? А зачем они? У нас они не в ходу, что касается документов, у вас уже есть профиль в сети, этого более чем достаточно, Себастьян объяснит, что и как. - Профиль? Это все? - А разве нужно что-то еще? Если у нас будут вопросы, мы с вами свяжемся. - Подождите! Вы сказали, что самолет заберете в музей, но машина не моя, а шефа, так что… Но я все равно за нее в ответе. И как-то получается, что я профукал чужое имущество. - Вы рассчитываете на возвращение? – Лучистые серые глаза не утратили своей доброжелательности. - Да, это возможно? - Боюсь, что нет. Потому что пока у нас нет никаких реальных технических возможностей для этого. Так что самолет тут может быть только для музея, здесь не будет ни топлива для него, ни запчастей. Ну, то есть запчасти еще можно найти или сделать, но мы уже не используем углеводородное топливо. У нас совершенно другие транспортные технологии. - И какие же? - На антигравном принципе. Нечаев потерял дар речи от этих слов и просто уставился на нее во все глаза. - И так как вы не сможете вернуть самолет владельцу из-за совершенного форс-мажора, то, пожалуй, с вас снимается эта ответственность. И на это ему нечего было возразить. Хотя с надеждой на возвращение он не готов был расстаться. - Можно ли найти мои следы в прошлом? Вы можете это сделать? - Да, мы попытаемся, просто у нас не слишком полные архивы, многое не пережило войну. Если мы что-то узнаем, то обязательно известим вас об этом. На прощание Айзек, пожимая ему руку, произнес: - I guess, you shouldn’t think so loud. Relax a little bit. - Thanks for your advice, - пробормотал Леонид, пораженный неприятной догадкой. Короткий, не очень информативный разговор, в результате которого мало что можно было понять. И как теперь его будут проверять? То есть искать будут, сам уточнил это, но что найдут и что ему расскажут. Вряд ли ему предоставят подробный отчет, а может утаят всю информацию, просто чтобы не дергался. - Зачем они приходили? – спросил он у Себастьяна спустя полчаса, когда они пили чай. Тот оторвался от своей чашки и посмотрел на него немного удивленно. - Рассказать тебе о том, как ты здесь оказался. - И это все? - Не совсем, - Себастьян помедлил, а потом продолжил. – Они еще пришли удостовериться, что ты не темный и не серый, а также что в тебе нет подключки и ты тот, кем представился. - Удостоверились? – зло спросил Леонид. – Вот так за пять минут? И каким это образом? - Ну, они посканировали тебя. Вообще-то это не слишком прилично, но ты же знал, кто они и зачем сюда пришли, так что это исключение возможно. - Посканировали? Как? - Энергетически. Посмотрели твои потоки, кстати, тебе не помешало немного привести их в порядок, посмотрели, как ты реагируешь на их мысли, послушали твои. Ничего такого. - Они читали мои мысли? – значит, не ошибся, вот же блин. В первый раз за много лет почувствовал, как вспыхнуло лицо. – А ты? Тоже можешь так сделать? - Ну… ты очень шумный, - запнувшись, ответил Себастьян. - Шумный? - Ты не умеешь контролировать свои мысли или пускать в том режиме, чтобы их не было настолько слышно. У Нечаева желваки на щеках заходили. - Вы постоянно читаете мысли друг друга и считаете это нормальным? - А почему бы и нет? Во-первых, нам нечего скрывать, во-вторых, всегда можно сделать их прозрачными. - То есть если кто-то заглянет тебе в голову и увидит самое сокровенное, ты и это будешь считать нормальным? - Специально это мало кто делает, если только по работе бывает нужно, например, как Насте с Айзеком или в каких-то экстремальных ситуациях. К тому же, можно сделать так, чтобы твои мысли не были такими уж заметными. В твоей голове постоянно, как белка в колесе, бегают мысли, достаточно однообразные и самоедские. Тебе не стоит на них так циклиться. Потрясающе, это вечно медитирующий сопляк еще ему нотации читать будет. Психанув, он встал из-за стола и стремительно вышел из дома, глубоко дыша, сначала нарезал пару кругов вокруг домов, чтобы получше разглядеть их, потом пошел к самолету, чтобы осмотреть его и решить что с ним делать. Но как только он к нему приблизился, как в небе возникла темная точка, которая все увеличивалась и в итоге превратилась в… летающую тарелку! Тарелка подлетела к нему, снизилась, замерла и выпустила тросы, которые зафиксировались на самолете, а потом принялись сматываться невидимой лебедкой, поднимая машину в воздух. Еще лучше! Его ласточку крадут прямо у него из-под носа! Он закричал и замахал руками, требуя, чтобы ее опустили вниз. Но кто бы там не сидел в тарелке на его вопли не обратил внимания, и улетел, вместе с самолетом, разумеется. Злой, как черт, Леонид развернулся к появившемуся на крыльце Себастьяну. - Ну и как это понимать? – заорал он. - Тебя же предупредили, что машину заберут в музей техники. Больше она ни для чего не годится, - спокойно среагировал тот. – Если хочешь, то сможешь съездить навестить ее через несколько дней, думаю, у народа будут к тебе вопросы. - Хочу! – выплюнул Нечаев. - Очень хорошо, тогда свяжись с музейными работниками и спроси, когда тебе можно будет к ним приехать. - И как это сделать? – остывая, поинтересовался он. - А вот для этого я тебе покажу, как пользоваться твоим профилем, о котором тебе говорила Настя. Профилем оказалась комбинация некоего виртуального удостоверения личности, счета, на данный момент пустого, и кабинета, из которого можно было управлять не только собственной виртуальной активностью, но и принимать реальное участие в общественной жизни: оценивать и голосовать за различные проекты, вносить их в разные Советы на рассмотрение, решать многие вопросы. Например, на данный момент активно обсуждалось открытие дополнительной станции возле Европы, спутника Юпитера и изменение в школьной программе по каким-то техническим вопросам, которые остались для Нечаева темным лесом. Что поразило, каждый проект был расписан скрупулезнейшим образом, сначала шла опять-таки подробная презентация, потом разбор проекта в виде текста и потом уже обсуждение в комментариях, но, в отличие от привычных ему интернетовских терок, никакой ругани, троллинга и перехода на личности. Все четко и корректно. И, самое главное, это работало. Пораженный, он просмотрел список принятых проектов и изумился еще больше, чего там не было: и про изменение климата, и про новые направления в науке и многое другое. Выходить можно было либо со стационарного портала, который мог оказаться где угодно, хоть на столбе, либо с помощью крохотной штуки, больше всего похожей на гарнитуру от мобильного. - И по ней за мной будут следить? – неприязненно спросил Нечаев. - А через это за тобой не следили? – кивнул Себастьян на смартфон, который тот по привычке все еще таскал с собой, хотя заряд был уже на последнем издыхании. – Но успокойся, за тобой никто не будет следить, захочешь – выйдешь, захочешь – нет, ты не будешь постоянно подавать сигнал, как с твоим телефоном. Если не хочешь носить с собой, будешь в случае необходимости пользоваться стационарами. - И как их активировать? - Просто подойти и провести ладонью перед значком стационара, он среагирует на тепло. Когда он заикнулся о своих личных вещах, оставленных в самолете, Себастьян пожал плечами и сказал, что сотрудники музея наверняка их вытащили и потом он сможет их забрать. Вечером пришло еще четыре человека, живущих в доме. Жилым в этом комплексе было только одно здание, второе было под лабораторию. И тут Леониду впервые пришло в голову поинтересоваться, чем же занимаются Себастьян и его друзья. Оказалось, что работают пока что в основном в каком-то варианте колхоза, и сейчас собирают первый урожай в этом сезоне, и готовят проект по разработке новых биотехнологий. - Что за проект? – поинтересовался Леонид, когда они вечером собрались на веранде поболтать и выпить вина. - Дело в том, что, сразу после войны, когда мы изгнали серых и зализывали раны к нам пришли инопланетники, которые подбросили нам интересные идеи. Когда Александр Иволгин изобрел антигравы больше тридцати лет назад, то у нас появилась возможность путешествовать в космос, и не только. Мы и на Земле стали преодолевать бОльшие расстояния за меньшее время, - заговорил Дима, один из друзей Себастьяна. – Так вот, в космосе, также как и раньше была проблема защиты от жесткого космического излучения и многих других странных сюрпризов, вроде быстрого износа вне магнитосферы Земли, причем со временем выяснилось, что их там несколько и на каждый из них нужна своя защита. Металлы изнашиваются с большой скоростью, и нужна была альтернатива. Вот инопланетники и намекнули, что лучше всего использовать для этого биополимеры. - Но это же еще более уязвимо, - напряг свои скудные познания Нечаев. – Мало того, что я смутно представляю, как удержать форму в каркасе нужного размера и формы, так под действием того же излучения они будут мутировать. - Все верно, - заулыбалась Сева. – Именно это и представляет одни из основных проблем, поэтому пока мы пытаемся в «домашних» условиях разобраться в какую сторону работать. Мы не одни такие, таких групп по всему миру несколько десятков. - И что потом? - Ну, как только мы поймем, как работать, подадим заявку на проект, ее рассмотрят и, надеемся, разрешат, и тогда мы будем работать в серьезных лабораториях с большими ресурсами. Возможно, наши решения совпадут с чьими-то еще, и тогда нас могут объединить в сеть. - И вы не будете возражать? - А зачем? Чем больше голов будет над этим думать и работать, тем скорее будет результат. И мы поймем, шли ли мы по правильному пути, или ошиблись и надо искать заново. - Даже так, - пробормотал Леонид. – А почему ваши инопланетники не поделились своими технологиями? - А зачем? Нам нужно самим развиваться, кроме того, многие из них так далеко ушли вперед, что их технологии мы пока просто не потянем. Но наметки нам дали, а дальше мы уже сами. - И давно вы этим занимаетесь? - Мы в этом доме уже четыре месяца, и примерно же столько же и занимаемся. - И как вы это умудряетесь совмещать с сельским хозяйством? Там тупеешь от пахоты с утра до вечера. - Ну, во-первых, там посменная работа. Желающих достаточно, так что установил график - и вперед, во-вторых, там многое автоматизировано настолько, что иной раз больше надо следить за аппаратурой, чем за урожаем. Хотя это, конечно, не очень правильно. Так что времени у нас достаточно. Работаем в среднем на севе, уходе, уборке, просушке и сортировке три, максимум четыре дня, если вдруг аврал случится, в день не больше 6 часов. Упаковка и подготовка к транспортировке тоже входит в наши обязанности. Все остальное время мы занимаемся подготовкой собственного проекта. - Да ты приходи к нам, посмотри, как мы работаем, может самому понравится, - под негромкий смех друзей сказал Себастьян. - Я подумаю, - ответил Леонид, с трудом представлявший себя с лопатой в руках или за рулем комбайна. Воспоминания о дедовской даче тоже не слишком утешали. Особенно воспоминания о прополке. На следующий день Нечаев просто бродил по окрестностям, переваривая случившееся. Дошел до полей, над которыми парили полые, металлические цилиндры комбайнов, с продольными полосами лезвий, которые вращаясь, срезали колосья, а зерно ссыпалось через трубы сбоку в летящие рядом контейнеры, сменявшие один другого. Он дошел до леса, но далеко не заходил, просто ходил неподалеку от опушки, потом нашел поляну с небольшим прудом, в котором рискнул искупаться, когда понял, что за этим прудом тоже постоянно ухаживают. Вечером вернулся обратно, голодный и уставший, и спросил, как добраться до музея техники. - Очень просто, - ответила Катя, забирая свою тарелку, в которую положили ризотто. – Вызови антиграв, забей в него координаты музея, мы тебе их дадим, и ты туда съездишь. Он так и поступил, хотя при поездке на этом чуде технике, куда его засунул Себастьян, выдав предварительные ц.