Black Rozes (Sikvel for WFF)

      Тяжелые капли дождя монотонно стучали по стеклам, рамам и подоконникам, пытаясь прорваться в кабинет, где снова закрылся уже давно отыгравший свою роль человек. Он молчал, молчал так, словно рассказывал свою историю пустоте, сидевшей прямо перед ним. Его уставший, пристальный взгляд, полный боли и уныния сверлил чистый лист бумаги. Он пытался собраться с мыслями, отыскать хоть что-то в закромах своего разума, но не мог, не мог вспомнить ни единого момента: все воспоминания словно канули в бездну… Будто бы он в то время и вовсе не жил. Может, это был кто-то другой? Облаченный в черный костюм, бледный как смерть сидел за рабочим столом. На котором не было ничего, кроме того самого злосчастного листа бумаги и шариковой ручки, что лежала на нем, будто бы перечеркивая те слова, те ненаписанные, те невидимые и пропавшие из разума слова, заменивши их шумом дождя, что пытался пробиться в дом. Нет, это не его жилище, он ненавидел все, что здесь было. Ненавидел эти картины, висевшие на стенах, ненавидел эту дорогущую мебель, ненавидел свою одежду, которая тоже стоила не малых денег, он ненавидел каждый сантиметр этого огромного двухэтажного дома, что никогда не был для него родным. Он уже давно не так молод, как раньше, но и не настолько стар, чтобы томиться в этом душном кабинете, чтобы сидеть и пытаться достать из глубин своей памяти сокровенные воспоминания о былом. Сам себе палач, однако он так и не смог уничтожить свою душу. Застыл, как статуя, а по истечении нескольких секунд прикрыл глаза. За окном дождь превратился в ужасающий ливень, и от попытки снова уйти в себя его отвлек раскат грома, пробежавшегося по небу. Мужчина резко дернулся, чуть не упав со стула, вновь хотел глянуть на лист бумаги, однако, сам того не замечая, отвлекся от уже изрядно надоевшего разглядывания пустой страницы. И, подняв свою голову, устремил взгляд на картину в позолоченной раме. Едва различая краски, мужчина всматривался в картину, словно пытался проверить: «Что изменилось?» - она не казалась ему яркой и красивой, она не была такой, какой он ее приобрел пару лет назад. Что же на ней? Он пытался разобрать, но глаза застилал туман, похожий на тот, который он видел будто вчера. Тряхнув головой изгнал это ужасное видение из разума, и наконец, увидел образ с картины… Огромные песочные часы, которые были разбиты… они лежали посреди роскошного сада: кусты черных роз, касавшиеся кусочка голубоватого неба, грозовые тучи, надвигающиеся с запада, примятая трава, на которой был рассыпан белый песок, что находился в часах, она была зеленой, лишь пожелтела в кое-каких местах… Сами часы лениво оплетал вьюн: необычайно красивый, но все же сорняк, цветущий большими фиолетовыми цветами, подобными лишь прекрасным садовым красавицам, но они были слишком требовательными, в отличии от этого прелестного сорняка. А им, этим диким травам, не нужно ничего: им не нужна человеческая рука, чтобы существовать - те способны жить и так, - им не нужно было никаких удобрений и каждодневного полива, что оплести деревянный корпус часов, а стекло, стекло было все в трещинах, искажало все, что проходило через него, и рассыпалось прямо на глазах. Казалось, будто бы картина жива, но мужчина не замечал этого, для него все краски померкли, помрачнели, стали тусклыми, словно это не картина постарела, а он сам превратился в какого-то бурчащего и сетующего на жизнь старикашку. Еще бы дать ему в руки трубку да посадить в кресло-качалку, накрыть пледом в клеточку и, не глядя на его еще не померкнувшую молодость, сказать: «Старый пень». Наверное, так и есть, так и есть, он уже не был таким как раньше, даже внешность его изменилась… Его золотые волосы, сиявшие когда-то при солнечном свете, стали почти белыми, как снег, коротко стриженные, но все так же прикрывавшая высокий лоб челка упрямо падала на левый глаз. А на правой щеке красовался неизменный, уродующий прекрасное лицо шов, превратившийся в безобразный шрам, портящий всю красоту лица, его узкие скулы, алые как красное вино губы, соскучившиеся по невероятно страстным поцелуям… Он изменился, но глядя на него, можно было сказать: “Ты все так же прекрасен, если не смотреть на шрам”. Но глаза… Его выдавали глаза. Еще совсем недавно их цвета были невероятной глубины, а