Трудный выбор

Музыку было слышно еще за пару кварталов от ресторана. Живые цветы увивали стены зала практически сплошь — этакий намек на рай в шалаше. Весьма элитный рай. Столы ломились от еды, чего большинству приглашенных не приходилось видеть уже лет пять — а кому не повезло, те и вовсе никогда в жизни подобного не ели. Приглашены были все — от первых заместителей директора до последней уборщицы, место и деньги нашлись для каждого — даже детский стол отдельно организовали. Словом, даже самому неискушенному глазу было ясно, что эта свадьба оплачена не самым простым человеком. Впрочем, самые простые сейчас не то что ресторан себе позволить не могли — не все были уверены, что мешка картошки хватит до конца месяца. Но на этой свадьбе не забыли, кажется, ни одного человека со всего района. — Людям жрать нечего, а они свадьбы гуляют, — осуждающе пробормотала сметчица Тамара, намазывая себе бутерброд икрой. — Это да, — согласилась с ней Лариса, заведующая складом. Она старалась слишком много не есть — жалко было портить яркую помаду, хотя и купленную на барахолке, но по цвету очень похожую на импортную. — А главное, глянь: ресторан выкупили, а платье у невесты черт-те какое… — Да, за такие деньги можно было и попышнее чего прикупить, — с видом знатока закивала секретарша Людочка. Ее взяли на работу недавно, и потому ей очень хотелось влиться в коллектив. — А облегающие… Да когда такое модно-то было вообще? — А ей-то что, — хмыкнула Тамара, поправляя модную химическую завивку. Сбиться кудри, конечно, не могли, но ведь нужно было привлечь внимание к красивой прическе. — Ни фигуры, ни понятий. Вылезла не пойми откуда, секретутка колхозная… Ой, Люд, извини! Ты-то хорошая девочка, а вот Лизка выскочка, своего места не знает. Людочка согласно покивала — спорить с Тамарой было не принято. — А что она в нем нашла-то? В директоре нашем. Мне на него в первый раз и посмотреть страшно было. — Как что, дорогая моя? — воскликнула Лариса, которой не хотелось выпадать из разговора. — Ты вокруг-то глянь! Если он такое себе позволить может, пока мы с голоду пухнем, так какое ей дело, как он выглядит-то? Да и повышение он ей обставил по-быстрому, как замуж согласилась. А ему, конечно, хорошо, — больше бы за него такого никто и не пошел, а тут и молодая, и красивая сразу. — Да ну, — зябко повела плечом в модном розовом свитере Людочка. — Спала бы с ним и ладно. Замуж-то зачем? Жить с таким уродом, хоть и богатым… — Ой, да по залету они женятся! — хохотнула Тамара. — Они ж сколько гуляли вместе, она еще в больницу к нему бегала в прошлом году. И такого мальчика хорошего ради этого хмыря бросила, мне до сих пор жалко. Симпатичный такой был, Витечка, кажется, все ждал ее после работы. А она хвостом вильнула — и к этому. А раз залетела, то и замуж, конечно, надо, потому и платье со складочками, вот. Не, таким, как Лизка наша, деньги — в первую очередь, — бормотала она хмельным голосом, и вдруг заголосила: — Ой, Лизонька, красавица наша! Какая ж ты стройная в этом платье-то! Умница ты, счастья вам с Игорем Петровичем семейного, детей побольше! Проходившая мимо невеста сдержанно улыбнулась и поблагодарила, а затем поспешила увести жениха на другой конец зала. Он уже мог ходить без костылей, но все еще хромал. Со спины лица было не видно, но кожу шеи и рук покрывали грубые следы швов — говорят, у него по всему телу такие, и нескоро еще сойдут. — Слышала, что ли? — пробормотала Людочка. — Да прям, — сплюнула Тамара. — А и слышала — значит, правда глаза колет. Таким, как Лизка, полезно о себе правду послушать иногда. — А если директор слышал, тогда плохо, — задумалась Лариса. — Уволит только так, сейчас-то от государства помощи не дождешься… — Вряд ли, — нахмурилась Тамара. — Хотя коробку конфет или еще чего ему занести не помешает. Стрясу с профсоюза на неделе, зря я, что ли, его возглавляю… *** Игорь был не просто непривлекателен — он был уродлив, и прекрасно это знал. Еще он знал, что это уродство — цена