Синие бабочки

      Бабочка синего цвета мягко упала в маленькие ручонки и рассыпалась крохотными искорками. Ребенок засмеялся, запрыгал на месте, пытаясь достать до еще одной, что кружилась над головой колдуна. Фрауд с готовностью поднял мальчика на руки и позволил ему прикоснуться к ней.       ― Еще! Еще! ― завопили детишки, облепившие высокого мужчину со всех сторон, и он без лишних слов исполнил их просьбу, выпустив из рук еще несколько десятков голубых и синих бабочек.       Фрауд с легкой усмешкой наблюдал, как малыши носятся туда-сюда, заливаются звонким хохотом и ловят непослушные искорки. Как только голубая бабочка исчезала в чьих-то руках, над ребенком появлялось легкое свечение. И все больше и больше ребятишек озарялись магическим светом, только они его даже не замечали, увлеченные игрой. Колдун поправил белые волосы, что ровными прядями спадали на худые плечи, и встал с теплого камня.       ― Вы уже уходите, дяденька?       ― Да, милая, ― Фрауд поклонился. ― Меня ждут. ― Он кивнул головой в сторону трактира.       Фасти стоял, прислонившись к стене, курил трубку и скучающе смотрел по сторонам, терпеливо выжидая, когда друг закончит со своими делами. Его черные волосы были связаны в хвост, а на переносице красовался длинный рваный шрам, который остался после схватки с волком.       ― Но вы же еще вернетесь? ― с надеждой спросила девочка.       ― Обязательно вернусь. Обещаю.       Фрауд наградил ребенка широкой теплой улыбкой и направился к другу.       ― И не надоело тебе возиться с этими мелкими креветками? Только внимание привлекаешь своим колдовством.       ― Ты же знаешь, что я люблю детей, ― ухмыльнулся Фрауд. ― Тем более, кроме них, его никто не видит.       ― Да уж, ― скривился Фасти и почесал кончиком трубки нос. ― Давай зайдем сюда. Обсудим… дела.       В небольшом (и единственном) трактире в центре поселения было пусто, если не считать двух пьянчуг, мирно похрапывающих за столом, стоящим возле двери. Внутри пахло не то чтобы ужасно, но будь Фрауд один, он ни за что не зашел бы в подобное заведение. Окна были покрыты шаром копоти, а пол противно скрипел под ногами. Пять хлипких столов, девять кособоких стульев и небольшая стойка, на которой стояли пара замызганных стаканов и полупустая бутылка – вот, пожалуй, и все, за что можно было зацепиться взглядом. Единственной драгоценностью здесь, по мнению Фасти, которым он сразу же поспешил поделиться, была приятной наружности девушка, занимавшаяся обслуживанием столиков. Фрауд же обреченно вздохнул, когда после этого замечания, друг, улыбаясь во весь рот, заказал несколько кружек темного «местного» пива и жареного крольчонка с пряностями.       ― Захудалое селение, ― сказал Фрауд, когда девушка, посмеиваясь, удалилась за едой и питьем. ― Стражников нет. А эти, ― он кивнул головой на спящих в углу мужчин, ― даже не смогут защититься в случае нападения.       ― Согласен, ― многозначительно протянул Фасти. ― Но нам повезло, во всяком случае. Особенно мне.       ― Хочешь поразвлечься с этим лакомым кусочком ночью?       ― Пожалуй. Я приметил еще нескольких на улицах. Бабы у них тут как раз по мне, ― Фасти оскалился и сверкнул глазами. ― Так что я тебя предупредил.       ― Ничего не имею против. У меня другие планы.       ― Вот и славно.       Спустя полчаса девушка вернулась с заказом. Фасти сразу же набросился на еду ― большие куски мяса быстро исчезали в его огромной пасти.       ― Будеф?       Он сунул под нос другу жареную лапку, с которой на стол упала пара капель мутно-грязного жира. Фрауд презрительно выгнул бровь, оценив предложение, и отрицательно покачал головой:       ― Ты же знаешь, что я не хочу портить себе аппетит этой гадостью.       ― Какой же ты привереда, ― Фасти запихнул в рот последний кусок и смачно захрустел, перемалывая зубами тонкие косточки.       ― Я ― гурман. И кошатину, приправленную пряностями, чтобы выдать её за свежую крольчатину, я есть точно не стану.       ― Понял, да? А мне все равно, ― Фасти облизал губы, ― мясо же. Тем более, я сильно проголодался. Да и обижать малышку не хотелось, ― он многозначительно подмигнул пышногрудой девушке за стойкой, и та, поймав на себе его взгляд, зарделась и быстро скрылась в подсобке.       ― И немного потерпеть нет сил?       ― Совсем нет. Не переживай, ― он похлопал себя по круглому животу, ― в этом бочонке еще много места.       Фрауд фыркнул и откинулся на спинку стула, слушая, как друг медленно, причмокивая, тянет пиво из кружки. Спустя несколько минут в трактир зашли двое мужчин и сразу направились к их столику.       ― Вы кто такие? ― подозрительно спросил седовласый мужчина с длинными усами. ― Давно к нам чужаки не заглядывали.       ― Мы простые путники. Направляемся в город Эйланир, что к юго-западу отсюда. Увидели селение и решили зайти, отдохнуть от тяжкой дороги, ― отчеканил Фрауд. ― Надеюсь, наше присутствие вам не помешает.       ― А пошлину за вход платить кто будет?! ― выскочил вперед рыжий конопатый мужчина с оттопыренными ушами. ― Вы, значицца, пользуетесь нашими харчами, топчете наши дороги…       ― Ах ты… ― насупился Фасти и приподнялся со стула. ― Да я вас…       ― Фасти, остынь, ― Фрауд положил другу на плечо руку и вопросительно поднял бровь, обращаясь к мужчинам. ― Сколько?       ― Пять… Нет, шесть серебрушек!       Рыжий довольно оскалился, когда названная сумма быстро перекочевала в его руки. На лицах мужчин сразу появились довольные улыбки.       ― Вы тут… это, не буяньте. А то вышвырнем в два счета, ― предупредил седовласый. ― Не хватало еще проблем на нашу голову.       ― Мы здесь надолго не задержимся, ― холодно ответил Фрауд, посмотрев в окно. Солнце начинало уходить за горизонт. ― Думаю, нам уже пора.       Они поднялись со стульев и поспешно покинули трактир, оставив недоумевающих мужчин позади себя. Фасти что-то злобно бурчал под нос и сжимал кулаки, но столкнувшись взглядом с круглолицой веснушчатой девчушкой, мгновенно сменил гнев на милость. Фрауд только изогнул тонкие губы в ухмылке и, пощелкивая пальцами, с которых слетали голубые искорки, ускорил шаг. Покинув селение, они углубились в лес, спрятавшись среди стволов и увесистых веток.       Когда луна ― круглая и бокатая ― наконец-то выкатилась на небо, из-за деревьев показались два огромных волка: черный, со шрамом на переносице, и белый, с голубыми искорками в глазах. Они не выли, не шумели ― только смотрели на селение, из которого недавно ушли, и облизывались. По сравнению с ними даже самая большая собака была перепуганным, крохотным щенком.       Черный волк стряхнул с шерсти налипшие листья и косо посмотрел на друга, словно спрашивая: «Ну что, начнем?». Тот лишь махнул головой и шумно втянул носом воздух. Его шерсть выглядела как пролитое в ночное небо молоко, и на фоне темного леса размытый образ можно было принять за призрака, заблудившегося среди ветвистых деревьев. Старая торговка возле трактира не упустила возможности разболтать скучающему Фасти все мало-мальски важные сплетни, надеясь выманить парочку монеток за свои безделушки. А тот в свою очередь успел разузнать, что Истинных Волков здесь не видели уже пару десятков лет. Неудивительно ― на маленькое поселение они и сами наткнулись совершенно случайно. Таким шансом нельзя было не воспользоваться.       Черный волк ухмыльнулся, обнажив длинные заостренные клыки, с которых капала слюна, и тенью метнулся вперед.       Белый волк встряхнулся и поднял заостренную морду к небу. Серая луна качалась на тучах, то утопая в них, то выкатываясь на черную простыню. Он уже успел соскучиться по тому ощущению дикости и свободы, что наполняли его разум во время полнолуния.       Беспечные маленькие люди сейчас безмятежно отдыхали в своих кроватях и даже не подозревали об опасности, что совсем скоро обрушится на них. Белый волк оскалился и прищурил глаза, пристально осмотрев место предстоящего пиршества. Над некоторыми домами висели синие огоньки, которые видели только волки. Маленькие светящиеся бабочки указывали своему хозяину, куда стоит наведаться в первую очередь. Друг обойдет эти хижины стороной ― он предпочитает более крупную и зрелую добычу.       Белый волк кровожадно облизался, уже ощущая на языке такой сладкий, мягкий вкус, от которого слипались мысли, превращаясь в один инстинкт ― жажду охоты. Вожделенный запах витал в воздухе, дурманом проникая в каждую клеточку, отчего он тихо заскулил.       Ведь Фрауд ― гурман.       И детей любит, на самом деле.