Сладкая жизнь

       Головная боль. Тошнота. Казалось, что все кости моего тела сломаны. Я еле-еле открыла глаза, в лицо сразу ударил яркий свет. Осмотревшись, я поняла, что лежу на огромной двуспальной кровати. Подо мной было шелковое одеяло красивого каштанового цвета, на тумбочке стоял стакан с водой, а рядом лежала пара каких-то розовых таблеток. Я посмотрела на стены кремового цвета с редкими деревянными вставками, в каждой из которых был выгравирован величественный герб. Видимо, это герб Кавендишей. Ведь я была в пентхаусе Эдварда, это ясно как день. Другой вопрос, почему я попала в эту комнату?        Только осмотрев все вокруг, я заметила, что одета. Это меня немного успокоило, но затем я почувствовала, что на мне… Нет нижнего белья. Оно аккуратно лежало на второй половине кровати. Значит, меня все-таки раздевали. Черт, черт, что он сделал со мной? И зачем?!        Мне стало еще хуже. Я привстала и почувствовала подступающую истерику. Я ощущала себя избитой, покусанной жертвой, которую бросили умирать в одиночестве. Что мне делать? Сколько времени? Где Кристофер? Потекли горячие слезы, но язык будто онемел. Я не могла кричать. Я молчала и плакала, руки бешено тряслись, когда я снимала платье и надевала бельё. Мне дико хотелось пить, но принимать то, что оставил этот демон… А вдруг это новая доза той дряни, которую он подмешал в водку?        Я заставила себя подняться, подбежала к двери и резко дёрнула за ручку. На удивление, было открыто. Моё тело все ещё раскалывалось, голова трещала от переизбытка нервов, но я достаточно уверенными шагами спустилась на первый этаж. Там передо мной предстала картина, которую я никак уж не ожидала увидеть. На диване сидел Эдвард и преспокойно попивал, судя по цвету жидкости в бокале, виски. Тихо играла какая-то музыка. А сам Кавендиш, с закрытыми глазами и откинутой на спинку дивана головой, вовсе не выглядел способным на жуткую подлость человеком.        — И чего стоишь? Подойди сюда. — Властным голосом произнёс он, не открывая глаз. Повинуясь какому-то инстинкту, я тихими шагами подошла к дивану и посмотрела на него, пытаясь понять, что же я сделала такого этому аристократишке, за что оказалась отравленной и раздетой, будучи без сознания.        Этот жутко неправильный, резкий профиль. Он открыл глаза. Я судорожно хваталась за все мысли, что в тот момент летали по моему сознанию, ища самую подходящую, самую точную. Мои губы, едва приоткрывшись в желании высказать все, что я думаю, начали дрожать. Ладони лихорадочно тряслись. Я прикусила нижнюю губу и зажмурила глаза в попытках остановить поток слез.        — Может, объяснишься?! — закричала наконец я. Нервы сдали. Глаза распахнулись. Слез уже не было. Лицо стало сухим в один миг. Гейзер взорвался. Прорвался сквозь глубокий слой почвы.        — А что ты конкретно хочешь знать? — спокоен как удав. Делает большой глоток. Я замечаю его изящно торчащий кадык… Никогда не отмечала этого в мужчинах.        — Какого черта, Кавендиш?! Что ты делал со мной? И вообще, зачем?        Он молчал. Я даже не знаю, сколько он молчал.        — Где мои вещи?! Где Кристофер? Черт, родители, наверное, ищут меня… Эдвард! — когда я назвала его по имени, он внезапно открыл глаза и посмотрел на меня таким ясным и чистым взглядом, что я испугалась и, сев на диван рядом, начала истерично рыдать, уткнувшись лицом в колени. А потом я почувствовала осторожное прикосновение его руки к моей спине. Я прекратила рыдать. Он провёл пальцами до поясницы, а затем убрал руку и снова откинул голову.        — Дженнифер попросила помочь устроить тебе какую-нибудь подлость. Сразу скажу, накачать тебя — исключительно моя идея. Твоя бывшая подружка недостаточно жестока для такого.        — И ты согласился? Зачем? Что она тебе предложила взамен?! И что ты делал со мной, пока я была в отключке?! Черт, Эдвард!        Глаза снова на мокром месте. Я готова была прямо сейчас выпить ещё хоть литр той дряни, что была подмешана в водку, дабы более никогда не видеть этот чертов мир.        — Я лишь сделал пару фото в нижнем белье. А снял его потом, чтобы ты перепугалась. Как вижу, сработало. Стоп, — сказал он и посмотрел удивлённо и настороженно. — Серьезно думаешь, что я изнасиловал тебя, накачанную и беззащитную? Мур, я, конечно, тот ещё изверг, однако, прости, я люблю, когда девушки сладко стонут. А ты как бы не могла стонать. По идее, я должен скинуть эти фотки Дженнифер, но…        Его слова звучали более, чем убедительно. Стало спокойнее. Слегка, но спокойнее. Я понимала, что он меня не обманывает. Самое страшное позади, и это было прекрасно. Но я чувствовала: с этого момента что-то в моей жизни определённо полетит к чертям. И я боялась за самое главное…        — Но могу этого не делать. И не буду. Так как ты будешь моей игрушкой, Мур. И повторюсь, никакого сексуального насилия против твоей воли. Если откажешься — эти фото, — он достал телефон и показал кадры из фотопленки. Да. Это была я. — Именно эти фото станут достоянием общественности. Ты ведь не хочешь этого, верно? — он произнёс последнюю фразу так тепло, что, если бы не её смысл, я бы улыбнулась. — И да. Родителям с твоего телефона я отправил сообщение, написав, что ты остаёшься у Дженнифер. Кристофера известил таким же способом о том, что ты покинула вечеринку, так как тебе срочно понадобилось домой. Он в это не сразу поверил, подошёл ко мне, явно хотел подраться, но я сделал вид невинного мальчика и лишь развёл руками в сторону, пока ты сладко спала в моей спальне.        — Что ты хочешь? — пролепетала я, остановив взгляд на стакане виски, который был почти пуст. Пуст. Как и я сама.        — Ты теперь моя собственность, Белла Мур. И вскоре ты все сама почувствуешь. Сразу скажу, я при удобной возможности оповещу Дженнифер о том, что наш договор не будет выполнен. Чтобы ты была уверена, я могу устроить все так, что ты сама это услышишь. Если согласишься на мои условия, конечно.        — Я согласна. — ответила потерянным голосом я и почувствовала, как хочется прямо сейчас провалиться сквозь землю. Или умереть. Исчезнуть. Или вернуться в прошлое и остаться сегодня с Кристофером у него дома. Как я расскажу ему об этом? Я не смогу. Мне противно и отвратительно думать о произошедшем, хоть я и не виновата ни в чем.        Как вообще могло такое случится со мной? Никогда бы не подумала… Но буду честна с собой: косвенно я сама виновата в том, что стала узницей. У него мои фото. Фото в нижнем белье. Пусть расскажу я Кристоферу правду. А если он не поверит мне и… Уйдёт? Разве переживу я такое? Разве смогу я учиться в одной школе с Эдвардом Кавендишем и моим дорогим Крисом? Нет, черт возьми! Я сойду с ума! Я уже, кажется, схожу с ума, постепенно осознавая последние события. Кинув взгляд на этот отвратительный мне, но идеально ухоженный субъект, я не увидела самодовольства, которое ожидала видеть. Эдвард был спокоен, умиротворён, будто подобные ситуации для него близки как воздух, будто такое утро воскресенья — привычная стабильность. Как же он существует на белом свете?        Снова не могу плакать. Мыслям тесно, я чувствую напряжение в висках. Он ужасен… Омерзителен… Бесподобный тиран, необыкновенный человек, мерзкий представитель нашего рода… Он — изверг. «Сейчас семь утра. Я отвезу тебя домой через пару часов» — бросил Эдвард и ушёл наверх. Я осталась сидеть на диване, разглядывая тот же стакан. Уже пустой. Полностью пустой. Пустой, как и я.        В следующую секунду я беру его в руки и со всей силы швыряю на пол. ***        В девять Эдвард Кавендиш отвёз меня домой. Остановил машину за несколько метров до моего дома и, перед тем как я вышла, погладил меня сначала по обнаженной коленке, потом по щеке, затем ласково похлопал по ней, от чего мне стало ужасно тошно, ухмыльнулся и открыл дверь. Я молча вышла, глотая подступившие слёзы отчаяния. Бесподобный тиран… Мерзкое создание.        — Завтра воскресенье, Мур. В двенадцать будь у меня. — крикнул он.        Я не была готова к такому. Воскресенье я обычно провожу сперва за уроками, а затем с Кристофером.        — Но я…        — Мур, ты уже забыла о нашем уговоре?        