по прошествии многих лет потускнели все краски, как на картине… Написанной в далеком прошлом. Настолько сильно изменилось то самое таинственное «зеркало души». В чем же причина? Он умирает, умирает в страшных муках подобным тем, что терпел Иисус, прикованный к кресту. Казалось, вчера эти потерявшие блеск и очаровательное сияние невероятной глубины красок зеркала души были иными. Сияли, горели и плясали в них едва-едва заметные огоньки, манили своей холодностью эти яркие цвета, задевали и проглядывали душу насквозь. Эти глаза, они были подобны янтарю, блестевшему при солнечном свете. Золотистые, с каплями темно-бордовых оттенков, напоминавшие трещины и потертости. Удивительные зеркала, что притягивали своей красочностью прекрасных цветов, но отталкивали, ведь их обладатель никогда не знавал тепла истинной цены любви. А познав, испив чашу этой невероятной симфонии чувств от начала и до конца эти глаза как пламя свечи загорелись, вспыхнули чувства в глубине души. Каким бы каменным не казалось это лицо – глаза всегда выдавали истинные ощущения. Он знал это, знал и пытался защититься от силы своего взгляда убивавшего всякого врага, к которому таил ненависть. Эти зеркала души знают и помнят все деяния их владельца, все от малейшего незначимого поступка, до самого сильного греха в его жизни. От возвышения, до стремительного падения, вниз… Видевшие то, как он убивал виновных, как сжимал снайперскую винтовку в руках, как закрывал глаза своему погибшему товарищу, как целовал мертвенно бледные руки своей возлюбленной. И это далеко не весь список пережитого. «Битва за свободу», - время, когда эти глаза видели невероятно жестокую жизнь, время, когда мир был иным. Жестокий и в то же время невероятно прекрасный мир, что защищал он ценой своей жизни. А сейчас, сейчас все прожитое ушло в забытье, кануло в лету и память, словно закрыла все воспоминания за семью замками… Страшную тайну, подобную скелетам в шкафах. Дождь продолжал монотонно стучать по стеклам, раскаты грома заставляли испытывать невыносимый страх перед действительностью: той мрачной, что открылась после сладостного вкуса победы в войне. Он получил все: славу, деньги, звание, поклонников, весь мир упал у его ног. Но какой ценой?! Какой ценой он – Жнец, Ангел смерти и просто Артур Фауст получил это? Кровью… Кровью любимой девушки, которая была для него лучиком света в этой мясорубке, где не ценилась человеческая жизнь и мораль, утопленная в порывах гнева. Не ценилась любовь, она была лишь животной страстью, инстинктом невозможным и желанным. Ему не забыть эту очаровательную девушку в военной униформе цвета хаки, эту огромную куртку, в которую она куталась время от времени, эти странные брюки и тяжелые военные сапоги, что ступали по плиточному полу казармы… Как женские каблуки! Как бы он хотел увидеть ее в платье, в свадебном платье, ах, да, и пусть стоит рядом с ним у алтаря. А места мечтам не было, он увидел свою возлюбленную в гробу, в том прекрасном белоснежном платье, но в столь ужасную минуту. Когда душу медленно пожирал страх, а слезы впервые в жизни оказались на глазах и катились ручьем по щекам. О, да, Жнец помнил каждую деталь, каждое ее движение, каждое слово и каждый миг, проведенный с ней. С девушкой, имени которой тот даже не знал – Звезда… Именно так ее окрестили в первый же день ужасающей облавы, прекрасный стратег и невероятная особа, поставившая его холодное, ледяное сердце под угрозу быть согретым ее нежными руками, что были покрыты шрамами и отвратительными швами. Ее длинные, темные волосы были всегда завязаны технической резинкой, украшенной парой или тройкой болтиков… Да, даже на войне она оставалась красивой. Без макияжа ее истинная красота представала как божественный идеал, тот, который знавали великие художники прошлого. Картины которых были сожжены этими проклятыми узурпаторами королевских кровей. И это было в наш двадцать первый век! В наш век демократии и технологий, проклятая монархия снова постучала в двери, пробудив старое прошлое и воинов, одним из которых был и этот мужчина, что сейчас, закрыв лицо своими руками нервно дрожал, то ли от страха, то ли от боли, вцепившейся в его сердце, подобно клыкам хищника, рвущего плоть… А глаза, глаза! Он не мог забыть и никогда не забудет глаз своей любимой, любимой