Моя страна чудес

Это происходило часто. Слишком часто.

Понедельник. 16-ое октября. Уже месяц, как меня поместили в клинику. Каждый день здесь похож на другой. С утра за мной приходят три санитара. Те двое, что помладше, поднимают меня ровно в 9 часов; тщательно обыскивают мою одежду и кровать на наличие острых предметов; убедившись, что ничего нет, аккуратно застилают постель и помогают мне переодеться. После этого мы идем в ванную комнату. Теперь уже действует тритий санитар. Оставив одного за дверью, меня заводят внутрь. Плотно закрыв ее, еще один остается, загораживая мне выход. Можно назвать это мерой предосторожности. В случае если у меня получится ранить или убить последнего санитара, который отвечает за ванные процедуры, тот, что у двери, нажимает кнопку блокировки, а затем еще одну – кнопку вызова медперсонала, и готовится к «бою» со мной. Обычно, они вооружены наручниками и резиновыми дубинками, не способными ранить человека. Если уж я сумею обезвредить и его, то дальше шансов один на миллион – передо мной металлическая дверь, толщиной почти в 10 сантиметров. Сломать такую – на грани фантастики. Но даже если каким-то образом я открою ее, то дальше точно тупик. Ровно в двух метрах от меня будет стоять медицинский персонал, а это десять или тринадцать заранее обученных «бойцов». И рассчитывать на то, что в случае проигрыша я отделаюсь маленькими синяками от наручников, уже не приходится. Вернемся к реальности. Третий санитар достает из белого шкафчика умывальный набор, состоящий из мыла, зубной пасты, специальной зубной щетки, оббитой мягкой тканью, чтобы я не смог ранить себе горло, если, конечно, попытаюсь это сделать, и махрового полотенца. По окончании процедур меня отводят в столовую, где каждый день, кроме субботы и воскресенья, подают на завтрак яичницу и тыквенное пюре. По выходным мы удостаиваемся чести отведать вареного риса с форелью, приправленного лимонным соком. Затем меня ведут на ежедневные процедуры, длящиеся примерно полтора часа. Я знаю их наизусть. Каждый раз мне показывают одни и те же картинки с черным пятном посередине. Они говорят, что я должен что-то увидеть в этих бессмысленных кляксах. Но этого не происходит. Я не вижу ничего. Не вижу даже этих бесформенных пятен. Лист передо мной всегда остается белым. Дальше по плану идет прогулка. Меня и других пациентов выводят в парк при больнице. Это я люблю больше всего. Иногда, прогуливаясь по центральной аллее, я вижу вас. Вижу вашу тень. Такую далекую и недостижимую цель. А недостижимую потому, что каждый раз приближаясь к вам, тень исчезает. Успокаивает только то, что вы не машете мне в знак приветствия или прощания. А значит, мы обязательно увидимся с вами еще. По истечении времени уже два санитара отводят меня в ту же самую столовую, но теперь на обед. Подают легкий рисовый суп и тосты с томатным соком. Очень примечательно, что приемы пищи значительно отличаются от японских традиций, как во времени подачи, так и в содержании блюд. После обеда у нас тихий час, прям как в садиках, не правда ли? Дальше уж совсем неинтересно. В 5 часов у меня очередные процедуры, на которых проверяется мое умственное и физическое развитие, а также выявляются какие-либо новые отклонения в психике, если они есть. Затем следует ужин, на котором нам предоставляют меня всего из одного блюда – картошка со свекольной котлетой. Выбирать не приходится. После очередной трапезы идут ванные процедуры, отличающиеся от утренних только добавлением душа. И опять же, соблюдены все меры предосторожности – кабинка душа не закрывается и все тот же санитар следит за мной, из-за чего я вынужден принимать душ в плавках, любезно предоставленных мне клиникой. Перед тем, как ложиться спать, каждую палату обходит главный доктор со своим помощником, который фиксирует изменения в поведении. Я любимый пациент доктора. Он считает, что у меня особая форма шизофрении и все наровится установить камеры в моей палате, что категорически запрещено. В конце осмотра доктор заглядывает в свой особый журнал «послушных» пациентов, как у Санта Клауса, и, если я сегодня хорошо себя вел, мне полагается награда – пряник. Их у меня уже 32, включая сегодняшний. Воскресенье. 