Кавендиш произнес последнюю фразу таким ледяным и спокойным голосом, жестоким, режущим все моё сознание, но в то же время голос этот меня манил своей многогранностью, как и глаза. Глаза… Непонятного цвета. Закрытые от внешнего мира. Скрытые от всяких реальных чувств. Карие, отливающие под лучами солнца — бронзой и золотом, а в тени я видела в них тёмные, потайные узоры. Сейчас я смотрела сквозь стекло автомобиля в эти глаза и не видела ни благородных металлов, ни черни. Они были плоскими, равнодушного коричневого оттенка, и тем казались спокойными и обычными. Именно с такими глазами он смотрел на девушку, которую привязал к себе как игрушку, сделав из неё жалкую пленницу. Я не могла отступить.        — Я буду.- Грубо и тихо отвечаю я, захлопывая дверь, и почему-то ноги сами начинают бежать, несут меня домой, будто там я смогу спрятаться от своих проблем и забыться. Будто стены здания защитят меня от самого отвратительнейшего человека Англии, нет, всей планеты Земля. Перед самым порогом я резко остановилась, сделала глубокие вдох и выдох, дабы выглядеть перед родителями спокойной, зашла и, увидев их совершенно не обеспокоенными, прошла в свою комнату, заперлась и рухнула на кровать. Едва моё заплаканное лицо коснулось подушки, как новая порция горячих слез покрыла мои воспалённые щёки, не оставив живого места. Я рыдала и рыдала, будучи не в силах даже понять, какой смысл в этой истерике, ведь в прошлое не вернёшься, а ласково попросить Эдварда Кавендиша удалить фотографии и забыть эту гнусную историю — бесполезное дело. Он заметил меня. Он обратил внимание именно на меня. Почему? Он особа голубых кровей. Я более чем уверена, в его жизни побывали девушки на любой вкус и цвет. Почему же в качестве жертвы была выбрана я? Я зацепила его грубостью и самодостаточным поведением?        Внезапно я услышала звук входящего сообщения. Приподнявшись, но не открывая глаз, я засунула руку в сумку и нашла там телефон. Взяв его, я увидела на горящем экране неизвестный номер. Обычно я не читаю такое… Однако любопытство берет вверх. Я открываю сообщение.        Как я понимаю, у вас с Эдвардом уже что-то произошло. И хоть он и мой брат, я чувствую необходимость помочь тебе. За тобой приедет машина через три часа. Э. K.        Вот такого я точно не могла ожидать. Элизабет? ***        Ровно спустя три часа я вышла из дома и в эту же секунду около меня остановилась чёрная тонированная машина. Дверь пассажирского сидения открылась сама по себе. Моё сердце бешено застучало от бесконечного страха и слепой надежды на реальную помощь. Я села в авто и каждую секунду пути томилась ожиданием. Водитель молчал. Я лишь иногда кидала взгляд на его идеально отглаженный смокинг и тёмные солнечные очки. В правом ухе у него имелся маленький наушник, через который постоянно что-то говорили. Но, видимо, при мне водитель не имел права отвечать.        Наконец, спустя полчаса авто прибыло к какой-то высокой многоэтажке. Водитель завернул в подземный паркинг. Даже так. Неплохо. Едва машина заняла свою позицию, как дверь снова открылась сама собой. Я вопросительно посмотрела на водителя. Он даже не шевельнулся. Я вышла и, осмотревшись, увидела вокруг себя кучу дорогих машин подобно той, в которой меня везли. А та покойная тишина, которая покрывала всю парковку… Звук входящего сообщения прервал идиллию.        Выходи оттуда уже и поднимайся на тридцать третий этаж. Я жду. Э.К.        В последний раз оглядевшись, я заметила большую железную дверь и направилась к ней. Открыть её оказалось очень тяжело, с трудом, но я справилась. Далее была графитового цвета комнатка, в которой находился лифт. Я зашла в него и нажала на ярко-выделенную кнопку «33». Скорость была потрясающей для меня. Уже через несколько мгновений лифт остановился. Я вышла и очутилась в мраморном коридоре такого же графитового цвета, как и прихожая лифта. Сердце заколотилось ещё быстрее. Мне было и страшно, и до одури интересно, что будет дальше. Я заметила массивную деревянную дверь черного цвета чуть поодаль. Единственная на этаже. Видимо, Элизабет любит уединение. Я подошла и, ухватившись за железную ручку, слегка нажала на неё, и дверь бесшумно отворилась.        