Последняя песнь.

***

      Море... Сколько чувств, эмоций кроется в одном этом коротеньком слове, сколько тайн. Необъятный простор, бесконечно великая гладь, в которую плавно впадает и утопает на горизонте небо.       Море... Многоликий гигант, катающий огромные волны по поверхности своей и трепетно разгоняющий смеющихся пенных барашков. Такой многоголосый. То шепчет, убаюкивая усталых путников, как заботливая мать, то гудит и рычит, как зверь на врага, не впуская в свои владения никого, как и никого из них не выпуская.       Море... Оно живет. Дышит. Злится. Радуется. От настроения своего дарует жизнь... или отбирает ее. По-детски игривое... И смертельно опасное... Море.       Никогда не поймешь, что хочет это море, о чем грустит, и о чем поет...       Оно зовет.       С самого рождения меня зовет эта стихия, бурная, непредсказуемая, полная тайн и загадок. Отец мой был рыбаком. Мы всегда ходили на ловлю вместе, где я мог видеть, с какой любовью он относился к морю. И, удивительно, оно платило ему тем же. Отец учил проявлять уважение к этому великому простору, особенно к тому, что он дает за наши труды. Именно поэтому каждый раз, даже поймав в сети лишь ил да коряги, папа искренне благодарил море. И мы уходили с надеждой, что наутро стихия будет милостивее. И она была.       Испокон веков наша страна жила за счет военных походов и завоеваний. Служба в армии почиталась, однако вояки — те, кто неустанно рисковали жизнями на полях сражений — ничего ровным счетом не стоили для своего правительства. Оно только знало, что грести мешками добычу, да выпускать патриотические лозунги, побуждающие людей идти к ним "под крыло", мол, знатью станете, уважаемыми среди народа своего, да познаете роскошь этого дела.       Как бы не так!       Много лет назад, еще до моего рождения, отец участвовал в одном из таких военных походов. Враг оказался сильнее, чем ожидалось. Что-то пошло против планов правительства, и генералы, как корабельные крысы, поспешно покинули поле боя, оставив своих людей гибнуть. Много тогда солдат полегло. Лишь десяток из тысячи сумел вернулся на Родину. Среди выживших был и мой отец — в той войне он потерял ногу. А лучше бы погиб... Политика нашей страны такова, что человек, который не в состоянии, даже в силу уважительных причин, продолжать службу, теряет все свои нажитые заслуги, привилегии, и считается отбросом. Зовут такого человека экспатриот. Не знаю, почему принято считать, что такие люди сидят на иждивении государства и ничего, кроме убытка, не приносят. Даже если работают в поте лица, как мой папа. Он никогда не осуждал их. И ничем не отвечал на нескончаемую желчь. Просто шел к морю, находя в его безграничном спокойствии поддержку. Оно всю жизнь сопровождало моего отца. Вплоть до самой его смерти.       По гнусной ошибке меня, маленького глупого мальчишки, мы приютили государственного преступника, вражеского шпиона. По воле судьбы ли, по чистой случайности или же по чьей-то огласке, власти мигом нашли его в нашем доме, обвинив отца в государственной измене, также сделав из него преступника. А это карается казнью. Его держали под арестом долгое время, вели допросы, пытали. А потом казнили. Но даже тогда улыбающиеся глаза отца обращались к морю... Мне было тогда пять лет...       Много воды утекло с тех пор: сначала я рыбачил, как папа, выхаживая больную мать, а после ее смерти пришлось покинуть дом. Не раздумывая ни секунды, полностью отдался во власть манящей стихии. Накопленные деньги потратил на обучение морскому делу; и с того момента стал моряком, путешественником. Много где побывал, много что повидал: места небывалой красоты, большие города, маленькие, тысячи, миллионы людей и существ различных национальностей и рас! И все это время единственным верным спутником для меня оставалось море. Это незабываемое чувство, когда волны мягко, как колыбель, качают судно и звонко бьются о борта, рассыпаясь соленой радужной пылью.       Сейчас мне двадцать два. Вот уже несколько лет я путешествую на известном в наших краях торговом судне. За это время мы побывали в разных уголках земли. И ни в одном из них не встретилось мне одинаковое море. Оно везде разное: где-то по-детски озорное, где-то сдержанное и тихое, где-то бурлящее и говорливое, а где-то мелодичное и очень певучее — везде у него свое особенное отношение. Но, где бы я ни был, и, главное, каким бы оно ни было, каждый день перед сном я благодарю его, как это делал мой отец. Не потому что он учил меня этому, а за то, что море дает мне возможность слышать его, видеть, чувствовать... И помнить.       У каждого острова, где доводилось торговать нашему судну, своя особая легенда, сказка или миф, и за все время нашего путешествия, их поведали столько, что и за всю жизнь не расскажешь. Порой, находились такие искусные рассказчики, после которых казалось, будто увидел все собственными глазами, потрогал руками и проникся духом и сердцем в мир этих невиданных прежде существ, якобы населяющих наши воды и земли.       На этот раз нашей команде выпала возможность побывать на неизведанном прежде острове: жители его совсем недавно открыли торговый путь, однако легенды их уже разошлись по кораблям.       Погода выдалась отменная — ни облачка на небе! Сумерки вычерчивали величественный силуэт судна, волны с приятным шелестом ласкали борта, а ветер тихо хлопал спущенными парусами. В нашей команде сложилась по-семейному теплая традиция — вечерами после тяжёлого трудового дня собираться на палубе вокруг фонаря и в этой совсем домашней атмосфере рассказывать байки, сказки, мифы, истории из жизни или же вымышленные — не важно. Главное, это позволяет сблизиться, узнать друг друга получше, отключиться от всех забот, пообщаться с хорошими душевными людьми и просто отдохнуть. Вот и сегодняшний вечер не заставил скучать. Как я говорил, легенда нового острова быстро разлетелась по морским просторам, добравшись и до нас:       — Там, куда мы направляемся, некогда водились удивительные морские существа, — голос пожилого мужчины раздался в общем гомоне, призвав всех членов команды к тишине, и она тут же воцарилась. — Но с приходом людей они покинули эту землю. Лишь одни, говорят, осмелились остаться — русалки!       Он внимательно осмотрел матросов, с интересом уставившихся на него, довольно хмыкнул и продолжил:       — Местные жители утверждают, что русалки отличаются неземной красотой и способны затмить любую, даже самую прекрасную девушку на свете! Не знаю, откуда пошли такие слухи, ведь их никто никогда прежде не видел. А если кто и видел, поддавался очарованию, тогда никто уже не видел самого этого бедолагу. Так что и поведать об этом чуде, к великому сожалению, говорят, некому.       Моряк прервался, устремив задумчивый взгляд в горизонт, где ночное небо плавно вливалось в море. Раздув ноздри, он глубоко вдохнул прохладный соленый воздух и вновь обратился к нам:       — Девы пышногрудые, длинноволосые, — мечтательно смаковал каждое слово, — с прекрасной перламутровой кожей, покрытой редкими чешуйками, большие глаза, изящная гибкая фигура, а вместо ног — длинный рыбий хвост!       Старик снова замолчал — ему определенно нравилось держать нас в напряжении. Томительная тишина повисла в воздухе, никто, казалось, и вздохнуть не смел, дабы не нарушить ее. А это значит, у меня есть минутка, чтобы рассказать немного об этом удивительном пройдохе!       Бывалый моряк, пожалуй, самый старший член команды на корабле, но это не мешает слыть ему заводилой в наших рядах. Крепок, здоров телом и бодр духом, как обычно говорят про таких людей. Подтянут не по годам, ловок и скор на руку, когда дело касается работы, изворотлив и находчив, когда — до легкого обмана во благо. Во всем остальном открыт и честен. Лицо его расчерчивают морщины, а маленькие глазки, норовящие спрятаться под массивными бровями, то и дело слезятся. Взгляд глубокий и твердый, как у древнего мудреца, но в то же время озорной и светлый, как у ребенка. Размеренный голос с легкой старческой хрипотцой всегда, каким бы — дружелюбным или серьезным — ни был разговор, успокаивал и, если того требовали обстоятельства, настраивал на рабочий лад (хоть у нас в строю и нет лентяев). Задорный, живчик и, в общем, прекрасный человек!       Старик достал из потайного кармашка изрядно поношенной жилетки старую потертую курительную трубку. Практически антикварная вещица — из дорогой выделки бриара*, резная, с эксклюзивной потускневшей от времени гравировкой. Закусив загубник, моряк рассеянно постучал себя по бокам, разочарованно вздохнув. Кто-то из матросов живо протянул ему мешочек с табаком, помог прикурить. Старик сделал глубокую затяжку и довольный, с озорной искоркой в глазах, посмотрел на нас, в ожидании и любопытстве вытянувших шеи. Он упорно не хотел нарушать затянувшуюся паузу!       После очередной затяжки, мужчина усмехнулся и наконец-то продолжил:       — По поверьям, русалки живут более пяти сотен лет. В своей родной среде им не страшны ни хищники, ни бури, ни болезни — они неуязвимы. Можно сказать даже — бессмертны! Есть для них лишь один враг. И не человек это, как можно было бы предположить изначально, а то чувство, которое может связать его с морской девой. Любовь, — старик потер заслезившийся глаз и пустил кольцо серого дыма. — Любовь русалок считается самой нежной и чистой, поэтому явление это довольно редкое. Прекрасные создания сильно привязываются к объекту своих чувств и становятся абсолютно беззащитны перед ним. Впрочем, если человек покинет русалку, она, как и любая другая девушка, погорюет, поплачет, подождет, а через пару сотен лет и забудет о нем, как это не грустно, никогда никого не полюбив вновь. Но если же человек погибнет, она с большей вероятностью покинет этот мир. Взамен жизни любимого...       — Как?! — не сдержал кто-то изумленный восклик. Да, члены нашей команды, как дети, их легко завлечь историей, и только попробуй потом недосказать.       Моряк хмыкнул и хитро прищурился:       — Говорят, русалки немы. Но чудесней волшебного голоса их не сыщешь ничего на всем белом свете! Парадокс? Действительно. По словам хранителей легенды — они умеют петь. Не говорить, именно петь... Как такое может быть — никому не известно. — Старик понизил голос до шепота: — Жители утверждают... Что слышали их чарующие песни. Без слов! Но они поистине прекрасны, как восьмое чудо света!       Мужчина мечтательно закатил глаза и пустил дым. Позади раздался нетерпеливый вздох.       — Так, о чем это я... Ах, да! У прекрасных ундин есть великое множество песен, которые могут отразить любое состояние их самих, природы, отношений и всего, на что не хватит больше слов. Людям же они могут дарить покой и умиротворение, либо нагонять страх. Так человека, услышавшего их голос, через некоторое время может охватить неконтролируемое и необоснованное чувство тревоги, опасения. А может и наоборот... Мда-м... — вздохнул старик, — для каждой мелочи своя песня... И есть одна, которую строго-настрого запрещено исполнять им. Особая запретная песня. Так вот, когда возлюбленный погибает, русалка может спеть... Как гласят поверья, голос их — душа. Они дарят свою душу взамен человеческой жизни. И погибают, превращаясь...       Моряк замолк, в лирической задумчивости устремив взгляд далеко в горизонт, туда, где давно уже утонуло солнце. Видимо, он грустил по морским девам, жертвам несчастной любви. И все мы прониклись этой таинственно печальной и такой прекрасной атмосферой.       — Любовь вообще странная штука! — внезапно начал он. Многие, кого вырвали из раздумий, вздрогнули от неожиданности. — Эх, юнцы! Не поддавайтесь ей, погубит. Ведь все беды в нашей жизни именно из-за любви. От нее и умирают часто. Вот я однажды...       Моряк перевел тему и вновь начал что-то рассказывать увлекательное, в уже совершенно другой атмосфере. Матросы оживились. А я больше не слушал. Пока внимание все было сосредоточено на нашем старце, удалился в нос корабля, расположился на бухтах и задумался.       