Звезды, чей образ никогда не выходит у него из головы. Эти голубые, как морское дно, наполненное тайнами и загадками, эти восхитительные зеркала души, в них хотелось тонуть. Хотелось тонуть так, как никогда. Нежное и милое лицо любимой, она была похожа на Афродиту из греческих легенд… Вечно юную охотницу и защитницу всего живого в этом потихоньку умиравшем мире. Ее нежные руки, касавшиеся этого уродливого шрама на правой щеке. Черт возьми, он не мог выбросить из головы ее звонкий смех. И даже сейчас страдал от невыносимой боли, любовь, прошедшая все испытания за каких-то четыре года сражений и баталий за свободу… Влюбленность с первого взгляда, привыкание к ее присутствию в отряде, ссоры - накрывшие при первом же серьезном задании, терпение ее невероятно бурных реакций на победы и поражения, служение – становление щитом для идеальной девушки, короткая, но тоже невероятная дружба, а после истинная любовь , что была скреплена невероятно сладостным поцелуем во время ужасного сражения… И только сейчас он понимал – все это было. Было! Но ведь прошло же, так почему боль все еще сидит в его сердце и медленно рвет его как бумажное?! Этот дом, эти стены, этот фальшивый мир, в котором он сейчас находился, все это было лишь декорациями к ужасному концу пьесы, написанной его же руками. Руками убийцы… Жнец пытался защитить ее, пытался спасти, когда та умирала на его руках. И снова перед глазами предстала та ужасная картина. Как двое сидевшие на мотоцикле мчались по убитым дорогам на полной скорости… Как, задыхаясь и сжимая зубы от невероятной боли, она прижималась к нему, держалась за него боясь упасть. А этот ангел смерти пытался домчаться до ближайшего штаба с уцелевшим больничным крылом, ведь мог потерять самое дорогое – любимую женщину, ставшую для него богиней. Жал на газ со всех сил, в то время, как его лучший друг отвлекал врагов, взяв его оружие в свои руки. Но злой рок догонял их с каждой секундой, все ближе и ближе. Где была смерть, там и будет! Этот ужасный выстрел из ракетной установки, из-за которого все надежды на спасение рухнули в одночасье. Тот момент, когда тот самый мотоцикл вместе с ними отшвырнуло волной от взрыва, прокатившегося грохотом по выжженной земле. Он вспомнил ее тихий шепот и едва заметные движения губ, море несвязных слов, а так же очередное прикосновение, слезы, застывшие в глазах, вкус крови на ее губах во время прощального поцелуя и его безумный крик, вырывавшийся из груди. Звезда отдала свою жизнь за того, кого любила до безумия, а теперь он не может простить себе того, что не выполнил свое обещание, данное ей… Они обручились незадолго до этой ужасной катастрофы, разрушившей жизнь того, кто остался в этом обезумевшем мире. Он не знал, где, черт возьми, его лучший друг, ставший для Жнеца младшим братом, шестнадцатилетний мальчишка, совершил невероятный подвиг. Он добыл обручальные кольца, а вот как не сказал ни слова…       Это был самый лучший день в жизни простого снайпера, умевшего видеть только боль. Невероятные кольца из чистого серебра и золота с выбитыми на них символами солнца и луны… Поистине восхитительный подарок. Возможно, добытый под страхом смерти. Он не забудет радостных лиц своих близких, того самого отряда, ставшего для него огромной семьей. Это трудно забыть, а сейчас многих из них забрала смерть, но почему, почему не забрала его?! Правая рука сама потянулась к ящику дубового стола, и, достав небольшую флягу с вином, Жнец понял – алкоголь лучшее средство отогнать от себя пришедшие воспоминания. Открыв свое спасение, тот медленно вдохнул пьянящий разум запах винограда. И своим сиплым, суровым, лишенным всякой радости голосом произносит: - Прошлого не воротишь, настоящего не остановить, а будущее я менять не собираюсь! – в этой фразе звучала невероятная ненависть ко всему, что видели его глаза в этот момент. Невозможная боль, что сейчас будет утолена простым и знакомым во все времена способом – выпивкой. Жадно поднесши флягу к губам, пил без остановки до тех пор, пока жадное тепло не начало расползаться по живому телу. А в самом ли деле оно живое? Боль и грусть пропали, словно тех не было в помине. Резко вскочив из-за стола, отшвырнул флягу в сторону, та упала на серый ковер, в ней оставалось еще немного вина, потому несколько капелек упало на пол и