у. и забив обещанные координаты музея. - Не волнуйся, сам доедет. Когда залетишь на стоянку, нажми вот сюда, и он тебя будет ждать до конца твоего визита. Музейщики встретили его с восторгом, без вопросов позволили ему забрать все свои вещи и даже бутылку с коньяком и засыпали его кучей вопросов. Под конец у него голова гудела, после обеда ему устроили еще и экскурсию, продемонстрировав все развитие техники за последние десятилетия. Это было очень познавательно и заставило задуматься еще больше о собственном будущем, ему нарекомендовали кучу материалов и курсов по техническим вопросам, пообещав слить все на его профиль. И снова он услышал слова «война», которое заставило еще раз крепко задуматься и сделать зарубку на память, чтобы расспросить об этом Себастьяна и самому поискать инфу. Вечером об этом он умудрился забыть, потому что залез за ссылками на профиль и заметил мигание в значке счета, открыл и удивленно уставился на цифру, означавшую откуда-то упавшее на него начисление. Как сказал бы раньше, зарплата пришла. Но откуда? И вообще как узнать, сколько это, много или мало? И из чего вообще состоит. О чем он и спросил Себастьяна. Ответ его ошарашил. - Ты же был сегодня в музее? Ты разговаривал с ребятами оттуда, наверняка, консультировал их. - Да, ну и что? - Этого более чем достаточно, чтобы тебе заплатить, как ты это называешь. - Ни фига себе! Но в чем это измеряется? И как определяется? - В том, насколько может увеличиться количество счастья на Земле и сколько энергии удалось сэкономить или направить на что-то другое, или сколько энергии потратил сам человек. Если с энергией было мутновато, потому что и сам Себастьян не слишком разбирался в этом вопросе, то оперирование категорией счастья в этом ключе и вовсе ставило в тупик. - Счастье? Причем тут счастье? И как его вообще можно измерить? И как работа может определять счастье? - Мы живем и работаем, чтобы увеличить количество радости и счастья на Земле и если работа делает тебя несчастным, то зачем такая работа? Ты ответил на вопросы музейщиков, они что-то для себя поняли, какое-то количество радости они получили, и сэкономили время и энергию, которые могли бы потратить на то, чтобы разобраться самостоятельно. Это добавят в материалы для экскурсий и курсов для взрослых и детей, которые тоже получают от этого удовольствие. Конечно, это счастье. Ты так не думаешь? - Неожиданно, - пораженно сказал Леонид. – То есть вы работаете за счастье? - Ради счастья, Леон, - улыбнулся Себастьян. – Разве это не чудесно? - Ну, например, ты и твои ребята сначала пашут на поле, а потом в лаборатории. И это тоже счастье? - Конечно. Работа в лаборатории – это кристально чистое счастье для нас самих, и уж точно для тех, кто сможет воспользоваться результатами нашего труда. И на земле работают те, кому это нравится. И потом, наши продукты дают пищу и радость другим людям, конечно, не все об этом задумываются, но вкусный ужин – это тоже здорово. Нечаев снова не нашелся с ответом, только попросил взять его с собой завтра на работу, чтобы посмотреть на это все. Увиденные ранее комбайны управлялись группкой операторов в небольшом домике на сваях, с огромными окнами. Ребята и девчонки в светлых комбинезонах, сосредоточенно уставились в мониторы, легкими касаниями пальцев к голографическим поверхностям управляя множеством аппаратуры на всех полях. Например, Нечаев увидел проплывающих мимо грядок многоножек, с манипуляторами, похожими на узкие плоскогубцы, которые пропалывали сорняки, аккуратно и крепко захватывая их, вырывая и забрасывая их себе на «спину», куда прикреплялся пустой ящик, когда он заполнялся, и загорался красный огонек, ящик откреплялся, улетал и на его смену прилетал такой же. - А он не напутает и не выдерет из земли что-то нужное? – спросил он. - Нет, в сборщиках есть камеры и биоанализаторы, в которых заложены данные о всех растениях данного биоценоза и даже сверх того. Поэтому они опознают все безошибочно, сорняки там или морковку. С утра, скажем, он собирает редиску, а после обеда пропалывает грядки с капустой. И действительно, в соседних рядах еще несколько десятков сборщиков деловито выдергивали из грядок молодую морковку с пару пальцев и точно так же кидали их в свои контейнеры. На полях он увидел еще несколько видов уборщиков, тех, что, например, взрыхляли почву и подтягивали вверх корнеплоды, которые подхватывали и обрезали от лишнего какие-то забавные оранжевые полусферки с кучей блестящих никелированием манипуляторов. Они же собирали то, что потяжелее, например, капусту и тыквы. Леонид бродил, как зачарованный, наблюдая за слаженной работой людей и техники. И если что-то было знакомо хотя бы теоретически, вроде подводки тонких шлангов с водой и подкормкой, которые впрыскивали нужное количество жидкостей под корни каждому растению по мере необходимости, что регулировал центральный компьютер, то часть техники в своей пусть кажущейся независимости завораживала. Несколько человек в майках, шортах и сандалиях бродили по бескрайним грядкам и между деревьями, и проверяли состояние почвы и растений на глаз. - А почему все посажено так вперемежку? - то есть не совсем все, но вот яблони над клубникой или абрикосы над грядками с петрушкой и прочей зеленью озадачивали чрезвычайно, да и сами грядки казались обсаженными очень беспорядочно. - Потому что таким образом увеличивается урожайность и почва меньше изнашивается при этом. Культуры не просто так сажаются вместе, а с таким расчетом, чтобы их комбинации усиливали друг друга. Или защищали, - Себастьян снова слегка улыбнулся. – Для защиты от слизней мы повсюду рассаживаем чеснок, - и кивком показал на зеленые стрелки на грядках. - И что, помогает? - Конечно, если что-то не помогает, то используются излучатели, - Леониду продемонстрировали небольшие темные кубы по краям посадок. - Но стараемся своими силами, потому что излучение не нравится не только насекомым, но и растениям тоже. - Своими силами? - Ну да, мы энергетически прогоняем насекомых. - Энергетически? То есть как экстрасенсы, что ли? И это работает? - Работает, почему бы этому не работать. И еще кое-что, экстрасенс означает, что это что-то за гранью обычных чувств человека и его способности познавать. Это не так. Поэтому мы отбрасываем приставку экстра-, это обычное дело, основным методам можно научить практически любого. - И меня тоже? – скептически поинтересовался Нечаев. - Почему бы и нет, - все также спокойно отозвался Себастьян. – Гением в этом деле ты не станешь, но жизнь себе и окружающим облегчишь точно. В ровном голосе Нечаеву послышалась скрытая насмешка. Себастьяна позвали на другой конец огородов, а Леонид неожиданно обнаружил себя в одном из складов, сортирующим морковку. До этого он прошел мимо грядок с самой экзотичной цветной капустой, которая только ему попадалась, мало того, что разноцветная, так еще и очень причудливых форм. Ему надо было следить, чтобы машины правильно разбирали овощи по ящикам, по размеру и сортам. Какую только морковку не пришлось увидеть, и узнать названия примерно двух десятков сортов, от почти белой до практически бордовой, как свекла. Фиолетовая морковка тоже вызвала недоумение, но когда он сгрыз ее, то оказалась, что все-таки морковка, очень сладкая и с необычным привкусом. Он не заметил, как пролетело три часа, вышел на воздух и прищурился от яркого полуденного солнца, потом забрел поглубже в сады, понаблюдал, как собирают яблоки и груши. Манипулятор с круглой сеткой и небольшой металлической развилкой над ней подлетал к ветке, острые лезвия развилки цепляли и срезали черенки, а фрукты падали в сетку. Когда она наполнялась, то манипулятор опускался и осторожно пересыпал плоды в ящики со стружкой. Себастьяна он нашел возле теплиц, тот вышел из небольшого, административного здания возле них и направлялся внутрь. Леонид зашел вслед за ним и обнаружил, что там вздымаются почти до полуэллиптического потолка заросли разноцветных помидоров всех форм и размеров от желтых и оранжевых черри до крупных овальных почти черных томатов, огурцов, кабачков, болгарского перца и еще какой-то незнакомой овощной и фруктовой всячины, слишком экзотичной для опознания. Дохнуло влажной духотой и сотнями запахов от сильного духа земли до водянистых и сладковатых плодовых. Себастьян целеустремленно подошел к каким-то малозаметным краникам у стенки и чуть-чуть подкрутил пару из них. В стене неожиданно зашипело. - Ну, как прошло знакомство с морковкой? – в голосе были отчетливые веселые нотки. - Нормально, во всяком случае, намного лучше, чем я ожидал. Иногда такое ощущение было, что я практически в лаборатории или, по крайней мере, в каком-то ботаническом саду, а не на реальном поле, которое людей кормит. Народ тут почти весь с чистыми руками, а то и в белом халате. Ты что отрегулировал сейчас? - Да вот подача удобрений что-то клинит, надо бы форсунки подчистить, я уже оставил сообщение, ребята из следующей смены этим займутся, ну, а пока немного вручную поработал. - У вас механики будут только в следующую смену? – недоуменно поднял брови Леонид. - Нет, Леон, что ты, я бы тоже смог, у нас вообще весь народ многогранный, - хмыкнул Себастьян. - Просто мне еще надо будет сегодня отследить один эксперимент в лаборатории, так что мне уже пора бежать. Да и у остальных смены заканчиваются и скоро будут наши сменщики. - Я уж