Русалки целиком и полностью поглотили мои мысли. Знаю, это все легенды, их не существует, к тому же никто никогда не видел их, но... Помечтать-то никто не запрещает.       Волны мерно покачивают судно, убаюкивая, ласкаясь под мягким ветром. Где-то позади послышались другие голоса: видимо, моряк закончил свое повествование, настало время дружных дискуссий и новых историй. С каждой минутой они, словно на шлюпке, отдалялись от меня. Или я от них. До тех пор, пока последний голос не поглотило урчание моря. Под тихий плеск воды и скрип корабля я погрузился в сон.       Прикосновение горячих солнечных лучей и звонкий голос юного впередсмотрящего вырвали меня из пленительного царства Морфея:       — Земля! Остров прямо по курсу! — прокричал он сверху. Пришлось разлепить глаза.       — Вижу, тебе понравилось спать на свежем воздухе, Синдбад, — ко мне подошел наш добрый мудрец с этой совершенно обезоруживающей старческой улыбкой и протянул руку, помогая подняться. Все тело затекло, и каждая клеточка теперь проклинала за сон на корабельных бухтах — да, это тебе не мягкая постель.       — Просто день выдался тяжелый, — задорно выпалил я, — вот и уснул, где пришлось!       — Ох, Син, Син... У тебя каждый третий день тяжелый — я частенько нахожу тебя тут. Эх, молодежь! Дыши морем, малец! Море любит, когда им дышат... — Тут старик насмешливо подмигнул мне и похлопал по плечу: — Или так не терпится попасть в лапы обворожительных морских дев, ловелас? Скоро встретишься с ними! Принимайся за работу, сынок, пора причаливать.       Забыл упомянуть, наш бывалый морской волк — главный помощник капитана! Без одного первый человек на корабле, а потому слушаются его все и беспрекословно. Хотя, это не из-за положения, а из-за искреннего уважения к нашему старцу — он относится к нам, как к своим детям. Переняв шутливую манеру, я принял приказ и тут же помчался его исполнять.       Всего через пару часов мы были на месте, без каких либо проблем причалили, довольно быстро разобрались с разгрузкой товара, несмотря на его обилие, передали в руки торговцев и разбрелись, кто куда. Нам предстояло пробыть здесь, по меньшей мере, неделю, пока товар проходит "испытательный срок продажей", как мы называем этот непростой и довольно волнительный период, и заключается сделка на сотрудничество. Если все пройдет удачно, в наших руках будет большой куш, ведь страна не бедная, товары у нас стоящие, а значит и прибыль будет не малая. Осталось только выждать какую-то неделю.       А пока есть время, я решил не тратить его зря и незамедлительно осмотреться. По правде говоря, не терпелось узнать побольше о хранителе чудесной легенды.       За долгие годы торговых странствий море познакомило нас с великим множеством невероятных существ, от вымышленных до вполне реальных. Мы поведали друг другу тысячи сказок о титанах, что на плечах своих могучих держат небо, о фениксах, что возрождаются из пепла, о лесных чудищах, эльфах, лепреконах, о больших мохнатых йети, что живут в условиях диких холодов, и о многих других, но ни одни из них не поразили меня так, как русалки. Я, признаюсь, вообще большой охотник до женского пола, но эти ундины, как назвал их наш морской волк, вызвали интерес не только из-за (им же, впрочем, названной) пышногрудости. Хотел бы услышать хоть одну их песню и волшебный голос, хоть краем уха, хоть издалека!.. Восьмое чудо света...       На неисследованном острове, совершенно новом месте, следовало бы быть более осмотрительным, но на мысли этой я себя поймал слишком поздно: посмотрел по сторонам и понял, что заблудился. В первый же день пребывания здесь. Да даже не день - полдня! Ой, да я! Хотя, если подумать, со мной частенько подобное случается. Усмехнувшись, махнул рукой и побрел, куда глаза глядят. Обычно это срабатывало. И тут должно — не бесконечный же остров, куда-нибудь да приду. Правда через некоторое время уверенность в этом поубавилась, стало казаться, что все-таки он бесконечен. Шел довольно долго, то поднимался куда-то, то спускался, сто раз поворачивал (после двадцатого поворота даже запоминать перестал) — равнины сменялись лесными зонами, а они — скалистой местностью с выходом к морю. Одним словом, попал. Вынырнув из-за очередного дерева и поднявшись на уступок, я встал, как вкопанный: передо мной открылся неописуемой красоты пейзаж: маленький клочок белопесчаного пляжа, окаймленного со всех сторон скалистыми берегами и рифами — невысокие с одной стороны, с другой они резко уходят под откос, или же наоборот взмывают в небеса. И кристально чистое море... Такого его звучания нигде еще в своей жизни не доводилось мне слышать: оно словно всех трепетно любит и тихо шепчет о своей любви... Что же получается — я пересек остров поперек и попал на противоположную его сторону? И, судя по всему, безлюдную — девственная, природная чистота, не тронутая рукой человека абсолютно нигде. Долго стоял в оцепенении, раскрыв от восторга рот. Не то что не мог, не смел шелохнуться, дабы не нарушить эту гармонию! Каждый участочек этого места, его упоение, его спокойствие — утопия!.. Все это завладело моим сердцем...       Я забрался на небольшой выступ; подо мной находилось нечто похожее на грот: скала уходила внутрь, создавая полукруглое пространство, что позволяло с любой точки наблюдать за всей этой красотой и быть скрытым от посторонних глаз (будь здесь таковые). Чуть в стороне, как мне показалось, обрыв... Не хочу пока проверять свои догадки — не все же секреты в один день раскрывать. Обязательно вернусь сюда завтра, а пока хватит и таких впечатлений, от них бы голову не потерять. Настоящее чудо попасть сюда! Не удивительно, что с этого волшебного острова вышла не менее волшебная легенда о прекрасных морских девах. Здесь им самое место. Я расположился на краю выступа и, сняв обувь, свесил ноги. Отсюда пара-тройка метров вниз, но водная пыль от бьющихся о камни пенных барашков все равно достает и щекочет ступни. Ветер поет колыбельную, оберегающую покой в этом маленьком, совершенно не похожем на наш, мирке.       И я забылся... Все эти запахи и звуки, ощущения. Будто и солнце светит по-другому. Не сойти бы с ума от этих впечатлений! А в следующий миг показалось, что именно так и случилось: неведомо откуда послышался приятный мужской... Нет, скорее даже юношеский голос. Это было так неожиданно, я не понял ни слова. Огляделся по сторонам, и... Странно... Вокруг никого!       «Что это было? Слуховые галлюцинации?» — и голос раздался вновь, чуть продолжительнее. Удалось распознать в этом некую мелодию. Но как? И я сидел, с трепетом выжидая сам не знаю чего... В следующий раз голос зазвучал непрерывно, заставив меня закрыть уши руками. Да, я перестал слышать все вокруг. Кроме него. Голос звучал не иначе как в моей голове! И это был не пустой звук — мелодия, чистая и неимоверно прекрасная. Без слов. Это вызвало диссонанс в мыслях. Как такое возможно? Прямо в мозгу! Кто-то напевает ее? Решил не терзать себя вопросами, а найти этот неподдающийся объяснению источник звука. Тем более он каким-то таинственным образом манил к себе: глубоко внутри, возможно в той же самой голове, я чувствовал, куда примерно стоит идти. Кто-то или что-то уверенно вело меня в нужном направлении, так как голос становился громче. Я шел к обрыву, который хотел изучить завтра. Уж не заставит ли он сигануть меня вниз? Но нет — остановился в метре от края. Облегченно вздохнув, я опустился на четвереньки и, покрепче зацепившись руками за камни, чтобы ненароком не нырнуть вниз, глянул с обрыва... В следующий момент дух перехватило, словно вокруг выкачали весь воздух — передо мной был русал! Самый настоящий русал! Человек с рыбьим хвостом, только... Юноша, а не дева, как гласила легенда... Юноша, светлый и прекрасный юноша! Голова от нехватки кислорода (или от волнения) закружилась, и я судорожно вздохнул, боясь издать громкий звук, который бы спугнул это чудо. Не могу поверить своим глазам — существо из детских сказок! Могу слышать его, могу видеть, но, к сожалению, не могу потрогать. А вдруг мираж? Или обман? Галлюцинация? В этом месте всякое возможно, ибо не может быть все настолько прекрасно... Но нет, вот он, русал, юноша с крепким торсом человека и длинным хвостом, сидит всего лишь двумя метрами ниже: мраморная кожа поблескивает редкими перламутровыми чешуйками, аккуратные жабры по бокам закрыты и практически не выделяются на теле (видимо, дышит ими только в воде), по правую сторону коротких серебристых волос вплетена тонкая жемчужная нить с кремовой ракушкой на конце. О, а эти идеальные черты лица, чуть подернутые румянцем щеки с россыпью веснушек, на которые отбрасывают легкую тень густые ресницы прикрытых глаз, губы тронуты умиротворенной улыбкой - пение определенно доставляет ему большое удовольствие. А этот хвост... Прекрасный длинный хвост цвета чистого изумруда сияет и переливается в лучах солнца, словно миллиарды драгоценных камней рассыпаны на нем. Русал поет, не раскрывая рта, не издавая ни звука, но голос его непременно сплетен из сотни ангельских... И правда парадокс, как и говорил наш старый морской волк. Как он это делает? Я не понимаю ни слова песни (если они вообще имеются), но в то же время понимаю ее смысл. И не понимаю, как такое вообще может быть! Я помотал головой, чтобы отвлечься — невероятно, одна большая загадка! Или сон... Чудесный сладкий сон, в который невозможно поверить. Чудо света. Крайне сложно бороться с желанием спуститься к нему и прикоснуться.       Обрыв, на котором я находился, на самом деле оказался всего лишь маленьким уступом — завершением грота — парой метров в высоту с небольшим углублением, в котором и сидела эта ундина. Эмоции — восторг и страх — ранее нахлынувшие на меня и сковавшие тело, начали постепенно отступать, давая, наконец, возможность двигаться, неловко и резко. Маленький камушек, потревоженный мной по неосторожности, соскочил вниз, и... По великому закону подлости с громким плеском свалился в воду.       Русал вздрогнул, песня тут же смолкла, а с ней и то завораживающее спокойствие. Светлые брови его тревожно сдвинулись, юноша поднял на меня испуганные глаза... О, эти глаза! Большие — нет, не от страха, — просто большие, глубокие, цвета стали! Я сбился со счета, какой раз меня охватывает дикий восторг.       — Постой! — не успел опомниться, как это чудо природы скрылось в толще воды, вильнув огромным плавником. Мой безумный, маньячный от радости оскал, видимо, до смерти напугал беднягу. Ну да, я бы тоже испугался...       Место, где мгновением ранее сидел русал, теперь манило меня. Я закатал штаны и спрыгнул вниз — воды здесь оказалось по колено. Смело скажу, уютное местечко! Под самым откосом небольшой песчаный бережок, густо освещенный солнцем: он, словно повторение большого пляжа, находящегося снаружи этого уединенного закутка. Чуть поодаль из воды, где уровень немного выше колена, выступают валуны, на которых и пел славный нимф. Судя по тому, что это теневая часть, а кожа его светлая, как молоко, солнечные лучи он не шибко приветствует.       Где-то до заката пробыл я на берегу в надежде, что морское чудо вернется сюда. Пару часов даже сидел под тем самым «обрывом». Но русал так и не появился. Зато я успел изучить все побережье на наличие подобных укромных местечек, но оно оказалось единственным и неповторимым.       К команде я вернулся с первой звездой, проплутав вдобавок по тем неведомым дорожкам. У каждого из нас вне корабля всегда находятся свои дела и развлечения, поэтому после работы на суше все разбредаются и вновь сходятся только на ночь, никто никогда не допрашивает другого о том, где он пропадал. И это большой плюс, ведь не каждый захочет делиться своей сокровенной тайной. Как, например, я — ни за что бы на свете не поведал о том «райском уголке», куда завела меня судьба. «Синдбад — большой жадина», — скажете вы, и будете в корне не правы! Не хочу просто, чтобы место чистое и невинное пострадало от рук человеческих. Поэтому секрет этот будет вечно со мной... По правде говоря, от таких мыслей я чувствую себя каким-то сказочным героем, который ценой своей жизни поклялся хранить страшную тайну от злейших врагов. Глупо немножко, не правда ли? Усталость бесконечно длинного дня накрыла в ту же секунду, как голова ощутила под собой подушку. Однако все пережитые события так взбудоражили сознание, что сон не шел ко мне еще добрую половину ночи. В итоге, проворочавшись час-другой, Морфей наконец-то соизволил пустить меня в свое царство...       