на ковре тут же появились заметные пятна: - Какая жалость, - молвил мужчина, для которого, мир снова приобрел различимые цвета, шатаясь, смеясь, и просто выкрикивая несвязные слова, открыл окно, и дождь таки проник в комнату вместе с порывами ветра, темно-бордовые занавески начали трепетать от этих порывов. А тот, высунув голову в окно, поддался пьяному веселью, смотрел на черные розы в своем саду, ветер срывает с них лепестки в этот дождливый летний день, уродуя всю красоту. Жнец внезапно засмеялся и глянул на кольцо на своем безымянном пальце правой руки, черт его дернул посмотреть на него. Снова удушливые воспоминания параллельно с ударом молнии в небе промелькнули пред янтарными тусклыми глазами. Вздрогнул, испугался, быстро закрыл окно и снова оказался в комнате.       Промокший до нитки, ощущающий новый прилив боли он стоял, оперившись руками на подоконник и думал, думал о том, что творит о своих поступках, хотя, длилось это лишь несколько минут, это бесспорно болезненное сожаление, тоска по прошлому, опустошавшая душу. Пока не исчезли яркие краски, взгляд Жнеца или же того самого Артура Фауста метнулся к серванту, в котором стояла бутылочка коньяка. Казалось, будто она зовет его отведать вкус выдержанного три года восхитительного напитка. Забыл обо всем, о делах, о своей работе, обещании приехать в гости к Музыканту (а тот звал его к себе домой уже давно). Плевать на все, он засмеялся да как маленький ребенок подбежал к серванту, открыл эти злосчастные двери, из стекла отделявшие от заветной выпивки. Да пригубил немного, а потом что-то остановило его… Тот не ожидал такого поворота событий, а в его жизни всегда присутствовала ужасная череда мистических событий. Боже! Что за чертовщина происходила прямо сейчас? Окно внезапно отворилось, стекла задрожали, занавески задергались, блеск молнии пронзил почти почерневшие небеса, и холодный ветер ворвался в комнату, касаясь застывшего от страха человека. Туман медленно вполз в кабинет, а в глазах Жнеца отразился чей-то до боли знакомый облик… Она сидела на подоконнике, сжимая в руках любимый цветок своего избранника – черную розу. Ее белое свадебное платье искрилось всеми цветами радуги, а на безымянном пальце левой руки красовалось серебряное кольцо. Звезда была прекрасна, в зеркалах души, помутневших от слез, застывших на щеках было ночное небо, в волосах искрились блестки, а туман обволакивал ее босые ноги. Свадебное платье с длинным шлейфом и без рукавов - именно в нем похоронили девушку… Да, именно такое платье та хотела иметь на своей свадьбе. А сейчас лишь призрак этой несчастной сидел на белом подоконнике и с укором смотрел на самого дорогого человека. Ее нежный голос тихо шепнул: - Почему ты это делаешь? – она была как живая, будто не умирала никогда! Застывший от ужаса, страха пред этими глазами, мужчина не находил слов. Ветер пробирал до кости, рваная рана в душе становилась все больше и больше, как-будто кто-то ковыряет ту ножиком, вырывая наружу воспоминания о былом. Но оцепенение пропало, как только та закончила говорить, он попятился назад, прямо к двери, опустив голову, прислонился к ней да засмеялся. Этот смех был полон отчаяния, безысходности, страха, прерывистый, невыносимо горький. Резко тряхнув головой, Жнец закричал: - Ты же умерла! Тебя нет! Ты лишь мое воображение, уходи, уходи я прошу, не рви мою душу на части, я не могу, не могу это терпеть. Звезда, слышишь меня? Почему ты пришла? За что мне это? Почему ты мучаешь в каждом сне, в каждой вещи, в каждом своем отражении все напоминает о тебе. Прошу, умри даже в моей памяти, иначе я уйду сам. - Я всегда рядом с тобой, понимаешь? Даже не видя меня, не видя того образа, ты, любимый, никогда не сможешь забыть меня. Я понимаю твою боль, понимаю ее всю от начала до конца, не вини себя в прошедшем… - туман укрыл весь пол в комнате, та медленно слезла с подоконника и ее ноги тихо ступали по мокрому ковру, не издавая ни единого шороха… Он снова ощутил прикосновение нежных рук любимой. Она взяла его лицо в свои руки, дрожь пробежала по телу, бутылка, что была в руках, упала прямо на пол, и, янтарный как его глаза, обжигающий душу и тело напиток разливался по ковру, окрашивая его в темно-серые тона. Она снова смотрела на него влюбленным и верным взглядом. Тот молча опустился