было решил, что специалисты по железу у вас сидят отдельно. - Да нет, у нас кто ближе и кто свободен, тот и чинит, в случае чего. С совсем сложным оборудованием, например, криогенным или антигравным, мы не связываемся, тут уже ребята с заводов этим занимаются. А так… чего бы самим не поработать? Устал? – Нечаев неопределенно качнул головой. – Ну, так идем домой? - Пойдем. Домой тоже полетели на антиграве, но только из-за оставленных в аппарате пробирок, как пояснил Себастьян. Обычно он предпочитал добираться пешком. В голове Нечаева зрел еще один вопрос, ответа на которого он не мог найти. - Скажи… а тут у вас только молодые работают? Тут Себастьян откровенно рассмеялся. - Ну а как ты думаешь? - Ну, никого старше двадцати пяти, - и это было, по его разумению, большой натяжкой. – Я не видел. - И тебя страшит, что же такое жуткое мы делаем с людьми постарше? – успокоившись, спросил он. – Как по-твоему, сколько лет Кате? - Эммм, двадцать четыре? Двадцать пять? - Шестьдесят восемь вообще-то. Нечаев застыл, вспоминая свежее гладкое лицо, с сияющей кожей и яркими глазами. - Что у вас тут за технологии? - О! Вот это верный вопрос! Во-первых, мы используем всяческое волновое электронное оборудование, их еще называют электронными сенсами. Во-вторых, у нас есть так называемые ванны, принцип их работы инопланетники рассказали нам очень скоро после нашего знакомства. И нам удалось быстро их создать и освоить. Так вот, это на самом деле ванны с определенными растворами, в которые кладут людей, к их телам подключают провода, задающие программы восстановления. Восстанавливаются на клеточном уровне, вплоть до ДНК, так что можно даже утраченные органы и конечности отрастить заново, не то что омолодиться. Впрочем, если врожденная дисплазия, то ее тоже уберут. Вообще, можно восстановить практически все, вплоть до тяжелейших генетических отклонений. Но, помимо этого, нас учатся восстанавливаться самостоятельно. - Как это? - Ну, с ушибленным коленом я к врачу не пойду, я залечу его самостоятельно. - А с простудой? - А у нас этим практически никто не болеет, но тоже это можно вылечить самостоятельно. Главное - напомнить телу, как оно должно правильно работать и оно само исправляется. - Вот так просто? - Ну, для меня это несложно, меня этому с детства обучали. Думаю, тут вопрос привычки и доведения навыков до автоматизма. - Автоматически залечивать раны? - И это тоже можно. Ты тоже научишься. - И кто меня научит? - Ну, хочешь я, а хочешь кто-то другой. Или на курсах. - На каких курсах? - Ну, ты же захочешь себе какую-нибудь профессию? Там и научат. - Что вот так вот сразу выбрать себе специальность, освоить ее - и к станку? - Да нет, - Себастьян взглянул на него, казалось, недоуменно. – Никто не гонит. Но разве самому не хочется? - Я здесь ничего не знаю. Я даже не знаю, чем хочу заниматься. - Я думаю, что тебе стоит поездить по миру и попробовать разное, тогда будет проще определиться. Есть куча вариантов, когда где-то можно поработать с месяц-другой, или даже и того меньше и посмотреть насколько тебе это подходит на данном этапе. - На данном этапе? - Ну, да, возможно через какое-то время, тебе захочется заниматься чем-то другим. Они уже подлетели к дому и выбирались из антиграва, когда Себастьян усмехнулся. - Ну, спроси, если так хочется. - А тебе сколько лет? – Неужели он и здесь принял за мальчишку человека вдвое старше себя? - Двадцать четыре, - снова безмятежная улыбка. – Легче? - Да, по крайней мере, я не ошибся, считая тебя младше себя. - Тебя так тревожит возраст? - Ну, у нас на этом многие здорово зациклены … были. Считалось, что жизнь коротка, а молодость еще короче, и после определенного возраста, если только у тебя нет больших денег, то практически ты ничего не стоишь. - Странный подход, - приподнял брови Себастьян. – Жадный и нерациональный. Как только человек набирается настоящей мудрости, от него спешат избавиться, я правильно понял? - Вряд ли так уже много людей у нас можно было назвать мудрыми, но, по крайней мере, он получает достаточно большой опыт, у него обычно уже нет сил, чтобы много работать. Он мешает и становится ненужным. - Мдааа… Умели люди портить жизнь себе и окружающим. Вместо того, чтобы воспользоваться преимуществами таких людей, от них избавлялись. Впрочем, если учесть, какая была грызня за ресурсы, то это неудивительно. - И что ты знаешь об этих крысиных бегах? - Ну, в курсе истории экономики и социологии мы изучали это. Было очень странно такое читать, вообще подходы и в ведении хозяйства, и в отношении людей были очень нерациональны. Выбросить ресурсы на свалку и в прямом, и в переносном смысле, только чтобы не дать снизиться прибыли – это преступная глупость и безответственность. Хотя те, кто принимал такие решения, считали себя очень умными людьми. Впрочем, так же считали и те, кто развязывал войны. - Ты не историк, случаем? Так рассуждаешь… - Нет, я – биолог, но мне было интересно, и я много изучал по этому вопросу. И вот что, если ты так страшишься старости, то спешу тебя обрадовать, ты можешь пройти курс ванн и будешь, как огурчик. Да и живем мы долго. - А долго – это сколько? - Ну, самому старшему из ныне живущих сейчас сто шестьдесят два года. Наши физиологи считают, что сейчас мы преспокойно можем доживать до двухсот тридцати-двухсот пятидесяти лет, а может и трехсот, но пока это мы еще никак не можем проверить. Себастьян сразу пошел в лабораторию, не заходя в дом. Леонид пошел за ним. - Вы все постоянно упоминаете войну. Расскажи мне о ней. - Хорошо, но попозже, а, может быть, даже не сегодня. Но, если хочешь, можешь пока забить в сети «последняя война» и почитать что найдешь. - А там есть много материала на русском? - Достаточно, но вообще-то ты прав, надо будет как можно скорее научить тебя всеобщему. Пожалуй, завтра и займемся, - пробормотал Себастьян, наклоняясь к аппарату, открывая крышку и вытаскивая подставку с пробирками. - Вот так просто? - Конечно, - рассеянно отозвался он, читая результаты на экране. – Посидишь, подучишься, мы с тобой специально будем разговаривать на всеобщем, чтобы практики было побольше. Тааак, - протянул задумчиво, потом вытащил с полок какие-то реагенты, добавил по несколько капель в каждую пробирку и поставил штатив в еще один анализатор. – Кажется, на сегодня тут все. Я сбросил данные к себе и Кате, так что с ними можно и дома поработать. - А Катя среди вас самая старшая? Она ваш руководитель? – Хотя никаких признаков этого Леонид не заметил, она держалась, как равная среди равных. – Вот, и данными с ней делишься. - Да нет, не руководитель, в нашей группе вообще нет руководителей. Что, четыре человека не договорятся? Катя только присматривается к биологии и биотехнологиям. До этого она работала больше с программным обеспечением, что нам, конечно же, помогает, потому что она пишет программы для обработки данных. Но она решила сменить сферу деятельности, а тут мы искали такого человека. Вот она с нами поработает, и решит действительно ли ей это нужно или нет, и будет искать дальше. Если -нет, то она просто поможет нам завершить проект, и пойдет дальше другой дорогой, если да, то будет продолжать с нами работать и пойдет учиться. Пока что она изучает азы профессии и работает с теми идеями, которые мы выдали. - Вот так просто захотел поменял профессию, попробовал – получилось, не понравилось – пошел дальше? И сколько лет этим можно заниматься? - Ну, достаточно долго. Но вроде и в твое время можно было менять профессию без проблем. - Можно, до поры до времени. Но далеко не по всем специальностям, уж профессиональным пилотом после сорока не станешь точно. Как и врачом, и еще куча всего. Большинство меняли специальности вынужденно, и далеко не всегда в сторону повышения удовольствия от нее. Очень много сложностей было, ведь, нужно было не только профессию получить, и опыт нужен был. И мало кому из работодателей нужен человек с новой специальностью и без опыта, к тому вышедший из возраста, который считался подходящим для этого. - А что, учиться стоило только в определенном возрасте? - Да нет, учиться следовало всегда, но как-то на практике получалось именно так. - Твои рассказы очень озадачивают и лишний раз напоминают, как мало у вас было выбора. - А сейчас много? - А разве не видно? Уж во всяком случае, не тот планомерный загон в рамки, о котором ты говоришь. Я и забыл, какой тогда фашизм расцвел. - У нас не было фашизма! – возмутился Леонид. Они как раз вошли в дом и пошли на кухню. Там никого не было. - Разве? В начале двадцать первого века, так как отсутствовал противовес, по всей планете расцвел олигархический фашизм, руководители которого мечтали создать что-то вроде глобального средневековья с высоким уровнем технологий. К которым в какой-то момент доступ остался бы только кучке высокопоставленных жлобов и их присным. Остальные скатились бы в настоящее средневековье. Притом, что они не желали развивать технологии, двигать их на новые уровни, задвигая все принципиально новое. - У нас как раз технологии сейчас цветут и пахнут, особенно твоя любимая биология. И айти. То есть цвели, конечно. - Серьезно, что ли? – Себастьян помыл руки и разливал сок по бокалам, заодно разогревая еду. – И что из появившихся тогда биотехнологий было доступно людям? Что улучшило их жизнь? Генетические манипуляции? Дай-ка вспомнить. Из истории биотехнологий я помню, например, такой кошмар, как патентование геномов растений: помидор, пшеницы, картофеля и пр. Или патентование частей человеческого генома. Люди их создали? Чтобы патентовать? И ограничивать доступ к ним? Этим культурам не по одной сотне, а то и тысячи лет, селекция селекцией, но это слишком давно было, чтобы реально подлежать патентному праву. Мне особенно запомнилось, выкрутасы одной корпорации, которая додумалась выключить из генома пшеницы и картофеля возможность получения семенного материала. И продавала только свой собственный, заставляя фермеров брать кредиты на его покупку. А на следующий год эти несчастные выяснили, что урожая нет и не будет, если только не купить семена заново. Какая тогда была волна самоубийств? Да, еще один аспект – лечение людей. Давай-ка посмотрим, как мы выяснили, выбирались не самые эффективные и дешевые, а самые замудренные и дорогие, да еще желательно такие, что позволяли держать людей на препаратах длительное время. Во многих странах, несмотря на довольно-таки хорошие технические возможности медицины в целом, множество людей не имело к ней доступ по ряду причин. И разве это увеличение счастья? По-моему, это насилие. Я еще понимаю, не лечить