Ибо ночь темна и полна ужасов

-"...Ибо ночь темна и полна ужасов", - мама закрывает книгу и выключает прикроватную лампу. Целует его в лобик и поправляет чуть съехавшее на бок одеяло. - Спи, малыш, никто тебя не потревожит. Она выходит из комнаты, а мальчонка на кровати остается один на один со своими самыми страшными кошмарами, притаившимися в тенях. Клен за окном начинает скрестись тонкими пальчиками в заплаканное моросящим дождем стекло, а в шкафу что-то подозрительно шебуршит. Маленький Чонин съеживается под одеялом, натягивая его до самых глаз, и испуганно таращится в темноту, надеясь увидеть монстра до того, как он нападет. Странные шумы набирают силу и мальчику уже слышится едва слышный шепот из ниоткуда. Ужас наполняет каждую клеточку дрожащего тельца, и пятилетний малыш зажмуривается, пискнув жалобное "помогите". Тишина обрушивается спасительным покрывалом, и кончики ресниц щекочет мягкий лунный свет. Чонин удивленно распахивает глазенки и едва сдерживает возглас - на краю его кровати сидит мальчик, серебряные лучи гладят его скулы, ласково ерошат белоснежную макушку, игривым щеночком покусывают кончики его тоненьких пальцев. Незнакомый мальчик такой тоненький, хрупкий и неземной, что Чонин боится к нему прикоснуться, но любопытство пересиливает и он осторожно садится в постели, несмело протягивая ладошку к своему видению. - Эй, - кожа у лунного мальчика мягкая и теплая, и весь он теплый и настоящий, но говорить все равно хочется только шепотом. - Ты меня спас, да? Тебя как зовут? - Сехун, - голос у него тоже теплый. И тихий, как лунный свет. - Тебе было страшно, и я подумал, что, если посижу здесь, тебе будет проще уснуть. Чонин покраснел - ему не хотелось, чтобы Сехун посчитал его трусишкой. - И ничего я не испугался. Просто дерево скреблось в окошко, вот я и.. - Спрятался под одеяло? - смех у лунного принца тоже теплый и обворожительный, а полумесяцы агатовых ресниц мягко поблескивают, отбрасывая бархатные тени на острые скулы. - Да ладно, я тоже много чего боюсь. Бояться не позорно. - Но я же мужчина! Я должен быть храбрым и защищать своих любимых, - Чонин выпятил грудь и вздернул носик. И сразу сник. - А я темноты боюсь... - Просто однажды ты победишь свои страхи, и все будет хорошо, - Сехун светло улыбнулся, подвинулся чуть ближе и ободряюще потрепал мальчонку по плечу. - Я в тебя верю. *** - "...Ибо ночь темна и полна ужасов", - Сехун захлопывает книгу и откладывает ее на прикроватную тумбочку, поднимая глаза на вышедшего из душа парня. - Как на работе? - Ужасно. Сыльги сегодня снова пыталась покорить меня глубиной своего выреза, шеф завалила кучей работы, а кофе Лухан варит просто отвратительный, - смуглый красавец взъерошил свои волосы махровым полотенцем и мягко рассмеялся. - Ему бы с баристой встречаться начать, хоть какой-то толк будет от его вечных интрижек. - Да он уже, просто учиться у баристы ему некогда, - смеется Се. Протягивает руки к Чонину, блестя озорными смешинками в глубине зрачков: - Иди ко мне, я соскучился. - С удовольствием, - Нин улыбается сытым котом и скользит в теплые объятия, целуя своего лунного принца. - Я соскучился сильнее, спорим? - Докажи, - блондин игриво прикусывает пухлую нижнюю губу Чонина, притягивая горячее тело ближе к своему. Тьма пуховым одеялом ложится на город, а фонари не спешат взрезать ее острыми уколами бледно-желтого света. Тени скапливаются в углах и начинают привычный шорох, наступая по всем фронтам. По спине Чонина пробегается полк мурашек, но это не испуг, а предвкушение наслаждения: он собирает вздохи и стоны с губ Сехуна, извлекая их грубыми ладонями, как заправский музыкант. Каждое касание - как впервые, вкус кожи расцветает новым букетом на языке, оседая нотами персика и лаванды на окраине сознания, а хриплое сбитое дыхание выбрасывает Нина из реальности, срывая все заслонки и заставляя забыть обо всем, захлестывая желанием. Серые и черные кляксы шипят, выползая из привычных ареалов, и подбираются все ближе, иногда поблескивая золотом зрачков. Чонин выводит губами свое имя на ребрах у Сехуна, запечатывая горячими поцелуями бешено колотящееся сердце младшего. Тонкие бледные пальцы зарываются в густую смоляную гриву, направляя и лаская, и Нин послушно опускается чуть ниже, оставляя собственнические метки на впалом животе. Пижамные штаны Сехуна почему-то выбешивают неимоверно и оказываются