его жизни. Но в такие моменты он не был уверен, что именно для него ценнее. Он понимал, что Лиза старается увести его подальше от сплетниц, перетирающих им кости, щадит его, надеясь, что он не услышит того, что о них говорят. Напрасно — все он слышал, да и сам понимал, что слова местных кумушек недалеки от истины. На него и правда страшно взглянуть. Игорь и раньше был неказистым, еще до того, как все случилось. Невысокий, плотный, с ранними залысинами, он мало уделял внимания своему внешнему виду. Многие его недостатки с лихвой восполнялись недюжинной энергией. Еще когда было принято во всем надеяться на государство и не лезть лишний раз к начальству с безусловно наказуемой инициативой, он понимал, что жизнь корпоративного винтика не для него. Ему и тогда прочили хорошую карьеру, если будет верен линии партии. А уж когда случилась одна из главных катастроф последних лет и страну разодрало на куски, Игорь понял: надеяться больше не на что, дальше только сам. К счастью, работать он мог и хотел. Начал банальнее некуда: открыл продуктовую точку. Занижал цены, изворачивался, искал поставщиков, добивался самых невозможных контрактов — и в стране, где было нечего есть, попал в яблочко. В годы страшного голода и безденежья, когда люди по полгода не получали зарплаты, те, кто не успел в свое время купить дачу, все, что могли, тратили в первую очередь на еду. Району нужны были рабочие места. За одной палаткой последовала вторая, затем — сеть небольших ларьков, аренда площади в бывшем универсаме, а затем на территории разорившегося завода. Так появилась сеть недорогих продуктовых, остроумно названная «Яблочко» — с намеком не столько на популярную в те годы партию (хотя и туда его звали), сколько на ценность и уместность именно такого бизнеса. Года через два он надеялся открыть супермаркет — говорят, в Москве такие уже есть. Но потом пришли они. Мало кто пытался вести бизнес честно. Предприниматели скупали ваучеры, которые государственные предприятия иной раз выдавали вместо зарплат — по сути, отбирали у людей их законные деньги в обмен на возможность хоть как-то прожить. Кто-то успевал приватизировать все, на что хватало денег, и выводил активы за границу. Кто-то элементарно воровал все, что плохо лежит — сам или чужими руками при помощи шантажа и паяльника. А были и банальные рэкетиры. Сначала Игорь ничего не заподозрил, когда к нему зашел бывший одноклассник — бывший военный, чудом выживший в Афгане и едва избежавший Чечни. Володька зашел к нему на работу — на тот момент Игорь уже обзавелся офисом — и долго рассказывал о тяжелой жизни, о том, что он столько всего сделал для своего государства, а то бросило его на произвол судьбы, и еще обо всем пожалеет. Игорь пытался объяснять, что государство никого не бросало — оно просто прекратило свое существование, и теперь можно надеяться только на себя. Предлагал другу работу — место в магазине можно было найти, но тот лишь усмехнулся и сказал, что ветеран Афганистана до прилавка не опустится. А потом как бы невзначай поинтересовался, много ли торговых точек, и сколько прибыли у каждой. Игорь ответил уклончиво — мол, только составляет смету за этот месяц, и подробнее сказать просто не может. Друг пожал плечами и ушел. Игорь еще не знал, какую ошибку совершил. Беда в том, что он действительно заканчивал просматривать сводку прибыли по всем торговым точкам и тем же вечером взял ее с собой домой доработать. В подъезде его уже ждали. Володька стоял в окружении таких же ветеранов-афганцев, их было человек пять или шесть, и настроены они были на простой и серьезный разговор. Либо плати таксу сам, и все будут в безопасности, либо давай список точек и говорить будем уже на местах, либо вынесут тебя, дорогой кооператор, из подъезда по частям, и, скорее всего, эти части не будут очень большими. Сначала он пытался отказать по-хорошему и хоть как-то вразумить бывшего друга. Первое предупреждение обернулось первым сломанным ребром. Физически отбиться он бы