туберкулез, онкологию или гепатиты, потому что это технически было невозможно. Но в ваше время это не лечили чаще всего, потому что у человека просто нет денег. Даже не бумажек, а обязательств по долгу. Непонятно чьему. Это какой-то абсолютный абсурд. И самое настоящее насилие. Вообще ваше время, именно такими парадоксами и поражает. Есть возможность, но нет доступа к ней. Что это, если не фашизм и насилие? Да те же ваши информационные технологии, айти, как ты сказал. Они дали колоссальный прорыв, и что было в итоге? Информацию продолжили искажать в промышленных объемах, ее стали еще больше фрагментировать, доступ к ней все больше стал ограничиваться. Это как, называется? Свобода? А, по-моему, фашизм. И опять все упирается в деньги. И кстати, по-моему, как раз в твое время был очередной взлет сегрегации и унификации, в рамках капиталистического общества. И все упирается в деньги, власть и влияние. Как только представилась возможность ограничить доступ к чему бы то ни было: даже возможности работать там, где ты хочешь, то воротилы тут же этим воспользовались. И ты сам, похоже, испытал это на своей шкуре. Разве невозможность смены работы в любом возрасте не из этой же оперы? - Да нет же! Все не так плохо, просто надо приложить побольше усилий! – возмутился этой лекции Леонид. Надо же, этот Будда даже пламенные речи толкать умеет. Правда, пламенные весьма условно, но в них точно появились эмоциональные отблески. – Все-таки у многих получилось изменить жизнь в лучшую сторону. - И сколько усилий надо приложить? И нравиться прикладывать усилия, чуть ли не до разрыва аорты, вместо того, чтобы просто жить и работать? Радоваться жизни и любить? Сколько сил и времени лично ты потратил впустую, на это самое преодоление? Ведь это не то, что на самом деле надо преодолевать. Это просто искусственные заслоны, чтобы оттеснить большинства людей от ресурсов. Вот и все. - Но все же возможностей появилось больше, - продолжил гнуть свою линую Нечаев. - Каких возможностей, Леон? Скажи мне? - Ездить по миру, например. -Да? Не ты ли мне рассказывал, что тебе не позволили остаться в Англии, потому что ты не мог найти себе работу и тебе визу не продлили? Это что, свобода? Реально? По-моему, это морковка перед носом осла, которой помахивают, чтобы он рвал себе жилы. Виртуальные возможности ограничены твоей способностью получить к ним доступ, барьеры, чаще всего, были финансовые и юридические. Есть возможность? ОК. А какой к ней доступ? А почти никакого. Если удается проскочить во все более сужающуюся щель, то это можно назвать большой удачей. Но не реально работающей возможностью! – Себастьян выдохнул и, вытащив еду из печки, переложил ее на тарелки. – То есть даже путешествия чаще всего ограничены финансовыми возможностями и возможностями получения этого ужасного изобретения – визы! То есть кто-то по инструкции и потому, что левая пятка пожелала, мог преспокойно отказать тебе, если ты хочешь слетать на другой материк и обследовать его. Или просто поездить и посмотреть. Или поработать. Леонид не нашелся, что на это сказать. К тому же его оглушила волна, пришедшая от Себастьяна, он проморгался, чувствуя себя практически контуженным. Некоторое время они молча ели, потом Себастьян поднял на него глаза. - Прости, я не должен был так реагировать. И прости за удар, я не хотел, я уже убрал все последствия. Мне еще много предстоит работать над собой. Просто я даже не представлял, как можно не видеть дальше собственного носа. А потом понял – у тебя не было должного образования, тебя не научили анализировать и сопоставлять. Нечаев не понял, что именно с ним сделали, но голова удивительным образом прояснилась, к тому же обострилось зрение, хотя он никогда на него не жаловался. - Ничего, хотя образование у меня вроде бы неплохое было, - грустно усмехнулся он. – Только я не понял, как относится твоя пламенная речь к фашизму, который якобы существовал в мое время чуть ли не по всей Земле. И кстати, раз пошла такая пьянка, это было как-то связано с войной? Что это была за война и кто воевал? - Попробую объяснить. Капитализм смог вернуться к своей высшей форме – фашизму, еле сдерживаемый фиговым листом международных законов. И больше ничем. Но тут такой нюанс: земные фашисты не были сами по себе, их поддерживали и помогали не одно тысячелетие создавать такую систему. Мы их называем темными и серыми. Серые – это такие инопланетники с очень высокой технологической цивилизацией и большими проблемами по части биоэнергетики и этичности. К нам они относились и относятся, как к скоту. Темные – это скорее энергетические сущности, нередко довольно высокого порядка, у них есть свои миры, иногда в той же плотности, что и Земля, иногда ниже, иногда выше, но так как они служат Тьме, то хорошего от них тоже сложно ждать. И они тут тоже паслись, чтобы пожрать. И не поленились целую систему энергетическую построить, которую потом все-таки разрушили. Так вот, ресурсы, доступные на тот момент, стремительно сокращались, менять технологии никто не желал, так, что в очередной раз встал вопрос о переделе сфер влияния, причем не только между сильными мира сего, но и с тем расчетом, чтобы уменьшить доступ простых смертных к ресурсам всех видов, в том числе и энергетических, и я сейчас не про углеводороды. Ситуация с грохотом обвалилась в войну, которая огненным смерчем пронеслась по планете, только они не учли несколько факторов. К тому же, они рассчитывали восстановить эгрегориальную систему. Но постоянного применение разнообразного оружия, в том числе и климатического, начало менять климат и смешало карты. Кроме того, не меньшая бойня шла на тонком плане, и кое-кому показалось оригинальным в пику темным помочь людям. Что они и сделали. К тому времени, уже появились группы людей, которые смогли возглавить сопротивление. Во всем мире, и даже не без поддержки извне объединиться, чтобы дать бой и серым и их прислужникам в дорогих костюмах. - Я что-то не очень понял. Так речь идет о инопланетниках или каких-то энергетических сущностях? - Одно разве мешает другому? – улыбнулся Себастьян. – К тому же, у этих сущностей есть свои миры и свои интересы, в том числе и на Земле, которая долгое время была их полигоном и концлагерем по совместительству. И всем было, в общем-то, удобно, пока темные не сдвинули баланс и не решили захапать себе все. И на этом и погорели, когда выкинули очень высоко стоящих светлых отсюда. Ну, те и вернулись, с боем и не одни. - А кто такие эти светлые? - Ну многие столетия их тут знали как ангелов, - снова странная улыбка. - Коммунизм и ангелы – просто офигительное сочетание. Бога сюда тоже приплетете? - Ну, божественного в них не больше, чем во мне, это были просто маски, - фыркнул Себастьян. – Это просто существа, которые стоят на очень высоком уровне развития, и они выбрали развитие по определенным правилам. Тем, которые можно обозначить как путь Света в противоположность пути Тьмы. Есть еще Пелена, которой предпочитают играть серые. Но эти нюансы мы обсудим позже. - Ладно, так какие страны воевали, хотя я уже догадываюсь, и кто выиграл? - А все большие страны: Америка, Россия, Китай, Европа сначала втянулась, потом они между собой перегрызлись, Китай с Японией выясняли отношения на Дальнем Востоке, в Африке пронеслось несколько волн мелких войн, слившихся потом в одну, в Южной Америке сначала было относительно спокойно, весьма относительно, но все же туда тоже лезли, но они умудрились отбиться и частично закрыться, кроме Мексики, вот там тоже было жарко. В Юго-Восточной Азии все с неменьшим азартом принялись воевать друг с другом, под тем или иным протекторатом, пока их территории не начали уходить под воду, и они в ужасе рванули на север. Так же, как и китайцы и индийцы, все островные территории вообще утонули полностью, как твоя Англия, например. - Она не моя, - пробормотал шокированный Нечаев. – Надо посмотреть на карту, - он пожалел, что не сделал этого раньше. - Да пожалуйста, - Себастьян потянулся к панели возле холодильника и развернул голограмму экрана. Нечаев потрясенно уставился на нее, аж привстал, рассматривая изменившиеся контуры материков, которые стали заметно меньше. Исчез практически весь север Евразии и процентов сорок Североамериканского материка. Уменьшилась Австралия и Африка. Сузилась Латинская Америка, от Антарктиды в привычном виде практически ничего не осталось, шапка Южного полюса почти исчезла. Практически всех островов не было видно. От этого стало жутко до тошноты. И снова накрыло понимание, что он чужой в новом, незнакомом мире, даром, что это та же Земля. – Потепление? – смог выдавить он. - И это тоже, таяние льдов в таких объемах больше было оружием вызвано, к тому же заработало несколько больших вулканов, это тоже повлияло и с этим тоже пришлось бороться. С последствиями этого дела. Климат в любом случае изменился очень сильно. В Новосибирске, например, практически субтропики, у нас прохладнее, но стало намного более влажно, степи кругом сейчас вполне себе пригодны для распашки. - И как, справились? - Как видишь. Небо ясное, погода теплая, значит, сладили с этим. Леонид рухнул на стул, ощущая внутри сосущую пустоту. В голове царил полный хаос. - Так кто же войну выиграл? - Сначала НАТО, точнее они дошли до определенных пределов и договорились с Китаем о переделе границ. А потом уже объединенные войска перевернули ситуацию, за ними гонялись, но так как это была скорее партизанская сеть, то у тогдашних хозяев были сложности. К тому же, там в основном были люди, которым нечего было терять. Потом уже эти бригады сами за бывшими хозяевами и серыми гонялись по всей планете, когда наводили порядок. И смогли опрокинуть их. Всех их просто физически уничтожали, этому еще хорошо поспособствовали несколько серьезных эпидемий, которые они же сами и устроили. Народу от них погибло немеряно. Ну, и бунты, везде начались подниматься чудовищные по размаху бунты, по всему миру. И это тоже привело к сегодняшнему результату, хотя первые бунты нещадно давились, но потом они уже ничего не могли с ними поделать. - А Россия? - Россия всеми силами изворачивалась, чтобы не ввязаться, но, когда у власти капиталисты, да еще взявшие курс на фашизацию страны, чтобы сделать народ еще более управляемым и запуганным, им сложно было не попытаться еще кусок ухватить. И ее в итоге на куски поделили, но зато сейчас ее территория одна из наименее пострадавших, то есть минимум земли потеряно. - Но весь Крайний Север… Да и Балтика что-то слишком большая… - Да, это вечная мерзлота растаяла. - А сейчас? - А сейчас нет России, как нет европейских