За гранью

Солнце огромной медной монетой висело над старыми соснами около «Джорджии Пайнз», посылало закатные блики танцевать по кронам деревьев, рассыпало огненный бисер по стенам безликих палат, торопливо скользило розовыми лучами по старым фото, на миг возвращая им подобие жизни. Человек, который уже много лет любовался закатом, подставляя ветру морщинистое лицо, сегодня, впервые за долгие годы, даже не выглянул в окно. Утром врач констатировал его смерть. И мимолётно удивился, что Пол Эджкомб, судя по медицинской карте, пробыл в «Джорджии» так долго. Он и не подозревал, как стар на самом деле этот молчаливый обитатель дома престарелых. Нельзя сказать, что это событие произвело большое впечатление на тех, кто знал Пола. В конце концов, все, кто очутился в «Джорджии Пайнз», просто ждали своего часа. А медперсонал относился к своей работе с большой толикой равнодушия. Не стоит привязываться к тем, кто уже стоит у порога вечности. Но Полу уже было все равно. Он шёл к дому, глубоко вдыхая вечерний воздух, наполненный ароматами нагретой солнцем поленницы и готовящегося ужина, жадно прислушивался к шальному концерту цикад. Дверь громко скрипнула, качнувшись на несмазанных петлях – в проёме появилась фигура Джен, укутанная блеском электрического света. Его Дженис – красавица без проседи в волосах, в бледно-голубом платье, украшенном узором из незабудок. Пол мысленно поблагодарил Бога за то, что она была не в алом. Он слишком хорошо запомнил тогда ее почти-самое-нарядное платье, испорченное пятнами гари и крови, которую он лихорадочно пытался остановить, полубезумным взглядом выискивая среди теней огромный силуэт Джона Коффи. Дженис захлопнула за ним дверь, оставляя густеющие вечерние сумерки клубиться за порогом. Пол Эджкомб давно все понял. Он знал, что умер, помнил терпкий сосновый аромат, окружавший его в последние годы. Но одновременно сознавал, что его личная Зеленая Миля ещё не закончилась. Он снова был с женой, наслаждался ее голосом и случайными прикосновениями, пока она подавала ужин, расспрашивая его о делах. Это был бы рай. Если бы его форма не висела в шкафу, ожидая следующего рабочего дня. Вот Джен рассказывает, как дела у Мелинды (сегодня ей немного лучше). А для него продолжается тысяча девятьсот тридцать второй год. Год Джона Коффи. Его личный ад. Пол Эджкомб смирился. Пожалуй, он никогда не был настолько благочестив, как того желала бы матушка. Да и не может человек, который переправил на тот свет больше людей, чем иной американский снайпер в годы войны, претендовать на место рядом с праведниками. Он только надеялся, что Джон Коффи (как напиток, только пишется иначе), огромный чернокожий великан, больше не плачет, всхлипывая, как заплутавший в темноте ребёнок. И девочки-близнецы Деттерик сейчас с ним. Они вместе искренне смеются над усердием Мистера Джинглса, наблюдая за его трюками сквозь маленькие слюдяные оконца. Ведь в раю не может не быть Маусвилля, правда? Иначе, видит Бог, он потеряет веру, пустив прахом все усилия своей матушки и священников. Стать атеистом не поздно и после смерти…