В течении всей недели, не пропуская ни дня, ни единой возможности, я приходил на тот берег, надеясь застать русала, но он не появился. Изучив все возможные ведущие туда тропинки, мне удалось найти самый короткий и в то же время сокрытый от посторонних глаз путь — не хочу, чтобы по моей вине, неосторожности или неосмотрительности какой-либо чужак навредил морскому созданию. Весь последний день меня одолевала тоска — так и не удалось еще хотя бы одним глазком взглянуть на живого героя красивой легенды. Правда, его можно понять: юноша был так напуган моим появлением. Да и сомневаюсь, что русалки вообще знают, кто такие люди, а если и знают, то вряд ли что-то очень хорошее. И будут правы на этот счет...       К концу дня я и вовсе отчаялся. Ни намека на появление здесь прекрасного юноши с рыбьим хвостом. В десятый раз обойдя побережье, я сел поближе к тому «обрыву» (наверное, правильней его будет называть просто гротом), где впервые увидел его, чтобы напоследок насладиться живописной природой этого «райского уголка», — кто знает, удастся ли мне вернуться сюда вновь? — и замер, как тогда, чтобы не спугнуть нависший покой. Только шелест воды и шепот ветра... Я закрыл глаза. Вдруг внизу, отличная от других, плеснула волна, заставившая меня вздрогнуть.       Это он! Ужасно обрадованный, напряженный, я как можно тише подобрался к самому краю и заглянул вниз: русал, настороженно озираясь по сторонам, забрался на камни. Он бегло осматривал местность, особо задерживаясь на скрытых местах, пока не поднял глаза наверх и не столкнулся со мной взглядом. Не могу судить о выражении своей физиономии на этот раз, но юноша отреагировал на нее более спокойно: не испугался (уже хорошо), лишь раздраженно, как мне показалось, вздохнул и, очень недовольно сдвинув бровки, развернулся, чтобы уйти.       — Стой! Привет... Подожди!.. — пролепетал я нечто несуразное, судорожно соображая, что стоит сказать. И стоит ли это делать вообще. Вдруг он не понимает?.. Или подумает, что я сумасшедший. Попытка не пытка: — Пожалуйста, подожди, я не причиню тебе вреда!..       Юноша некоторое время скептически рассматривал меня и, нервно ударив хвостом, скрылся в толще воды. Он выглядел так, словно я посягнул на его собственность. С другой стороны, верно, это же его территория, которую я так нагло занял, да еще и преследую беднягу, как маньяк. А уж про вид свой полоумный, когда вижу это чудо природы, и вообще молчу. Как бы то ни было, теперь знаю точно — он возвращается сюда!.. И я, да будь благосклонна судьба, вернусь вновь.       На рассвете мы отплываем; а пока время близится к ночи. Я шел так медленно, насколько мог себе это позволить — к команде возвращаться совершенно не хотелось. Бродил по тропинкам, путал повороты, пока к полуночи все-таки дорога не привела меня к нашему дому. Не спалось. Перед глазами то и дело всплывал его образ, а в голове звучала песня... Та самая, которая познакомила меня с великолепным нимфом. Но то, как я воспроизводил ее в памяти, и в сравнение не идет с ней настоящей. В результате я прокрутился всю ночь с боку на бок — уснуть так и не удалось. Иногда, конечно, проваливался в пятиминутную дрему, но заработал на ней лишь помятый вид и головную боль. А утром мы сняли корабль с якоря и отплыли.       Около двух недель мы были гостями бескрайнего моря, и все это время я ходил сам не свой: не спал, не ел, все валилось из рук, из-за чего мне пару раз давали отгул — лишь бы ничего не трогал. Особо суеверные члены команды приписывали моему поведению сглаз, порчу, проклятье; другие настаивали на том, что нельзя так много работать, а то «такого потом наворотишь, что все мы на дно пойдем», третьи же утверждали, что влюбился... И они оказались ближе всего к истине.       На погрузку товара нам далось два дня, но сплоченной работой управились всего за полтора — оставалось еще немного свободного времени, чтобы передохнуть перед долгой дорогой. Большой портовый город, который всегда являлся нашей торговой отправной точкой, славился своими редкими морскими дарами, поделками и изделиями. Давно я мечтал прогуляться по здешнему рынку — вдруг что приглянется. И стоило только ступить на территорию его, меня тут же со всех сторон осыпали вопросами:       — Молодой человек, подарки на любой вкус и цвет!       — Рыбки не желаете?       — Наши пряности украсят любое Ваше блюдо!       — Шелка! Дорогие шелка!       — Нигде не найдете ковров, подобных нашим...       — Моряка ждет юная дева на другом краю света? — мужчина с восточным акцентом более всех привлек мое внимание. — Порадуйте свою даму редкими морскими украшениями: ожерелья, серьги, все, что пожелаете!       У этого прилавка я и задержался. Умелые мастера и мастерицы сотворили чудеса, создав тонкие диковинные вещицы: подвески, серьги, браслеты, кольца, диадемы и многое другое ручной работы. Мне предлагали всевозможные узорчатые, массивные, легкие, сетчатые, игольчатые изделия, которые, вероятно, стоили целое состояние. А глаз я не мог отвести только от одного маленького и неброского украшеньица, висевшего вообще где-то в пыльном уголке прилавка: ожерелье из мелкого жемчуга с небольшой кремовой ракушкой посередине, заключенной между двумя изумрудными чешуйками какой-то заморской рыбы. Перед глазами тут же возник образ русала с той нежной нитью в светлых волосах.       — Да, вот это... Однозначно подойдет! — я не слышал и не видел, что в это же самое время предлагал мне торговец — кажется, оно называлось «Короной Тритона», было богато выделано и стоило, как весь этот остров — но его брови изумленно поползли вверх, когда он, проследив за моей рукой, увидел ту самую скромную вещицу.       — Что?.. Это? — брезгливо подхватив пальцами ракушку, мужчина состроил мину, словно ничего не видел, не знает, не ведает и вообще ему все противно. — Право, понятия не имею, как это, — он небрежно сделал акцент, — сюда попало. Кто-то явно решил пошутить надо мной и моими товарами! Кто этот наглец?! Покажите мне его! Мы.. Мы поймаем его, чтобы не смел смеяться над выбором наших покупателей, у нас только первоклассные украшения!.. Простите, молодой человек...       Видимо, торговец не понял, что я всерьез захотел купить именно это ожерелье, поэтому, откинув его куда-то в сторону, вновь завел шарманку о «Короне Тритона». Пришлось выжидать, пока он, влюбленный по уши в свои товары, закончит пророчить мне светлое будущее от покупки этой махины и даст вставить слово.       — Это! — прервал я его наконец, не в состоянии больше слушать такой бесполезный поток информации о пользе «Короны Тритона», и настоятельно указал примерно туда, куда была брошена моя ракушка: — Сколько?       — О, Вы решились! «Хвост Саламандры»! Прекрасный выбор, молодой человек!.. — и, засияв, торговец протянул какую-то громоздкую подвеску: — Семьдесят серебряных!       — Простите, нет! Я о той жемчужной нити...       — А, это... — мужчина поник и двумя пальцами вытащил ракушку. На лице читалось прежнее пренебрежение и разочарование. — За так бери. Не мое оно.       Я не стал спорить или возникать, просто забрал свою скромную и «дешевую безделушку», как назвал ее торговец, вложив мне в руку, и оставил десять серебряных в благодарность.       Время пролетело незаметно, и с рынка я уже мчался на корабль.       — Ох, Син, уплыли бы мы без тебя, чертенок! — хлопнув по плечу, встретил меня Дик. Никогда неунывающий матрос, двумя годами старше меня, кучерявый блондин, задорный и веселый парень. Любимчик на корабле, откровенно говоря, потому что со всеми он на короткой ноге. И пошутит вовремя и поддержит качественно.       — Он просто хочет, чтобы нас вместо него стали звать великими моряками, — прямо за мной поднимался Нейман, мой ровесник и наш общий друг, красавец-шатен, по которому девушки на суше с ума сходят, а сам по себе скромный, но общительный парень.       — Хах, даже не надейтесь, ребята! Так просто вы от меня не отвяжетесь! Еще увидит свет великого Синдбада-Морехода! — засмеялся я и побежал выполнять привычную работу.       С заходом солнца корабль отплыл. Немного раньше, чем планировалось изначально. С новым островом заключили договор на год, и теперь мы плыли туда, чтобы оставить посредников, которые бы поддерживали связь с поставщиками, сообщали о наличии товара и общим товарооборотом.       Ночной ветер играл парусами, море довольно рокотало. Сегодня я стоял в стороне от традиционных командных рассказов — на меня напало какое-то лирическое настроение, и хотелось просто побыть поближе к себе и своим мыслям.       — Прекрасное ожерелье для прекрасной дамы? — наш морской волк неслышно подошел, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. — Какая русалка завладела сердцем нашего ловеласа?       — Для какой дамы? Какая русалка? С чего Вы взяли? — растерянно улыбнулся я, переведя дух. Старик — мастер появляться и исчезать внезапно, он половину команды скоро заиками оставит, честное слово!       Моряк усмехнулся и взглядом указал на ракушку, жемчужную нить которой я перебирал в руках. Надо же, как глубоко затянули меня мысли, что и не заметил этого...       — Уверен, она красива и нежна, — он поймал мой удивленный взгляд и поспешил разъяснить: — Мужчина всегда подбирает подарок под стать своей избраннице.       — В таком случае Вы правы, — смутившись проницательности нашего мудреца, поспешил убрать ожерелье, а то с такой мечтательностью и потерять его ничего стоить не будет.       — Син, мальчик мой, — моряк похлопал меня по плечу, — скоро ты вдоволь сможешь насладиться обществом своей ундины...       Он подмигнул мне напоследок и исчез так же незаметно, как и появился, оставив наедине с мыслями, вопросами и ночным урчанием моря.       А утром я узнал, что наш великодушный морской волк ходатайствовал по мою душу перед капитаном, убедив его оставить меня на острове. Мне с трудом удалось справиться с желанием задушить его, капитана и друзей — а Дика и Неймана, которых тоже удостоили этой чести, тем более — в объятьях, потому что о таком мечтать могут не многие. Лишь после продолжительной службы на корабле моряк получает право представлять свое торговое судно на суше. А тут!.. Весь мой следующий день прошел, как в забытьи: целый год, если не видеть, то слушать его волшебные песни! Впервые я готов был море променять на сушу. Весь огромный простор на одно морское чудо...       В первый же день после прибытия все мы, закончив разгрузку, разошлись по своим делам. Я, как можно догадаться, сломя голову помчался в свой «райский уголок». И, естественно, никого там не застал. Ничего, впереди еще целый год! Уж хоть раз удача обязательно мне улыбнется.       Команда отплыла на рассвете следующего дня, оставив меня, Дика, Неймана и еще пару людей, уже имевших богатый опыт в посредничестве, на острове. По началу работы было мало. Мы с ребятами быстро освоились, обжились, и у каждого появились свои дела на свободные деньки. Всю первую неделю я, набрав с собой еды, с утра до вечера проводил у грота. Прятался, терпеливо выжидал, иногда просто наслаждался этим местом, но результаты были весьма печальные. Однако на седьмой день пустого просиживания штанов я услышал долгожданный плеск воды. Хоть бы ничего не сорвалось! Смело и без колебаний, встав на четвереньки, посмотрел я вниз и тут же столкнулся со взглядом прекрасного нимфа. Юноша, увидев меня, как и в нашу последнюю встречу, недовольно сдвинул брови, но остался сидеть на месте. В его позе и выражении было что-то угрожающее, как будто он защищает свою территорию, но от этого и что-то необычайно милое. Он не спешил удирать. Разглядев в неподвижности знак, я решил действовать:       — П-привет!.. — мой голос дрогнул от волнения, и это отразилось недоверием в глазах русала. — Не бойся, я не обижу тебя. Смотри, я безоружен...       