Шесть табакерок

То был довольно холодный день — ни единый солнечный луч не появлялся из-за толстой пелены серых облаков, а странное затишье предвещало скорую бурю; многие люди торопились встретить непогоду в стенах своих домов, а другие, в свою очередь, укрывались в харчевнях и тавернах. В одном из сих заведений присутствовала довольно странная компания из трех человек: за одним из дубовых столов сидела самая прекрасная девушка города, ее менее миловидная подруга (имеющая «титул» одной из наименее прелестных дам Голландии), и их общий друг — эксцентричный бражник; в данный момент они обсуждали предстоящую встречу с неким состоятельным человеком. — Поговаривают, что он так богат, что ровно половина зубов у него во рту заменена подделками из слоновой кости, а за здоровыми зубами так хорошо следит брадобрей, что он способен погнуть ими подкову, — и Жак вновь поднял к своим губам тяжелую бутыль с весьма мутной жидкостью. — Все ложь да байки, — пренебрежительно махнув рукой, произнесла первая красавица Гааги, — По мне, они такие же гнилые, как у тебя самого, — и она легко толкнула собеседника в бок. Урсула не произнесла ни единого слова — она посмотрела на то, как завсегдатай таверны полностью опустошает поднятый сосуд, а когда тот тяжело опустил сей предмет на поверхность стола, дама перевела взгляд на иного человека; в противоположном конце таверны она заметила старца в траурных одеждах, являющегося предметом их разговора. В данный момент сей "джентльмен" — господин Ахтер — с немалым подозрением оглядывал все присутствующих в заведении людей, пытаясь понять, где именно находятся Марта и Урсула. — Ты знакома с ним? — девушка чуть слышно обратилась к своей подруге (впрочем, приглушенный голос не был обязателен, ибо их прежний собеседник, чуть слышно посетовав на отсутствие других напитков, покинул общество обеих дам и отправился на поиски новой порции алкоголя). "Леди Гаага" улыбнулась. — Как-то раз он выдал немного денег моему дядюшке, — пояснила она, — И тот смог купить несколько кур... а однажды его дальняя родственница вышла замуж за моего младшего брата, — девушка жестом изобразила надевание кольца на безымянный палец, — Неделю назад мне сказали, что этот ростовщик «был бы весьма не прочь» переговорить с тобой. Урсула скрестила руки на груди. — Если это очередной любитель обливать других святой водой и вскрикивать «Изыди!»... — начала было она, но Марта поспешно перебила наперсницу. — Нет-нет, конечно нет! — та начала энергично мотать головой, — Генрих — настоящий человек из высшего общества; он богат, уважаем, приятен в общении... Спустя одну секунду упомянутый ею человек заметил стол, за коим восседали обе дамы, и направился к нему, но, внезапно принесенный им с собой сундучок выскользнул из его слабых рук и поприветствовал хладный пол, а тихое чередование нескольких сквернословий наклонившегося за ним хозяина, в свою очередь, послужили чудесным опровержением раннее произнесенных Мартой слов. Закрыв глаза и тяжело вздохнув, девушка прикрыла лицо ладонью; Урсула скептически взглянула на подругу. — А твоя новоявленная родственница не обмолвилась о том, что ему нужно? — лишь она завершила произносить сей вопрос, ростовщику удалось поднять столь важную для него вещь и продолжить «великое путешествие». Марта лишь только пожала плечами. — Она сказала, что это — «мелочь и ничего более», — не заметив изменений в мимике собеседницы, та прибавила: — К тому же, мне сообщили, что я смогу сидеть рядом с тобой и, м-м-м, оказывать поддержку. Сие замечание оказало попросту волшебное влияние на Урсулу — она резко расслабила мышцы лица и улыбнулась так, как это делали заметно повеселевшие, но все же настороженные люди. Лишь только это произошло, как дряхлому старцу, наконец, удалось преодолеть отдаляющее его от обеих девушек расстояние; и вот — он