стран, например, но часть их даже физически уже не существует. Есть единая Земля. С делением на материки, но это чисто географически. Никаких границ больше. Центр управления един, и при этом существует разветвленная сеть участия в этом управлении и контроля за ним. Мы смогли обеспечить мирную и достойную жизнь для всех. И тебе тут тоже найдется место. Не торопись, осмотрись. Привыкнешь, думаю, найдешь себе что-то по душе. Леонид откинулся на спинку стула. - Мне надо это переварить. Это для меня как-то слишком. - Конечно, иди отдохни и обдумай это. Нечаев валялся на кровати и пялился в потолок, он немного порыскал в сети со своего выхода, почитал кое-какие материалы, найденные на русском и английском и теперь остывал от шока. И впервые за эти дни задумался о родных и друзьях. Ну, как друзья, по-настоящему близких было всего двое, и один из них погиб еще несколько лет назад. Вероятность найти Севку казалось мизерной, если он и пережил войну, сколько ему сейчас? За сто лет, сто два года, если быть точным, как формально и ему самому. И о чем они будут разговаривать? Хотя … Родственники… Младших никого не было, детей не было и, слава богу, у них уже третье поколение не больше одного ребенка в семье по обеим линиям, так что вряд ли кто-то еще остался. Потом все же забил в поиске имена, одно за другим. Всех, кого вспомнил. В живых не было никого. И тут его накрыло снова, затрясло и прорвалось слезами. Успокоился он только через несколько часов, он то приходил в себя, то его снова накрывала тихая истерика, и он провалился в тяжелый сон. В общей зоне он появился только на следующее утро, когда, проснувшись, принял ледяной душ. И кое-какие призраки решений забродили в его голове. Но сначала надо задать несколько вопросов Себастьяну. По счастью, тот нашелся на кухне, где в задумчивости заваривал чай и ждал раскрытия цветка в прозрачном чайнике. - Будешь? – кивнул он на стол. Леонид не стал отказываться, также как и от завтрака, тем более, что и ужина у него не было. В чашку полилась зеленовато-желтоватая струя горячей жидкости, а на столе тут же появились тарелки с хлебом, сыром, рыбой, овощами, фруктами. Леонид разрезал черный авокадо, выскоблил мякоть в мисочку и, посолив, намазал на хлеб, положил сверху ломтики горбуши. Себастьян пил чай, грыз тонкое сахарное печенье и наблюдал за этим всем. И начал с того, что неприятно задело вчера, почему-то больнее всего. - Ты вчера сказал, что в России была фашизация. Почему? - А разве не так? Ну, смотри сам: начали искать внешнего врага, закрывать доступ к информации, стравливание разных групп, прежде всего по национальному признаку, начались разговоры о том, что кто-то может быть привилегирован только потому, что родился в той или иной группе, ущемление прав всевозможных меньшинств, на которые раньше и внимание особо не обращали, но которых начали использовать как жупелы. Ущемление прав женщин, активное влезание в личную жизнь. Агрессивное обогащение небольшой группы за счет всех остальных. А разве вы не делаете все тоже самое, чуть было не спросил он. Но заткнулся, потому что вспомнил, как сам тщательно скрывал свою бисексуальность, особенно в последние годы. Он и в Англию рвался, чтобы можно было вздохнуть спокойно, правда, оказалось, что и там он существо второго, а порой и третьего сорта. - И ратование за гнилой традиционализм? Активно внедряемая кастовость, все равны, но некоторые равнее. Получение привилегий за счет других, более слабых, - тем временем продолжал Себастьян. – Мало? Еще что-то нужно? - Нет, вполне достаточно, - покачал головой Леонид, вертя в пальцах огрызок груши. И до него начало доходить насколько тот прав, горечь нахлынула на него, когда он вспоминал то, от чего долго отгораживался. Некоторые вопросы теперь отпали, стали совершенно бессмысленными. - Знаешь, многие правители считали, что они сделали свои народы вполне беззубыми и безопасными и потому могут идти дальше в углублении своих власти и контроля. Если тебе станет от этого легче, то просто имей в виду, что фашизм поднимал тогда голову по всей планете и, по сути, фашистские группки делили ресурсы. Они боялись восстаний и бунтов, но при этом свято верили, что всегда смогут их подавить, а благодаря бунтам они в пыль рассеют потенциал протеста и агрессии. Что если у народа будет возможность выпускать пар в гудок, о нем можно забыть, главное, запереть покрепче, и заняться разборками между собой. Но просчитались и доигрались. Результат ты знаешь. - Знаю, - вздохнул он. – Наверное, мне повезло, что я пропустил самое тяжелое. - Может, и повезло, - со все той же непроницаемой полуулыбкой пожал плечами Себастьян. – Я иногда жалею, что не родился тогда, хотя я отлично понимаю, что это не мое время. Но раньше мне это казалось даже романтичным, и только позже я понял, что романтики в этом маловато, зато ужаса слишком много. Но в любом случае, я с огромным уважением отношусь к тем людям, у которых хватило сил переломить ход событий и сделать так, чтобы у меня была возможность заниматься тем, чем я хочу. Они проложили дорогу для нас, и пусть она все еще проселочная, и мы пока что в ней нуждаемся, у нас пока что нет возможности лететь в будущее на антиграве, направление и возможности предоставили нам они. И мы не собираемся принижать их подвиги и обесценивать ту кровь, пролив которую, нам обеспечили движение вперед. - Тебе это действительно нравится? И в земле копаться? - Конечно, - в голосе, кажется, промелькнуло недоумение. – Иначе зачем бы я за это все брался? В биологию я уйду со временем больше, но и это доставляет удовольствие. Надоест, займусь чем-то другим. Теперь-то возможностей – море. - Да уж, - вздохнул Леонид. – Я еще хотел спросить. Насчет всеобщего языка. Как мне его выучить? - Это несложно. Тебе понадобится несколько сеансов гипнообучения, это преспокойно можно сделать и дома, в тебя заложат базу, потом ты сможешь пройти трехнедельные курсы, которые тебе помогут наладить навыки письма, и мы постоянно будем говорить с тобой на всеобщем, чтобы ты мог разговориться. Ну, и новости, книги, все тексты тебе лучше читать и смотреть на всеобщем. - Так быстро? - А почему бы и нет? Основы в тебя заложат крепкие, даже не сомневайся, не ты первый, метод апробирован на все сто. Можешь переписать пару книг, чтобы закрепить навыки, - в темных глазах появилось лукавство. - Вы все еще пишете от руки? - Конечно, развиваем и поддерживаем мелкую моторику, хотя по большей части печатаем. Многие до сих пор и вяжут, и шьют самостоятельно, и вышивают, занимаются мозаикой или живописью всех мастей. С теми же целями. Ну и для удовольствия, разумеется. - Можно первый раз сделать сегодня? - Конечно! Хочешь сейчас? - Нет, пожалуй, не прямо сейчас. Мне надо немного пройтись и проветриться. Днем кто-то будет дома? - Ну, мы с Севой точно будем, может кто-то другой. Но это неважно. Попроси любого. Тебе поставят программу, и ты сможешь начать учиться. Если тебе пока больше ничего не надо, Леон, то я побегу в поля, - он неожиданно легко прикоснулся к его плечу, заставив екнуть сердце. – Работы сегодня много. И исчез. Нечаев перевел дыхание, убрал оставшиеся продукты в холодильник, выбросил очистки, посуду заложил в мойку и пошел гулять в лес. Туда он шагал уже целенаправленно, чтобы отдышаться, чтобы привести голову в порядок хоть немного. А в лесу ему всегда было хорошо и спокойно, еще маленьким дед научил его тому, как лечиться лесом, как в нем себя вести и как с ним разговаривать. Не в каждом лесу это можно, есть такие, что все соки выпьют. Есть такие, что никак не могут прийти в себя после кровопролития в них, крупных боев обычно, или выросли на месте проломов, бывают просто гнилые непонятно почему. Но этот не такой. Светлый, легкий, прозрачный, смешанный и укромный. Ноги не цеплялись за траву, дышалось все свободнее. Он снова дошел до пруда и сел на берегу, бездумно глядя на темную водную поверхность, постепенно ощущая как расходится в груди горячий тугой комок. Отходняк все время догонял и бил по голове. Мысль об этом заставила невесело усмехнуться. Что ж, придется все начинать снова и с полного нуля. Даже язык и тот учить заново. Вот только надо осмотреться и решить что именно делать дальше. Дома обнаружились Дима со своим приятелем, представившемся Сирилом. Парни быстро поняли, что ему нужно, отвели в библиотеку, хотя в помещении было больше аппаратуры, чем бумажных книг, усадили в кресло и надели ему на виски что-то вроде наушников, только диски фиксировались по-другому. Он закрыл глаза, как ему советовали, и поплыл, в голове замелькали образы, слова, таблицы и тексты. Когда через три часа первый сеанс закончился, ему казалось, что мозг вскипел и сейчас взорвется. Он тяжело дышал и пытался прийти в себя. Потом вспомнил несколько упражнений, которым его обучила Сева пару дней назад, для «заглушки мозгов», как она сказала. Чтобы его мысли были меньше слышны и чтобы успокоиться. В этот раз эта техника точно пригодилась и сработала лучше и быстрее. Через полчаса он выходил из библиотеки в более спокойном состоянии, даже мысли умудрился «причесать», чтобы не шуметь на весь дом ими. К тому же, как ему сказали, в доме были приборы, которые фиксировали энергетическую и психическую активность, если они превышали некие пороговые значения, человека вытаскивали на беседу к специалистам. Их внимание не очень хотелось привлекать, потому что казалось весьма сомнительным, что это будет единичная и короткая встреча. - Привет! – встретил его хор голосов, Нечаев понял, что говорят с ним на всеобщем. - Привет, - отозвался он, с запинкой произнося непривычное слово. - Ну, как прошел первый урок? – весело спросила его Катя. - Чуть голова не взорвалась, - честно ответил он. Слова четко и без проблем выстраивались в правильные фразы в голове, но вот произносить их было все же сложновато. - Лиха беда начало! – это Дима сказал на русском, вызвав улыбку у Леонида. – Привыкнешь, потом станет легче. В общем, так и оказалось. Три недели Леонид занимался на курсах с преподавателем - по счастью, это оказались вебинары, и никуда не пришлось ездить, совмещая это с работой в поле, что позволяло ему немного разгрузить голову. Нечаев считал себя не без способностей к языкам, но от огромной нагрузки его мозги явственно протестовали. Он постепенно осваивался, съездил в Новосиб, Москву и Прагу, поддавшись ностальгии. В последних двух городах было не так уж много знакомого, и, разочаровавшись, он возвращался обратно, понимая, что путешествовать теперь стоит не по городам, а практически автостопом, чтобы увидеть все изменения. И