Решив доказать свои слова, я выпрямился и выставил руки вперед, не рассчитав при этом, что от потери опоры на краю уступа, потеряю и равновесие — сорвался и полетел вниз. Вынырнув из воды, застал лишь скрывшийся изумрудный хвост.       — Нет, постой! Вот я ж дурак!.. — с досады ударил рукой по воде, и море покрылось искристыми волночками. Такая гнусная оплошность помешала на шаг приблизиться к тому, о ком гласят легенды и пишут в детских сказках! Настроение сразу же упало, и уже без особого энтузиазма я смотрел на поверхность воды. Удивительно — полный штиль, гладь стоит, и только в этом гроте исходит легкое волнение, которое перебивают встречные волны. Интересно... Я присмотрелся: метрах в двадцати в тени высокого валуна показалась пепельная макушка, и на меня изучающе уставились два стальных глаза. Сейчас в них читались не страх, не былое недовольство, а простое любопытство. Я улыбнулся. Светлые бровки тут же сдвинулись к переносице, и русал скрылся под водой, демонстративно махнув хвостом.       Больше он не появлялся в этот день; я вернулся домой поздно, когда луна заняла место на небосводе и зажгла мириады звезд на темном полотне. Усталость одолевала меня. И вскоре я погрузился в царство снов, приняв смелое решение выжидать впредь русала непосредственно в гроте «райского уголка».       Каждое последующее утро выдавалось прекрасным, так как великая цель — еще раз увидеть юношу с рыбьим хвостом, услышать голос его, а может и подружиться — не позволяла мне унывать. Несколько дней подряд прошли впустую: куча камешков, пущенных в воду, много перечитанных и перелистанных книг, которые со скуки проглатывал одну за другой, и шелест моря, успокаивающий и говорящий мне: «Все еще впереди!» Терпению моему, казалось, не было предела — так хотелось дождаться... И ведь дождался! Уже буквально через несколько дней волшебный нимф стал появляться здесь. Сначала на том же расстоянии: около пятнадцати-двадцати метров. Он высовывался макушкой (а иногда и по шейку) из воды и внимательно наблюдал за мной, немножко хмуро или надув щечки, как будто всем видом пытался сказать: «Смотри, я такой весь опасный! Не приближайся ко мне!» И это было слишком мило. Я всячески делал вид, что не замечаю его или не вижу вовсе. Тогда юноша, набравшись смелости, подплывал немного ближе, но мимолетный взгляд мой тут же загонял его обратно под воду: он либо уплывал, возвращаясь через пару часов, либо просто выныривал все на том же привычном для себя расстоянии. Постепенно хмурость и настороженность в лице его сменялись заинтересованностью, а дистанция между нами заметно сокращалась. Я не предпринимал попыток пойти на контакт — еще не самое подходящее время и все, что уже есть может одним неверным действием пойти коту под хвост. И мое терпение вскоре было щедро вознаграждено: примерно через неделю подобного «общения» юноша подарил мне чудесную песню. Он убаюкал мое сердце, поселив в нем огонек надежды и развеяв все необъяснимые тревоги, как чудодейственное лекарство. В этот день я не видел его, только слышал. И жадно слушал... А искать и вовсе не пытался. За это на следующее же утро он преподнес мне еще один сюрприз. По окончании всех торговых дел я, как обычно, направился в грот «райского уголка» и там с книгой в руках расположился в тени большого камня — всего в паре метров от места, где впервые встретил морское чудо. Русал уже поджидал с привычного расстояния. Для меня стало нормой не замечать его, а увлекательные рассказы о захватывающих приключениях, дополненные красочными иллюстрациями, заставляли полностью забыться и вырывали меня из реальности. Видимо, за то время, пока я проживал жизнью героев, юноша успел заинтересоваться картинками и подплыть максимально близко. Плеск воды вернул меня в этот мир, и я ахнул, не смея обратить полное, открытое внимание на прекрасного ундина. В полглаза, если можно так назвать, мне удалось-таки рассмотреть его: неземной красоты, весь такой загадочный и светлый, сидит на расстоянии вытянутой руки и, в детском любопытстве вытянув шею, бегает глазами по ярким страницам.       — Интересно? — тихо, чтобы ненароком не напугать его, спросил я. Юноша было дернулся, но, заметив мою неподвижность, остался на месте. Его крепкая грудь вздымалась, слегка дрожа от нервного дыхания — русал взволнован не меньше меня, да к тому же тщательно скрываемый страх читается в глубине стальных глаз. Это можно понять, не каждый день он идет на контакт с человеком. И не каждому человеку выпадает шанс повстречать сказку наяву. Так вот же он, тут, протяни руку и дотронься... Но нет, слишком долго мы шли к тому, чтобы построить хотя бы это хрупкое доверие.       — Хочешь посмотреть поближе? — я развернулся, чтобы русалу было лучше видно. Мне и в голову не пришло, что такое обычное действие может настолько напугать юношу. Он весь напрягся, готовый в любую секунду сорваться с места, и поднял на меня испуганные глаза.       — Нет-нет-нет, стой!.. Смотри, я оставлю это здесь и не буду мешать тебе... Видишь?       Я положил книгу на плоский камень прямо перед ним и отодвинулся на шаг назад, создав доверительно свободное пространство. Как и ожидалось, русал немного расслабился. Но теперь в его глазах читалась другая эмоция — полнейшее замешательство. Юноша не имел ни единого понятия, как пользоваться книгой. Не сидеть же мне и не смотреть, как он, бедняга, недоумевает.       — Если это сделать так, — я наклонился вперед и перелистнул страницу, — будет интересней.       Как раз попалась красочная развертка на оба листа. Ундин с изумлением посмотрел сначала на картинку, потом на меня с таким выражением, словно на его глазах только что сотворилось чудо. Мне не удалось сдержать улыбку, и еле заметный румянец лег на веснушчатые щечки.       Я медленно переворачивал страницы, открывая для него все новые и новые иллюстрации, и каждый раз смотрел, как сменяются эмоции. Это бесподобное и завораживающее действо! Но всякая книга, как известно, имеет особенность заканчиваться. Русал расстроенно посмотрел на обложку, потом — на меня. О, эти глаза! Они заменяют тысячи слов, которые он мог бы сказать сам!..       Я перевернул и вновь открыл книгу, с первой страницы:       — Книги нужны, чтобы читать, а не только разглядывать картинки.       Юноша проследил за моим пальцем, скользящем по строчкам непонятных ему символов, и нахмурился.       — Смотри, все просто. — Я зачитал первый абзац: — «Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий», и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращается ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести домой снасти или багор, гарпун и обернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка».**       И замолчал. По выражениям, мелькавшим на лице волшебного ундина, было видно: он пытается переварить полученную информацию, а, главное, понимает все сказанное мной! Жаль, что на деле это только мой монолог. Русал выжидающе посмотрел на меня.       — Дальше?       Юноша оживленно кивнул и улыбнулся так по-детски светло, словно ребенок, давно не слышавший сказки на ночь. Я придвинулся к нему, по-прежнему сохраняя дозволенную дистанцию, и продолжил. Как игривый котенок, он наблюдал за движением пальца по строчкам, и с плохо скрываемым восторгом слушал рассказ о старике и море. Мы читали до самого заката и не спеша рассматривали картинки, которые теперь обретали большой смысл, красочно дополняя произведение. Солнечный диск закатился за горизонт, и с последними его лучами на сумеречном небе я закрыл книгу.       — Извини, мне пора... — не удалось скрыть своего разочарования, ведь только все пошло, как надо! Вдруг завтра вернется все на круги своя? Одно внушало надежду: он тоже, видимо, не хотел, чтобы день подходил к концу, смотрел на меня не мигая, а улыбка спала с его губ.       — Если хочешь, — неуверенно начал я, — завтра мы можем продолжить.       Не ожидал я такой реакции, но русал просто засиял от радости и согласно закивал. Улыбка его буквально приковала меня к месту, и из-за этого так не хотелось уходить! И он вдобавок не уплывал первым. Скрепя сердце я поднялся и ушел с берега, даже не обернувшись. Плеска воды не было слышно, значит юноша решил побыть там еще какое-то время.       Очередная ночь без сна, да что ж такое! Не могу понять, что за чертовщина творится: голова идёт кругом, ем через силу, сплю через двойную силу, а в животе, словно какой-то злой гений узлы тугие вяжет! Завтра. Уже завтра увидимся вновь. Надо уснуть.       Утром нас, как назло, постигли непредвиденные обстоятельства: внеплановый обход торговцев и пересчет товаров. Один из старших напарников подхватил странную инфекцию, другой отлучился, в результате, задание пришлось выполнять нам, оставшимся троим новичкам. Как мы ни старались, разделаться с этим удалось только к полудню. Стыдно признавать, что я опоздал! Очень сильно опоздал на встречу со своим ундином! А вдруг он уже ушел? И больше не вернется, разочаровавшись во мне и моих обещаниях. Не время думать об этом! Покончив с делами, я собрал немного еды, прихватил книгу и помчался к гроту. Бежал изо всех сил, терзаемый не самыми положительными мыслями. Недалеко от места нашей встречи притормозил, чтобы отдышаться и не быть похожим на загнанную лошадь, и уловил звуки его чудного голоса. Русал не ушел! Он все еще ждет меня, хоть время уже за полдень! Не знаю, радоваться мне или грустить, ведь камень с души спал, сменившись тут же дикими угрызениями совести. Легкая, ненавязчивая мелодия, как если человек насвистывает что-нибудь со скуки. Я не стал тянуть время и тихо спустился вниз, чтобы вдруг не помешать ему. Русал рассеянно смотрел в сторону, но когда он внезапно прервал свою песню и перевел глаза на меня, захотелось провалиться сквозь землю со стыда!       — П-прости! — залепетал я, как маленький нашкодивший ребенок, и виновато улыбнулся. — Прости, не хотел мешать тебе....       Юноша пристально, недовольно и как-то холодно смотрел на меня — это явно не то, за что он ждал извинений. Как осуждающе и мило одновременно! Он дернулся, может просто сидеть надоело, может кольнуло где, но мне показалось, что русал, как и раньше, махнет хвостом да скроется, и это заставило меня действовать:       — Нет, постой, прошу! Я опоздал, знаю... Сильно опоздал, прости меня, дела навалились неотложные, даже предупредить не успел... — русал нахмурился, но холод исчез из выражения его прекрасных глаз, осталось лишь недовольство. Мгновением позже он кивнул. Строго. Как мамочка, скрепя сердце, простившая нерадивого сынка.       Еще какое-то время мы смотрели друг на друга, окруженные неприветливой и такой чуждой этому месту атмосферой. Чтобы как-то разрядить обстановку, я достал книгу, которую мы так и не дочитали вчера. Юноша в тот же миг позабыл о моей оплошности (или сделал вид, что забыл) и восторженно посмотрел на нее, превратившись из мамочки в счастливого ребенка. Расположившись на привычном расстоянии, я открыл нужную страницу и начал читать. Мой волшебный нериад с восхищением смотрел на новые иллюстрации, вслушиваясь в каждое слово истории. Было интересно наблюдать, как по мере повествования менялось его выражение: он то удивленно вскинет брови, то в замешательстве нахмурится, если, например, попадется непонятное новое, иностранное или терминологическое слово, которое я тут же старался объяснить ему, подмечая мгновенное просветление во взгляде.       И так каждый день. Я приносил с собой самые разные книги, с картинками или без, детские сказки, сложные романы, приключения, трагедии, стихи — все, что только мог найти в своей библиотеке или библиотеке острова, везде и всюду! Прослыл самым читающим в этом месте, и через какое-то время сами жители стали приносить мне литературу. И все только ради него.       