выброшены как можно дальше, разорванные по швам. Тени шарахаются от куска белой ткани, недовольно урча. Черная река обходит светлый островок загодя, иногда недовольно вздыбливаясь, но движение, хоть и медленное, не прекращает. "Сехун почти не изменился с той ночи", - не без восхищения проносится в голове у Чонина, пока он обводит кончиками пальцев острые тазовые косточки. Лунный мальчик превратился в прекрасного принца, принадлежащего только Нину, все такого же хрупкого и изящного, но вытянувшегося и расцветшего уже как мужчина. Пальцы скользят по внутренней стороне бедра, а с тонких губ срывается жалобно-просящее: - Нииииииииин... Куски тьмы подтягиваются к центру комнаты, старательно избегая пятна лунного света, падающего сквозь незашторенное окно. Они тянут свои едва похожие на человеческие руки, скрюченными пальцами стараясь дотянуться до смуглой кожи. Внизу живота тяжелеет горячее багровое желание, и Се осторожно отстраняется, ловя тонкими ладошками любимое лицо и заглядывая в потемневшую кофейную радужку. Там, возле медовых искр страсти, плещется такое обожание, что на агатовые глаза Хуна наворачиваются слёзы.Он приникает к пухлым губам в невозможно нежном поцелуе, разрывая его, только чтобы позволить Чонину такой необходимый для него воздух. - Я люблю тебя, - полукошачья улыбка Нина тает в очередном поцелуе, а хриплый смех - в громком стоне его лунного мальчика, выгнувшегося в старании принять Чонина всего. Тени мешкают, настороженные непонятными звуками с кровати, но недолго. Недовольный рокот перерастает в угрожающий утробный рык и тьма продолжает свое наступление, уже практически скребя когтями по рельефной спине. Чонин осторожно подхватывает разметавшееся по простыням тело и садится, не выходя из любимого. Теперь Хун сам контролирует все, опускаясь и поднимаясь с той скоростью и силой, с которой ему хочется, а Нин жадно скользит руками по идеальному телу, выцеловывая взмокшую шею, прикусывая тонкую кожу прямо над ошалело бьющейся артерией. Тьма достигает своей цели, растекаясь по синему хлопку постельного белья и царапая смуглую шею, стараясь слизать выступающие капельки крови. Сехун ускоряется, запрокидывая голову и чувствуя сильные руки на своей талии. Эти руки никогда не позволят ему упасть, он это знает. Нин двигает бедрами навстречу и чуть меняет угол проникновения, с силой ударяя по средоточию желания Хуна, безошибочно находя необходимый для любимого темп и ракурс. Теперь каждое движение отзывается в бледном теле горячей волной эмоций. И каждая следующая волна больше предыдущей. В блондинистой голове Се проносится неуместное сравнение с цунами, а потом мысли смывает возрастающее предчувствие пика. Тени удивленно замирают, когда кожа того, второго, начинает поблескивать серебром. Они покачиваются замершими столбом потеками и отшатываясь от тонких пальцев, впивающихся в облюбованную ими шею. Белоснежная вспышка локальным атомным взрывом растекается по комнате, звездным всполохом вырываясь из окон, разрывая тьму в клочья и стирая в пыль ее ошметки. Два имени рыком и восхищенным вздохом смешиваются в загустевшем от мускуса воздухе, серебристыми вензелями оседая на межкрыльях, а агатовые глаза теперь сияют сталью без черных омутов зрачков. Черты лица Сехуна заостряются, а сменившие обычные человеческие ногти коготки оставляют длинные глубокие царапины на смуглой коже. Довольный оскал прорезает гримасу удовольствия лунного мальчика, выдавая его истинную сущность. А потом все резко меркнет. Измотанный оглушительным оргазмом, Чонин аккуратно укладывает Се на кровать и обессиленно валится рядом, не выпуская любимого из объятий и ласково целуя в макушку. Ночь все также темна, но больше не полна ужасов - ведь рядом всегда лунный принц. А Сехун улыбается тепло-тепло и потирает запястье с вырезанным на нем когда-то символом принадлежности - именем Чонина. Никакие крылья и безграничные силы не стоят заключенной 20 лет назад сделки. Чониновское "Будь всегда со мной" для лунного демона стало большим, нежели отцовское "Не смей! Ты же обезглавишь целый полк! Безумец!". Впрочем, последний уже смирился и даже одобрил выбор сына, так что все будет хорошо. Чонин нашаривает одеяло и укутывает Хуна, прижимая к себе и оставляя очередной нежный поцелуй уже за ушком, на что тот мягко смеется и переплетает с любимым пальцы. - Я всегда буду защищать тебя. Клянусь, Чонин, всегда.