поймал себя на мысли, что все ищет доказательств того, что не все так благостно в этом новом, незнакомом мире. Поэтому, припомнив рассказы Себастьяна, он уехал на несколько дней в Индию, где на него нахлынули ощущения, похожие на те, что были у него в детстве, когда дед вместе с другом ездил в Самарканд и Бухару. Индия здорово изменилась, не было того катастрофического количества нищих, их вообще не было, как и бездомных, грязи и шума. То есть шум был, но все стало свободнее и тише. Люди стали еще расслабленнее и веселее. И уж точно тут не гонялись за приезжими, выпрашивая милостыню. Научные и медицинские центры, просветительские лекции, социальные учреждения, множество площадок для съемок и тренировок, музыкальные и обычные школы всех направлений. Нечаев специально выехал в сельскую местность, но и там все было намного благополучнее, на буйволах уж точно никто не пахал, большую часть работ выполняла техника и операторы также сосредоточено втыкали в экраны, как и на Алтае. Сорта выращиваемого только отличались, все же климат тут был иной, и тут же он впервые увидел хлопковые поля, на которых работали не люди, а машины. Мужчин и женщин в традиционной одежде было немного, это были, как ему объяснили, в основном люди старшего возраста, которые таким образом протестовали против перемен. Не все, конечно, но многие. Но за тем, как выполняются обряды, следили скрупулезнейшим образом. Многие были строжайше запрещены, и вообще религиозных частенько таскали на беседы с корректирующими специалистами. Молодежь с радостью разбегалась от этого подальше, им нужды в этом не было. Так что он тут на примере увидел, насколько массово может начать вымирать религия, когда нет социального давления, нет страхов перед грядущим, а есть возможность психического и энергетического восстановления в своеобразных санаториях, хотя, по мнению Леонида, они больше напоминали монастыри. Там, вдали от мира, люди занимались простой, легкой физической работой, медитировали, изучали свои духовные проблемы и возможности, учились управлять своими энергетическими потенциалами, восстанавливались и искали душевного утешения. Леонид все чаще ловил себя на мысли, что его тянет обратно к Себастьяну, но он постоянно запрещал себе думать об этом, потому что не видел перспективы, к тому же, он не очень понимал как к нему подкатиться, не создавая лишних проблем. Да еще не чувствовал ни малейшего отзыва. К тому же, сначала он напряженно смотрел по сторонам, наученный горьким опытом, пытаясь понять, как тут относятся к геям. Но потом успокоился, увидев, что однополые пары ведут себя также свободно, как и натуралы. Одного никак не мог понять, как они вообще друг друга находят, причем все, вне зависимости от ориентации, потому что не замечал ничего похожего на привычный флирт, и это было тяжело. Только однажды он увидел, как совсем молоденькая девчонка, еще школьница, с радостным писком бросилась на шею просиявшему парню, но это явно можно было списать на юный возраст, остальные были намного сдержаннее. Пуританством здесь и не пахло, но все было настолько по-другому, что он опасливо пережидал, чтобы не попасть впросак. Так что оставалось молча терпеть и ждать непонятно чего. Вернувшись из очередной поездки и встреченный тихим солнечным сиянием, он как-то успокоился и обмяк, ему предстояло с этим разобраться. А пока он работал в поле, то на одном участке, то на другом и рылся в многочисленных профессиях, от которых голова шла кругом, пытаясь понять, чем же ему хочется заниматься. Ребята его вытаскивали постоянно в поселок по вечерам, пока тепло и светло, говорили они, надо побольше бывать на воздухе. Там были танцплощадки, по всему скверу играли музыку разные группы в совершенно непохожих жанрах, пели и плясали. А также рисовали, общались, запускали фейерверки и воздушных змеев всех мастей, смотрели фильмы, когда темнело, чтобы ощутить рядом дыхание другого человека. Он обратил внимание, что во многих книгах и фильмах снова появилось это желание заглянуть за горизонт и полететь навстречу звездам. Стремление, от которого дух захватывало и холодело в груди. И оно ему… нравилось. Он понимал, что пока не готов даже к межпланетным перелетам, не говоря уже о межсистемных, но все-таки вспомнил, почему выбрал в свое время работу пилота, правда, он не ожидал, что она будет такой цыганской и такой отупляющей. Но сейчас звезды вновь поманили за собой. В один из дней он помогал лаборатории Себастьяну, чтобы быть к нему ближе, и сунул нос в предварительные отчеты. Работа шла пока ни шатко ни валко, результаты были, прямо скажем, никакие, но чем дальше он вчитывался, тем более знакомо все это звучало, и дело было даже не в непривычной терминологии, скорее идея показалась известной, в голове что-то щелкнуло. Бабушка! Причем он выпалил это слово вслух. - В чем дело? – Себастьян вопросительно приподнял левую бровь. - Я видел это уже, - медленно произнес Нечаев. - Ну, конечно же, видел, Леон, – словно недоумевал Себастьян. – Ты же не первый день с этим сталкиваешься, так что это неудивительно. - Нет, ты не понял, я это видел в записях своей бабушки. Я совсем забыл об этом, она у меня была физиологом, имела отношение к той группе наших генетиков, которые клонировали мышку Машку, и, понимаешь, она тоже постоянно говорила о космосе. Она даже с космонавтами когда-то давно работала, но там что-то не срослось, кажется, ее задвинули. И она тоже говорила про то, чтобы корабли могли перемещаться на большие расстояния и не быть похожими на те консервные банки, которые были у нас в ходу тогда, то это должны быть именно биоматричные корабли. Вот! Она использовала именно это слово, у нее были свои расчеты, в последние годы она именно ими и занималась. На пенсии, ей особо нечего было делать, она подтянула даже химию. Помню, я удивился, спрашиваю, зачем тебе это, а она мне говорит: знаний не хватает, мне нужно обдумать состав топлива и еще кучи жидкостей для систем корабля. Дааа…. Она этим и занималась. А я и забыл, - на него снова навалилась тоска. - Как интересно, - внимательно выслушал его Себастьян. – Жаль, что ничего из этого не сохранилось. - Может и сохранилось, - неожиданно возразил Леонид. – Она просила меня как-то купить сейф, сначала она использовала дедовский, в котором тот оружие хранил, но потом я специально для ее тетрадок отдельный ей купил. Вопрос только в том, если он до конца хранился на даче, там был каменный дом двухэтажный, и сейф собирались вроде вмуровать в стену. Или все-таки он остался в городе. - Как думаешь, с чего лучше начать? С города или с дачи? – деловито поинтересовался Себастьян. - Ты что, думаешь, реально что-то найти? – изумился Нечаев. - Попытка не пытка, но, если повезет, то мы сможем получить данные, которые могут помочь нам взглянуть на проблему под новым углом. Нечаев только покачал головой. Следующим утром они уже летели на четырехместном антиграве в сторону Москвы. Они нашли по названию бывшего поселка его координаты, в электронных картах можно было найти и старые версии, и отправились туда. Когда же сели, то Леонид ошарашено уставился на стоявший там вековой лес. Ничего не напоминало знакомый с детства поселок: не было ни ЛЭП, ни разбитой в рытвинах и колеях дороги, ни тянущихся вдоль нее облупленных домов и палисадников, ни полей, раскинувшихся за ними, в основном, уже много лет постоянно заросших бурьяном. - Как такое возможно? – потрясенно выдохнул он. – Ведь чтобы такой лес вырос, нужно не одно столетие. - О, да нет, на самом деле, сейчас мы делаем это намного быстрее, - ответил Себастьян, вылезая из машины. Они решили не летать постоянно в Москву или в пригород, а поселиться на несколько дней в палатке. Территорию бывшего поселка разбили на квадраты и очень медленно облетали их на максимально низкой высоте, напряженно всматриваясь в экран прибора, который мог просмотреть почву на три метра в глубину. Напрягая мозг, Леонид постарался припомнить все параметры сейфа, чтобы можно было задать ориентиры поиска, в первый день они вроде бы нашли что-то подходящее, но спустившись еще ниже в просвет между деревьями, и внимательно изучив изображение на экране, Нечаев с разочарованием понял, что там отобразилось ржавое корыто. Через несколько часов, он предложил слетать на речку и там поплавать, раз результатов все равно нет. - Ты не расстраивайся так, - сказал ему Себастьян, раздеваясь на берегу. – Даже если сразу не получилось, у нас есть несколько дней на неспешные поиски. Даже если совсем ничего не найдем, что ж, будем считать, что просто немного развеялись. Леонид отвел глаза и начал поспешно стягивать с себя одежду, его все еще смущало, что купались тут и в общественных местах голышом, считая, что им нечего стыдиться ни своих мыслей, ни своих тел, что им нечего скрывать. Он считал, что тело у него очень даже ничего, но как-то не дорос он до таких высот духа, чтобы с невозмутимым видом и в расслабленной позе остаться без трусов на пляже посреди бела дня, даже если тут они только вдвоем. Особенно если они тут вдвоем, и второй – тот, на кого уже второй месяц ты пускаешь слюни. Но прохладная мутная вода быстро решила проблему стеснительности, зато потом, когда Себастьян вышел из нее, Нечаев заворожено следил как капли стекают по точенному стройному телу. Гибкое, гладкое сильное тело почти без волос, с плотной чистой золотистой кожей, на которой хрустальными бусинами радужно переливалась вода. Леонид стиснул челюсти и сжал свой член, радуясь, что под водой, в общем-то, ничего не видно, и она холодная. Развернулся и мощными гребками поплыл прочь, чтобы унять сердцебиение и эрекцию. К удивлению Нечаева, вечером Себастьян шустро запалил костерок на очищенной площадке на берегу реки, они туда и картошки заложили печься, и суп в котелке на треноге сварили, чайник, правда, закипятили от аккумулятора или того, что в антигравах его заменяло. - Не ожидал, что ты так умеешь, - вырвалось у него прежде, чем он успел придержать язык. И впервые за все это время услышал смех Себастьяна, который его очаровывал. Они уже поели и валялись на надувных матрасах, вытащив их из палатки. Чтобы не досаждала мошкара, Себастьян включил какой-то приборчик размером с флешку. - А почему я не должен был это уметь? В школе мы постоянно ездили и жили вне города, в том числе и по лесам. Это считается полезным, потому что приучает слышать жизнь и понимать природу. Нас вытаскивали куда-нибудь в степь, и мы и там жили в палатках. Когда были совсем мелкими еду нам, конечно, привозили, а вот после 12 нам уже оставляли продукты, и готовили мы сами. - Одни были? - Почему