торопливо опустил принесенный сундук на ту скамью, что находилась напротив дам, несколько раз размял артритные пальцы и посвятил подругам довольно жалкий поклон. После этого, очевидно, посчитав, что приличия не требуют иных действий, господин Ахтер занял место напротив девушек, и почти что небрежно осведомился «у родственницы Агаты» о том, «действительно ли рядом с ней находится прославленная Урсула». — Да, это она! — прозвучал ответ неожиданно приободрившейся Марты; подобное отношение к их общему знакомцу вселило в разум Урсулы желание надеяться на лучшее, и та также ощутила, как ее заинтересованность в намерениях господина Ахтера увеличивается, а оптимизм — растет. Старец резко повернул голову в сторону упомянутой девушки, опустил ее и вновь поднял, тем самым изобразив повторный поклон. — Я рад нашей встрече, — его ответ был лаконичным, но, даже несмотря на это, он заставил обеих леди полагать, что их ожидает довольно долгая беседа. В течение нескольких долгих секунд никто не решился произнести ни единой фразы — Урсула полагала, что первым следует говорить пришедшему мужчине, Марта разделяла это мнение, а сам господин Ахтер, в свою очередь, был слишком занят открытием принесенного с собой предмета, чтобы уделить внимание продолжению беседы. Быть может, молчание не было бы нарушено, если бы внезапно тщедушная девушка, удивляясь собственной храбрости, не прочистила бы горло и не сказала: — Что же, менир Ахтер (1), — она выпрямила спину, — По какой именно причине Вы хотели встретиться со мной? Новый знакомец столь резко поднял голову, что обеим дамам показалось, будто его серый парик подпрыгнул; он поспешил перевести свой взгляд с содержимого сундучка на собеседниц, и, чуть слышно кашлянув, ответил: — Я хотел предложить Вам небольшую сделку, — произнес он голосом человека, пытающегося выглядеть как можно более респектабельно, — Я полагаю, что это заметно улучшит Ваше настроение, но прежде... — мужчина сделал длинную паузу, в течение коей обе подруги переглянулись, — Сдается мне, я должен поделиться с Вами некоторыми фактами из своей жизни, чтобы Вам удалось понять истинное значение моих намерений. Урсула приоткрыла рот, дать отрицательный ответ, но внезапно Марта (очевидно, догадавшаяся о желании подруги), сказала: — Она согласна! Престарелый ростовщик позволил уголкам своих губ неравномерно подняться и тем самым изобразил кривую улыбку; впрочем, подобное выражение чувств исчезло менее чем через минуту. — Моя радость безгранична, — сказал он безэмоциональным голосом, — Итак, я, пожалуй, использую Ваше позволение и поведаю вам о том, почему я получил прозвище Синей Бороды Гааги и стал вселять чувство некоторой... хм... тревоги многим из своих клиентов; я полагаю, Вас не смутит бормотание старого грешника, решившего упомянуть о своей бурной молодости? Урсула нахмурила лоб, а Марта, в свою очередь, изогнула левую бровь. — Но, право, какое отношение это имеет к... Господин Ахтер резко приподнял правую руку и безмолвно прервал тщедушную девушку. — Пока что я не могу разглашать этого, но, я уверяю Вас, немалое, — лишь произнеся последнее слово, он вернулся к созерцанию содержимого своего сундука, и, вскоре извлек из него некий небольшой предмет овальной формы, в коем, при более близком рассмотрении, можно было узнать весьма старую табакерку. Небрежно кинув данную вещь на поверхность стола и быстро приоткрыв, мужчина продемонстрировал собеседницам чудесное изображение некой девушки, находящееся на внутренней стороне крышки сей вещи; волосы весьма миловидной незнакомки скрывал белоснежный чепец, ее небольшие глаза имели цвет пепла, а тонкие губы изображали вежливую, но довольно холодную улыбку. — Здесь изображена моя первая, кхм, спутница — добросовестная Анна Адденс, что также приходилась мне кузиной; она была мне женою на протяжении восьми