Спустя месяц подобного общения русал совсем перестал бояться и, напротив, очень радовался, моему приходу. Он никогда не опаздывал, чаще даже оказывался на месте раньше, тихо напевая в ожидании. Но в другое время песнями меня сначала и не радовал — может, считал, что еще рано, или что не достоин, или вдруг у них — русалов — это нечто интимное и только в редкие моменты они могут позволить себе спеть при постороннем. Да это и не важно, главное, мы могли просто находиться рядом.       Так проходили дни. До безобразия быстро. Еще через месяц ундин добровольно сократил расстояние. Теперь иллюстрации он рассматривал, выглядывая у меня прямо из-за плеча. А книги без картинок я готов был читать вечно: юноша устраивался на камнях, клал голову на сложенные перед собой руки, и внимательно смотрел на меня глубоким осмысленным взглядом. Еще немного позже русал временами стал петь мне. В такие моменты я чувствовал, что попал в рай, где главным ангелом был он — прекрасный юноша с изумрудным хвостом и волшебным голосом. Но чем больше мы общались (если так можно было назвать мои монологи), тем большего мне хотелось — дотянуться, дотронуться... Не случайно, а намеренно. Потрогать. Ощутить. Обнять. Мое сердце просило большего! Но одно такое прикосновение могло стоить всех затраченных сил и времени. И я бездействовал. А русал, небось, и в ус не дул, что по нему сохнет какой-то человек. Да и, правда, зачем?..       Одна лишь вещь не нравилась во всем этом — ночи мои были в стократ длиннее дня. Сон упорно не шел ко мне, раздразнивая зыбким миражом, и тогда появлялось время на долгие раздумья. В одну из таких, как всегда бессонных, ночей я поймал себя на мысли: русал... Русал. Просто русал. И все!       «Вот глупец! Даже имени его не знаю! — подумал я и фыркнул сам на себя, а этот звук оказался громче, чем ожидалось. Ну, правильно, все же спят, в отличие от меня. — А зовут ли его вообще как-нибудь? Говорить-то они не могут... Или могут?.. Допустим, есть у него имя. Скажет ли он мне его? И как? Нет, ну, может, он писать умеет! Или по буквам покажет. Глупо все это как-то...»       Так и прошла очередная ночь, в раздумьях и планах. Как бы то ни было, попытаться все равно стоит, и я решил следующим же днем выведать его имя.       Утром пришлось поработать, прежде чем удалось вырваться к моему другу. Нейман и Дик прокляли этих двух старперов, которые напились с ночи и, вместо наставничества, создавали нам одни проблемы. При всем моем уважении к участникам команды, тем более старшим, в этом вопросе с друзьями своими я был солидарен. Дело само не сделается, и мы обежали все наши торговые точки, собрали необходимую информацию, разобрались со всем довольно быстро. И вот вырвавшись, наконец, из цепких лап рутинной работы, я прихватил с собой еды, позаимствовал у многодетной семьи одну очень занимательную книгу и помчался к гроту. В этот раз произведение оказалось поистине великое — «Русалочка». И картинки здесь большие и красочные. Очень интересно узнать его реакцию.       Мой неземной юноша уже ждал меня, в чем я ни минуты не сомневался. Такой светлый и радостный, он так встречает меня последние несколько дней, как встречают дети праздник, или как видятся лучшие друзья после долгой разлуки. С недавних пор по утрам, помимо книг и историй, я рассказываю русалу о том, что приключилось со мной за мое отсутствие, и о мире людей, о тех, кто ходит по земле. Но на этот раз мне захотелось немного нарушить порядок. Юноша устроился у камня, положив руки на голову и устремил на меня взгляд, полный внимания и любопытства. А что я? Я стоял, как дурак, потупив глаза, и не знал, с чего начать. Ей богу, как будто в любви собираюсь признаваться, а не имя спросить! Невинный же вопрос! Сам себе усмехнулся, чем вызвал вопросительное и несколько недоверчивое выражение на лице русала. Он выпрямился и с подозрением вскинул бровями.       — Ох, не бойся... Я очень странно себя веду, знаю. И глупо, наверное, выгляжу со стороны... — русал утвердительно кивнул. Прямо удар под дых — даже сам ундин не отрицает нелепости этой ситуации. Как спросить? Вдруг его заденет мой вопрос? Или у него просто не окажется имени? И тогда мне захочется трижды провалиться сквозь землю от такого провала. Или это неприлично будет?.. Слишком много того, над чем приходится судорожно размышлять... Может, я просто много думаю?.. Все, друг, пора завязывать. Была не была!       — Синдбад!.. Меня зовут Синдбад! — выпалил я. Признаюсь, странно начинать знакомство с себя в то время, когда мы уже по сути знакомы. — Многие зовут просто Син. Друзья там, например, или близкие... Ты тоже можешь звать меня так.       В его глазах вспыхнуло любопытство. Ну да, молодец, Син! Разжечь то разжег, но с другой стороны, я и понятия не имею, зачем говорю все это, а, главное, как действовать дальше. Как немой юноша сможет произнести мое имя и назвать свое? Ох, глупый я, но начало уже положено, не останавливаться же на полпути.       — Имя, понимаешь? У каждого оно есть, правда? И у тебя тоже. Да? — с каждым словом уверенность в моем голосе падала и приобретала выражение осторожности. Но она вернулась вновь, когда юноша едва заметно кивнул мне: — Я знаю, что ты не можешь говорить, и, наверное, с моей стороны это нелепо спрашивать, но... Вдруг ты умеешь писать, или знаешь буквы... Я подумал, что...       Видимо, мой монолог сильно затянулся, так как русал недовольно сдвинул бровки к переносице.       — Нет, не злись! В общем, — поспешил я, — твое имя. Как тебя зовут?       Удивление мелькнуло в глазах моего нериада, а потом он еще долго смотрел сквозь меня. Я стал опасаться, не поторопился ли с вопросом, или не сказал ли что не так. Но тут юноша прикрыл глаза и опустил голову, на щеках появился легкий румянец, так прекрасно зажегший веснушки. Я невольно засмотрелся, и ровно в этот момент в голове промелькнуло скромное: «Джафар».       — Что? — переспросил я. Но у кого? У него или у себя? Не могу поверить. Я же четко слышал! Или нет... Показалось?..       — Джафар? — решил уточнить я и заметил насколько ярко тут же вспыхнули щеки. — Твое имя Джафар?       Русал смущенно потупился и кивнул.       — Джафар! О, это просто чудесное имя!       Я, наверное, сиял от счастья, буквально распиравшего изнутри! Нериад даже вздрогнул от такого эмоционального порыва, и мне пришлось овладевать собой и резко менять тему:       — Так ты телепат? Говорить умеешь, но мысленно? — юноша помотал головой. — Нет... Может, ты избирательный телепат?..       Я бы и дальше осыпал его вопросами, но он пожал безразлично плечами и, не желая продолжать разговор, ткнул пальцем в книгу.       — Извини, увлекся... - неловко усмехнувшись, я тут же устроился у камней и открыл ее. На первой странице красовалась красочная иллюстрация с изображением главной героини, Русалочки. Она немного отличалась от того, как выглядит мой ундин на самом деле, но это, казалось, только больше заинтересовало Джафара. (О, как прекрасно называть его по имени!) Юноша склонил набок голову и, вопросительно подняв бровь, внимательно изучал себе подобную. Он коснулся пальцами картинки, оставив на страничке быстро высохшие пятнышки, и взглянул на меня.       — Это русалка, — он нахмурился, как делают люди, требующие незамедлительного объяснения ситуации. — Так их... То есть вас, представляют люди. Но в жизни вы гораздо прекрасней, чем нам внушают с детства!       Встрепенувшись после моих слов, Джафар густо покраснел и спешно уткнулся личиком в ладошки.       — Это правда! Прости, не хотел тебя обидеть.       Русал едва мотнул головой и взглянул на меня сквозь пальцы. Я видел смущение и детскую радость в его серых глазах. И волшебство это не сравнить ни с чем на нашей земле. А светящиеся веснушки на горящих щеках... Хотелось протянуть руку и потрогать, совершенно невинно. Не знаю, как такое могло произойти, но в следующий момент бездумно, словно по воле кукловода, я сделал это — машинально потянулся, желая кончиками пальцев провести по запястьям Джафара, по рукам, по-прежнему скрывающих его лицо. Волна эмоций мелькнула в стальных глазах: изумление, недовольство и... Страх, как при первой нашей встрече. Юноша отпрянул от меня, попытался отпрыгнуть, но беспомощно повалился в воду. Сердце болезненно сжалось от такой картины, и я тут же отдернул руку:       — Я... Я не хотел. Не желаю причинить тебе вреда, — уткнувшись глазами в землю и опустив руки, теперь я всячески пытался показать свою безоружность. Но сгладит ли это такую немыслимую дерзость?.. Ох, что я наделал! — Прости меня, я давно мечтаю прикоснуться к тебе... Считай это простым человеческим любопытством, но мне интересно, какой ты, интересен сам ты. Это было опрометчиво и грубо с моей стороны, и понимаю, что у тебя есть полное право бояться и не показываться здесь больше. Чтобы этого не произошло, я больше не посмею так вольно распоряжаться ситуацией и не доставлю тебе неудобств, лишь бы ты не перестал общаться со мной!       Повисла невыносимо долгая пауза. Я много всего наговорил бестолкового, и винил себя и даже не смел поднять глаза — этот испуг на его лице, он теперь долго не оставит меня в покое. И мысли еще подло путались, не в состоянии собраться воедино и придумать, как развеять атмосферу!       «Син, — промелькнуло у меня в голове, разбив ком нескладных фраз и предложений, которые я собирался в скором времени выдать. — Син...»       Послышался легкий плеск, и это заставило меня поднять глаза. Русал по прежнему сидел там, неуверенно и совершено беззащитно вжав голову в плечи, едва заметный румянец красовался на щеках. Юноша выглядывал из-под своих пышных ресниц с покорной уверенностью и страхом неизвестности, какой встречается у людей, пожелавших совершить самый рискованный в жизни поступок. Поджав губы, Джафар опустил голову и протянул руку. Не могу поверить, мой ундин добровольно делает шаг вперед! Не слишком ли я надавил на него?.. Я и мечтать не мог, боялся, что вот-вот все завершится, не успев толком начаться, но он великодушно дал мне шанс. Вот будет смешно, если и сейчас облажаюсь! Заставив вести себя приемлемо, чтобы не напугать еще больше беднягу, потянулся к нему и мягко коснулся запястья. Джафар вздрогнул, зажмурился, но стойко выдержал порыв моего любопытства. Я не смею взять его за руку, накрыть его ладонь своей, так будет только хуже, и довольствуюсь лишь нежным ощущением, что остается на кончиках пальцев: кожа русала невообразимо приятная, прохладная и чуть влажная, несмотря на то, что давно не окунался он в воду. Медленно и осторожно продвигаюсь к локтю — кое-где чувствуются чешуйки, маленькие и очень гладкие. Поднимаюсь выше, но русал снова вздрагивает и зажмуривается сильней. Он дрожит. Правильно, ведь я первый человек, посмевший прикоснуться к этому неземному чуду природы. Больно видеть его таким, поэтому беру себя в руки и прекращаю изучение. Еще некоторое время после Джафар сидел без движения. И хоть я давно прекратил прикасаться к нему, это волшебное ощущение долго еще жило на кончиках моих пальцев, а сейчас же я с улыбкой наблюдаю за ундином и все не могу насмотреться. Можно продумать, что я извращенец... Но нет, чувство более возвышенное заставляет меня желать его общества и наслаждаться, пусть со стороны, его красотой. Почувствовав себя немного в безопасности, Джафар приоткрыл глаза и, судя по его недоумевающему взгляду, столкнулся с моей глупой счастливой улыбкой:       — Теперь веришь мне?       Остаток дня мы провели, как обычно: читали, рассматривали иллюстрации, причем книга очень заинтересовала юношу, и иногда он просил перечитывать ему те или иные моменты, затем слушал мои рассказы об устройстве жизни на суше и о том, какие приключения сопровождают человека на его пути. Джафар внимал каждому слову и, хоть немного сторонился меня, был ближе обычного. Я чувствовал это сердцем. Домой я вернулся, когда на небе уже горели яркие звезды. Столько всего нового произошло, и голова шла кругом. Опять не уснуть.       