одни? Как минимум один человек из взрослых с нами всегда был, а то и двое-трое. Было хорошо. Помню, однажды нас привезли к раскопкам неподалеку от Гонур-Депе, это в Средней Азии и мы там несколько дней бегали, все искали невероятные сокровища. Учительница только снисходительно посмеивалась, много до нас таких было. Да и сокровищ в обычном смысле там никогда не находили, в научном – да, сколько угодно, одно из древнейших городищ. А вот корону царскую, как нам втемяшилось тогда, никто так и не нашел. Леонид неожиданно для самого себя рассмеялся, представив стайку подростков бегающих по барханам вокруг раскопок. - Вы помогали в раскопках? Сколько тебе тогда было? - Нам тогда по четырнадцать примерно было. Да, помогали, сначала было интересно, а потом наскучило. Хотя от нас много не требовали, но часами снимать слой за слоем кисточкой или скальпелем – это сложновато в этом возрасте. Просто надоедало. Лопатами там уже практически не работают, если только на восстановлении, но там требуются уже специалисты, а не развлекающиеся школьники. Но мы получили представление о том, что такое на самом деле раскопки. Одна из наших девчонок сама стала археологом, недавно болтали с ней, она сейчас на раскопках в Риме, очень довольна, хотя его не так давно очистили от радиации. Но работы там завались. - Радиация в Риме? – поднял брови Леонид. - Ну да, в конце войны, ну точнее самой активной ее стадии, его неслабо приласкали ракетными обстрелами, так что от города практически ничего не осталось. И, кстати, Наташка была среди тех, кому удалось добраться до ватиканской библиотеки. Вытащить удалость многое, процентов восемьдесят. Там оказалась куча книг и свитков, которые считались навсегда потерянными, в том числе и потому что церковники якобы все их сожгли. Ну и материалы по последним векам, которые рассеяли последние иллюзии у остатков католиков. Так что это весьма поспособствовало уничтожению этой вредной заразы, как уход Медины и Мекки под воду стал началом конца ислама. Именно поэтому решили не восстанавливать Иерусалим, поставили несколько памятников и отдали его остатки археологам и историкам, чтобы не создавать соблазна возродить религии. - Как убирают радиацию? - У нас есть специальные экокорректоры, которые исправляют многие огрехи в экосистемы, вплоть до радиационного поражения, загаженных рек, хотя много мусора приходилось в океанах собирать еще практически вручную и придумывать, как его уничтожать. Они еще немного обсудили произошедшие изменения, найденные книги, а потом замолчали, наблюдая как на темнеющем небе восходит луна и зажигаются звезды. Лежать рядом с Себастьяном оказалось очень приятно и уютно, Леонид чувствовал, как отступают тупой душевный дискомфорт и легкая, все еще привычная тревожность. Тепло его тела всего в полуметре дарило расслабленность и покой. Когда полностью стемнело, они забрались в палатку, перетащив туда матрасы и уснули. Это была одна из самых спокойных и мирных ночей в его жизни. На следующий день, облетая один из участков, Себастьян вдруг заметил контуры чего-то искусственного, металлического и кубического на экране. Они снизились, по счастью, это был довольно чистый участок, на котором больше подлеска, чем взрослых деревьев, и тщательно просканировали место несколько раз. Нечаев присмотрелся и признал, что, если прибор не дает искажений, то на сейф это действительно похоже больше всего. Они сели на площадку и Себастьян позвонил в несколько мест: одну из контор природоохраны, экологам и спецам из технического музея, потому что там были люди способные вскрыть сейф, а также аккуратно вынуть его содержимое, не повредив его. - Какой там примерно объем? – поинтересовался женский голос из природоохраны. - Ну, куба два, два с половиной, - навскидку определил Себастьян. - Хорошо, вас поняли, скоро будем. И действительно, примерно через час практически одновременно прилетели два антиграва, один с экологами, второй с технарями из музея. Четверо экологов, определив фронт работ, принялись шустро снимать слой за слоем незнакомыми инструментами, причем верхний слой дерна они умудрились разрезать на восемь клиньев и развести в стороны, почти не повредив корней растений, потом немного срыли и в солнечном свете стал заметен тусклый металл. Сейф осторожно обкопали, сняв с него всю землю, технари поднялись на своем антиграве, зависли над ним и выпустили уже знакомую паутину тросов, укрепившихся на углах. Антиграв поднялся вверх, утягивая за собой свою добычу, с которой посыпалась почва, экологи отошли подальше, а Нечаеву и Себастьяну пришлось прикрывать глаза руками, чтобы защитить их. Технари улетели со своим грузом обратно, а они пока остались помогать восстанавливать все как было. Когда вытащили из кабины мешок с грунтом, стало ясно, зачем интересовались объемом, грунт был заложен вместо выкопанного сейфа, а сверху все сначала разровняли, а потом разложили дерн, разгладили его, а потом полили и поводили приборами, похожими на швабры с треугольными держателями на ручках. После чего распрощались и, прыгнув в свои машины, разлетелись каждый в свою сторону. Их путь лежал в музей. Когда они там нарисовались и быстро пошли в одну из технических лабораторий, где сейф вскрыли и оттуда уже вытащили все тетрадки и блокноты, фамилия на обложках не оставила сомнений, что нашли то, что искали. Нечаев подумал, хорошо, что бабушка навсегда сохранила привычку писать все на бумаге, и какая это невероятная удача получить от нее такой привет, может для кого-то отстраненный, а для него – нежный и теплый. Себастьян осторожно, натянув перчатки, вместе с сотрудниками музея листал найденные сокровища. Они вполголоса обсуждали прочитанное, обменивались замечаниями, но многое оставалось непонятным, пока вдруг не раздался чей-то возглас: - Вот это да! Голоса стали возбужденнее, они столпились вокруг девушки с темной кожей и длинными узкими глазами, которая шевелила лиловыми губами и водила пальцами по пожелтевшим страницам. Нечаев вдруг ощутил отчаянную нужду в глотке воздуха, может быть и потому, что практически ничего не понимал из потоков слов, плывущих вокруг него, очень неуютное ощущение ненужности накрыло его. - Я тебе еще нужен? – негромко спросил он у Себастьяна. - Сейчас – нет, - мотнул тот головой, не отвлекаясь от захватывающего чтива. - Тогда я, пожалуй, прогуляюсь и потом домой. - Хорошо, вечером я вернусь тоже. Нечаев действительно прогулялся по набережной, потом зашел в центр искусства, где полюбовался на странные и красивые картины, посидел в открытом кафе, лениво щурясь от яркого солнца, а затем улетел домой. Он сейчас особенно остро ощущал свою выключенность из этого мира. И это не нравилось все больше, с каждой минутой прежний дискомфорт в груди все нарастал. Отпустило только, когда вернулся Себастьян и с горящими глазами взахлеб начал говорить о том, насколько записи Ираиды Сергеевны опередили свое время и сколько интересных идей в них содержится. Да, есть то, что несомненно устарело или ошибочно даже с первого взгляда, но многое просто феноменально точно! То, что было экспериментально подтверждено за последние десятилетия, у нее описывалось эмпирически. Она высказывала толковые идеи по тому, как именно придать и форму и рабочие свойства биомеханизмам, придерживаясь идеи, что моторы можно использовать полностью искусственные, только для машины должно быть другое топливо. И еще одно отдельно для всего организма машины. И, самое главное, она предлагала несколько остроумных вариантов. Их все можно было опробовать. - Твоя бабушка была гениальной женщиной! – воскликнул Себастьян. – Жаль, что о ней ничего не известно. Но это поправимо, и мы этим тоже займемся! У Леонида в груди разливалось приятное тепло. - Да, можно написать статьи о ней и даже книги, - сказала Катя. - Да, и несколько передач! – вместо ужина в холле бурно обсуждали найденные материалы. На следующий день Леонид обнаружил на своем счет весьма кругленькую сумму. - А на этот раз за что? – спросил у Себастьяна. - Как за что? За то, что рассказал о записях Ираиды, показал, где искать, и сам искал. И, когда они пройдут проверку и мы сможем понять, как именно мы будем их использовать, получишь еще. - Но вроде как не я это писал, это ее разработки. - Конечно, ее, но и ты имеешь к этому отношение. - Как наследник? - Нет, у нас таких понятий в привычном тебе понимании не существует, но ты дал возможность нам работать с этим материалом, а это не менее важно. Без тебя мы бы о нем не узнали никогда, и потратили еще бездну времени и прочих ресурсов на перебор вариантов. Это, конечно, тоже вариант, но намного более конкретный. И, кажется, очень удачный. Особенно мне понравились идеи, как избегать мутаций в биоматериале. Пока все это, конечно, на бумаге, но, думаю, там есть работающие идеи. А потом Леонид практически целый день провел с Севой, которая интервьюировала его, чтобы написать пару статей об Ираиде, в разговоре с ней он понял, как отчаянно мало он знал и помнил о собственной бабке. Но, как выяснилось, кое-что удалось найти и без него. Например, о ее работе с космонавтами сохранились некоторые документы. Под вечер Себастьян вернулся с толстым бумажным пакетом и отдал ему. - Личное, - коротко сказал он. Нечаев до утра сидел, читал ее дневники и рассматривал несколько фотографий, которые там обнаружились. Дневники были примерно с середины 70-х годов, по некоторым моментам он понял, что она и до того вела какие-то записи, но потом уничтожила их. Но и того, что осталось, хватило ему, что узнать о своей семье намного больше, чем он знал до этого. Ему было неловко читать как она писала о деде «любимый» даже спустя десятилетия совместной жизни. А еще до него дошло, что жили они нерасписанными, не видя необходимости в этой «уступке все более обуржуазившемуся обществу». В дневниках было все: удовольствие от ясного дня, радость от интересных задач, бешенство от неудач и того, что ее нередко задвигают, недовольство бытовыми проблемами, хотя они всегда честно делили их пополам, любовь к мужу и сыну, а потом и к внуку. Оказывается, она очень волновалась, когда Леонид уехал в Англию, и для нее страшным ударом стало его исчезновение. Пропавшим без вести его так и не объявили, они все ждали, последние записи были уже об ужасах войны и том, что они решили с дедом все-таки закопать сейф с записями подальше от дома, вдруг сохранится и кто-то найдет. Так что его подарок им пригодился. Как двое стариков умудрились дотащить эту тяжесть, он не мог ума приложить, но сдюжили, сделали это. Правда, насколько они этот подвиг пережили, для него все равно