долгих лет, и — можете ли Вы поверить в это? — даровала мне четырех дочерей, но ни одного сына! — старик попытался всплеснуть руками, однако, лишь сделав одно резкое движение и услышав подозрительный хруст, тотчас отказался от сей идеи, — Я был вынужден обвинить ее в измене и получить развод... в тот день она наградила меня оплеухой, и, забрав дочерей, прыгнула в омнибус; я больше никогда не видел ее. Урсула ощутила некоторую неловкость — тот бесчувственный тон, в котором господин Ахтер повествовал о подобном событии, казался ей доказательством некоторого… безразличия нового знакомца. Тем временем тот взял в руки иную табакерку, и, торопливо открыв ее, поставил справа от иной «тавлинки»; на сей раз пред взглядами обеих девушек предстал портрет другой госпожи, облаченной в платье со столь большим и узким «мельничным жерновом», что ее голова выглядела так, будто она лежала на тарелке. Ее темно-синие очи были раскрыты столь широко, что Марте показалось, будто во время создания сего портрета она заметила призрака, а непослушные огненно-рыжие волосы, выбивающиеся из высокой прически, заставили Урсулу посчитать, что та была повреждена умом. — Здесь видна Берта Беккер — моя вторая супруга, — ростовщик сморщил лицо, — Она была выбрана для меня моим блаженным отцом, и вплоть до нашего бракосочетания я видел лишь только ее портреты (кои, должен признать, выглядели безупречно); впрочем, когда церемония венчания состоялась и мне дозволили приподнять фату невесты, то, что я увидел, не имело и десятой части того, что было показано на картинах. Я даже вскрикнул «Господь всемогущий!» и потребовал немедленного аннулирования брака. Марта прикусила губу и перевела взгляд на кончики своих пальцев, а Урсула внезапно заинтересовалась поверхностью стола. Господин Ахтер же спешил показать очередную табакерку — на сей раз на ее внутренней стороне находился портрет широко улыбающейся дамы с длинными кудрями цвета вороньего крыла, на щеках коей находился густой слой свинцовых белил; сей предмет был поставлен неподалеку от изображения Берты. — Моей третьей женой стала Вильма Виссер; не позвольте ее красе обмануть вас — она оказалась безумной чертовкой, утверждающей, что однажды женщины будут учиться в университетах и представлять свои интересы в Генеральных штатах, — старик покачал головой, — Вскоре после свадьбы ее бессвязные речи вынудили меня передать ее в руки господ, содержащих убежище для умалишенных. Обе девушки почувствовали, как по их спинам пробегают холодные мурашки, но не решились произнести ни единого слова. — После этого я разочаровался в подобных женщинах, — продолжил свой рассказ господин Ахтер, самозабвенно исследуя содержимое своего «ларца», — И вступил в брак с прелестной юной Гертрудой — девушкой из высоконравственной семьи, — наконец он извлек очередную табакерку и начал воспроизводить попытки отворить ее, но, очевидно, замок сей вещи был сломан, и посему попытки мужчины не вознаградились успехом; посчитав подобное желание бессмысленным, он попросту положил взятую вещь неподалеку от тавлинки с портретом его третьей супруги, — мефрау Грут (2) была дочерью пастора, и считала, что смыслом ее существования была помощь другим; возможно, этот брак был бы чудесным, если бы не рьяное желание ее «внезапно обедневших» родственников выпрашивать у меня частицу моего состояния почти что каждые три месяца — они вынуждали меня отсылать им крохотный сундучок, до половины наполненный гульденами, и каждый раз им казалось, что этого недостаточно. Спустя один год, наполненный просьбами и мольбами, мне прискучило подобное «общение», и однажды я отослал им сундук с живой крысой; вскоре после этого пастор приказал своей дочери возвратиться в отчий дом, и записи о нашем браке были вычеркнуты из церковных книг. Урсула вздрогнула и подняла голову, но, невольно взглянув в