Меня встретила ослепляющая белоснежная квартира. Белый пол, белые потолки, кожаный диван снежно-молочного оттенка, белый пушистый ковёр около белого телевизора и белый кофейный столик, на котором стояла белая кружка. С ума сойти. С одной стороны мне показалось это жутко странным, а с другой стороны — гениальным. Я почему-то всерьёз восхитилась Элизабет. Чуть левее входной двери я заметила белую мраморную кухню, белую посуду, мелкую бытовую технику, которая тоже была белой… Я сделала неловкий шаг вперёд. Лишь спустя несколько секунд я заметила хозяйку квартиры, которая стояла у панорамного окна в идеально сидящем на ней черном платье, создававшем яркий контраст между Элизабет и её квартирой. Что за потрясающая девушка! Как это в ней совмещается?        — Вижу, у тебя много вопросов. Но некоторые из них не имеют ответа, Белла. Будешь кофе? — спокойным и непринуждённым тоном произнесла Кавендиш, сделав пару шагов вперёд. Я смутилась такой легкости после столь официального приглашения и моего прибытия сюда. — Белла, водитель — просто средство конспирации, вот и все. Мы одноклассницы, в конце концов. А я не деспот. И хочу тебе помочь, так как знаю, с чем ты имеешь сейчас дело. Доверяй мне.        Я молчала и изучала её своим воспалённым от эмоций взглядом. Несмотря на то, что Эдвард и Элизабет были близнецами, а черты их были также одинаковыми, выглядели они совершенно по-разному. Брат светился честолюбием, самоуверенностью и полным отсутствием чувств, а сестра… Опустив некую строгость и стабильное спокойствие, она излучала тепло и просто влюбляла в себя… Она располагала к себе, не открывшись тебе и не рассказав ничего личного. Это меня пугало, но притягивало.        — Кофе буду. — ответила наконец я, посмотрев на неё максимально спокойно, насколько я могла. Ведь волнение все ещё трепеталось внутри меня. Именно в этот момент я почему-то вспомнила Эдварда. Все его взгляды, обращённые на меня, каждый раз приобретавшие новые оттенки. Эти бронзовые глаза… Требовательные. Самодовольные. Холодные. Холодные не из-за цвета, как у Кристофера, а отражающие внутренний лёд потайных уголков души. Всё-таки что-то было в нём… То, чего не было в других людях, которых я знала. Он был особенный. Он пугал, но в то же время увлекал сознание, игрался с моими мыслями. И я решила наверняка узнать, кто он.        Кофе был готов. Мы присели на потрясающе мягкий диван, я взяла чашку в руки и сделала глоток. Обжигающе, терпко, в меру сладко. До жути приятно.        — Славный кофе, Элизабет.        — Спасибо. Всегда любила кофе по-особенному. — Задумчиво протянула она. Её выражение лица было напряжённым, будто Элизабет пыталась привести мысли в порядок. Но это забытье продлилось лишь несколько секунд. Элизабет встряхнула головой и ясным, просветлевшим взглядом посмотрела на меня, тепло улыбнувшись.        — Я хочу поведать тебе кое-что про нашу с братом жизнь, Изабелла. Видишь ли… Три года назад в нашей семье случилось ужасное несчастье…- её голос задрожал, я видела, как она сопротивлялась подступающим эмоциям, нервно сжимая белоснежную салфетку в руках. Но болезненная улыбка не покидала в миг побледневшего лица. — Наша дорогая мама умерла так внезапно и быстро от рака. Отец обезумел от горя и вместо порядочной скорби спустя уже месяц пошёл по борделям, алкоголю и лёгким наркотикам. Мы с Эдом тогда еле-еле смогли вытащить его. Наркотики он бросил. Но девушек и алкоголь — нет. Но мы и отсутствию таблеток были рады. Хотя нам самим было… Нелегко. — Последнее слово она выдавила из себя с ужасной болью. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела. — Отец и сейчас ведёт разгульный образ жизни, но уже более по-светски, более скрытно и солидно даже, каждая пассия не задерживается в его постели больше чем на месяц… Естественно, отсутствие ласки и нежности усложнило нашу с Эдом жизнь. Я стала замкнутой, порой слишком сдержанной, с вечным желанием все контролировать — я даже сейчас это делаю, контролирую своего брата — а вот Эдвард… Он насмотрелся на отца, Белла. Мама воспитывала любящего и сильного мужчину. Он в нём и остался, правда, но Эд скрывает его, облачаясь в литры текилы, зеленые бумажки и кучу моделей с обложек. — Говоря о брате, Элизабет не скрывала озабоченного выражения лица, безумного волнения и любви. -Я не хочу оправдывать его, Эд сделал много пакостей за эти три года, но я всегда верила и ждала, что он встретит человека, который будет способен на него как-то повлиять…        — О, нет, я чувствую, к чему ты клонишь! — резко и неожиданно для себя воскликнула я. — Я не тот человек, Элизабет! И Эдвард ужасно поступил со мной! Он подлил мне какую-то гадость в водку, я отключилась, он спрятал меня, раздел, сфотографировал в нижнем белье и под угрозой массового распространения заставил меня «быть его игрушкой», дословно, Элизабет! Нет, нет, я не хочу связываться с ним!        