осталось тайной. Узнал еще, что отец с матерью, как начались бомбежки, тоже перебрались на дачу, «там участок большой, если что – прокормимся». Помог ли отец перенести это? Или, холодок снова коснулся сердца, они с дедом сделали это уже после смерти бабушки? Очень может быть. Леонид лежал на спине, подложив согнутую в локте руку, рассматривал собственные фотографии, сейчас его особенно умилила та, где он, двухгодовалый, в матроске, сидел на коленях у матери и с важным видом смотрел на того, кто фотографировал. Даже фотографии десятилетней – для меня десятилетней, поправился он – давности умиляли и забавляли. Еще худое лицо с острыми скулами, растрепанные вихры, за подчеркнуто независимым видом он пытался скрыть не бог весть какую уверенность в себе. Путь, пройденный за это время, стал очень заметен. Путь опыта, ошибок, кратковременных успехов, разочарований, удачи, равнодушия. Проснулся он уже где-то во втором часу дня и порадовался, что смог разыскать Севу сразу же в стратегически важном месте, на кухне, где они с Катей пили чай с пирожными. - Ты хотела бы добавить что-то личное в рассказы об Ираиде? – сразу же взял он быка за рога, наливая чая и себе. - Конечно, если ты не против, то почему бы и нет, - в черных глазищах зажглась откровенная радость. - Хорошо, тогда я тебе еще материала подкину, - ему с улыбкой вручили тарелочку с пирожным. В итоге они просидели над статьей еще несколько часов. Через пару дней он все-таки определился, кем бы смог сейчас тут работать. Не сказать, чтобы это вызвало восторг, но было в достаточно мере знакомо и не так пугало. - Займусь грузоперевозками на антигравах, - сказал он Себастьяну вечером за чаем. - Да? Это замечательно! – отозвался тот, и отпил глоток. Их отношения продолжали оставаться странными и непонятными. Все попытки Леонида подобраться поближе натыкались на непроницаемую доброжелательность, улыбкой очерчивалась граница, пересечь которую он так и не решился. Он сомневался, вызывает ли хоть малейший отклик в душе черноглазого, не ощущал и не видел никаких сигналов, что тот заинтересован в нем хоть немного больше, чем в друге. И вообще не понимал, что творится. С одной стороны, Себастьян порядочно с ним возился, разъяснял, объяснял, если было нужно ездил с ним, и вообще помогал, как только мог, с другой стороны, между ними постоянно была хрустально прозрачная гибкая пластина, которую он не мог преодолеть. Вот и сейчас вроде все хорошо, а в груди тупо заныло. – Тебе надо для начала пройти медобследование, а потом подать заявку на курсы. - Так и сделаю, - а что тут еще скажешь? И, кажется, надо разбираться со своими чувствами и объяснять им, что и в этот раз они выбрали не того, кого нужно. Обследование оказалось достаточно коротким, ему было велено появиться в ближайшем медцентре с утра натощак и в хлопковом белье. В итоге он три четверти часа лежал неподвижно на кушетке, над ним порхал на подвижном штативе незнакомый прибор, а за полупрозрачной стенкой сидело трое медиков и смотрели на многочисленные мониторы. Потом ему разрешили подняться, и он проделал несколько упражнений, разминаясь. С одной из врачей ему еще предстоял разговор. И Леонид оказался с ней в одном кабинете, разделенный столом. Скептический взгляд темных глаз, поджатые узкие губы, беспокойно двигающиеся, сухие руки, зеленоватая форма с короткими руками. Голос у Леа оказался странно гулким и низким. - В общем, мне не очень понравился результат, - она сразу же взяла быка за рога. - Почему? – удивился он. – Я проходил обследование три… нет, уже четыре месяца назад и все было в норме. Я же пилот, у меня режим и тренировки, - вранье слетело с языка автоматически, но в принципе не так, чтобы он сильно врал. Три раза в неделю были тренажерный зал с бассейном, курить пробовал только в юности, пил редко. Стрессы, ну, а у кого их нет? - Не знаю, что там нормального они нашли, - пренебрежительный прищур подсказал, что, похоже, ему не слишком поверили. – Но, за исключением начинающихся воспалительных процессов в мочеполовой системе и небольших сбоев в эндокринной, меня беспокоит что у вас невроз на неврозе и неврозом погоняет. Но даже и это не самое страшное. Сердце, вот что самое сложное, лечение начинаем прямо сейчас. - У меня никогда не было проблем с сердцем, все там всегда в полном порядке! – а вот тут возглас был абсолютно искренним. - Не знаю, что вы называете порядком, но, если им не заняться, то через год, максимум через два, у вас будет полноценный инфаркт. Леонид просто крякнул от неожиданности. - Это новости, - признался он. – Я всегда считал, уж с чем, с чем, но с сердцем у меня полный порядок, - а тупую боль под лопатками он списывал на межреберную невралгию или что-то в этом духе. – То есть до пенсии я бы не дотянул? - Значит вам потрясающе «везло» с врачами, которые упускают из-под носа начало болезни, - фыркнула Леа. – Так, ладно, учитывая весь букет, да и сколиоз не мешало бы исправить, я предписываю вам восстанавливающую ванну. Но все в начальном состоянии, так что за пару часов вас восстановят. Да и какая пенсия? У нас ее нет, то есть я прекрасно знаю, о чем вы говорите, но зачем она нам? Впрочем, в тех условиях, вы бы, скорее всего, до нее не дожили, сердце бы износилось раньше. Опаньки, какие новости! Неужели это, что он так искал? Зацепка, которая позволит копнуть глубже той глянцевой картинки, что ему постоянно демонстрируют. - Как нет? А как же отдых? Или тут положено пахать до самой смерти? Леа откинулась на спинку стула и скривила губы. - А почему бы и не поработать? Особенно если ты молодой и здоровый, и работа тебе нравится? Мы не стареем и не болеем, у нас мало пациентов, кстати говоря, большая часть работы врачей приходится на профилактические осмотры и работу с людьми сложных профессий, ну, и травмы, конечно, как же без них, пока не получается обходиться. А что касается отдыха, то если хочется, то можно без проблем взять паузу в год-другой и перевести дыхание, поразмышлять о себе и о жизни, если после этого будет принято решение о смене профессии, то и это без проблем можно сделать. И это не считая того, что отпуска у нас по два-три месяца ежегодно. Так что у нас не так, чтобы очень перетруждают себя те, кто работает на Земле, за ее пределами уже несколько другие расклады, но и там отдых получают все. Да и санатории никто не отменял, - она снова недобро ухмыльнулась. Да, при таких раскладах не нужно думать о пенсии, да и рождаемость можно регулировать совсем в другом ключе, не нужна пирамидальная структура населения. - То есть умирают просто так? Она пожала плечами. - Некоторые понимают, что сделали все, и однажды утром не просыпаются, бывает и такое. Кто-то гибнет, кто пропадает, но в целом, умирают только те, кто отработал все. Так, ладно, а теперь давайте-ка все же вы у меня на процедуру отправитесь. Она в пару касаний внесла какие-то изменения в его профиле, и направила его прямо в процедурную. Он даже не стал возмущаться, что вот так вот сразу, без подготовки. Впрочем, попытался, чуть позже придя в себя уже там, глядя на ванну, полную мутной жижи. - А какая подготовка? Натощак? Ну и прекрасно, - меланхолично отозвался азиатского типа молоденький врач, впрочем, ничто не исключало вероятности, что этот человек окажется намного старше его. – Анализы все готовы, свеженькие. Да, даже если не натощак, и так бы положили. - И что, все восстановится за пару часов? – с сомнением поинтересовался Нечаев, стягивая с себя одежду. - Да не нужно ничего такого особенного корректировать. Я бы, правда, отправил на несколько сеансов мануалки, но, может, и так обойдется. В этой ванне тебя восстановят, даже если тебя объели пираньи или от тебя осталась только половина, лишь бы был живой, а остальное уже не так важно. Остальное дело техники и нашего умения правильно заложить программу. На Нечаева надели кислородную маску, нацепили несколько круглых присосок с датчиками на запястья, локтевые и коленные сгибы и помогли опуститься в жидкость, было очень неуютно, потому что он лежал почти полностью погруженный, только часть лица была наружу, голова лежала на какой-то подставке, к тому же сверху его прикрыли прозрачной крышкой. Но через несколько минут его начало обволакивать приятное тепло, и он смог расслабиться. А потом уплыл в неожиданный сон. Проснулся он в палате, и это было приятным бонусом, никак не мог понять, что же за окном – утро или все ж таки вечер, но экран подсказал, что он благополучно продрых до утра и начал подниматься. И замер. Практически забытое ощущение, когда распирает от избытка сил, захлестнуло его, хотелось прыгать, бегать и петь одновременно. Тело стало легким и пружинистым, он провел руками по торсу, поражаясь его прежней худощавой упругости, а то в последние годы он начал матереть и грузнеть. Еще с изумлением понял, что исчез и шрам от аппендицита, и синюшный шрам на бедре от колючей проволоки, на которую напоролся в детстве. Исчезло стеснение в груди и в спине. Кожа… Да он не помнил, когда она у него была настолько хорошей! Он кинулся в ванную комнату и уставился в зеркало. И такого лица он не помнил. То ли зрение стало острее, то ли просто отражение показало ему нового человека, то он застыл ошарашенный увиденным. Лицо не просто похудело, его черты стали более гармоничными и пропорциональными, исчезли начинающиеся залысины, глаза стали яркими, чистого стального оттенка, с голубоватыми белками, но поразило больше всего даже не этого. Волосы стали того же пшеничного цвета, как в детстве, к тому же начали немного виться, он запустил в них пальцы, чтобы ощутить их реальность и силу. В десять лет волосы вдруг потускнели и потемнели, и с этим невнятным мышиным оттенком он проходил двадцать два года. Теперь же на него смотрел бодрый парень, и он понял, какой невероятной усталостью от него тянуло до этого. Его плечи опустились под этой тяжестью. А сейчас грудь распирало от самой радости бытия. И это случилось потому, что к нему вернулось здоровье. И сразу же вернулось это ощущение, что и море по колено, и любые горы можно свернуть. И он рассмеялся, от переполняющего его восторга. Он был, он был здоров, влюблен и даже, в принципе, счастлив. И, кстати, теперь он мог четко отделить свои чувства от сильного желания, похожее на то, что было до двадцати лет, его волны ощущались отдельно и ниже, что ли. Он уже это не путал, как раньше, как от одного вида объекта влюбленности или желания адреналин и тестостерон били в голову, не давая толком в себе разобраться. Процессы дополняли друг друга, но не смешивались. И было хорошо. Голова могла оставаться ясной.