глаза господина Ахтера, тотчас пожалела об этом; Марта, в свою очередь, попыталась вести себя так, будто в данный момент она слушала милый рассказ о том, какие шляпки носят парижские модницы. Затем их общий собеседник поспешил извлечь из сундучка две табакерки и, положив их рядом с друг другом, с немалой легкостью отворил их; подруги тотчас заметили два изображения: на одном из них была заметна аплодирующая дама с беззаботным выражением лица и высоко поднятыми волосами цвета пшеницы, на другом же — женщина с пустым взглядом. — Вскоре после этого моей супругой стала Дора Дрессен, — он указал на портрет счастливой леди, — Она имела привязанность к дорогим нарядам, и посему почти что каждую неделю наш дом посещала белошвейка — «госпожа Ева» — коей было необходимо обговорить с моей «спутницей» внешний вид ее очередной покупки. Эти визиты продолжались так долго, что однажды их результаты чуть было не поставили меня перед порогом банкротства! — он резко приподнял указательный палец, — Что же я сделал, спросите Вы? Я обвинил новоявленную госпожу Ахтер в колдовстве и женился на швее! Быстро указав на портрет, украшающий шестую табакерку, мужчина разразился сухим и довольно тихим смехом, напоминающим скорее попытки дышать через рот; он «хохотал» в течение двух долгих минут, а Урсула и Марта тем временем вновь обменялись взглядами. Девушки не были уверены в том, какой следует быть их реакции на подобные заявления, но, как им казалось, они не могли попросту хранить молчание; наконец, когда господин Ахтер прекратил наслаждаться «светлыми воспоминаниями», Урсула воззвала ко всей своей смелости и спросила мужчину о том, какую же сделку тот желал заключить. Вместо ответа тот лишь криво улыбнулся и торопливо вытащил из сундука пожелтевший лист бумаги с неким текстом на нем, небольшое пресс-папье, крохотную чернильницу и отупевшее письменное перо, кои он немедленно положил перед своими собеседницами. — Как вам, вероятно, удалось понять, моя жизнь близится к закату, — ростовщик развел руками, — Но я свершил немало темных дел, за которые мне суждено отправиться в один из кругов Ада; но... я полагаю, что если мне удастся сделать счастливым одного человека, я смогу избежать столь прискорбной участи, — на секунду его взгляд затуманился, — Если учесть тот факт, что на протяжении всей своей жизни я брал в жены исключительно тех женщин, что казались мне миловидными и прекрасными, я также считаю, что моей женитьбы на самой невзрачной девушке в Гааге будет вполне достаточно для того, чтобы вычеркнуть из моей жизни череду пренеприятного обращения с иными супругами, и... тогда моя душа не будет гореть в вечном пламени, — он пожал плечами. Урсула резко расширила глаза и попросту не могла поверить в то, что ей удалось услышать. Этот человек действительно верил в нечто подобное? Неужто он думает, что этого будет достаточно для того, чтобы попасть в лучший мир? И, неужели сделкой, о коей он упоминал... — В-Вы предлагаете мне брак? — Совершенно верно! Впрочем, он будет заверен исключительно на бумаге, так как после моей ссоры с родом Грутов меня прекратили пускать на порог церкви, — заметив непонимание девушки, он прибавил: — Что же, я полагаю, Вам необходимо переговорить об этом со своей наперсницей? Урсула сделала глубокий вдох, и, резко подняв голову, заглянула в глаза ростовщика. — Да. Но прежде... — она перевела свой взгляд на его траурные одежды, — не могли бы Вы рассказать мне о том, как умерла Ваша шестая жена? Улыбка собеседника стала чуть шире и тот усмехнулся. — О, — господин Ахтер махнул рукой, — она жива, но это легко исправить. Сощурив глаза, Урсула схватила поставленную на стол чернильницу, и, быстро подняв крышечку сего предмета, выплеснула его содержимое на бумагу о соглашении на брак; затем девушка поспешила удалиться прочь от удивленного ростовщика.