5-ое ноября. Меня долго не подпускали в тетради с ручкой: на следующий день, 17 октября, у меня случился приступ. Тогда вы приходили ко мне и говорили, что умерли, что вас больше нет. Говорили, что я сошел с ума и просто придумал себе развлечение. Но я в это не верю. Это были не вы. Это все доктор. Он специально подослал женщину, похожую на вас, и заставил ее говорить всю эту чушь. Во всем виноват доктор. Четверг. 9-ое ноября. По настоянию доктора теперь мне дают писать только раз в неделю. Пятница. 17-ое ноября. Вас, наверное, интересует моя комната? Могу сразу сказать, что ничего интересного в ней нет, но все же опишу ее. Площадь комнаты небольшая: 10х12 шагов. Сам измерял. Начнем от входа. Около двери стоит маленький письменный стол и стул, где я провожу почти все свое свободное время. Наверное, вы не раз задавались вопросом, почему мне разрешают писать. Это благодаря доктору. Когда я попросил его о «внеклассных» занятиях, он предложил мне сразу четыре варианта. Я остановился на последнем – возможность излагать свои мысли письменно. На следующий день он исполнил мою просьбу. Даже подарил мне набор ручек и обещал предоставить мне дополнительные полчаса, если я войду во вкус. Слева от столика стоит тумбочка, предназначенная для моих личных вещей. Их у меня не много. Только серебряная цепочка в виде креста, которую здесь запрещено носить, и выцветшая фотография. В трех шагах от мини комода находится моя кровать. Я никогда не застилаю ее. Это делают санитары. Слева от нее – единственное окно. В дни непогоды я часто сижу на подоконнике и смотрю на недосягаемою вас, мирно прогуливающиеся по парку. В левом углу стоит запертый на ключ шкаф, в котором хранится моя сменная одежда. Открыть его могут только санитары. Все острые края мебели оббиты тканью. Цвет в комнате один – белый. Вторник. 5-ое декабря. После того, как доктор узнал о том, что я вижу вас в парке, мне запретили выходить на улицу, завесили окно белой простыней и отобрали тетрадь на несколько дней. Но он не знает, что после этого вы стали приходить ко мне в комнату. Доктор не знает ничего. Воскресенье. 10-ое декабря. Доктор сказал, что сегодня последний день мне можно писать. Завтра тетрадь заберут. Понедельник. 11-ое декабря. У меня забрали тетрадь. Теперь я пишу мысленно. Среда. 20-ое декабря. Меня привели с обеда. Сейчас тихий час, но я не сплю, а просто лежу на кровати, думая о вас. Слышу шаги. Открываю глаза. В середине комнаты стоит девушка. Я не вижу ни ее лицо, ни одежду. Вижу только волосы – черные как смоль. Комната больше не белая. Тихо встаю с кровати, чтобы санитары за дверью не услышали, и подхожу к ней. Смотрю прямо на нее и не вижу лица. Вместо него – черная тень. Знаком предлагаю станцевать, протягивая руку. Она соглашается, взамен аккуратно вложив свою ладонь в мою. Я не чувствую ее. Осторожно кладу вторую руку ей на талию – она кладет мне на плечо. Я веду. Плавно кружимся по комнате, словно не касаясь пола. Музыки нет. Она нам не нужна. Всего на секунду убираю руку с талии и дотрагиваюсь до ее волос. Такие же, как у вас. Возвратив ладонь на прежнее место и опустив вторую туда же, поднимаю ее в воздух. Она откидывает голову назад, и кончики волос совсем чуть-чуть касаются моих пальцев. Замираю от удовольствия. Поставив ее обратно, я быстро поправляю футболку. Мы продолжаем. Танцуем уже долго, однако усталости не чувствуется. После очередного подбрасывания, осторожно опускаю девушку вниз. Носок касается пола. Пол исчезает. Мы танцуем в воздухе. В комнате появились бабочки. Наверное, влетели через окно, хотя не помню, чтобы я его открывал. Окно всегда был закрыто. До этого момента. Плавными движениями, не свойственными бабочкам, кружатся вокруг нас. Они танцуют вместе с нами. Одна села мне на руку. С серебристых крыльев упала пыльца. Рука начала покрываться древесной корой. Мы превращаемся в дерево. Последний бросок – поднимаю девушку как можно выше. Я вижу ее лицо. Она улыбается. Голова тут же покрывается корой. Мы стали деревом. Открывается дверь и входит доктор. Берет меня за руку, ту самую, на которую села бабочка. Я больше не держу девушку. С рукой все в порядке. Два санитара закрывают дверь и следуют за нами. Доктор объясняет, что ведет меня на внеплановое обследование – приехал хороший специалист из Европы. Мы проходим коридор, второй, третий. И вот вдалеке появляются очертания женщины в темном костюме, темном галстуке, ожидавшей меня у окна. Я вижу ее лицо. Она улыбается. Это были вы.