на колени, захлебываясь слезами, впервые сорвался, поддался чувствам, задыхаясь, молил ее о прощении. Все еще виня себя в том ужасном событии, если бы можно было хоть что-то изменить… - Прости меня. Умоляю, прости за это, я виноват в случившемся, я и правда - виноват. Останься со мной навсегда в любом образе, призрака, духа, да хоть тумана, неважно чего, неважно… Прошу, будь со мной вечно, пусть я не могу прикоснуться к тебе. Но прошу, будь моей даже сейчас, когда смерть разлучила нас. - Я всегда рядом с тобой, прошу, не кори себя. Ты же знаешь, как нужен ему - своему самому близкому другу. - Знаю… Но я скучаю по тебе, до безумия, до одури, до нервных припадков и крика, мне одиноко в этом пустом доме, доставшемся в наследие от приемных родителей… Мы должны были жить тут, вдали от этих супер современных технологий в нашем маленьком мире, я обещал тебе его. А не сдержал клятвы, ценой жизни должен был защитить тебя, а целовал потом мертвые руки и пытался убить себя, сразу же после твоей смерти. Боролся с этим проклятием, а теперь понимаю, смысла в этом и не было! После сказанного он замолчал, лишь рыдал, а Звезда улыбнулась: - Глупенький, проснись… это просто дурной сон. - Это не может быть сном… - А если ты поймешь, что это сон? Мы живы и будем жить вечно. Разве ты не заметил, что прямо сейчас все исчезает пред глазами? Проснись, я жива и рядом с тобой… Глупый ты мой Ангел Смерти. Звезда села рядом с ним, посмотрела в эти поблекнувшие безнадежностью глаза, слепо искавшие образ любимой. И вот их губы нашли друг друга, жадно с невыносимым желанием, он целовал ее, но ведь призрака невозможно поцеловать, верно? А какая разница?! Губы нашли губы, желание накрыло с новой силой, все начало рассыпаться, исчезать, эти прекрасные декорации к сцене, которой не суждено было произойти. Все прошлое пролетело пред глазами, начиная от того самого ужасного взрыва… Это была невероятная любовь, ставшая по истине настоящей. Все декорации исчезли и двое остались в звенящей темноте, а после начали исчезать и сами. Но они не чувствовали этого, страстный поцелуй, да данное в бурю обещание, ставшее реальным заставили их забыть обо всем… Рассвет приходит всегда неожиданно, а мрак всегда отступает, если верить в спасение. Страшный сон растаял сразу же, стоило лучам солнца коснуться земли и озолотить крышу огромного военного штаба бойцов за свободу… Обещание, данное в бурю было выполнено в тихую погоду. Нежные женские руки касались лица уснувшего на стуле молодого человека, тихий шепот и неизменная улыбка с едва заметным румянцем на щеках девушки, на лице которой была кислородная маска, она едва дышала и различала предметы, но найти любимого может даже сейчас, пускай ее глаза застилает пелена рассветного тумана. Свет, проникший в окна больничной палаты заставил ее проснуться, и застать любимого в таком состоянии. Он медленно открыл свои янтарные глаза, в которых сияли невероятные краски сего мира, но те были все так же холодны. Хотя как только он услышал ее шепот, тут же в них заплясали огоньки. Неужели, добрался? Неужели он спас ее? Радость озолотила его душу и Жнец увидел ее улыбку, она засмеялась тихо, но радостно: - Мы выжили? Это был лишь глупый сон? - Да…- ответила Звезда, отводя взгляд в сторону, - глупый сон, что не сбылся. И прошу тебя, никогда не думай о таких ужасных вещах. Я с пессимистом жить под одной крышей не буду. - Придется, любимая, еще как придется терпеть меня таким, какой я есть. Влюбленность с первого взгляда, привыкание к ее присутствию в отряде, ссоры, накрывшие при первом же серьезном задании, терпение ее невероятно бурных реакций на победы и поражения, служение – становление щитом для идеальной девушки, короткая, но тоже невероятная дружба, а после истинная любовь, обычно на все это требуется двенадцать лет. Так ведь лгут, прямо сейчас двое смеялись, пытаясь забыть страшный сон, ставший для них чем-то вроде урока. Жуткого урока, который дал понять – они и правда любят друг друга до безумия… Лишь один страшный сон… И роковой поворот мог бы сделать с ними такое. Но, видимо, Бог и правда существовал, а Судьба решила пойти другим путем, избавив всех от страдания. Врут ведь, что любовь становится настоящей лишь через года, она становится настоящей лишь тогда, когда готов отдать за нее жизнь.