Так продолжалось еще долгое время: месяц, два, три — я сбился со счета! Дни с ним летят незаметно, а мы с каждой встречей становимся все ближе. Это видно не только по расстоянию, которое русал добровольно сокращал — например, задремывая на моем плече после активного дня — теперь он пел мне часто и подолгу. В особо жаркие дни Джафар звал меня плавать с собой, и я получил возможность увидеть море с совершенно иной стороны. Нет, подводный мир не нов для меня, просто с появлением этого неземного юноши все привычные вещи стали таинственной жемчужиной великого простора. Могу смело заявить — я больше не знаю моря без своего русала.       В один из теплых вечеров, когда мы, вдоволь наплававшись и начитавшись, расположились в гроте, Джафар затянул чарующую песню. Она унесла меня далеко-далеко, туда, где нет ни суеты, ни забот. Есть только он, ангел с изумрудным хвостом, и есть мы. Только мы... Я засмотрелся на его волшебный силуэт. Какие-то силы неустанно тянут меня к нему. И эта песня... Мое сознание унеслось вместе с ней.       В последнее время я совершаю слишком много глупостей по какой-то совершенно не своей воле. Мной словно кто-то управляет: делаю что-то и не помню, когда, зачем и как. Так произошло и в этот раз. Все, что я успел заметить, это мелькнувшее в прекрасных глазах удивление. А в следующий я миг уже трепетно прижимаю хрупкое создание к себе, касаясь его губ своими. Всего лишь миг. Но миг равный вечности. Джафар оттолкнул меня, густо краснея и спешно зарываясь лицом в ладони.       — Ох, я... Не знаю, что на меня нашло! Вернее, нет, знаю, я... Давно мечтал об этом... — теперь я и знать не знал, как объяснять ему свое наглое поведение. Лишь поймав мимолетный страх в его глазах, действительно смог осознать, что натворил. В очередной раз я такой дурак! И, если ундин увидит во мне угрозу, его уход будет сейчас наиболее обоснован. Ай, да что уж терять! Выговорюсь, а там будь, что будет! — Я пойму, если ты решишь прервать наше общение. Просто давно уже, еще с самой нашей первой встречи, сон не идет ко мне, круглые сутки только и вижу тебя перед глазами. Волшебней времени, что я провожу с тобой, и во всю жизнь не сыщешь! А сейчас вот я понятия не имею, что говорить и как извиниться... Ты не безразличен мне! Понимаешь?       Джафар смотрел сквозь пальцы, подогревая во мне и без того обостренное чувство вины. Мне стыдно, ужасно стыдно! Сквозь землю хочется провалиться или уйти самому, но я лишь виновато опустил голову. Чудовище! Как ты посмел тронуть это невинное, целомудренное создание? Дитя природы, почти что святое... Я ужасен.       «Син», — русал неуверенно позвал меня дрогнувшим голосом. Я заставил себя поднять глаза и не на шутку перепугался: слезы стекали по веснушчатым щекам. Он.. Плачет? Почему?! Я так обидел его?.. Нет, самые скверные опасения мои развеялись в следующее же мгновение:       «Син! — юноша кинулся ко мне, обвил шею руками, плечи его чуть подрагивали. — Син! Син, Син!»       Неужели чувства мои не безответны? Я обнял его, прижал к себе ближе, теснее — большего счастья и придумать невозможно. Постепенно русал успокоился и теперь улыбался, так тепло и трогательно.       — Мне кажется, именно это и зовется любовью... — тихо сказал я, на что юноша удивленно вскинул брови. — Я люблю тебя, Джафар. Пусть мы такие разные, я все равно люблю тебя!       «Любовь?.. — тихо переспросил он. Я кивнул и тут же получил еще одну его светлую и такую родную улыбку: — Люблю! Люблю Сина!»       Временами в нем замечаю искреннюю детскую невинность, и это только добавляет ему прелести. Джафар прикрыл глаза и потянулся ко мне. Ну, разве мог я не ответить ему? Особенно теперь... Нас затянул волшебный поцелуй. И пусть бы момент этот длился вечно, не заканчивался никогда.       Дома я в ту ночь не объявился. Нет, это абсолютно не то, о чем можно было подумать! Просто Джафар никак не хотел отпускать меня. Да и самому покидать его было не в радость. Постель соорудил из листьев, спал около воды, где так же устроился мой милый нериад. Шелест волн убаюкивал нас, а грот стал нашей колыбелью.       Джафар разбудил меня с рассветом — все-таки потрясающее у него чувство времени — и мы вместе встретили пробуждение солнца. Поцеловав его напоследок, я ушел. Как неприятно осознавать, что именно работа разлучает нас на время: сегодня прибывают корабли с товаром, на учет их дается нам ровно неделя. Долгая неделя.       — Синдбад! — мои напарники окликнули меня, когда я приближался к дому. Надо же, в этот раз их заинтересовало мое отсутствие?       — Эй, Синдбад! Где шлялся всю ночь, чертенок? — Дик потрепал меня по волосам. — Неужто тебя в плен взяла одна из здешних нимф?       — Твоя правда, — посмеялся я.       — Долго ж сопротивлялся, ловелас! Обычно через неделю за юбкой новой гонишься!       — А ты считаешь прямо! Неужели вас стала заботить моя внезапная пропажа? Ни в жизнь не поверю!       — Конечно, чертенок! Кто ж еще потешит нас рассказами-мечтами о великом Синдбаде-Мореходе? — блондин засмеялся заливисто. Он всегда такой — любит подколоть, а на него потом и обидеться не можешь, найдет, чем успокоить. — Вдруг уведет тебя у нас какая-нибудь дива, днем с огнем потом не сыщешь! Горевать будем.       — Кто бы говорил, Дик! — толкнул его в локоть Нейман, заговорщически мне подмигнув. — Ты сам аж три ночи провел под крылом своей красотки!       — Ну-ну-ну, не выдавай сокровенных тайн, - наиграно надулся матрос, а потом прыснул смехом. — Я ж эталон святой невинности!       — Ага, но таким эталонам жариться потом в котле похоти и разврата, не так ли?       Да, мы любим подтрунивать друг над другом, никогда это не надоедает, никогда никто не обижается и, главное, всегда находятся темы.       — Ребята, женщины — зло! Из-за них теряется великая мужская сила, — заключил после долгих еще обсуждений Дик, подмигнув нам, согнул руку и громко чмокнул бицепс.       — Да-да, силач, именно тебя мы почему-то чаще всего и теряем, — хлопнул его по плечу шатен. — Ладно, посмеялись и хватит, за работу, друзья! Скоро прибудут корабли, а у нас дел невпроворот.       Нейман по общему решению выполняет обязанности командира нашей троицы, так как чаще всего адекватен, вовремя собран и, главное, даже Дик, этот сорви-голова, послушно отзывается на его принуждения к работе. Мы дружно согласились и разошлись. Уже в этот вечер активно принялись за дело. Корабли прибыли к полуночи. Работа наша начиналась с первыми лучами солнца и заканчивалась глубокой ночью, когда луна катилась к горизонту. Были и абсолютно бессонные дни, после которых мы трупами лежали на входе нашего жилища, не в силах даже доползти до койки. Конечно, неделя в таком ритме прошла практически незаметно. Но я ни на секунду не мог забыть своего русала. Как он там? Работа в поте лица в изнуряющем режиме — как ни пытались мы разобраться со всем пораньше, последний корабль отправили точно в срок. Теперь вздохнуть можно спокойно, до следующего прибытия команды. Мы измотаны, но вполне довольны: уж как отоспится наш соня Дик, и отдохнет наш «командир». А что же я? Мне не до сна — валюсь с ног, но из последних сил тут же мчусь в свой «райский уголок» к светлому ангелу. Не знаю, ждет ли он меня сейчас, помнит ли, что договорились встретиться в конце недели? Добравшись до заветного места, конечно же я никого не обнаружил. А вдруг он забыл и приходил туда каждый день, не заставал меня и решил, что я бросил его?.. Нет, ерунда! Как много глупых и необоснованных вещей вертится в моей голове! Уж умное существо так оскорбить своими же нелепыми опасениями. В любом случае со мной моя надежда и любовь, а с ними и... Осознание того, каким дураком я оказался! Заработавшись и дико соскучившись по своему Джафару, не заметил, что прибежал в грот глубоким вечером! Конечно, с чего бы ему быть тут? Встреча-то назначена на утро следующего дня!       — Вот черт... — фыркнул я, устало прислонившись к остывающим камням. Возвращаться было бы уже глупо: друзья решат, что меня «динамит моя дива», и найдут новую тему для хохмы. Да и на обратный путь сил совсем не осталось. Я наскоро освежил постель из листьев и прилег. Стоило моей голове коснуться земли, как меня тут же накрыла волна усталости, накопившаяся за всю почти бессонную неделю, тело стало таким тяжелым, словно налилось свинцом, а сознание наоборот, как перышко в ветреный день, норовило поскорее ускользнуть.       На темном небесном полотне лениво перемигивались звезды. Шелест листьев, тихий гул деревьев, лёгкий шорох ночного бриза, шепот сонного моря... А затем полная тишина.       Джафар, мой неземной ундин, и во сне не знаю я покоя. Тянусь, мечтаю прикоснуться. Везде ищу глазами твой нежный силуэт. Ушами ловлю твой волшебный голос. Какую песню ты поешь мне в этот раз?..       Я правда слышу голос. Этот нежный голос в голове, рвущийся сквозь тугую пелену усталого сна. Мягкое прикосновение губ к щеке, всегда чуть влажных пальцев к ладони... Нет, не сон это был! С большим трудом и долей неохоты я открыл глаза — тяжесть не прошла еще до конца, но чувствую себя гораздо бодрее. Первое, что порадовало мой взор — тепло улыбающийся юноша с изумрудным хвостом. Он протянул ко мне руки и улегся на грудь. Никаких никому не нужно было слов, чтобы понять, как безумно мы скучали друг по другу. Прошло полгода с нашей первой встречи, и кто бы мог подумать, что человек и русал не смогут жить друг без друга. Хоть бы это длилось вечно!.. Но осталось лишь полгода. Шесть месяцев счастья, а потом...       — Джафар, я сделаю все, чтобы заработать состояние и поселиться здесь, рядом с тобой! Ничто тогда не разлучит нас! — русал с некоторым недоумением поднял глаза. На меня накатила такая досада и рой собственных неутешительных мыслей, и я прижал его сильнее, словно это последний глоток воздуха на земле. — Никто не разлучит...       На другой день по выходе из дома я не забыл прихватить маленький сувенир — настал, наконец, и его черед. Но понравится ли это скромное ожерелье Джафару? Ведь наряду с богатствами, которое может предложить ему море, оно и близко стоять не может. Ну, что толку гадать? Увидим!       Мой драгоценный русал уже дожидался, расположившись на своем любимом месте на камнях. Он так был увлечен пением, что снова не заметил моего появления. Сделаю-ка ему сюрприз! Надеюсь, не испугается. Стараясь не шуметь, хотя в воде это заведомо невозможно, я спустился и приблизился к нему со спины. Джафар тут же затих. И он совсем не встревожен. Чувствует меня?.. Осторожно вытащив ожерелье, я надел его на тонкую шею своего русала.       «Син! О, Син...» — Джафар развернулся и упал в мои объятья, уткнувшись носом в грудь. От меня не успели ускользнуть его румяные щечки и довольная улыбка. Юноша принял мой скромный подарок, взамен подарив свой сладкий поцелуй.       И наступили для нас шесть месяцев счастья и чистой любви. Я готов был на руках носить его, переехать на это время к гроту (но это вызвало бы подозрения...), лишь бы быть ближе. Бывали, конечно, у нас моменты недопонимания, после которых я часами, а иногда и днями сидел на берегу и высматривал свою обиженную жемчужину, скрывшуюся от меня в глубоком море. Но милые бранятся — только тешатся; он появлялся, и жизнь снова играла своими яркими красками, излучая свет и тепло. Мы много что успели сделать: читали, рисовали, плавали, даже пели иногда вместе и после моего театрального соло смеялись оба от души. Встречали закаты и рассветы — рассветы и закаты. Я учил его писать, и каждому занятию Джафар был очень рад. Угощал фруктами и деликатесами, которые мог достать, отмечая для себя его личные предпочтения в пище. Даже порознь мы были вместе — меня повсюду сопровождал его голос, волшебные песни. После каждого прожитого дня я благодарил и возносил молитвы морю, которое подарило мне свое сокровище, жемчужину, прекрасную и бесценную... Даже если небо недовольно хмурилось, могучая стихия отвечала нам величавым спокойствием. Она свела нас, чтобы быть рядом. Чтобы быть вместе.       Невероятная жизнь!       Незабываемые мгновения!..       Короткие мгновения...