не смог — куда уж кабинетному работнику против пятерых солдат, выживших в аду, а потому только и успел, что незаметно нашарить в кармане зажигалку и поджечь собственный портфель. Документы догорели быстро, а убивали его медленно и со вкусом. Интересно — сейчас, спустя полтора года, он уже почти не помнит боли. Помнит отблески ножей и кастетов, помнит золотые зубы в прорезях ухмылок, помнит слова угроз и хруст собственных костей, помнит свою теплую кровь на коже. А вот боли не помнит. Совсем. Никто не знает, почему его все-таки не убили — может быть, уже сочли мертвым и поленились забрать тело с собой, а вероятнее всего, кто-то спугнул. Только очнулся Игорь уже в реанимации. — Смелая у вас жена, — доверительно сообщил ему врач первым делом. — И отчаянная. Я ей сразу сказал, что шансов выжить у вас почти никаких, а она все настаивала. И приходила каждый день. Лишь бы в обморок сегодня не упала от счастья. Сначала Игорь ничего не понимал — к сорока годам он так и не успел жениться, родственники жили далеко, и спасать его было, по правде говоря, некому. И когда в палату зашло неземное создание с дымчатыми глазами, он не сразу признал в этом ангеле свою секретаршу, которую принял на работу с месяц назад. Он тогда еще пожалел девочку — умница, с высшим образованием, а кроме как в секретари никуда не смогла устроиться. Лиза стала приходить к нему каждый день, но что именно произошло, рассказала ему далеко не сразу. В его подъезде жила ее подруга, и тем вечером она возвращалась домой. Когда Лиза вышла в подъезд и обнаружила растерзанное тело своего начальника, она — удивительное дело! — не растерялась, и не просто вызвала скорую, а настояла на реанимации. Врач говорит, тело собирали буквально по частям. Большая часть костей заменена имплантатами, швов на теле едва ли не больше, чем кожи, а нижнюю часть черепа и вовсе нужно было пересаживать. Все это делалось на деньги Лизы — Игорь не представлял, где она могла их взять. — У меня были сбережения, — смущенно говорила девушка, глядя в пол и теребя край покрывала на его кровати. Она мало рассказывала о себе — больше интересовалась самочувствием Игоря, говорила о работе или болтала на отвлеченные темы. Было похоже, что управление магазином в его отсутствие Лиза фактически взяла на себя, хотя прямо об этом она никогда не говорила. Мужчина все чаще стал спрашивать себя — что бы он делал без этой девочки? Что бы делали все те, кому он с такими усилиями дал работу? Спустя какое-то время его перевели в обычную палату, и там ждал новый удар. В коридоре висело зеркало. Раньше Игорь не задумывался о том, как он выглядит — несмотря на солидный доход, золотыми цепями и пиджаками от Versace он интересовался мало. Но теперь то, что отражалось в зеркале, было мало похоже на человека. Плечи перекосило, черты лица стали грубее, ноздри вывернулись, подбородок непропорционально сузился — чужая челюсть теперь все-таки. Швов было едва ли не больше, чем гладкой кожи, и вдобавок, он сильно хромал. Врач сказал, что года через два можно будет сделать пластическую операцию, но мысль о том, что до тех пор придется существовать в подобном теле, шокировала. И ведь Лиза все это время каждый день к нему приходила, видела его вот таким… Почему-то это вдруг стало важно. Она продолжила приходить к нему каждый вечер, а в день выписки принесла пухлую папку с бумагами и, смущаясь, сказала: — Я… Ну, когда вас нашли, там, рядом, обгоревшие документы лежали. Я подумала, что они вам еще понадобятся, и восстановила их, ну и новой информации за последние месяцы добавила. В папке лежали подробнейшие сметы по всем торговым точкам за последний год. В тот момент Игорь готов был упасть перед Лизой на колени — и упал бы, если бы это не грозило новой трещиной в кости, а значит, новыми расходами для нее. Все деньги за лечение он ей, конечно, вернул, хотя и не сразу. Долгое время они работали едва ли не сутками, чтобы привести в порядок все, что было упущено, пока он лежал в больнице — Лиза, конечно, молодец, но держать все на уровне не смогла. Зато из нее вышел прекрасный заместитель — держать девушку в секретаршах после всего, что она сделала, было бы просто подло. Жениться на ней он был готов хоть сразу после выхода из больницы — дальнейшей жизни без этой невозможной девушки Игорь не представлял, но сделать предложение все не решался. И потом, говорили, у нее кто-то есть: какой-то смазливый паренек, ее ровесник, иногда ждал Лизу после работы. Только со временем эти встречи становились все реже, а глаза девушки — все грустнее. Она задерживалась на работе допоздна, но на каждый вопрос, не переутомилась ли она, следовала слабая улыбка и заверения в том, что все хорошо. Дошло до Игоря не сразу. Он удивлялся, когда Лиза засиживалась на работе допоздна, но категорически отвергала любые попытки ее проводить, несмотря на очевидную небезопасность темных переулков. При любой возможности приходила на работу по выходным, а на предложение пойти в отпуск едва не упала в обморок. И только когда Игорь краем глаза заметил огромное темное пятно на ее плече, просвечивающее сквозь светлую рубашку, он все понял. Было сложно подавить ярость и желание разорвать на месте того, кто поднял руку на Лизу — уже почти его Лизу. Предлагать помощь было, конечно, бесполезно. И все-таки ему потребовалась вся сила воли, чтобы просто дождаться, когда они останутся в офисе одни и сказать, что он все знает о ее ситуации, и предложить выйти за него замуж — хотя бы фиктивно — пока еще не поздно. К его удивлению, Лиза не возмутилась, не отшутилась и не перевела тему. Она очень тихо кивнула и сказала, что подумает. А через два дня приехала к нему домой поздно вечером и сказала, что согласна — а еще почему-то попросила прощения. Он спокойно относился к тому, что говорят о нем. И даже почти не больно было думать о том, что Лиза с ним в первую очередь из-за денег — в конце концов, что еще он мог ей предложить? А вот сплетни о ней ранили гораздо больнее. Страшнее были только синяки на ее теле, которые он увидел в одну из их первых ночей. — За что ты извиняешься? — спросил он ее тогда. — За то, что заставила тебя ждать, — шепнула она, уже засыпая. — И за то, что вовремя не поняла, что ты — лучший человек в мире. Прости еще раз. В такие моменты он был готов поверить, что она его на самом деле любит, хотя и не очень понимал, за что. А если так, то большего ему от жизни и не нужно. *** Гости потихоньку расходились, и слава богу — Лиза не любила шумных посиделок. Вообще-то она была против этой гулянки — лучше бы отложили деньги на операцию для Игоря, раз до нее всего полгода осталось. Но девушка хорошо понимала, что все это было не для нее и даже не для ее мужа. Он сделал это для всех остальных. Директору ресторана нужны были деньги, которых не было ни у кого. Людям нужна была еда, но купить ее было не на что. У Игоря были и деньги, и повод всех накормить, и он это сделал. Вот так у него просто все. Ей грустно было выслушивать неизбежную грязь от тех, ради кого ее муж столько сделал. Хотелось иногда крикнуть в лицо этой толпе: «Да разве вы не понимаете, что за бесценный человек перед вами?!» Но, видимо, гладкость кожи теперь ценится выше, чем гладкость души. Даже те, кто не осуждал ее, сочувствующе вздыхали: бедняжка, какой трудный выбор сделать пришлось! Бред. В жизни Лизы не было выбора проще, и она до сих пор винила себя, что не сделала его раньше. Еще в студенческие годы, начитавшись занимательных книжек в мягкой бело-желтой обложке, Лиза поверила в неземную любовь и была готова обрушить ее на любого проходящего мимо смазливого мальчика. Кандидатура нашлась быстро — ее одногруппник Витька был достаточно миловидным, нищим и одухотворенным, чтобы превратиться в девичий идеал. Он тоже был не против — что плохого в том, чтобы сидеть по ночам с симпатичной девушкой где-нибудь во дворах, курить и петь ей под гитару песни собственного сочинения, находя в ее глазах неподдельное восхищение? Да ничего. Страсть