Внезапно для себя я заплакала, закрыв лицо руками. События сегодняшнего утра остро напомнили о себе. Я почувствовала на спине лёгкое касание руки Элизабет. Сделала совсем как Эдвард.        — Мне безумно, безумно жаль вас. Я не представляю, как вы живёте после такого, — начала я, подняв на девушку заплаканный взгляд. Она смотрела на меня с сочувствием. — Но он теперь манипулирует мной! А я буду делать все, лишь бы не потерять Кристофера, потому что я чертовски люблю его.        Элизабет глядела на меня так тепло и умиротворенно, что это никак не складывалось с той дрожащей, взволнованной девушкой, какой она была, рассказывая про смерть матери и потерявшегося в паутинах разврата брата. Вот оно — постоянный самоконтроль, рвущееся наружу желание вечного спокойствия. Элизабет взяла меня за руку, слегка сжав её. Я напряглась в томительном ожидании её слов.        — Я тебе рассказала это все не для того, чтобы ты перестала на него злиться или ради оправдания, которое будет бесполезным. Я искренне сочувствую тебе, но… Хочу сказать, что подобную проделку Эдвард совершает первый раз. Он творил всякое, но все было больше издевательским, он не останавливался перед возможностью кого-то унизить, выставить напоказ что-то компрометирующее. Мой брат не покажет твои фото в любом случае, Белла, я уверена. Ты… Ты зацепила его. Эд не действует по старым схемам, значит, ты и есть тот человек с влиянием.        Услышанное повергло меня в какой-то апатический шок. Я отвернула лицо от Элизабет и стала залипать в потухший экран телевизора. Старые схемы не работают… Да нет, вовсе не может быть такого, тут, должно быть, какая-то ошибка.        — Он не мог влюбиться в меня, Элизабет. Я бы поняла это сама. Но я ничего такого не чувствую.        — Я говорю, человек с влиянием, а не любовь всей жизни, Белла. — ответила девушка, мягко улыбнувшись. — Но пойми, в этом и есть твой путь к спасению. Чем больше ты будешь проводить с ним время, чем больше ты будешь влиять… Тем скорее ты будешь свободна. Ты не потеряешь Кристофера по вине моего брата, это я обещаю тебе. Если Эд все же перейдёт грань, вмешаюсь я. Но погубить тебя я ему не позволю. А сейчас не буду этого делать, поскольку искренне верю в твою спасительную роль. Понимаешь меня, Белла? Я очень хочу добра Эду. Но я — прямое напоминание о матери. Я более на неё похожа, чем он. Я — боль для Эда.        Апатический шок не покидал меня. Я молчала и понимала с каждой секундой все лучше и лучше, что не могу находиться здесь более. Внезапно для самой себя я резко встала с дивана, направилась к двери, кинула угрюмое «Пока, Элизабет» и практически убежала в лифт, который быстро довёз меня до паркинга. Чёрная машина стояла на том же месте. Я села в неё, не в силах даже восстановить привычное дыхание. Водитель продолжал молчать. А я захлебывалась в эмоциях, безмолвно, отчего мне было ужасно больно не только морально, но и физически. Я пыталась осознать поступившую информацию, не перепутав ничего, не смазав и не растеряв детали. Смерть мамы, обезумевший от горя отец, алкоголь, шлюхи, наркотики, потерявшийся внутри сильный и любящий мужчина… С одной стороны, банально, но… Мне было больно за Эдварда.        — Так вот ты какой, Эдвард Кавендиш…- еле слышно прошептала я себе под нос, сжимая руки в кулаки от перенапряжения.        Авто остановилось прямо у моего дома. Я не сразу поняла это. Все сидела и безмолвно погибала. Дверь открылась сама собой. Я заметила это, выскочила из машины и побежала домой, с той же надеждой в душе, что и утром — будто бы прочные стены этого совсем не родного мне строения решат все мои проблемы, укроют от напастей внешнего мира и как-нибудь положительно повлияют на Эдварда Кавендиша.