***

      Время всегда мне представлялось чем-то большим, нежели все привыкли считать, олицетворенным. Такой, например, большой черный Ворон, вредный и громко каркающий на всех. К сожалению, Время — птица вольная. От него все зависит, но летит этот Ворон, как ему же и заблагорассудится: медленно ли, слишком быстро, и несет на крыльях своих страдания, радость, ожидания, забвения... И крупно везет тому, кто получает от него плавный полет и продолжительное счастье. Но чаще Ворон перемешивает свои дары, не в состоянии другим дать то же самое. Так мимо меня и Джафара эта вредная птица пронесла полгода одним лишь взмахом черного крыла — стремительно и незаметно. Все наше счастье промчалось так быстро, и больно было осознавать, что оно вот-вот закончится, а на смену принесет нам Время томительное ожидание.       Уже в конце этой недели море, мой бессменный спутник, разлучит нас с моим бесценным нериадом. Будь моя воля, все бы отдал, чтобы только остаться с ним. Променял бы это море...       Джафару сообщил горькую весть несколькими днями ранее, но воспринял он ее спокойно, словно я рассказал ему обычную историю — никаких волнений. И лишь к концу недели стало видно, как тяжко мой ундин переносит это событие: прижиматься стал чаще и крепче, не выпускать из объятий дольше, взгляд становится тусклее, улыбка сдержанней и холоднее, а песни все печальнее. И с каждым днем все безжалостней мне режет сердце приближение неминуемого расставания...       — Джафар, послушай, — обратился я к русалу за день до отъезда, когда мы по устоявшейся уже традиции смотрели на плывущее за горизонт солнце. Было очень тяжело говорить, в горле предательски встал ком: — Послушай... Я... Обязательно вернусь. Ни за что не брошу и не оставлю тебя. Лишь на время. Сделаю все возможное, невозможное и вернусь. Слышишь? Я слишком сильно люблю тебя, Джафар! Расстояние — не помеха! Небо — не помеха! И море — не помеха!.. Я вернусь, обязательно вернусь к тебе. Обещаю.       Джафар уткнулся в грудь и, дав, наконец, волю чувствам, горько заплакал. Мне оставалось только крепко прижимать его к себе, словно в нем заключен весь мир, вся жизнь, и она находится в большой опасности. Как не хотелось видеть этих слез. Ни сейчас. Ни потом. Никогда...       Я затянул его в поцелуй, давая понять, что я здесь, рядом, и хоть как-то успокоить. И мы забылись, как будто на оставшиеся дни никого и ничего для нас не существовало. Как не существовало и самих этих дней... Ведь тогда мы и предположить не могли, что наше любимое море, соединившее сердце человека и русала, не просто разлучит и встанет между нами — погубит. Разъяренная пучина. Ревнивая пучина.       Корабли прибыли с вечера. В день отплытия мы встали пораньше, собрались, и у меня осталось еще время, чтобы повидаться напоследок с моим сокровищем. Никого не предупредив, я помчался к гроту. Джафар, мой ненаглядный Джафар ждал меня. Сегодня не слышно его песен, и от этого стало тоскливо. Я спустился, и русал тут же кинулся мне на шею. Он был сильно обеспокоен чем-то, все время оглядывался и сжимал мою одежду.       — Отчего дрожишь так, мой милый Джафар? Что напугало тебя? Я же дал тебе слово...       Но юноша и слушать не хотел. Мои попытки успокоить его не имели успеха: он метался в руках моих, как выбросившаяся на сушу рыба, и то и дело указывал на море и на горизонт, а в голове, как птица в клетке, биьется его тревожное «Син!», и я никак не могу понять, к чему оно. Что так беспокоит моего несравненного? Но море молчит, ветер попутный...       — Свет мой, я обещаю тебе, вернусь, слышишь? Вернусь! — но он мотал головой и упорно указывал в сторону моря. Я поймал его личико руками и заглянул в глаза. Как только русал остановил свой взгляд на мне, по его красным от волнения щекам ручьем побежали слезы. — Ты мое сокровище, Джафар. Великий дар моря, бесценная жемчужина. Днями и ночами я молился ему о тебе, осыпал благодарностями. Море — наш друг. Оно подарило мне тебя. Оно ни за что не разлучит нас. Разве что на время, на короткий срок... А потом я вернусь, и мы всегда будем вместе. Всегда! Клянусь!..       Я нежно целовал его заплаканные щечки, пока слезы не высохли на них. Мы долго еще стояли так, обнявшись. Джафар дрожал и иногда всхлипывал, но постепенно и это прошло. Лишь до боли пронзающая страх остался в прекрасных стальных глазах его.       — Послушай, милый мой Джафар, неважно, как долго меня нет тут, — я указал на место возле юноши, — запомни, я всегда буду здесь... Совсем-совсем рядом... — И я приложил ладонь сначала к ожерелью — маленькому скромному сувениру в знак нашей любви — а потом к его груди, где бьется сердечко. Быстрое, сильное и теплое. — Всегда буду здесь. Запомни.       Джафар закусил губу, чтобы вновь не расплакаться, и, чуть кивнув, зарылся носом в мое плечо. О, как это невыносимо! Чем дольше прощания, тем труднее расставания! А для нас и подавно... В последний раз я зацеловал каждый сантиметр на его веснушчатом личике, в последний раз мы забылись в горячем поцелуе. В последний раз прошептал на ушко слова любви, с болью рвущиеся из самого сердца. В последний раз имел счастье заглянуть в эти чарующие глаза. В последний раз провел рукой по родным пепельным волосам, вдохнул этот любимый запах. В последний раз прикоснулся я к дрожащей от еле сдерживаемых слез груди, ожерелья... И, тяжело выпустив своего русала из рук, в последний раз обернулся, уходя. Джафар, дав волю слезам, смиренно сидел на камнях и смотрел мне вслед. Таким я и запомнил его в последний раз...       Мы оба чувствовали, должно произойти что-то ужасное. И оба знали — нам не суждено больше встретиться... Конечно, пусть и не сразу, я понял, отчего мой русал так не спокоен в этот день: ничего примечательного, тишь да гладь, но только опытный взгляд моряка скажет — затишье это перед великой бурей. Почему нам просто не переждать ее?.. Хороший вопрос, и, думаю, многие из нас именно это бы и посоветовали. Но время не терпело задержек и требовало скорейшего отплытия — вероятно, капитаны очень боялись за сохранность товара на борту. В любом случае выбора нам не оставили.       Корабль отошел от пристани, как только последний член команды поднялся на борт. Царила тяжелая, гнетущая атмосфера, никто не разговаривал, сосредоточенно исполняя привычную для него работу. Странно, ведь не единожды переживали мы бури, но впервые страх открыто витал в воздухе. Я никогда прежде не видел такого: каждый словно предчувствовал приближение беды, мало того, дыхание Смерти за спиной, ее костлявую руку на плече... И не зря. Чем дальше мы отходили от берега, тем крепче становился ветер. Все это время я слышал голос Джафара. Он то и дело звал меня, пока последнее тревожное «Син!» не растворилось так же резко, как и остров, потонувший во тьме накрывшей нас бури.       — Синдбад!       Небо прохудилось, и дождь хлынул потоками. Ветер гудел, норовя сорвать наши паруса.       — Синдбад! Очнись, чертенок! — с трудом уловил я голос Дика, который тут же пропал в раскате грома. И я очнулся.       — Спустить паруса!       — Закрепить тросы!       — Рифы по правому борту!       Раздавалось с разных сторон. Краем глаза я заметил суетящегося с тросами Неймана, и бросился ему на помощь. Море ревело, как голодный дикий зверь, волны вздымались угрожающе высоко, заливая палубу корабля и стремясь сбросить всех в бурлящую пучину. Молнии слепили, взрезая небеса, гром глушил треском. Мы были игрушкой в руках голодного злодея, мстительного злодея — море швыряло нас безжалостно с волны на волну. А я неустанно шептал:       — Люблю, люблю тебя, Джафар... — И это придавало мне смелости и сил.       Раздался крик и тут же затонул в реве моря — кто-то сорвался с мачты. Настала зловещая тишина. Сильно тряхнуло, и в следующий момент, когда гром и молнии разорвали небо у нас над головами, поднялась волна и бросила корабль на риф. За бортом от сильного толчка оказались еще несколько человек, а в боку корабля теперь зияла огромная пробоина, в которую стремительно хлынула вода. Мы шли ко дну. Дик перехватил меня и Неймана — впервые видел его таким перепуганным. Судьба поставила на нас крест, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Кто-то пытался спастись, забираясь на мачты, но и тот путь был отрезан. Сверкнула молния, и корабль вспыхнул, как факел. От тяжести, повреждений и огня одна из мачт обломилась. Я оттолкнул своих товарищей, но не успел отбежать сам, замешкался и, сбитый с ног, оказался придавленным к палубе. Тяжелая, не выбраться...       — Вам нужно уходить!..       — Ты совсем очумелый, чертенок? Когда это мы бросали друг друга?! — Дик корячился и пытался поднять мачту, но даже с Нейманом и доброй целой командой, если бы таковая сейчас здесь была, это вышло бы с огромным трудом.       — Уходите! Вы сможете справиться с волнами вплавь!       — Нет, ты слышал этого ушибленного, Нейман! Он предлагает нам сбежать и бросить его, нашего друга!..       — Да, вы еще можете спастись!       — И тебя спасем! Немного поднажмем и вытащим тебя, чертенок! Кто ж иначе станет великим мореходом?       — Нет...       Корабль тряхнуло и сверху полетели обгоревшие обломки. Отовсюду раздавались крики падающих, горевших, таких же придавленных. А я уже не чувствовал ног. Былая боль отступила, а вместе с ней пришло осознание, что пловец теперь из меня никудышный.       — Да! Не спорь, упрямец...       — Ты всегда был самонадеянным дураком, Дик! У вас еще есть шанс! Хотя бы ради меня и всех, кто пострадал здесь, уходите!       — Мы ни за что...       — Убирайтесь! — не выдержал я и с мольбой посмотрел на Неймана. Столько боли в его всегда спокойных глазах мне еще не доводилось видеть, но шатен поджал губы и с пониманием кивнул. Умирающее судно жалобно скрипело, погружаясь в воду.       — Он прав, Дик, не позволяй жертве Сина стать напрасной! Уходим...       Нейман начал оттаскивать блондина, но тот еще долго и яростно сопротивлялся, громко бранясь и проклиная себя, «чертового спокойного парня», меня, мачту, небо, корабль, море — все вокруг. Как только «командиру» удалось увести Дика, раздался треск, и горящий парус упал ровно на то место, где только что стояли они. Ребята, видимо, еще что-то кричали мне, но я не мог различить их слова. Вздохнул бы спокойно, да огонь раскалял воздух и обжигал все как внутри, так и снаружи. Однако это длилось не долго. Вскоре пламя, злобно шипя, потухло, а надо мной, как большая хищная пасть, сомкнулась водная гладь, довольно булькнув напоследок.       «Море, за что ты прогневалось на нас? Скажи мне, о, море! Я молился тебе, богам твоим... Молился во спасение души и в благодарность за сокровище, дарованное тобой. Поклялся перед тобой же, море, что не покину его, что буду защищать и бесконечно любить, как тебя! Неужели ты, огромный ревнивый простор, счел мое обещание вызовом тебе? Как глупо, ведь это было только обещание вечной любви и верности...       Обещание, которое теперь я не смогу исполнить...       О, море, за что ты погубило нас?..       Меня...       И сокровище свое...       Прости меня, Джафар... Мой милый, ненаглядный Джафар.       Моя любовь к тебе будет вечной...»       Корабль идет ко дну, светлые блики постепенно удаляются от меня. Соленая вода щиплет глаза. Хотя какая уже разница? Боли больше нет, как нет и света. Куда смотреть?.. Кругом одна тьма. И великий простор. Вечный покой.       Я закрываю глаза. Вот, где ты был, моя жемчужина, мой дивный нериад. Всю долгую бурю я искал тебя, а надо было просто сомкнуть веки. Мой милый, бесценный. Море подарило мне тебя, а теперь так бесстыдно забирает у меня... Значит такова наша судьба? Будь счастлив и живи спокойно...       Джафар, туманный образ, так же печально, как я запомнил его в последний раз, махнул мне своим изумрудным хвостом и уплыл далеко-далеко...       Растворился в пустоте, унося за собой трепетное и горячо любимое «Син...»       И я остался один. А вокруг — бескрайний простор. И тьма...       Меня поглотила тьма.