закружила их обоих, и после института они почти сразу начали жить вместе, отложив свадьбу до более спокойных времен. Только вот свободная Витькина рокерская душа не позволяла ему пойти на работу куда попало — а деньги на жизнь были нужны. А раз продюсеры не спешили ответить на его бесчисленные письма, Лизе пришлось бросить перспективную, но малооплачиваемую работу, и устроиться секретарем, чтобы зарабатывать за двоих. На какое-то время этого оказалось достаточно, потом деньги стали пропадать. — Да я просто задолжал тут кое-кому, — отмахивался ее возлюбленный. — Родная, ты не переживай, это ненадолго, еще чуть-чуть, и меня точно заметят, и в каждом плеере будут мои песни о тебе. После этих слов Лиза таяла от счастья и жизнь продолжалась своим чередом, хотя и впроголодь. Но ведь с милым рай в шалаше, правда? Потом она, вынося мусор, случайно обнаружила на полу косячок. — Любимая, да ладно тебе, — обезоруживающе улыбнулся Витька. — Мне же нужен источник вдохновения, а что я иначе напишу? И стоит все это не так уж дорого, а вред для здоровья вообще специально выдумали, чтобы лишить нас свободы… Уж ты-то меня ограничивать не будешь? Ограничивать любимого человека и правда было неловко. Поэтому за «травкой» появились экстази, винт, героин… Постепенно стали пропадать не только деньги, но и мебель. Но Лиза до последнего верила, что все это временно, что она обязательно вытянет любимого из этого кошмара и они будут счастливы. Как раз примерно в это время она обнаружила в подъезде у подруги растерзанное тело своего начальника. За несколько дней Лиза собрала все деньги, что у нее были, залезла в долги, просила денег у всех, у кого могла — раз уж государству стало наплевать на то, откуда больницы берут деньги, то ей тем более. Витька пропажу денег, конечно, обнаружил — и именно тогда впервые ее ударил. Потом было бурное примирение, слезы и новая песня в ее честь, но они оба еще не знали, что это было начало конца. Тогда у нее еще не было никаких чувств к Игорю — ей было, в сущности, все равно, кто именно нуждался в помощи. Она просто не могла бросить умирать человека, у которого оставались хоть какие-то шансы на жизнь. Именно поэтому она приходила к нему — ей просто важно было, чтобы сейчас, когда умереть вдруг стало так просто, выжил хоть кто-нибудь. И только когда Игорь пришел в себя, она стала ценить эти встречи по другой причине. Она и представить себе не могла, что бывают настолько бескорыстные люди. Что человек может, находясь по сути при смерти, думать о том, останутся ли в городе рабочие места и будет ли еда у покупателей. Что хоть кто-то может быть настолько предан своему делу и чувствовать дальше своего желудка. В первые дни это ее по-настоящему потрясло. Потому она и продолжила приходить — чтобы не утратить веру. Каждый вечер, уходя с работы, где каждый только и мечтал, чтобы урвать в отсутствие начальства кусок пожирнее, прежде чем вернуться домой, к голоду и грязи, она обязательно заходила в больницу — теперь уже потому, что это было нужно ей. Чтобы напомнить себе, что в мире еще есть светлые и добрые люди. Чтобы хоть как-то отблагодарить Игоря за то, что он принес в ее жизнь (даже если неосознанно), она взялась восстанавливать документы, которые нашла в том же подъезде. Специально изучала бухгалтерский учет и сметную документацию, работала днями и ночами — чтобы не позволять себе задуматься. И чтобы поменьше пересекаться с человеком, которого она когда-то любила, но не знала, любит ли теперь. Витька, конечно, ревновал. Пьянствовал, оскорблял, избивал ее, отбирал деньги — дозы с каждым днем требовались все больше. А она продолжала по-дурацки отчаянно верить, что это все временно, она накопит денег на его реабилитацию, и снова все будет как раньше — ночные прогулки, песни, свобода и бесконечное ощущение счастья… Вот только отчаяния с каждым днем становилось больше, чем веры. Когда Игорь вышел из больницы, он вернул ей все до копейки. Уж лучше бы не возвращал! Издевательства