***

      В опустевшем гроте, чуждом и холодном, с тяжелым сердцем сидел юноша с рыбьим хвостом, безотрывно смотрел на горизонт и беспрерывно звал. Пасмурно. Солнце символично заволокли облака. Ветер развевал пепельные волосы, позвякивая ракушкой, и доносил до ушей юноши соленый шепот. Море говорило с ним. Но русал и слушать не хотел, с ужасом в стальных глазах наблюдал за надвигающейся тьмой. Она, как большая черная птица, накрывала все на своем пути, несла на крыльях своих беду. И юноша чувствовал это. Что-то «щелкнуло» в его голове, русал сорвался с места и вот уже, выбиваясь из сил, плыл так быстро, как только мог.       Их разделяет огромное расстояние и голодная пасть бушующей стихии. Юноша часто всплывал на поверхность, чтобы убедиться — он не опоздал, еще можно успеть! Волны то и дело относили его назад, останавливали, не давали пройти, как будто море ограждало творение свое от опасности, но русал боролся и упрямо плыл дальше. Сверкнула молния, а за ней вспыхнул огромный покореженный факел...       Он смог, он добрался! Застал лишь последний вздох изувеченного корабля, когда того поглотила черная пучина. Тут же море затихло, словно исполнило свое темное предназначение и успокоилось.       В сердце что-то оборвалось: где? Где он?! Спасся ли? На рифы забрались два человека, но ни один из них не похож на него... Где же, где?.. Повсюду плавают обломки корабля и тела погибших, но и здесь его нет! Русал метался, судорожно соображая, вырисовывая в своем сознании все самое худшее. И оказался прав. Чуть поодаль, зацепившись пробоиной за подводный риф, как пораженный копьем зверь, плавало изувеченное судно. Юноша обогнул его со всех сторон, и только пламя длинных аметистовых волос, поднимавшийся откуда-то из глубины корабля, поселил лучик надежды в трепетное сердце.       Думаю, нет смысла описывать, как хрупкий русал доставал из-под обломков бездыханное тело, как, превозмогая усталость и возмущение моря, тащил его к берегу, как молился своим богам во спасение жизни этого человека. Своего человека. И сердце юноши было готово разорваться от горя, когда в том самом гроте, где началась и так страшно закончилась прекрасная история любви простого матроса и морского нериада, он осознал, что не увидит больше теплого света, который излучал моряк. Родной. И любимый...       Из-за облаков выползло холодное белое солнце, издевательски обнимая русала обманчиво нежными лучами. Море присмирело и теперь звало свое творение домой, мягко омывая плавник его хвоста. Юноша безучастно смотрел перед собой и ничего не видел из-за слез, застилающих глаза. Ничего не слышал из-за молитв, возносимых небу. Ничего не чувствовал, потому что и так нестерпимо больно. Не бессмертен человек по своей сущности. И не бессмертна русалка, которая влюбилась в него...       Спокойно бледное лицо человека, и по-прежнему прекрасно. Смерть будто и не коснулась его. А может, там ему лучше? Нет, это не справедливо, он должен жить! Как долго бедняга просидел над безжизненным телом? И сколько слез пролил за это время?.. Сейчас же ни одна эмоция не мелькнула на лице юноши. Лишь горечь потери и твердая решимость в глазах: он сделает это, сделает ради любимого — отдаст жизнь за его вздох.       Русал печально улыбнулся — слезы давно высохли на веснушчатых щеках его — и отрешенно осмотрелся вокруг: последний взгляд на бездушный диск уходящего светила, последний упрек в сторону моря, последнее ощущение прохладного сыпучего песка между пальцев. Он склонился к груди матроса, трепетно приобнимая его, как делал это раньше, лег. О чем думал он, поглаживая дрожащими пальчиками холодную щеку, обездвиженные веки, еще влажные прядки фиалковых волос?.. Русал провел по губам — все такие же мягкие, — потянулся, оставил последнюю память о себе в виде поцелуя, горячего, нежного и такого живого... И все-таки не смог сдержать последних слез — крупные, они побежали по щекам, оставляя обжигающие дорожки. Он сжал в одной руке одежду человека, в другой — жемчужное ожерелье, устремил взгляд в небо, до боли в легких вдохнул соленый морской воздух, прикрыл веки, с дрожью открыл рот...       И запел. Прекрасно запел, в голос, как не пел никогда, как поют обычные люди, когда им плохо или хорошо...       Запел свою последнюю песню.       И разносился ветром голос его по округе, оповещая жителей острова, что погиб герой их бессмертной легенды...

***

      Мне снился страшный сон: черное небо, шторм, разъяренное море, как дикий зверь, кидающееся на наш корабль, и тьма, полностью поглотившая меня. Не знаю как, он вытащил меня оттуда... Джафар, мой милый Джафар. Он позвал меня, вывел за руку на свет, когда я совсем сбился с пути в той непроглядной темноте. Обнимал меня, пел замечательную песню, теплую, но такую печальную, словно прощался со мной. Во всех его действиях будто бы читалось: «Прощай...» Нет, сокровище мое, Джафар, я же обещал вернуться, помнишь?..       Какой странный сон. Я очнулся; голова нестерпимо гудела. Не спеша открыл глаза, увидев над собой алеющий небосвод — значит, уже закат. Когда я успел уснуть? И почему в таком странном месте?.. Солнце еще над горизонтом, но оно совершенно не греет. Я осторожно сел и осмотрелся вокруг: наш грот, спокойное синее море, чистое небо... Но мне казалось, мы плыли домой, разве нет? Или действительно казалось? Что за чертовщина! Не могу понять, что происходит со мной, со временем; мысли путались и подло ускользали, а в голове все звучал его голос. Джафар, где ты? На губах словно застыло его прикосновение, горячее, живое...       Я хотел поднести к лицу руку, и что-то, соскользнув с нее, жалобно звякнуло. Взгляд невольно опустился вниз. И сердце пропустило удар. Еще один. Дыхание перехватило, а в горле встал ком — мучительные секунды длинною в вечность... Горстка белоснежной морской соли с парочкой изумрудных чешуек лежала рядом со мной, а на ней поблескивало ожерелье — жемчужная нить с ракушкой посередине. В груди невыносимо больно сдавило — так это был не сон!.. Он прощался... Действительно прощался со мной...       О, мой Джафар!..       Как я хотел сквозь землю провалиться! Или оказаться поглощенным бездной морской! За что?.. За что ты, море, обрекло меня на муки?! Подарило сокровище, а потом вырвало его от меня, оставив сердце мое навсегда истекать кровью! За что ты прокляло меня на вечное одиночество, море?!..       Со всей своей любовью, теперь я проклинаю тебя, море!..       Я слышал крик, словно в кого-то разом вонзились тысячи ножей. Животный крик, дикий... Был ли он моим? Или чьим-то еще? Не знаю...       Не помню, что было дальше, этот момент вот уже много лет белым пятном остается в моей памяти. Только по сторонним рассказам я смог выстроить цепь событий: на следующий день меня без сознания нашли жители острова — весть о кораблекрушении разлетелась быстро, и вскоре на все побережье выслали патруль искать выживших. Дик и Нейман, кстати говоря, все-таки смогли выбраться, правда, мы встретились уже намного позже. Жители, эти добрые люди, безвозмездно приютили меня, выходили, и, как только оказался в состоянии, я отплатил им честной и упорной работой.       Шли годы. С мореплаванием пришлось завязать — море теперь чуждо мне, — так что дальнейшую карьеру строил непосредственно здесь, на острове. Заработал состояние, выкупил землю на том краю, отстроил себе небольшой домик недалеко от грота. Сюда до сих пор никто не ходит, считают место проклятым. А мне и не нужны лишние гости. Бывает, забредут мои товарищи ненадолго — и снова ни души. Ведь это только наш «райский уголок»... Каждый вечер я спускаюсь в грот. Здесь даже в плохую погоду тишь и благодать — видимо, что-то оберегает это место — и я могу спокойно побыть наедине со своим сокровищем. Читаю вслух книги, как и прежде, рассказываю истории, делюсь событиями в надежде, что где-то там мой нериад слышит меня. Сидит, подперев голову руками, и улыбается своей светлой детской улыбкой. От него осталось только ожерелье, которое я когда-то подарил в знак чистой любви, и оно всегда со мной.       Как и всегда во мне будет гореть любовь к тебе. Джафар, мой милый Джафар...       А обещание свое я так и не исполнил...       Но память о последней песне прекрасного творения моря и о преданной любви его останется со мной навеки...

***