некогда любимого человека становились все изощреннее. — Телом стала прирабатывать, шлюшка, — шептал он ей по ночам, заламывая руки, оставляя кулаками, а то и чем потяжелее синяки на запястьях, животе и груди. — Конечно, откуда тебе, идиотке, еще такие деньги брать. Нашла себе богатого папика, да? Дождешься у меня, я тебе просто ноги сломаю, чтобы не могла больше по любовникам бегать. Ничего он ей, конечно, не сломал — нужны были деньги, а кроме Лизиной работы появиться им было неоткуда. Все чаще она мечтала сбежать куда-нибудь от этого кошмара — сбежать удавалось разве что на работу. Выходные, отгулы, праздники и призрачный отпуск были для нее самой страшной угрозой. Она уже давно мечтала порвать с бессердечным наркоманом, которого когда-то любила, но почему-то не хватало решимости. А на работе ее ждал Игорь. Единственный человек, который поддерживал в ней уже совсем слабую веру в лучшее. Единственный, с кем она не ощущала глухого, безнадежного отчаяния. Теперь она уже не представляла, как можно не уважать такого человека, не восхищаться им, не любить. Конечно, его предложение стало для нее неожиданностью. И только поэтому она сказала, что подумает — Лизе просто нужно было поверить в реальность происходящего. Возможно ли такое? Неужели и правда можно вырваться из бесконечного кошмара и жить счастливо с человеком, которого она успела полюбить? Но задержка в два дня едва не стала для нее роковой. В тот день Лиза пришла с работы рано, но почти сразу упала без сил — с тех пор, как она стала заместителем директора, дел заметно прибавилось. Проснулась, наверное, часов в одиннадцать от холодного прикосновения к шее. В темноте над ней белело искаженное злобой красивое лицо того, о ком она когда-то вздыхала. Витька ничего не говорил, да и вряд ли осознавал, что делает. Он только медленно надавливал кухонным ножом на ее шею — все сильнее с каждой секундной. Из приоткрытого рта стекала слюна. Стеклянный взгляд, липкая кожа — ломка. На такое Лиза уже насмотрелась, но еще ни разу бывший возлюбленный не пытался ее убить. Его неадекватность ее и спасла. Рука наркомана на секунду ослабла, и Лиза успела вырваться, схватить пальто и документы и выбежать из квартиры. Ее не волновало, что она полуодета, не волновало, что по ночам на улице одной опасно, не волновало вообще ничто. Она пешком добежала до дома единственного человека, с которым чувствовала себя в безопасности, и больше никогда не возвращалась домой. Только на всякий случай уже из квартиры Игоря вызвала «Скорую» — вдруг Витьке еще можно помочь. Но интересоваться его дальнейшей судьбой было страшно. Игорь тем временем смог ходить без костыля, хотя все еще сильно прихрамывал. Через полгода можно будет попытаться сделать пересадку кожи хотя бы на лицо. Для самой Лизы все это не имело значения, но она видела, как это беспокоит Игоря, а счастье любимого мужчины было для нее на первом месте. Для нее самой этих шрамов попросту не существовало. *** В комнате было темно и грязно. На полу валялись какие-то обрывки, обломки и осколки, окно заткнуто грязным тряпьем, в угол брошен засаленный матрас, на его уголке — кусок фольги, ампула и шприц — вот и вся обстановка. — Ты представь, Колян, — бормотал забившийся в угол наркоман своему товарищу, — взяла и бросила меня. Я же, блин, любил ее, а она меня на денежный мешок променяла. Видел я этого ее начальника — урод уродом. А я ей даже песни посвящал, прикинь, песни! А она взяла и ушла. А кто ее еще сможет любить так, как я? Шлюхи бабы, всем нового русского подавай, а простым парням и надеяться не на что. Дозу будешь? Нет? Я тогда все вколю… Он продолжал бессвязно бубнить себе под нос, не замечая происходящего вокруг. Его не очень волновало, что его друга еще полгода назад нашли в каком-то подвале с передозом. Не волновало, что украденные недавно деньги, которые он потратил на новую дозу, предназначались для его же лечения. Сейчас его уже ничто не волновало. На ближайшие полчаса боль реальности отступила.